Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Бог войны и богиня любви: о чем молчат исторические хроники 27 страница




В Тире Мартин уже не напоминал того изнуренного невольника, каким его освободили из подземелья Масиафа. Он привел себя в порядок, был нарядно одет и чисто выбрит, а свои едва начавшие отрастать волосы покрыл шелковым тюрбаном, как часто поступали, следуя восточной моде, приезжавшие из Европы франки. Выдавая себя за недавно прибывшего в Святую землю паладина, Мартин то и дело попадался Изабелле на пути, причем внимательно следил, чтобы в такие моменты подле нее не было ее супруга. И тут Мартину повезло: вскоре после его приезда в Тир маркиз Конрад отплыл в Акру, где по его наказу генуэзцы как раз подняли мятеж против Гвидо де Лузиньяна. Изабелла, несмотря на свое положение, не любила скучать, она принимала гостей у себя в тирском замке, устраивала пиры и приемы, куда и велела позвать красивого голубоглазого рыцаря, представившегося ей французом Мишелем де Труа. Дальше уже было совсем просто: заранее осмотрев замок в Тире, изучив расположение в нем покоев и переходов, гость принцессы Изабеллы после одного из приемов сумел в сумерках отдалиться от покидавших ее пиршественный зал гостей, скользнул в боковой коридор и, дождавшись, когда мимо пройдет замковая стража, закинул крюк с веревкой за зубцы парапета стены. Темной сырой ночью он бесшумно взобрался по стене и проникнул в опочивальню маркиза еще до того, как Изабелла окончила свою вечернюю молитву в часовне, – Мартин не хотел случайно напугать беременную женщину. Хотя испуга ей все равно не избежать, когда она обнаружит воткнутый в изголовье ложа позолоченный кинжал с прикрепленным к нему посланием от Старца Горы. Но это Мартина уже не касалось. Он покинул город еще ночью, оставив далеко позади постоянно следивших за ним соглядатаев Синана. Или ему так показалось? Ибо, еще не отъехав и пары миль от Тира, он снова заметил за собой слежку. И если хотел уцелеть, то вынужден был двигаться только в одном направлении – в сторону Антиливанских гор, где начинались земли ассасинов.

По возвращении в Масиаф Мартина наградили, как и полагалось у Старца Горы: выполнившего в столь краткий срок задание посланца ожидали благословение имама, удобные покои, сытная еда, а потом расслабляющие наркотики и сад-дворец, где его ублажали прекрасные гурии. Настоящий рай для обычных ассасинов, но не для Мартина. Ибо, отдохнув и оставив ласковых немых прелестниц из горного рая Синана, он предпочел пребывать в одиночестве, много читал, размышлял, принимал дурманящие зелья… а на деле все ломал голову, как бы выбраться на свободу. Но об этом никто не должен был догадываться. Даже проницательный Синан, часто вызывавший Тень к себе для беседы.

– Я знаю, чего ты желаешь, Тень, помню и то, что я обещал тебе – голову Ашера бен Соломона, – негромко говорил Старец Горы, сидя прямо, как копье, перед потягивающим кальян Мартином. – Любого человека не сложно понять, зная о его сокровенных желаниях. Однако ты не понимаешь, как пагубно жить только ненавистью и местью. Такой человек становится прост и предсказуем, но главное в том, что, мечтая о мести, он ненавидит прежде всего самого себя, пусть и не отдает в этом отчета. Поэтому напомню тебе одно из мудрых изречений: «Хорошие люди принесут вам счастье, плохие люди наградят вас опытом, худшие – дадут вам урок, а лучшие – подарят воспоминания. Цените каждого». И ты, Тень, станешь сильнее и независимее, когда поймешь это. Да, месть сладка, и я готов подтвердить – твое время для мщения еще настанет. Но только тебе решать, что более важно – постигнуть мудрость и получить власть или же упиваться мелкой гибелью какого-то еврея, которого лучше использовать себе же во благо, подчинив его.

Синан говорил с бесстрастным выражением лица и так же бесстрастно выслушал ответ Мартина, что если великому имаму нужен еврей из Никеи, то он, Тень, не будет просить его смерти, ибо куда больше его раздражает тот враг, который находится прямо в Масиафе, – Терпеливый. Пусть же наимудрейший Старец Горы позволит своему Тени сойтись в поединке с Терпеливым. Ведь Сабир тоже предал его, а теперь все время донимает, утверждая, что превзошел Мартина. Но распознать, кто из них лучший, можно только тогда, когда они сразятся один на один.

Синан усмехался, слушая пылкую речь голубоглазого мавали. И отвечал, что ему нужны оба его ассасина – и Тень, и Терпеливый. А на деле Старец Горы просто наблюдал за обоими, определяя, насколько эти два непримиримых врага покорны его воле, готовы служить и подчиняться, смиряясь перед его приказом оставаться соратниками. И он даже нарочно при Мартине проявлял свое благоволение к Сабиру. Если с остальными Старец Горы вел себя как повелитель, удерживая их на расстоянии, то Терпеливому он уделял не меньше внимания, чем Тени, порой даже гладил Сабира по щеке, шептался с ним, словно тот был его приближенной особой. После такого проявления расположения Сабир становился особенно нахален и при встречах с Мартином твердил, что имам однажды поймет, что Тень – лжец и предатель, что тогда он велит вспороть ему живот и заставит накормить мавали его же кишками. После таких речей непросто было оставаться спокойным, но Мартин понимал, что Синан пристально следит за ними обоими и виноватым сочтет именно того, кто первый не сможет сдержаться, нарушив его приказ.

К тому же, какую бы ненависть Мартин ни питал к Терпеливому, не он был его главной заботой. Куда больше Тень волновало и занимало все его помыслы то, как он сможет вырваться отсюда, сумеет ли обмануть людей Синана и бежать. Пусть Старец Горы и уверял Тень, что только у него на службе тот сможет возвыситься и получить все желаемое, ибо кому он еще нужен в этом мире, однако Мартин знал ответ: его ждет Джоанна. Любимая отныне стала для него смыслом жизни и его надеждой. Если бы Джоанны не было на свете, Мартин не знал бы, зачем вообще жить. Без нее мир потерял бы свою ценность для него, вокруг царили бы лишь пустота и враждебность. Но сама мысль об англичанке наполняла его душу мечтой… и болью. Как же она была далека от него! Как он по ней скучал! Как хотел найти, чтобы хоть отчасти загладить свою вину перед Джоанной, служить ей, оберегать, посвятить ей всего себя без остатка. Их многое разделяло, но если у них будет любовь, они вопреки всему смогут быть счастливыми.

Но чтобы встретиться с любимой, Мартину нужно исчезнуть… лучше всего умереть… Потому что просто сбежать он не мог – его бы стали искать, пошли бы по следу и однажды могли выйти и на Джоанну. А допустить подобного Мартин не имел права. Поэтому, чтобы вернуться в мир и жить, Мартину необходимо было заставить всех поверить в свою смерть. Как это сделать? Мартин искал выход, ломал голову, терялся, отчаивался, но не прекращал надеяться. Человеческое сердце хочет верить в радость, верить, что бы ни случилось. И бывший невольник Масиафа, не так давно считавший свою жизнь законченной, испытал на себе заживляющее действие этой веры.

Весна в том году выдалась на редкость дождливой, горные потоки вышли из берегов, по склонам стекала грязевая сель. В это время Синан, чтобы не оказаться надолго отрезанным от мира в отдаленном Масиафе, пожелал перебраться в другую свою крепость – Аль-Кахв.

Аль-Кахв в переводе означало «пещера». Но на деле эта цитадель выглядела как орлиное гнездо на круче, возвышаясь на высокой кряжистой горе там, где внизу сходились три узких сумрачных ущелья. Высокие крепостные стены светлого камня, казалось, росли прямо из горной породы, доступа туда будто и не существовало, настолько крутыми были ее отвесные стены. Но доступ был. Несколько построек внизу, у подножия горы, которые охраняли хорошо вооруженные воины, укрывали проход в саму гору, где и пролегал единственный путь к Аль-Кахву, вернее лестница, прорубленная в скале и ведущая вглубь горной пещеры наподобие туннеля, конец которого упирался в ворота замка, находившегося вверху на скале.

Несмотря на всю мрачность и неприступность крепости, несмотря на просматриваемые и охраняемые подступы сюда, Мартина воодушевил переезд в Аль-Кахв. Ибо именно здесь большую часть года проходило обучение юных фидаи, тут располагалась их школа, здесь их учили взбираться по кручам и срываться, перескакивая с уступа на уступ, не причиняя себе вреда. Многие во время подобных учений погибали, если были недостаточно ловкими. Но ведь Тень был лучшим! Еще будучи мальчишкой, он облазил тут каждую расселину, знал все окрестные тропки в горах, все узкие пещеры и проходы среди скал. Поэтому несколько последовавших после переезда дней Мартин по ночам выскальзывал из крепости на веревке и изучал гору, на которой она возвышалась. Это было необходимо, чтобы освежить память, отметить изменения в скале, оползни, старые и новые карнизы, узкие расщелины в горной породе. Мартин отмечал, куда можно поставить ногу, за что держаться, на какую площадку спрыгнуть. Потом он возвращался незамеченным в Аль-Кахв и вел себя как ни в чем не бывало – склонялся перед Синаном, обменивался злыми фразами с Сабиром, курил кальян и беседовал с Далилем. Далиль по-прежнему был очень расположен к Тени и даже милостиво отпускал того поохотиться, дабы пополнить опустевшие за зиму кладовые Аль-Кахва.

Мартин уходил с луком и стрелами, бродил по округе, вспоминая, присматриваясь, изыскивая новые тропы, ибо за годы его отсутствия в горах было несколько землетрясений и не всякая некогда знакомая тропинка могла привести к выходу. К тому же образовались новые проходы в соседние долины. Как-то, пробравшись по круче, Мартин набрел на убогое селение в горной долине, где местные жители сразу признали в нем человека Старца Горы и пригласили разделить с ними трапезу. Но какой же скудной была эта трапеза! Какими убогими были построенные из камней и глины хижины! Какими жалкими казались люди – грязные и невежественные, изможденные, живущие своим маленьким мирком и ничего не ведающие об окружающем их за горами мире! Дети их казались рахитичными и больными, женщины – изможденными, мужчины – ограниченными и пугливыми. И все же, когда Мартин скинул с плеча подстреленную в горах козу и отдал им, их лица просветлели и они стали более доверчивыми с благородным фидаи. Во время долгой и нудной беседы об их горестях и болезнях, когда Мартин уже стал подремывать под их монотонную болтовню, он вдруг услышал нечто, что заставило его прислушаться. Местный староста, разоткровенничавшись, поведал о своей беде, о том, что его единственный сын влюбился в младшую жену муллы из отдаленного селения и, совсем отчаявшись, задумал ее украсть. Разве безумец не понимает, что по закону Старца Горы за подобное ожидает страшная кара? Но влюбленный юноша готов рискнуть, и теперь его отец не находит себе места, не ведая, как переубедить его. Может, благородный фидаи сможет втолковать в глупую голову сына старосты, чем тому грозит эта затея с похищением молодой женщины?

Мартин сразу согласился встретиться с юношей. Тот показался ему достаточно сильным и решительным, чтобы испытать судьбу, но смотрел исподлобья и злобно, пока их не оставили одних. И тогда Тень сказал, что готов помочь ему. Он пообещал, что выведет из конюшен Аль-Кахва крепкого мула и оставит его в дальнем конце ущелья, где есть небольшая пещерка. Если юноша достаточно смел и впрямь любит свою милую, он сможет выкрасть ее и скакать на муле через долины к побережью, пока не достигнет владений крестоносцев, где его уже не посмеют преследовать люди Синана.

Обрадованный юноша долго и пространно благодарил ассасина, заверив, что будет каждый день наведываться в указанную пещеру, а когда увидит там мула, то сразу же покинет с возлюбленной го́ры.

У Мартина было двоякое чувство, когда он возвращался в Аль-Кахв. С одной стороны, ему казалась удачной затея вывести мула и пустить преследователей по чужому следу. Но, с другой, ему было не по себе, что он таким образом натравит ассасинов на влюбленных, ибо, когда обнаружится пропажа мула и это сопоставят с исчезновением Тени, люди имама сразу поймут, что именно Мартин решился ускакать на нем из гор Антиливана, и начнут охоту. А он в это время будет отсиживаться в заранее приготовленном логове и только после того, как все уляжется, пойдет своей дорогой. Что же до беглецов… Говорят, что от судьбы не уйдешь, но если смел, то попробуй изменить ее. И, может, им удастся скрыться от преследования, если будут достаточно ловкими и осторожными. В любом случае их побег отвлечет внимание от Мартина. Ибо его время пришло.

Мартин понял это, когда Далиль сообщил своему любимцу о скором прибытии в Аль-Кахв важного посольства. В крепости явно готовились к приезду гостей: обычно ведущие аскетический образ жизни ассасины спешно приводили крепость в надлежащий вид, тщательно все прибирали, крепили вдоль коридоров кованые светильники, развешивали драпировки, даже устилали коврами покои для гостей, а из кухни доносились такие ароматы, к каким суровые фидаи были мало привычны. Среди этой суеты Мартину не составило труда отправиться на охоту в горы верхом, а вернуться без мула. В общине ассасинов не полагалось иметь личной собственности, все принадлежало всем и выдавалось из общих запасов – одежда, оружие, лошади… Как бы взаймы и на время. И, как обычно бывает в общинных хозяйствах, пропажу мула заметили не сразу. По этой же причине Мартин заранее сумел подобрать себе на складах снаряжение для будущего побега: прочные веревки, лук с колчаном стрел, пару кинжалов, провизию. Все это он понемногу выносил и прятал в расселине горы под крепостью, где рассчитывал отсидеться, когда его хватятся и начнут поиски.

Сколько ему придется таиться возле самого логова Синана? Неделю, месяц, несколько месяцев? Мартин понимал, что ему понадобится выдержка, но разве ассасинов не учили терпению? Правда, он знал, что Синан вскоре после приема послов, пользуясь тем, что дожди наконец стихли, намеревался возвратиться в Масиаф, который более соответствовал его понятиям о величии имама и который считался более надежным. И Мартин надеялся, что его ожидание в горе под крепостью не продлится долго. В любом случае он продумал даже, что сказать, если его там обнаружат: дескать, хотел доказать Сабиру, что он лучше и хитрее любимца Синана, что смог обвести вокруг пальца даже самого Терпеливого. Для этого Мартин стал задирать Сабира, когда тот упражнялся с оружием во дворе замка, насмешничал над его выпадами, пока у них едва не дошло до стычки, и только появление имама Синана предотвратило их поединок. Но Старец Горы был разгневан.

– Мне что, наказывать вас, как мальчишек из школы? – сурово спросил он. А потом заявил: – Оба пойдете на стену в караул, когда появятся гости. Один – над расщелиной напротив крепости, – указал он Мартину. – А ты, Терпеливый, займешь место на башне тут, в Аль-Кахве.

Мартин в первый миг даже опешил, хотя по его спокойному лицу никто бы не догадался о постигшем его разочаровании. Но, видимо, он и впрямь перестарался, и теперь, в день, когда он рассчитывал исчезнуть, его, одного из приближенных Синана, вдруг, как простого фидаи, выставляют нести караул на скалу! Ассасины, которым вменялось в обязанность сторожить проходы к крепости, находились все время на виду и не имели права покинуть свой пост, пока это не позволит Синан.

Выставлять охранников-фидаи на скалах было обычаем у Синана. Имам не имел средств, чтобы содержать большое войско, но когда хотел произвести впечатление на приезжих, его люди выстраивались по отрогам скал над ущельями, причем ассасинам вместо каждодневной черной одежды выдавали со склада парадное облачение – длинные белые халаты и белые же тюрбаны, а также яркие алые пояса, в ножнах которых висели два кинжала с позолоченными рукоятями. Выстроившись длинными вереницами вдоль всего пути в Аль-Кахв, нарядные воины-исмаилиты смотрелись великолепно и грозно и могли поразить своим видом приезжих. Другое дело, что людям Синана приходилось стоять так много часов, и даже целые сутки, пока не появятся гости имама. Впрочем, тренированные фидаи были обучены к столь продолжительному неподвижному оцепенению.

Ожидаемое посольство показалось на исходе следующего дня. Они ехали за проводником в глубине ущелья вдоль протекающего по нему ручья, и сверху, несмотря на сгустившиеся в низине сумерки, можно было заметить, что это воины-франки, которых возглавляли три рыцаря в белых плащах с алыми крестами на коттах.

Тамплиеры!

Рассмотрев сверху храмовников, Мартин был поражен. Эти рыцари, слывущие лучшими воинами Христа, – и в гостях у исмаилитов! Подобное казалось невероятным. Что могло привести суровых рыцарей ордена Храма к главе убийц-ассасинов Синану?

Мартин стоял, не шевелясь, только слегка подался вперед, когда ему вдруг показалось, что узнает того, кто возглавлял кавалькаду тамплиеров. Конечно, все они были одеты одинаково – кольчуги, белые котты и плащи, лица скрывались под стальными шлемами-топхельмами с прорезями для глаз, – но Мартин обратил внимание на коня предводителя. Таких высоких коней с белыми до колен ногами и широкими полосами на морде разводили в усадьбе Незерби де Ринелей. И, как припоминал Мартин, маршал ездил на одном из незербийских скакунов. Но полно! Лошади подобной масти могут быть и у иных храмовников, а Уильям де Шампер слишком горд и непримирим к иноверцам, чтобы лично прибыть на поклон к Старцу Горы.

И все же…

Когда тамплиеры въехали в ворота окружавших гору Аль-Кахва нижних укреплений, возглавлявший кавалькаду рыцарь спешился и неторопливо снял шлем. Длинные гладкие волосы упали ему на плечи, когда он стянул кольчужную сетку, а потом поднял голову и поглядел на ряды ассасинов, замерших на скалах над ущельем. Теперь ошибки быть не могло. Уильям де Шампер! Гордый храмовник и преследователь Мартина. Здесь?! У ассасинов?!

Остальных рыцарей Мартин не знал. Сверху ему было видно, как Далиль учтивым жестом пригласил гостей следовать за собой, и они скрылись в проходе в пещеру, откуда начиналось восхождение в неприступную крепость Аль-Кахв.

– Этот Старец Горы каждый раз карабкается на такую высоту? – довольно громко спросил храмовник-венгр Ласло Фаркаш, переставляя ноги, обутые в кольчатые чулки-башмаки, с одной выбитой в скальном проходе ступени на другую.

Уильям не ответил и повернулся к другому их рыцарюспутнику:

– Вы что-то притихли, мессир Юг.

Этот тамплиер из Анжу явно был поражен тем, что видел.

– Как здесь тихо! – негромко, в отличие от Фаркаша, произнес Юг де Мортэн, озираясь по сторонам. – Какая зловещая тишина!

Впереди был освещенный факелом проход, а за ним – целый лабиринт из запутанных ходов и закоулков, и на всем протяжении пути стояли стражники-ассасины, безмолвные, как статуи. Их количество явно произвело на анжуйца впечатление.

– А вы заметили, мессиры, сколько их было, когда мы подъезжали к логову Синана? Их довольно много, но они, будто зловещие духи этих мест, не издают ни единого звука.

Уильяму было странно слышать приглушенный голос обычно храброго и решительного собрата по ордену. Шампер и выбрал этого анжуйца в сопровождающие, зная его невозмутимость и умение все трезво взвешивать, не поддаваясь страстям. Но, похоже, замок ассасинов произвел впечатление даже на Юга де Мортэна. Не говоря уже об их спутниках, воинах, сержантах и сервиентах, какие поднимались следом за рыцарями, не отставая друг от друга ни на шаг, как будто опасались любой тени в этом жерле горы. А ведь Аль-Кахв даже не Масиаф, превосходящий величием и размерами эту «пещеру» в скале.

– Старец Горы Синан знал, что делал, устраивая нам такую встречу, – пояснил спутникам маршал. – Но должен вас успокоить, друзья: особых воинских сил у Синана нет. Он не в состоянии завоевать ни единой крепости или плодородной равнины, а пользуется лишь несколькими крепостями среди каменистых горных владений, на которые никто не претендует. Некогда его предшественнику удалось выкупить этот край у королевы Медисанды Иерусалимской, когда та нуждалась в средствах. Сам же Синан… О, деньги у него имеются. И на эти деньги он содержит кучку своих ассасинов.

– И все же Старца Горы все опасаются!

– Это так, – кивнул Шампер. – Главу ассасинов опасаются, но не как достойного противника, а как отца убийц-исмаилитов, которые прославились в этом ремесле больше, чем кто-либо другой. По приказу своего имама они готовы убить любого. Так они устраняли своих соперников-суннитов, убивая их предводителей, причем не всегда тайно, а чаще на глазах у как можно большего числа свидетелей. Этими прилюдными казнями они добивались того, что хотели, – ужасающего кровавого зрелища, смертельного ужаса. Вот это и пугает всех – внезапная смерть, которая преследует намеченную жертву, словно рок. Ну, прибавьте к этому таинственность, которой окружили себя ассасины и их глава. Тайна всегда порождает страх. Увы, люди верят не тому, что для них привычно и обыденно, а ищут скрытый магический смысл в необъяснимом. Имам это понимает и вовсю пользуется. Кстати, слово «имам» с арабского переводится как «стоящий впереди», то есть предводитель. Но исмаилиты предпочитают использовать это звание в религиозном смысле. Для них это глас Аллаха на земле.

Голос маршала стал слегка срываться – на крутом подъеме появилась одышка. Он замедлил шаг и вытер пот со лба. Нехорошо ощущать себя слабым. Его ночные раздумья, тревоги за сестру, приведшие к бессоннице, волнения об исходе их миссии к столь непредсказуемому человеку, как Синан, больше лишали его сил, нежели стремительная скачка от Аскалона по побережью до границ графства Триполи, откуда их отряд углубился в узкие ущелья Антиливана. И сейчас Уильям был не в самой лучшей форме, чтобы вести переговоры, от которых зависит ни много ни мало успех пребывания христиан в Палестине. Совет крестоносцев решил передать командование Конраду Монферратскому после отъезда короля Ричарда; граф Генрих Шампанский уже наверняка выехал, чтобы передать маркизу весть об ожидающем его возвышении, и им, тайным посланникам ордена Храма, необходимо предпринять все, чтобы некогда заключенная с ассасинами сделка была отменена. Иначе… Уильям боялся и подумать, что ожидает крестовый поход, если будущего главу убьют и между крестоносцами вновь начнутся споры и пререкания. Да и кто тогда станет новым предводителем крестоносцев, трудно предположить.

Они наконец поднялись на гору и оказались в окружении мощных стен крепости Аль-Кахв. Слуги Старца Горы провели послов в предназначенные для них покои. Рыцарей ордена поселили в уютных комнатах, где все было занавешено коврами; затем гостям принесли горячей воды и полотенца, чтобы они могли совершить омовение после долгого пути, а их спутников расположили поблизости в одном обширном покое наподобие монашеской спальни, но тоже создав условия для их отдыха. Однако для троих возглавлявших посольство тамплиеров отдых не предвиделся, ибо едва стемнело, как за ними явился Далиль, жестом пригласив следовать за собой.

Они прошли по узким коридорам, и перед ними открылся круглый, увенчанный куполом зал, похожий на мечеть. В зале было полутемно, только у небольшого возвышения, где стояло широкое, наподобие низкого трона кресло, в чашах на массивных треногах горели огни, фитили которых были погружены в масло, не дававшее ни копоти, ни запаха. Отблески пламени освещали невысокий столик, уставленный изысканными яствами: томленная в молоке козлятина, каплун с гарниром из риса и гранатовых зерен, просяная каша с курагой и изюмом, обжаренные в меду пирожки, кувшин со сладким шербетом из розовых лепестков, охлажденный снегом с горных вершин. И все время рядом стояли двое исмаилитов – то ли слуг, то ли стражей, которые сейчас услужливо склонились, удерживая в руках тазы и кувшины с водой, чтобы гости могли ополаскивать пальцы после жирной пищи.

Храмовники в молчании неторопливо вкушали угощение, а потом будто легкий сквозняк прошел по залу – и в полумраке перед собой они увидели восседающего в кресле на помосте Старца Горы.

Уильям не столько удивился его внезапному и бесшумному появлению, сколько остался доволен, что Юг де Мортэн, пораженный увиденным у ассасинов, на этот раз сдержался и только с любопытством посмотрел на Синана, не выразив ни удивления, ни страха, какие так любил порождать в своих гостях глава исмаилитов. А еще де Шампер подумал, что так называемый Старец Горы действительно постарел и будто иссох. Уильям помнил, каким тот был двенадцать лет назад, когда он приезжал в Масиаф, чтобы договориться с исмаилитами насчет продления дани, наложенной на них орденом Храма. Тогда борода Старца Горы была еще черной, да и сам он казался куда более крупным. «Наверное, Синан заметил ту же перемену и во мне», – подумал Уильям и, не вставая с подушек, поклонился имаму, приложив руку к груди.

– Мир и благословение тебе, почтенный Рашид ад-Дин аль-Басры, – приветствовал Уильям имама, назвав того полным именем. Пусть этот «глас Аллаха» знает, что тамплиеры в курсе, кто он и откуда, – из предместий города Басры, что в Ираке.

Синан явно отметил это, его брови под парчовым тюрбаном, украшенным темным драгоценным камнем, слегка нахмурились. Но голос оставался все тем же – негромким и чуть шелестящим, будто шипение змеи. Причем говорил он на прекрасном лингва-франка.

– Мир и вам, воины из храма, какой вы принимаете за храм царя Соломона.

После этого, как и принято у мусульман, они долго говорили о здоровье, о погоде, о лошадях рыцарей, о том, как прошел их путь, довольны ли гости, как их приняли в Гнезде Старца Горы. Наконец тамплиер Юг де Мортэн, не привычный к таким бесцельным словоизлияниям, напрямую сказал, что их привело к Синану неотложное дело.

– Я знаю. Я все знаю, – прошелестел Синан, неотрывно глядя на анжуйца, и тот, уже набрав в грудь воздуха для реплики, неожиданно умолк, судорожно сглотнул, даже пошатнулся.

«Старец начинает чудить», – с раздражением подумал Уильям, знавший, как Синан может подавлять взглядом неподготовленных к его чудесам гостей. Он поспешил вмешаться и отвлечь имама от собрата-тамплиера.

– Ты утверждаешь, что тебе все известно, благородный имам, – учтиво произнес де Шампер. – Но у нас мудрые люди говорят, что смертный не может знать все. И то время, что человек живет, он не перестает учиться и постигать мудрость. Ибо познание бесконечно.

У Синана дернулся рот.

– Ваша мудрость – не моя. Моя – от самого Аллаха.

«Это ты своим фидаи рассказывай», – усмехнулся в душе де Шампер.

И тут Синан произнес:

– Некогда вы искали у меня ответ о человеке, которого принимали за моего ассасина – Арно де Бетсана… или Мартина. И я поведал вам о нем. Знаю я ответ и на другой ваш вопрос, еще не высказанный. Ведь тебе, маршал, хочется узнать, где твоя сестра?

И тут Уильям непроизвольно сделал резкое движение, задев при этом пиалу с шербетом, и по белой скатерти разлилась ароматная жидкость. Но тамплиер будто и не заметил этого.

– Неужели это твои ассасины похитили Джоанну?

– Ты плохо думаешь о моих людях, рыцарь. Нет, они не покушались на эту женщину.

– Тогда ты не можешь знать, где моя сестра!

А сам подумал: «Говори же, говори, гордец!»

Он чувствовал, как напряглись рядом Ласло Фаркаш и Юг де Мортэн, и понял, что они не одобряют его грубость в беседе с надменным имамом, в чьем расположении сейчас они нуждаются как никогда.

Синан и впрямь замолчал, сидел, перебирая четки, провалы его глаз потемнели, взгляд был устремлен кудато поверх голов тамплиеров.

Положение исправил Ласло. Откинув полу своего длинного белого плаща, он положил перед Старцем Горы мешочек с золотом, каким они собирались расплатиться с главой ассасинов, чтобы тот отозвал своих убийц от Конрада. При этом венгр даже развязал тесемки, показывая содержимое мешочка, но не произнося при этом ни слова, так что это подношение можно было принять за что угодно.

Повелитель ассасинов правил в бедном краю, он постоянно нуждался в деньгах, и Уильям мог бы поклясться, что заметил, как темные провалы глаз Синана зажглись алчным огнем при виде полновесных безантов. И, словно загипнотизированный блеском желтого металла, Старец Горы произнес:

– Джоанна де Ринель, в девичестве де Шампер, спрятана братом султана Юсуфа, сладострастным аль-Адилем, в замке Шобак. Там она дожидается, когда придет ее час разродиться, чтобы потом пополнить собой гарем эмира аль-Адиля.

Уильям был так поражен, что только после довольно продолжительной паузы сообразил, что Шобаком сарацины называют ранее принадлежавшую крестоносцам крепость Монреаль. Она находилась южнее Мертвого моря на торговом пути из Дамаска в Египет, и хотя эта цитадель некогда числилась за тамплиерами, самому Уильяму ни разу не пришлось там побывать.

– У вас верные сведения? – спросил он и осекся: упоминание Синана о беременности Джоанны лучше любых уверений имама подтверждало, что он говорит именно о сестре маршала.

Зато невольно вырвавшийся вопрос тамплиера, казалось, полностью удовлетворил Синана. Он слегка улыбнулся и, решив, что выполнил то, что ждал от него Шампер, жестом указал на золото, и один из его ассасинов тут же поднял мешочек и унес деньги.

– Я ведь говорил, что мне все ведомо, – своим негромким змеиным голосом прошелестел имам. – Тебе давно нужно было обратиться ко мне, Уильям из Англии.

Шампер молчал. Хитрец Ласло оказал ему услугу, заставив Старца Горы поведать о сестре, однако как теперь они заведут речь об отмене убийства Конрада Монферратского?

Выдержав паузу, Уильям заговорил:

– Ты плохо думаешь обо мне, почтеннейший, если считаешь, что тревога об участи сестры заставила меня покинуть войско крестоносцев в разгар кампании и лично приехать в твои владения. Конечно, я признателен тебе за сообщение, но теперь я буду говорить о другом деле. Я напомню о нашем уговоре, о том, что нам более не желателен правитель Тира Конрад Монферратский. Причем уточню, что если ранее мы просили помочь нам избавиться от этого человека от имени ордена Храма, то теперь прибыли к тебе от короля Ричарда Львиное Сердца, которого вы называете Мелеком Риком. И нам надо…






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных