Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






ФИЗИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА




- область культуры, регулирующая деятельность человека (ее направленность, способы, рез-ты), связанную с формированием, развитием и использованием телесно-двигат. способностей человека в соответствии с принятыми в культуре (субкультуре) нормами, ценностями и образцами.

Ф.к. (соматическая) как культура тела, двигат. активности человека не является традиц. и общепризнанным объектом социокультурного анализа, хотя разл. аспекты этой проблемы всегда были широко представлены в контексте разл. социокультурных теорий и практик. Ориентиры “физич. совершенства” как одной из составляющих “всесторонне и гармонично развитой личности” постоянно задавались творцами теоретико-идеол. систем (от первых утопистов до авторов партийных программ); постоянное место данная проблематика занимала в рамках изучения вопросов спец. пед. (“физкультурной”) направленности, формирования образоват. дисциплин и программ и т.п.

Однако, в пространстве культурологии рефлексия социокультурных практик, связанных с телесно-двигат. характеристиками человека, почти полностью отсутствует, а обращение к феномену Ф.к. ограничено здесь, как правило, лишь его упоминанием среди других областей культуры. В ряду факторов, значимо влияющих на статус этой сферы, — устоявшаяся, общепринятая — и в массовом и, в значит, мере, в научном сознании — позиция отождествления культуры человека исключи^ тельно с его интеллектуальными и духовными (т.е. “внутр.”) атрибутами; физич. же качества человека в лучшем случае рассматриваются как нейтральные по отношению к культурному срезу человеч. бытия, как некая “параллель” по отношению к истинной культуре, как природное, т.е. отличное от культуры, внекультурное, естественно-детерминированное основание человеч. существования.

Устойчивые стереотипы рассмотрения телесного начала лишь как естеств., а не культурного феномена, как собственно физич., а не социального явления в значит. мере определили несформированность социально-культурного направления в изучении человеч. тела и вынесенность этого феномена “за скобки” культуросообразного осмысления и деятельно-практич. отношения к нему, что в совокупности проецируется на неоправданную периферийность области Ф.к. в контексте культурологии и в системе социокультурных практик.

Само понятие “Ф.к.” высоко полисемантично, подразумевает возможность разнохарактерных его трактовок: а) Ф.к. как реальность, к-рая включает всю материальную среду, преобразованную и сформированную человеком в соответствии со своими потребностями, возможностями, ценностями. Сюда же включается и сам человек как элемент в единой системе связей материального мира; б) Ф.к. как система ценностей, деятельностей и их рез-тов, связанных с разл. видами физич. активности человека (в том числе, и с физич. трудом, оздоровлением и пр.); в) Ф.к. как комплекс разл. видов человеч. моторики, встроенной в другие виды социальной деятельности, в процесс социализации индивида, его обучение, овладение разл. навыками и умениями; г) Ф.к. как набор упражнений, средств воздействия на телесную природу человека, как инструмент ее модификаций; д) Ф.к. как спортивная деятельность, связанная с состязательностью, соревновательностью и выявлением макс. возможностей человека.

При всем многообразии скрывающихся за этой типологией подходов, наиболее часто выдвигаются два основания для опр. трактовки Ф.к., ее отнесения к сфере культуры как таковой. Первое из них — это факт целенаправленности, осознанности воздействий на телесную природу человека, что, по мнению сторонников такого подхода, уже делает эту деятельность принадлежащей к с4>ере культуры. Во вт. случае, акцент делается не на характере воздействий, а на их объекте — теле, моторике человека без уточнения особенностей, проистекающих из последствий этих воздействий. Наиболее широкое распространение получили трактовки Ф.к. как области деятельности, специфика к-рой в непосредств. развитии и совершенствовании физич. качеств, навыков, умений человека.

Однако, такой подход не создает оснований для реабилитации Ф.к. как подлинного феномена культуры, а не как частной формы деятельности, что предполагает, прежде всего, рассмотрение “тела как ценности”, к-рое “строго отграничивается от естественно-научной т.зр.: от биол. проблемы организма, психофизиол. проблемы отношения психол. и телесного и от соответствующих натурфилос. проблем...” (Бахтин).

Восприятие, трактовка, оценка человеком своего тела: осознание его места и значимости в структуре личности и в социальном пространстве; утверждение принципа сопряженности телесного и духовного в человеке или ориентация на их противопоставленность; “рейтинг” телесных характеристик на обществ, и личной шкале ценностей — все это образует смысловой

контекст формирования аксиологии человеч. тела как одного из базовых оснований культуры телесности.

Особенности соматич. культуры в рамках отд. групп, сообществ, истор. эпох в значит, мере связаны с признаваемой и предписываемой “моделью человека”, всегда эксплицитно включающей смыслы, ценности, эталоны внешних, физич. качеств человека, а также нормативы и каноны соответствующих телесно-ориентированных практик (образоват., оздоровит., эстетич. и пр.). Богатая история культурного развития человечества явила множество типов “соматич.” сознания и форм деятельности, в основе к-рых всегда лежало более глубокое, мировоззренч. основание — среди них могут быть выделены: 1) утверждение изнач. телесно-духовно единства человека: рассмотрение телесности просто как иной (внешней) формы внутр. мира человека (принцип неразделимости, единства тела и духа, “внутр.” и внешнего в человеке); 2) рассмотрение человека как целостности, объединяющей разнохарактерные, но связанные между собой фундаментальные начала: ориентация на достижение согласия и взаимодействия между телесностью и духовностью, “очеловечивание” и “возвышение” телесного (принцип гармонизации через возвышение телесности); 3) “раздвоение” человека на природную форму (телесность) и разумную, социальную или божеств, сущность: признание телесности как неизбежной необходимости, как средства для достижения целей, преследуемых духом, разумом (принцип соматич. позитивного утилитаризма); 4) противопоставление телесного и духовного в человеке, утверждение их непримиримости при абсолютизации разумного, духовного начала: ориентация на уничижение телесности, пренебрежение по отношению к ней, отрицание ее позитивного смысла (принцип аскетизма); 5) утверждение приоритета естеств., природного, телесно-чувственного в человеке над социальным, культурным, приобретенным: ориентация на следование “голосу тела”, “натурализация” человека (“принцип соматизации”).

Проекция той или иной аксиологии телесности в сферу Ф.к. (включая практич. деятельность или не-деятельность) делает весьма сомнительным типичное для массового сознания отождествление понятия “физкультура” с физич. двигат. активностью, с процессом развития и укрепления телесно-физич. качеств человека самих по себе, без к.-л. сопряжения этого процесса с нравств., интеллектуальными, эстетич. основаниями деятельности, и наоборот. Такая ситуация имеет два рода важных для об-ва и личности последствий. Во-первых, девальвацию ценности, культурного смысла телесности, социального статуса и престижа физич. имиджа человека; отсутствие или крайне слабую актуализированность ориентации представителей разл. социальных групп на культивирование своих телесных, двигат. качеств; утвердившийся “соматич. негативизм”, проявляющий себя в самых разных сферах и областях — начиная от равнодушия к собств. физич. здоровью (до момента его потери!), недоверия к своему телесному опыту, “голосу тела”, к-рый немногие умеют услышать и понять, и до пуританского взгляда на искусство, воспевающее, по Бодлеру, “величье наготы”. Во-вторых, своего рода соматизацию человека, возведение в абсолют его “мускульно-мышечных” или “бюстово-ягодичных” достоинств. Лишь при очень поверхностном взгляде эта тенденция выступает как противоположная первой, т.е. уничижительно-пренебрежит. отношению к телесности. По своей сути и первый, и второй род последствий имеют единую основу — вынесенность телесно-физич. характеристик человека за рамки нормальной культурной социализации, априорное исключение телесного бытия человека из системы социокультурных ценностей.

Собственно культурный смысл, культурное содержание деятельности, связанной с телесностью, формируется в процессе “встраивания” социального бытия телесности в систему культурных ценностей, идеалов, норм, ориентации. Рез-том этого процесса должно быть достижение (посредством использования соответствующих средств) соразмерности телесно-природных характеристик человека ценностям его подлинно социального, духовного, личностного развития (самореализации, полноты бытия и самоощущения и т.п.); “во-площение” социально-человеч. и “одушевление” природного, овладение человеком своим телом, формирование потребности и способности его использования в соответствии с принципами культуры, этич. и эстетич. основаниями культуры.

Если для характеристики уровня биол. существования “homo somatis”, связанного с витальными ценностями, применимо понятие “быть телом”; для характеристики его социального функционирования, ориентированного прежде всего на инструментальное использование телесно-двигат. возможностей человека, — понятие “иметь тело”, то наиболее адекватной характеристикой культурного бытия “человека телесного” является принцип “творить тело”.

Ф.к. (соматич.) — это не сами по себе средства повышения физич. показателей (комплексы упражнений, методы оздоровления и пр.) или обладание физически развитым телом, а реализованные потребность и способность личности к совершенствованию своей телесности на основе принципов культуросообразности, включающих осознание тела как личностной и социальной ценности, его индивидуально-экспрессивных и коммуникативных возможностей; соответствие телесных практик нравств. и эстетич. основаниям, включая охранит, и поддерживающее отношение к природным нормам телесности.

Поскольку взаимодействие природного и социального, естественного и “рукотворного” лежит в основе любой человеч. деятельности, а сам действующий человек — всегда, прежде всего, “человек телесный”, то телесная культура необходимо выступает как базовый, фундаментальный слой культуры, как ее интегрирующее звено, абсорбирующее разл. формы и механизмы “встраивания” природного начала в социокультурную среду.

Несформированность телесной культуры — одно из проявлений “ущербности” культурного развития личности в целом, неадекватности этого процесса одному из важнейших оснований культуросообразности — воспроизводства целостности человека. Встраивание физич. начала в культурное пространство предполагает ориентацию на принцип “возвышения” телесного, к-рый (хотя и в несколько ином контексте) был сформулирован Вл. Соловьевым: “конечно, прежде всего это есть факт природы (или дар Божий)...; но отсюда не следует, чтобы мы не могли и не должны были сознательно к нему относиться и самодеятельно направлять этот естеств. процесс к высшим целям” (“Смысл любви”).

Лит.: Структура культуры и человека в современном обществе. М., 1987; Плеснер X. Ступени органического и человека // Проблема человека в зап. философии. М., 1988; Телесность человека: междисциплинарные исследования. М.. 1991; Этинген Л. Малоизвестное об известном теле человека. Душанбе, 1991; Foucault M. History of Sexuality. N.Y., 1984.

И.М. Быховская

ФИЛОЛОГИЯ

— совокупность, содружество гуманитарных дисциплин — лингвистич., лит.-ведч., истор. и др., — изучающих историю и сущность духовной культуры человечества через языковый и стилистич. анализ письменных текстов. Текст, все его внутр. аспекты и внеш. связи — исходная реальность Ф. Сосредоточившись на тексте, создавая к нему служебный “комментарий” (наиболее древняя форма и классич. прототип филол. труда), Ф. под этим углом зрения вбирает в себя всю ширину и глубину человеч. бытия, прежде всего бытия духовного. Т.о., внутр. структура Ф. двуполярна. На одном полюсе — скромнейшая служба “при” тексте, не допускающая отхода от его конкретности; на другом — универсальность, пределы к-рой невозможно очертить заранее. В идеале филолог обязан знать в самом буквальном смысле слова все — коль скоро все в принципе может потребоваться для прояснения того или иного текста.

Служа самопознанию культуры, Ф. возникает на сравнительно зрелой стадии письм. цивилизаций, и наличие ее показательно не только для их уровня, но и типа. Высокоразвитые древние культуры Бл. Востока вовсе не знали Ф., зап.-европ. средневековье отводило ей весьма скромное место, между тем на родине философии, в древних Индии и Греции, Ф. возникает и разрабатывается как определ. соответствие впервые оформившейся здесь гносеологич. рефлексии над мышлением, т.е. возникает как рефлексия над словом и речью, как выход из непосредств. отношения к ним. Несмотря на позднейшие конфликты между филос. волей к абстракции и конкретностью Ф., первоначальное двуединство философии и Ф. не было случайным, и высшие подъемы Ф. обычно следовали за великими эпохами гносеологич. мысли (в эллинистич. мире — после Аристотеля, в Европе 17 в. — после Декарта, в Германии 19 в. ~ после Канта).

Универсальность Ф. наиболее наглядно реализовалась между эпохой Возрождения и сер. 19 в. в традиц. фигуре филолога-классика (специалиста по антич. текстам), совмещавшего в себе лингвиста, критика, историка гражд. быта, нравов и культуры и знатока др. гуманитарных, а при случае даже естеств. наук — всего, что в принципе может потребоваться для прояснения того или иного текста. И все же, несмотря на последующую неизбежную дифференциацию лингвистич., лит.-ведч., историч. и др. дисциплин, вышедших из лона некогда единой историкофилол. науки, существенное единство Ф. как особого-способа подходить к написанному слову и поныне сохраняет свою силу (хоть и в неявном виде). Иначе говоря, Ф. продолжает жить не как партикулярная “наука”, а как науч. принцип, как самозаконная форма знания, к-рая определяется не столько границами предмета, сколько подходом к нему.

Однако конститутивные принципы Ф. вступают в весьма сложные отношения с нек-рыми жизненными и умственными тенденциями новейшего времени. Во-первых, моральной основой филол. труда всегда была вера в безусловную значимость традиции, запечатлевшейся в опр. группе текстов: в этих текстах искали источник высшей духовной ориентации. Для религ. веры христ. ученых эту роль играли тексты Библии, обоих Заветов, для мирской веры гуманистов Возрождения и “неогуманистов” винкельмановско-гётевской эпохи — тексты классич. античности. Между тем совр. человек уже не может с прежней безусловностью и наивностью применять к своему бытию меру, заданную какими бы то ни было чтимыми древними текстами. И сама Ф., став в ходе науч. прогресса более экстенсивной и демократичной, должна была отказаться от выделения особо привилегиров. текстов: теперь вместо двух (классич. Ф. и библейской, “священной” Ф.) существует столько разновидностей Ф., сколько языково-письм. регионов мира. Такое расширение сферы интересного, важного, ценного осуществляется за счет утраты “интимности” в отношении к предмету. Конечно, есть случаи, когда отношение к тексту сохраняет прежние черты; творения Данте — для итальянцев, Гёте — для немцев, Пушкина — для русских, — это тексты, сохраняющие значимость универсального жизненного символа. Тем не менее Ф. как содержательная целостность претерпевает несомненный кризис.

Во-вторых, в наше время новые и заманчивые возможности, в т.ч. и для гуманитарных наук, связаны с исследованиями на уровне “макроструктур” и “микроструктур”; на одном полюсе — глобальные обобщения, на другом — выделение минимальных единиц значений и смысла. Но традиц. архитектоника Ф., ориентированная на реальность целостного текста и тем самым как бы на человеч. мерку (как антич. архитектура была ориентирована на пропорции человеческого тела), сопро-

тивляется таким тенденциям, сколь бы плодотворными они не обещали быть.

В-третьих, для современности характерны устремления к формализации гуманитарного знания по образу и подобию математического и надежды на то, что т.о. не останется места для произвола и субъективности в анализе. Но в традиц. структуре Ф., при всей строгости ее приемов и трезвости ее рабочей атмосферы, присутствует нечто, упорно противящееся подобным попыткам. Речь идет о формах и средствах знания, достаточно инородных по отношению к т.н. научности — даже не об интуиции, а о житейской мудрости, здравом смысле, знании людей, без чего невозможно искусство понимать сказанное и написанное, каковым является Ф. Математически точные методы возможны лишь в периферийных областях Ф.; Ф. едва ли станет когда-нибудь “точной” наукой. Филолог, разумеется, не имеет права на культивирование субъективности; но он не может и оградить себя заранее от риска субъективности надежной стеной точных методов. Строгость и особая “точность” Ф. состоят в постоянном нравственно-интеллектуальном усилии, преодолевающем произвол и высвобождающем возможности человеч. понимания. Как служба понимания Ф. помогает выполнению одной из гл. человеч. задач — понять другого человека (и др. культуру, др. эпоху), не превращая его ни в “исчислимую” вещь, ни в отражение собств. эмоций.

Лит.: Потебня А.А. Из записок по теории словесности. X., 1905; Он же. Мысль и язык. Киев, 1993; Шпет ГГ. Внутренняя форма слова. М., 1927; Жирмунский В.М. Вопросы теории литературы. Л., 1928; Тынянов Ю.М. Проблема стихотворного языка. Статьи. М., 1965; Kroll W. Geschichte der klassischen Philologie. В.; Lpz., 1924; Wilamowitz-Moellendorff U. von. Geschichte der Philologie. Lpz.; В., 1921.

С. С. Аверинцев

ФИЛОСОФИЯ

— теоретически выраженное мировоззрение, форма культуры, предлагающая рефлективное осмысление человека и его места в мире. Филос. дискурс отличается категориальным оформлением, теор. интерпретацией мировоззренч. проблем. В границах европ. филос. классики от Платона и Аристотеля до Канта и Гегеля складывается опр. категориальный аппарат рассмотрения мировоззренч. проблем, отмеченный чертами преемственности. Классич. Ф. ищет через арсенал собств. категорий универсальные, сущностные определения мира, его реалий. Мысль философа объективирует все богатство вещей, свойств и отношений, заключая его в сеть системно взаимосвязанных универсальных определений. Разрыв с филос. классикой, наметившийся еще в соч. Шопенгауэра, реализовался в работах Ницше. Мыслители постклассич. плеяды зачастую отрекаются от системного философствования, вводят категории, к-рые ранее отсутствовали в границах классич. Ф. Так, Хайдеггер, принявший на себя миссию разрушителя и критика классич. метафизики, ввел в противовес ее категориальному строю набор универсальных определений бытия-сознания — экзистен-циалов, описывающих человеч. существование как изначально невещное и содержащее возможность объективации сущего. Эксперимент с филос. языком, выведение его на новые уровни мировоззренч. рефлексии — характерная черта постклассич. Ф. Вершиной этого процесса стала совр. постструктуралистская деконструкция любых вариантов филос. теоретизирования. С этой целью Деррида создал категориальный аппарат, позволяющий, на его взгляд, проследить фонологоцентристские истоки европ. Ф. отдр.-греч. авторов до Хайдеггера и структурализма. Одновременно Деррида не, посягает на фонологоцентристские системы, считая их существование правомерным и необходимым европ. культуре. Вслед за ним резонно предположить, что каждый новый уровень филос. рефлексии не отбрасывает всецело предыдущий, сохраняет его категориальную систему в качестве самодостаточной и самоценной при условии ее культурной значимости, связи с интересами коллективной практики. Филос. дискурс традиционно ориентирован в двух плоскостях — теор. и практической. Теор. Ф. всегда ставила умозрительные проблемы, сопряженные с осознанием сущности универсума и места в нем человека, возможностей и границ его познават. активности. Она находится в единстве с практич. Ф., направленной на рассмотрение нравств. и социально-полит. проблем. В компетенцию Ф. издавна входят онтологич., гносеологич., логико-методол., антропол., аксиологич., этич., эстетич., философско-религ., философско-истор. и др. проблемы. Научные теории фальсифицируются, обнаруживают свою неполноту при столкновении с невписывающимися в них фактами. В этом смысле филос. теории нефальсифицируемы: их универсальные утверждения не могут быть опровергнуты фактуально. Продуктивность той или иной филос. системы проявляется в ее способности рефлективного осмысления, синтеза достижений культуры опр. эпохи. История Ф. показывает, что сменявшие друг друга доктрины были ориентированы на мыслит, проработку существовавших форм культуры. Обыденный язык, религиозно-мифол. представления, мораль, искусство, наука, история могут находиться в сфере внимания философа, поставляя материал для его размышлений. Вместе с тем, философствование не сводится, как подчеркивает Кант, только лишь к знанию, а предполагает его проблематизацию в свете высших целей теор. и практич. разума. Ф. живет “вечными” проблемами, к-рые получают разл. решение на том или ином витке культурноистор. развития, и это во многом отличает ее от науки. Причиной тому известная константность диспозиций экзистенциального субъекта по отношению к миру, запечатлевающаяся в обыденном языке. Обращаясь к “вечным” проблемам, философы, однако, продуцируют новые идеи, к-рые становятся достоянием культуры. В роли эмпирич. основания филос. рефлексии может выступать любой акт экзистенциальной активности субъек-

та, факт культуры. Классич. филос. теории обнаруживают в наиболее полном виде тип дискурса, где базисные принципы дедуктивно развертываются во всеобъемлющую категориальную систему. Гегель показал, что исторически в качестве принципа философствования избиралось либо некое объективно существующее субстанциальное начало (вода, единое, нус, идея и т.д.), либо полюс субъективности (мышление, созерцание, ощущение, Я и т.д.). Деррида и др. теоретики Ф. постмодернизма не приемлют сам способ центрации классич. филос. метадискурса вокруг объективного или субъективного принципов. Однако собств. аппарат приверженцев постмодернистской деконструкции классич. Ф. также центрирован вокруг нек-рых методол. категорий. В концепции Деррида таковой выступает “письмо”. Деконструкция классич. Ф. стимулирует признание плюрализма стратегий мировоззренч. интерпретации универсума, их взаимодополнительности. Вслед за аналитикой корней того или иного филос. подхода вполне логично задуматься над возможностью синтетич. или реконструктивного движения, примиряющего разл. мировоззренч. интерпретации универсума, делающего их взаимодополнительными. Признание многообразия интерпретационных стратегий, возможности их взаимодополнительности в попытке построить многомерное и постоянно варьирующееся видение мира — итог эволюции постклассич. Ф. Совр. эпоха обнаруживает новые грани проявления мировоззренч., гносеологич., методол., социально-критич. и др. функций Ф. И сегодня, после многочисл. констатации “смерти Ф.”, она оказывается необходимым инструментом осмысления коллективной практики, самосознания человечества.

Лит.: Культура в свете философии. Тб., 1979; Философия и ее место в культуре. Новосиб., 1990; Кузнецова Т.Ф. Философия как основание культуры и познавательной деятельности специалиста. М., 1990; Философия, эстетика и искусство в контексте культуры. М., 1991: Ильенков Э.В. Философия и культура. М.,!991; Проблемы философии, истории, культуры. Саратов, 1993; Кассирер Э. Избранное: Опыт о человеке. М., 1993; Cassirer E. An Essay on Man. New Haven; L., 1944.

Б.Л. Губман

ФИЛОСОФИЯ КУЛЬТУРЫ (культурфилософия)

-филос. дисциплина, ориентированная на филос. постижение культуры как универсального и всеобъемлющего феномена. Термин “культурфилософия” был использован в нач. 19 в. представителем нем. романтизма А. Мюллером. Как самостоят, сфера филос. умопостижения культуры Ф.к. сформировалась в к. 18-нач. 19 в. Однако отд. размышления и интуиции, связанные с культурой, можно проследить на всех этапах развития европ. сознания. Культурфилос. рефлексия рождается на путях осмысления универсалий. Одна из первых оппозиций в Ф.к. — соотношение природы и культуры.

Стремит, развитие получила Ф.к. в 20 в. Возникло много новых истолкований самого феномена. Осмысление культуры продолжалось и в русле творчества различных представителей философии жизни. Так, Бергсон проводил различие между замкнутыми, закрытыми культурами, в к-рых определяющую роль играют инстинкты, и открытыми культурами, отличающимися высокой настроенностью общения духовности и культом святости индивидуальной свободы. Культурфилос. концепция Бергсона строилась на различении ума и инстинкта. Видный представитель философии жизни Шпенглер отвергает традиц. европоцентризм, где история развивается линейно, по схеме “античность-Средневековье-Новое время”, и к-рая завершается торжеством европ. разума. С его именем связано возникновение “неклассич. концепций” истор. процесса в рамках зап.-европ. философии. История распадается на жизнь самостоят, культурных организмов (егип., инд., кит., греко-рим., зап.-европ., майя культуры), где ни один культурный организм не имеет превосходства над другим. Отталкиваясь от гётевских идей о метаморфозе живых организмов, Шпенглер усматривает закономерное динамич. единство в истор. трансформациях разл. культур. Одновременно в каждой культуре наличествуют неповторимые и устойчивые — физиогномич. — черты (аналог гётевского прафеномена), сохраняющиеся на всех этапах, возможность морфологич. (поиск универсального) и культурного (выявление уникального) изучения истории.

В к. 19-нач. 20 в. Ф.к. обращается к филос. осмыслению разл. фаз (или стадий) эволюции человеч. культуры. Возникает идея обозначения особой науки, к-рая занималась бы культурой. Становится очевидным, что культура требует специфич. подхода к изучению ее феноменов. Представители неокантианской философии Виндельбанд и Риккерт радикально различали “науки о культуре” и “науки о природе”. Определяя ценностную природу культуры, Виндельбанд отвергал нивелирование истор. различий и установление единообразия жизни. На основе этих Культурфилос. установок исследователи стали проводить различие между культурой как органич. целостностью и цивилизацией как формой механич. и утилитарного отношения к миру.

“Вечные” Культурфилос. вопросы нашли место и в творчестве Г.П. Федотова, Вл. Соловьева, Бердяева, Мережковского. На рубеже двух столетий особую значимость обретает вопрос о взаимосвязи культуры и истории в свете христ. доктрины. Концепция всемирной истории осмысливается в перспективе достижения свободы в рамках тех или иных нац. культур. Эти же культурфилос. проблемы на христианско-православной основе продолжают разрабатывать и в 20 в., вслед за К. Леонтьевым, Данилевским, Достоевским и Бердяев, Вяч. Иванов и А. Блок. Опр. аспекты противопоставления культуры и цивилизации вошли в культуроборческие темы у Л. Толстого; еще Н.Я. Данилевский в кн. “Россия и Европа” (1868) обосновал основополагающую для всех последующих рассуждений идею, что

между формами органич. жизни и культурой можно провести непосредств. аналогию.

В рамках экзистенциализма огромный историкокультурный материал использовал в своих работах Яс-перс, выдвинувший концепцию генезиса великих древних культур, осевого времени и т.д. В работах франц. экзистенциалистов Камю, Сартра, Г. Марселя разрабатывались проблемы противостояния культуры и человека, контркультурных тенденций.Особую остроту приобрела проблема кризиса совр. культуры.

Теорию цивилизации разработал Тойнби в работе “Толкование истории”, рассматривая всемирную историю в форме “культурно-истор. монадологии”. Он развивает концепцию самозамкнутых единиц — цивилизаций, на к-рые распадается истор. существование человечества. Циклич. модель истор. процесса Тойнби сохраняет признание консолидирующей роли буддизма, христианства и ислама. Судьба цивилизации (возникновение, рост, “надлом”, упадок и разложение) обусловлена, согласно Тойнби, законом вызова и ответа. Периодичность социокультурных изменений пытался объяснить и П.А. Сорокин. Он провел грандиозную систематизацию совр. цивилизационных концепций.

В рождающихся сегодня разл. версиях духовного обновления мира затрагиваются коренные вопросы философско-культурной рефлексии. Здесь преломляются прогрессистские и эсхатологич. переживания; идеи рационализации и стремление к мистич. постижению смысла жизни; представления отрагич. конфликте цивилизаций и их сущностной схожести; тяготение к полит. радикализму и духовному квиетизму; мысль о кризисе личности (и всего европ, человечества) и поиски путей полной человеч. самореализации.

Лит.: Межуев В.М. Проблемы философии культуры. М., 1984; Он же. Культурология и философия культуры // Культурология сегодня: Основы, проблемы, перспективы. М., 1993; Сильвестров В.В. Философское обоснование теории и истории культуры. М., 1990; Библер B.C. От наукоучения — к логике культуры: Два фнлос. введ. в двадцать первый век. М., 1991; Философия культуры. Самара, 1993; Философия культуры: Филос. понимание культуры. М., 1993; Гуревич П.С. Философия культуры. М., 1994; Виндельбанд В. Избр.: Дух и история. М., 1995; Каган М.С. Философия культуры: Становление и развитие. СПб., 1995; Губман Б.Л. Западная философия культуры XX века. Тверь, 1997; Schweitzer A. Kulturphilosophie. Bd. 1-2. Munch., 1960; Cassirer E. Zur Logik der Kulturwissenschaiten. 5 Studien. Darm., 1980.

П.С. Гуревич

ФЛЕК (Fleck) Людвик (1896-1961)

- польский микробиолог, философ и историк науки, один из пионеров социологии познания. Академик Польской АН (1954). В нач. 30-х гг. выступил с критикой кумулятивистских и индуктивистских концепций науки и ее развития, противопоставив им оригинальную модель культурно-истор. детерминации знания, гл. роль в к-рой играли понятия “мыслительного коллектива” и “стиля мышления”. Стиль мышления — условие и, вместе с тем, следствие коллективного характера познават. процессов, в ходе к-рых формируется, транслируется и преобразуется знание в виде понятий, теорий, моделей реальности. Само понятие мышления имеет гносеологич. значимость только при указании на конкр. мыслит, коллектив. в рамках к-рого происходят познават. действия и обмен идеями. Это означает радикальную ревизию основного эпистемологич. отношения “субъект-объект”. Теория познания, опирающаяся на “познающего индивида”, является анахронизмом и не способна объяснить процессы научного познания. Отношение “субъект-объект” должно быть уточнено и представлено в виде тройственной связи “субъект-мыслительный коллектив-объект”, причем гл. роль в этой связи играет второй ее компонент. Именно мыслит, коллектив детерминирует характер мыследеятельности индивида и, вследствие этого, — характер познаваемых объектов. Эпистемологич. анализ направляется в первую очередь на особенности мыслит, коллективов. Т.о., эпистемология становится сравнительно-истор. дисциплиной, в к-рой на первое место выходят социол. и историко-научные составляющие.

Отсюда важнейшая роль истории науки, к-рая способна пролить свет на то, что скрыто от взгляда методологов, верующих в незыблемость научных фактов и силу логич. систематизаций. Научные факты — это мыслит, конструкции, возникающие и развивающиеся на основе принятых и усвоенных учеными стилей мышления. Этот тезис развернут Ф. в монографии “Возникновение и развитие научного факта” на примерах из истории бактериологии и иммунологии (истор. эволюция понятия “сифилис” и открытие серологич. реакции Вассерманна). Так, открытие, сделанное группой ученых под руководством А. фон Вассерманна, стало общепризнанным фактом в науке, хотя исходные теор. предпосылки этой работы были, как выяснилось впоследствии, неверны, а эксперименты — невоспроизводимы. Успех работы и быстрое признание результатов группы Вассерманна стимулировались не только исключительной практич. их ценностью, но и соответствием господствующему в начале века стилю мышления в бактериологии и иммунологии, а также уверенности ученых в универсальной эффективности диагностич. методологии Ж. Борде и О. Жангу (использование явления гемолиза для определения природы инфекции). Став классической, реакция Вассерманна положила начало совр. серологии как научной дисциплине, а впоследствии обнаруженные недостатки ее теор. обоснования и практич. применения не только не уменьшили ее значения, но, напротив, поставили ее в ряд фундаментальных научных достижений, сама проблематичность к-рых в значит, мере стимулировала революционизирующие изменения в науке.

Содержание научных фактов определяется интер-

претацией, к-рую диктует стиль мышления. Сравнительно-истор. эпистемология должна рассматривать всю полноту истор. перипетий разл. стилей мышления, вступающих в сложную взаимосвязь, конкурирующих друг с другом. Любая теория или понятие рассматриваются лишь как временные остановки на пути развития, звенья в последовательности идей; такими звеньями могут быть и прото-идеи, образы, продукты, фантазии. Вхождение этих звеньев в интеллектуальный арсенал мыслит, коллектива определяется не логич. или эмпирич. обоснованием, а социальным и социально-психол. санкционированием. Поэтому для эпистемологии важны факторы этого санкционирования: иерархич. структура научных сооб-в, борьба авторитетов, культурный фон научного исследования, идеол. течения и т.д. Все эти факторы участвуют в формировании стиля мышления, сквозь призму к-рого преломляется объективная реальность.

Акцент на социол. анализ “мыслит, коллективов” заставляет ревизовать “классич.” представления о таких характеристиках познания как истинность и объективность. Ф. был против вульгарно-социол. трактовки этих понятий, когда истинность и объективность знания ставились в зависимость от “классовых”, нац. или групповых интересов. Однако, полагал он, эпистемология не может абстрагироваться от условий, при к-рых мыслит. коллектив признает знание истинным и объективным, а эти условия исторически и социально относительны. Ф. считал, что это не ведет к агностицизму или релятивизму, а напротив, — к максимально возможному гносеологич. оптимизму: научный поиск никогда не будет остановлен, он будет всегда живым процессом борьбы мнений, совершенствования аргументации, его результаты никогда не превратятся в догму.

Соч.: Entstehung und Entwicklung einer wissenschaftli-chen Tatsache. Einf. in die Lehre vom Denkstil und Denkkollektiv. Basel, 1935; Fr./M., 1993; Powstanie i rozwoj faktu naukowego: Wprowadzenie do nauki о stylu myslo-wym i kolektywie myslowym. Lublin, 1986; Genesis and Development of a Scientific Fact. Chi.; L, 1981; Erfahrung und Tatsache. Fr./M., 1983.

Лит.: Cognition and Fact: Materials on Ludwik Fleck. Dordrecht etc., 1986.

В. Н. Порус

ФЛОРЕНСКИЙ Павел Александрович (1882-1937)

-православный мыслитель, ученый, представитель серебряного века отеч. культуры. Получил светское (физико-мат. отделение Моск. ун-та) и духовное (Моск. духовная академия) образование. Защитил магистерскую дис. “О духовной истине”, к-рая легла в основу его гл. труда “Столп и утверждение истины” (1914). В 1911 принял сан священника. В разные периоды своей жизни преподавал в Моск. Дух. Академии (1908-19), в 1921 стал профессором ВХУТЕМАС'а. В 20-е гг. Ф. принимал участие в научно-исследовательских работах в связи с планами ГОЭЛРО. В 1933 был репрессирован. Заключение в лагерь не прервало научного общения с В.И. Вернадским и научно-исследоват. деятельности самого Ф. Он занимался мерзлотоведением, собирал материалы к орочско-рус. словарю, писал работы по проблемам добычи йода и агар-агара из морских водорослей, сделал ряд других научных открытий и изобретений.

Произвести синтез церковности и светской культуры, соединиться с Церковью, и без к.-л. компромиссов воспроизвести все положит, учение Церкви и научно-филос. мировоззрение вместе с искусством — такой представлялась Ф. еще в 1904 одна из ближайших целей его деятельности. Жизненной задачей Ф. стал поиск единства в мире бездуховной цивилизации, пронизанном антиномиями, поиск путей к будущему цельному мировоззрению, основанному на гармонии веры и разума, философии и богословия, искусства и науки. Философия в представлении Ф. должна заниматься конкр. созерцанием и переживанием умных сущностей, т.е. культа. Придавая исключит, значение роли церкви в становлении и преобразовании культуры, он оставил обширное богословское и религиозно-филос. наследие, посвященное проблемам экклесиологии, пастырской эстетики, софиологии и др.

Культурология Ф. зафиксировала факт расслоения культуры, проявление признаков ее гибели в материально-хоз. и духовной сферах. Причины болезни об-ва кроются в мировоззрении человека, к-рый возомнил себя Богом и ограничивается своим срединным миром культуры, в к-ром таятся вырождение и смерть. Ф. полагал, что люди ныне вырываются из космич. цикла, отворачиваются от божеств. Софии и замыкаются в своей гордыне, не замечая (или замечая слишком поздно), что они находятся на грани отчаяния, безысходности, на краю пропасти.

Осн. темой культурно-истор. воззрений Ф., как следует из его “Автореферата”, является отрицание культуры как единого во времени и пространстве процесса. Культура — это плод и развитие земных усилий человека, включая и создание материальных предпосылок жизни, и нравств., интеллектуальных ценностей. И в этом смысле культура антиномична, она носит временной характер. В зависимости от того, какой вид чело-веч. деятельности — материально-экон. или рационалистическая — лежит в основе культуры, Ф. различал “экономизм” и “идеализм” как осн. культурологич. концепции, развивал мысль о ритмически сменяющихся типах культур: ср.-век. и возрожденческой. Отрицая эволюцию и развитие культуры, он придерживался сакральной концепции культуры, согласно к-рой культ является “материнским лоном культуры”.

Религия не является частью культурной жизни человека, она питается из вечности и ее цель заключается в достижении непосредств. связи с божеств, сущностью. Именно религия сообщает культурной деятельности высшее единство и конечный смысл. Религия помогает сохранять нерукотворный образ человека и тем опре-

деляет развитие подлинной культуры. Нравств. идея, государственность, живопись, зодчество, лит-ра, рус. школа и рус. наука — все эти линии рус. культуры сходятся в первоузле, в божеств, истоке. И только благодаря ему и его зримым воплощениям, будь то Троице-Сергиева Лавра или Оптина пустынь, или сама Церковь, происходит образование опр. ценности, разрозненные ценности сливаются, синтезируются и становятся “бутоном” культуры, истоками духовности и красоты. Именно из культа возникают другие виды деятельности человека.

Софиология открывала опр. возможность разрешения противоречии, т.е. возможность той диалектики, о к-рой писал Ф. На фоне социальных катаклизмов начала века, рушащихся стереотипов научного познания, кризиса офиц. православия широко понятый образ Софии мог, как казалось, быть гарантом спасения, выполнять функцию связующего начала, воплощать в себе единство и целостность мира. Истолкованная им как “ипостасная система миротворч. мыслей” Бога, София несла в себе всечеловеч. единство, в земной жизни воплощенное в церкви. Обоснование духовной ценности православной религии, ее значения для человека, его культуры и об-ва — таков лейтмотив филос. позиции Ф., именуемой им “конкр. метафизикой”.

Ф. внес разносторонний вклад в развитие рус. культуры. Он тесно общался с лит. кругами моек. интеллигенции, в частности, с А. Белым, Брюсовым, Мережковским, печатался в изданиях символистского движения “Новый путь” и “Весы”. Он занимался не только теор. изысканиями в области искусства, его отличала поэтич. одаренность (сб. стихов “В вечной лазури”, 1907). Ф. поддерживал связи с известными художниками. М.В. Нестеров в 1917 написал двойной портрет “Философы”, где изобразил о. Павла и его друга С. Н. Булгакова в саду дома Флоренских в Сергиевом Посаде. Позднее Ф. сближается с В.А. Фаворским, сотрудничает с литературно-худож. объединением “Маковец”. После революции он принял в 1918 приглашение работать в Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры и отдал много сил спасению нац. достояния, раскрывая культурно-истор. ценность Лавры (“Проект музея Троице-Сергиевой Лавры”, “Троице-Сергиева Лавра и Россия”). Являясь ученым секретарем и хранителем ризницы, Ф. занимался научным описанием худож. ценностей Лавры, опубликовал ряд интересных работ о памятниках рус. православной культуры и др., много внимания уделял работе визант. секции Моск. ин-та историко-худож. изысканий и музееведения при Рос. Академии истории материальной культуры Наркомпроса, принимал участие в организации музея-заповедника “Абрамцево”, Рус. (ныне Гос.) истор. музея. Ф. сочетал напряженную преподават., научно-исследоват. работу с редакционно-издат. деятельностью в “Богословском вестнике” (1912-17), издававшемся Моск. Дух. Академией, в “Техн. энциклопедии” (1927-28), для к-рой сам написал свыше 140 статей. Он продолжал научные изыскания, оставил ряд изобретений и открытий в области техники. Интересны его идеи о пространстве, прямой и обратной перспективе; им разработаны вопросы языкознания, проблемы символизма и др.

Велико значение творчества Ф. не только для православного богословия, но и для мировой и отеч. науки, философии и культуры, что, несомненно, ставит его в ряд крупных мыслителей 20 столетия.

Соч.: Соч.: В 4 т. М., 1994; Т. 1. 1994; Т. 2. 1996; Вопль крови: Слово в неделю Крестопоклонную. М., 1906; Около Хомякова. С.-Посад, 1916; Диэлектрики и их применение. М., 1924; Собр. соч. Т. 1. Статьи по искусству. Париж, 1985; Автореферат// ВФ. 1988. № 12; Столп и утверждение истины: В 2 т. М., 1990; Мнимости в геометрии. М., 1991; Детям моим. Воспоминанья прошлых лет. Генеалогич. исследования. Из соловецких писем. Завещание. М., 1992; Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях. М., 1993; Оправдание Космоса. СПб. 1994; Иконостас. М., 1995.

Лит.: Иеродиакон Андроник (Трубачев). Осн. черты личности, жизнь и творчество свящ. Павла Флоренского // ЖМНП. 1912. № 4; Бердяев Н.А. Стилизованное православие// Рус. мысль. М.; Пг., 1914. № 1; [Отд. 2]; Трубецкой Е. Свет Фаворский и преображение ума // Там же. № 5; [Отд. 2]; Половинкин С.М. П.А. Флоренский: Логос против хаоса. М., 1989; Воронкова Л.П. В поисках истины и красоты: (Культурология П.А. Флоренского). М., 1992; Хоружий С.С. Миросозерцание Флоренского // Начала: Религиозно-филос. журн. М., 1994. N 4.

Л.П. Воронкова

ФЛОРОВСКИЙ Георгий Васильевич (1893-1979)

-религ. деятель, философ, богослов, историк культуры. В 1911 окончил с золотой медалью гимназию и поступил на историко-филол. ф-т Новоросс. ун-та. В 1916 окончил его и был оставлен для подготовки к профессорскому званию при каф. философии и психологии. В 1919 стал приват-доцентом. В январе 1920 эмигрировал с родителями в Болгарию, где участвовал в создании евразийского движения. В 1922. вступил в брак с К. Симоновой. В 1923 защитил маг. дис. “Истор. философия Герцена”, преподавал на юрид. ф-те Праж. ун-та. В 1926 переехал в Париж, где был избран проф. Рус. богослов. ин-та, в к-ром преподавал патристику. В 1931 при организационной и финансовой поддержке И. Бу-накова-Фондаминского выходят книги “Восточные отцы 4 в.”, а в 1933 — “Византийские отцы 5-8 вв.”. С 1929 Ф. много внимания уделял проблемам экуменизма, став одним из основателей Содружества св. Албания и Сергия. В 1932 принял священство, а в 1936 — возведен в сан протоиерея. В 1937 выходят “Пути рус. богословия”, написанные по заказу изд-ва “ИМКА-ПРЕСС”. Во время Второй мир. войны жил в Югославии, осенью

1944 переехал в Прагу, а в 1945 — в Париж. В 1948 уезжает в США, где по 1961 был членом центр, и исполнит. комитетов Всемирного совета церквей. Преподавал в Колумбийском, Гарвард, и др. ун-тах, делал отд. сообщения и лекции. В 1951-55 декан Свято-Владимирской семинарии. С 1965 — член Амер. Академии наук и искусств. С 1976 — почетный член Брит. Академии.

Мировоззрение Ф. сформировалось под влиянием святоотеч. наследия и ряда трудов по православию (М. Богословский); работ по рус. истории и истории рус. культуры Ключевского, С. Соловьева, Платонова, Гершензона, на основе к-рых сложилось его представление об истории как части христ. религии; а также юношеского увлечения естеств. науками (статья “О механизмах рефлекторного слюноотделения” удостоилась высокой оценки И. Павлова и была напечатана в “Известиях Императорской Академии наук”).

Вершиной культуры, по Ф., является христианство. Его основа заключается в синтезе интуиции Священного Писания с категориальным аппаратом античной философии, возникшей в Никейский (325) и посленикейский (до 8 в.) период и позволившей институализиро-вать христианство.

Изучение патристич. синтеза в европ. культуре было предпринято Ф. задолго до “Философии отцов Церкви” (1957) X. Уолфсона или работ Р. Гвардини. Ф. выделял две опасности, мешавшие созданию христ. культуры. Во-первых, Рим. империя, как и христианство, претендовала на некий универсализм во всех областях жизни, в т.ч. духовной. Во-вторых, проблема гносиса или гностицизма, вышедшего из иудео-христианской традиции, пифагорейства, неоплатонизма, эзотерических восточных учений. Гносис выводит мир непосредственно из природы Бога, отрицая акт творения. Содержащееся в этом учении знание исключает любые формы свободы воли, противопоставляя им жесткое предопределение. По Ф., конфликт с разл. элементами гносиса, к-рый некрым образом стимулировал культурное развитие мира, можно встретить в деизме Просвещения (масонство), нем. идеализме, рус. софиологии, экзистенциальной философии. В кач-ве альтернативы Ф. предлагал “неопатристич. синтез” в культуре — решение затронутой гностиками проблематики на основе учения св. отцов и библейского предания. Ф. анализировал оппозицию “гносис — патристич. (неопатристич.) синтез” во всех своих исследованиях.

В кн. “Пути рус. богословия” (1937) Ф. дал подробный разбор оппозиции на почве отеч. культуры. Он рассмотрел период от кон. 15 в. (кризис патристич. традиции) до 1917. Ф. проследил генезис гностицизма от западнич. влияний, оформившихся в офиц. идеологии Феофана Прокоповича, через философию Просвещения, александровскую эпоху к экстремистским течениям вт. пол. 19 в. Ф. подробно останавливался на принципах отбора гностич. идей, обращая внимание на доминирующий при выборе фактор личной рефлексии их носителя. Ф. уделял много внимания и объективным факторам культуры, стечениям обстоятельств, к-рые привели к тому, что в кон. 19 в. богослов, мысль смогла освободиться от парагностич. влияний и вернуться к неопатристич. синтезу, к фундаментальной экклесиологии. Анализируя рус. культуру, Ф. отмечал ее бинарность. Он писал о “дневной” (христ.) и “ночной” (языч.) сторонах массового сознания.

Влияние отголосков гносиса Ф. находит в творчестве Л. Толстого. Его морализм связан с сентиментализмом, зародившимся как религиозно-мистич. направление. Отрицание церкви Толстым связано с отрицанием истории сентиментализмом, вне чего, по Ф., невозможно понять церковь.

Утилитарное восприятие человека и совр. культуры отмечал Ф. в философии общего дела Н.Федорова. Ф. видел в его работе “проект мнимого дела”, бегство от истории в иллюзию, построение христианства без Бога, воскресение тела без души.

Скептически относясь к философии всеединства, Ф. не сводил ее к гностич. культуре. В анализе творчества С. Трубецкого он отмечал, что историзм последнего не дань традиции, а ощущение вселенской солидарности. Трубецкому удалось избежать гносиса, поставив эллинизм как христ. проблему.

Проблема гностицизма рассматривалась Ф. в области социально-полит, культуры. По Ф., евразийство, как и марксизм, имеет исток в культуре протестантизма, с ее провиденциализмом, отрицанием свободы воли. Ошибка евразийства — в подмене культурных оснований, в рез-те чего религия — основа любого культ.-истор. типа заменяется этнич. или терр. фактором. Т.о., христ., духовное (истор.) единство Европы и России отрицается евразийцами в пользу территориального — с Азией.

Ф. оказал значит, влияние на зап. и эмигрантскую культуру. Долгая преподават. работа позволила Ф. оставить после себя целую школу специалистов по культуре Византии. Работы К. Роземонд о христологии Иоанна Дамаскина, Д. Эванса о Леонтии Византийском и другие нашли достойное место в совр. византологии.

Соч.: Вост. отцы IV в. М., 1992; Вост. отцы V-VI11 вв.М., 1992; Пути рус. богословия. Киев, 1991; Евразийский соблазн // Совр. записки. Т. 34. Париж, 1928; Collected Works. V. 1-3. Belmont, 1972-76.

Лит.: Георгий Флоровский — священнослужитель, богослов, философ. М., 1995; Фотиев К. Памяти прот. Г. Флоровского // Вестник РХД. Т. 130. Париж; Нью-Йорк; М., 1979; Апокрифы древних христиан: Исследование, тексты, комментарии. М., 1989; Raeff M. Enticements and Rifts. Minneapolis, 1990; Russian and Orthodoxy: Essays in honor of G. Florovsky. The Hague; V.3. P., 1974.

А. В. Мартынов

ФОЛЬКЛОР (в культурологическом аспекте)

— в “широком” смысле (вся народная традиционная крестьянская духовная и отчасти материальная культура) и “узком” (устная крестьянская словесная худож. традиция).

Фольклор — это совокупность структур, интегрированных словом, речью, вне зависимости от того, с какими несловесными элементами они связаны. Вероятно, точнее и определеннее было бы пользоваться давним и с 20-30-х гг. вышедшим из употребления терминологич. словосочетанием “устная словесность” или не очень определенным социологич. ограничением “устная народная словесность”.

Такое употребление термина определяется различными концепциями и трактовками связей предмета фольклористики с др. формами и слоями культуры, неодинаковой структурой культуры в разных странах Европы и Америки в те десятилетия прошлого века, когда возникали этнография и фольклористика, различными темпами последующего развития, разным составом основного фонда текстов, к-рые использовала наука в каждой из стран.

В соврем, фольклористике наибольшим авторитетом пользуются четыре основные концепции, к-рые вместе с тем постоянно взаимодействуют:

а) фольклор — устно передаваемый простонародный опыт и знания. При этом имеются в виду все формы духовной культуры, а при максимально расширенном толковании — и нек-рые формы материальной культуры. Вводится только социологическое ограничение (“простонародные”) и историко-культурный критерий — архаичные формы, господствующие или функционирующие в качестве пережитков. (Слово “простонародный” определеннее, чем “народное”, в социологическом отношении, и не содержит оценочного смысла (“народный артист”, “народный поэт”); б) фольклор — простонародное художественное творчество или, по более современному определению, “художественная коммуникация”. Эта концепция позволяет распространять употребление термина “фольклор” на сферу музыкального, хореографического, изобразит. и т.д. простонародного творчества; в) фольклор — простонародная вербальная традиция. При этом из всех форм простонародной деятельности выделяются те, к-рые связаны со словом; г) фольклор — устная традиция. При этом устности придается первостепенное значение. Это позволяет выделять фольклор из др. вербальных форм (прежде всего противопоставлять его лит-ре).

Т.о. перед нами следующие концепции: социологическая (и историко-культурная), эстетич., филологич. и теоретико-коммуникативная (устная, прямая коммуникация). В двух первых случаях это “широкое” употребление термина “фольклор”, и в двух последних — два варианта “узкого” его употребления.

Неравноценное употребление термина “фольклор” сторонниками каждой из концепций свидетельствует о сложности предмета фольклористики, о его связях с различными видами человеч. деятельности и человеч. быта. В зависимости от того, каким именно связям придается особенно важное значение и какие считаются второстепенными, периферийными, складывается и судьба основного термина фольклористики в рамках той или иной концепции. Поэтому названные концепции в определенном смысле не только пересекаются, но и подчас как бы не противоречат друг другу. Так, если наиболее важными признаками фольклора признаются вербальность и устность, то это совсем не обязательно влечет за собой отрицание связи с др. худож. формами деятельности или, тем более, нежелание считаться с тем, что фольклор всегда существовал в контексте народной бытовой культуры. Поэтому так бессодержателен был не однажды вспыхивавший спор — является фольклористика наукой филологической или этнографич. Если речь идет о вербальных структурах, то их изучение неизбежно должно быть названо филологическим, но поскольку эти структуры функционируют в народном быту, — они изучаются этнографией. В этом смысле фольклористика — одновременно составная часть и той, и другой науки, в каждый момент ее существования. Однако это не мешает ей быть в определенном отношении самостоятельной — специфика же исследовательских методов фольклористики неизбежно развивается на скрещении этих двух наук, а также музыковедения (этномузыкологии), социальной психологии и т.п. Характерно, что после споров 50-60-х гг. о природе фольклора (причем не только в нашей стране) фольклористика заметно филологизировалась и одновременно этнографизировалась и сблизилась с музыкологией и общей теорией культуры (работы Э.С. Маркаряна, М.С. Кагана, теория этноса Ю.В. Бромлея, семиотика культуры и др.).

Первая и наиболее расширит, концепция в ее конкретных очертаниях могла и должна была возникнуть в раннюю пору развития этнографии и фольклористики. Эти науки не могли еще предложить единого метода изучения столь различных областей народной культуры как сказка (или баллада), народное жилище, эпическая песня и кузнечное ремесло. Они не готовы были вместе с тем и к дифференцированному рассмотрению разных сфер традиционной культуры.

Вторая концепция (эстетическая), будучи жестко запрограммированной (только худож. формы народной культуры), чревата игнорированием естественной природы традиционных архаических форм фольклора в контексте народной культуры. Четкая выделенность прилагательного “художественные” постоянно грозит своим превращением в оценочную категорию, критерий к-рой весьма относителен.

Эстетич. функция многих фольклорных жанров при ближайшем рассмотрении оказывается не единственной, не доминирующей. В своем более или менее чистом виде она сформировалась относительно поздно. Впрочем, она поздно сформировалась даже в сфере профессиональной культуры. Так, в истории рус. лит. прозы то, что можно было бы назвать беллетристикой,

для к-рой эстетич. функция стала доминирующей, возникло только в 17 в.

Средневековая лит-ра, музыка, хореография, изобразит. искусство в позднее время воспринимаются как преимущественно художественные явления, однако в большинстве случаев доминантой для них была функция практическая, информационная, магическая, религиозная, а эстетич. функция очень часто оставалась вторичной, сопутствующей, возникавшей по крайней мере в синкретич. единстве с названными выше или др. функциями. Рассечение на художественное и нехудожественное при такой ситуации невозможно: одно переливается в другое и существует в органическом комплексе. Тем более такое рассечение невозможно в сфере фольклора.

К первому относятся обрядовый фольклор, заговоры (основная функция к-рых — магическая и тоже обрядовая), причитания (по тем те причинам), значит, часть преданий и легенд, быличек (функция к-рых прежде всего информационная и к-рые пересказы вались далеко не всегда “художественно”, по крайней мере, такой психологич. установки у исполнителей не было). Фольклорные жанры группируются в два единства: в первом из них доминирует какая-то внеэстетич. функция, во-втором — эстетич. Во втором — сказки, эпические и историч. песни (в сочетании с функцией информационной, выступающей в виде историч. памяти), баллады, историч. песни и нек-рые другие жанры. Сказанное сопоставимо с ситуацией, к-рая всегда была характерна для народного искусства. В крестьянском быту почти не было вещей, не имевших практич. назначения. Резьба на фронтоне избы, роспись и резьба на прялке, форма и орнамент на бытовой керамике, украшения на женской одежде и головных уборах и т.д. органически сочетали практическое и художественное.

Изучение народного искусства — один из естественных разделов этнографии, но в такой же мере — истории искусства, подобно тому как словесный фольклор — один из разделов филологии и этнографии. Даже народная музыка, рассматриваемая во всем ее объеме (“музыка устной традиции”, как ее иногда называют музыковеды), содержит формы с очень отчетливой практич. функцией. Такова, например, пастушеская музыка, особенно развитая в горных районах, а также формы, связанные с самыми разнообр. магическими действиями. Разумеется, существуют и комплексы (песенные, инструментальные), эстетич. функция к-рых достаточно развита, но понять их можно в связи с теми комплексами, для к-рых практич. функция столь же важна или просто доминирует.

Третья из названных выше концепций выделяет словесные (вербальные) формы, признает фольклор речью, вербальной коммуникацией. При этом возникают две проблемы. Первая — выделение фольклора из обыденной, деловой, практич. речи. Если любой язык — это не просто инструмент для говорения или письма, а система, моделирующая человеч. мир, представления о мире, картину мира, то фольклор (так же, как мифология, лит-ра) — вторичная моделирующая система, пользующаяся языком как материалом.

Вторая проблема — в том, что в отличие от повседневной речевой практики, порождающей разовые тексты по определенным правилам (грамматическим, логическим и т.п.), в своей совокупности составляющим традицию языка, на к-ром общаются говорящие, фольклорная традиция — это трансмиссия текстов, вхождение текстов в традицию, усвоение их и воспроизведение. Здесь тоже нет четко обозначенной границы. Тексты поставляются в традицию именно в процессе речевого общения. Первоначально создаются разовые тексты, в том числе и будущие фольклорные. Это тексты минимального объема — фразеологизмы, устойчивые речевые обороты, приобретающие вторичный смысл, вторичный моделирующий характер, это как бы “вторичные слова”, входящие из речи в традицию языка. Они обретают свою функцию и становятся простейшими элементарными фольклорными формами. Максимальные по объему тексты — контаминированные сказки, эпические поэмы и т.д. Между элементарными и максимальными формами размещается все разнообразие фольклорных жанров, имеющих самые разнообразные функции и структуру.

Необходим дифференцированный подход к закрытым и открытым структурам (сравним сказки и причитания или колыбельные песни), а также к структурам, имеющим сильные (весь обрядовый фольклор, игровые песни и т.д.) и слабые внетекстовые связи (эпические песни, баллады, многие виды лирических песен и др.) Внетекстовые связи — один из важнейших критериев различения целой группы фольклорных жанров и лит-ры.

И, наконец, четвертая концепция делает акцент на устности как важнейшей особенности фольклора. Она тесно связана с третьей филологической концепцией и построена на стремлении выделить среди словесных форм устные, связать основные особенности фольклора с принципиально иным, чем в лит-ре, типом коммуникации — прямым и контактным (fase to fase communication, direkte Kommunikation), а также с ролью памяти в сохранении и функционировании фольклора, с функционированием текста как средства, реализующего и процесс, и результат коммуникации, с варьированием и ролью в нем исполнителя (субъекта коммуникации) и воспринимающего (реципиента) как потенциального исполнителя. Теоретически не менее важна проблема обратной связи, зависимости исполнителя и его текста от слушателей и их реакции в процессе восприятия текста, а также процесс формирования вербальных формул — стереотипов (о роли к-рых в процессе исполнения писали А. Лорд и его последователи, а в России еще в середине 19 в. — А.Ф. Гильфердинг).

Разработка проблемы устности в 20 в. собственно не была ее открытием как специфич. явления. “Устность” и “народность” (=простонародность) фигурировали во всех четырех концепциях, о к-рых говорилось выше. Это обязывает нас оценить “народность”, хотя бы чис-

то теоретически, как социологич. категорию, постоянно фигурирующую в работах фольклористов. Возникла она в связи с фольклором в период, к-рый в истории общественной мысли обычно называют романтическим. Это было время вызревания фольклористики (равно и этнографии) как науки. В историко-культурном смысле это был начальный период урбанизации наиболее развитых стран Европы, когда начал намечаться процесс изживания архаических традиций. Этнография и фольклористика возникли в то время, когда почва стала уходить у них их-под ног. Носителями архаической традиции все в большей степени оказывались люди из социальных низов — крестьяне и низшие слои горожан. Они представлялись фольклористам единственными хранителями этнич. традиции, что в пору созревания нац. самосознания европ. народов приобрело особое значение и особый культурный статус. Расставание с архаической традицией стимулировало создание своеобразной иллюзии — общество Нового времени стало подчас казаться лишенным всякой традиции по сравнению с уходящим “обществом традиционным”.

Современная культурология подчеркивает связь “культуры и традиции”. Нет об-ва без культуры, т.е., по Э.С. Маркаряну, — адаптивно-адаптирующего механизма, обеспечивающего функционирование об-ва. Подобный механизм не может сформироваться без “негенетической памяти коллектива” (Ю.М. Лотман), т.е. без традиции, к-рая в значит, мере представляет собой систему социально-значимых стереотипов. Переход от доиндустриального об-ва к индустриальному и урбанизированному сопровождался не ликвидацией традиции как таковой или (что в этом случае одно и то же) культуры как таковой, а сменой одной системы традиций другой, одного типа культуры другим. Т.о. противопоставление доиндустриального об-ва как “традиционного” индустриальному как “нетрадиционному” не имеет теоретич. основания и сохраняется по инерции или (что чаще) весьма условно.

Это относится и к фольклору. Всякая трансмиссия текста, фольклорного или литературного, устного или закрепленного на письме, распространенного изустно тиражированием рукописи или типографским способом изготовленной книги, есть традиция. Различие между ними — это различие в содержании того, что передается посредством прямой или опосредствованной коммуникации, в способах формирования такой трансмиссии. наборе стереотипов, темпе и способах их обновления. После высказанных соображений, связанных с намеченными четырьмя основными концепциями употребления термина “фольклор”, возникает вопрос:

нельзя ли при их учете дать определение фольклора, к-рое все-таки могло бы быть “сквозным”, т.е. корректным, для разных народов на разных ступенях истории? Если ориентироваться на узкое определение фольклора, связанное с филологической и теоретико-информативной концепцией, но при этом учитывать и более широкий этнографич. контекст, то можно было бы сказать, что фольклор — совокупность вербальных или вербально-невербальных структур, функционирующих в быту. При этом имеются в виду структуры, функционирующие изустно в контактных группах (семье, общине, населенном пункте, районе, регионе, этносе и в рамках ареала того или иного языка или двуязычия). В этом определении нет характеристики содержания, стилистич. особенностей, жанрового, сюжетного репертуара, потому что при всей традиционности фольклора — он, если рассматривать его многовековую историю, был явлением динамичным. По крайней мере, на разных этапах истории духовной культуры он приобретал определенные (далеко не всегда нам известные) особенности.

Функции фольклора в целом и отдельных его жанров не могли не изменяться в зависимости от общих изменений структуры всей духовной культуры, от типа соотношения фольклорных и, условно говоря, “нефольклорных” форм и видов духовной культуры.

Если иметь в виду только интересующий нас аспект, то можно было бы говорить о трех стадиях развития духовной культуры.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных