УДОВОЛЬСТВИЯ В БРАКЕ 3 страница

_____________

* Здесь необходимо помнить, что традиционных энкомиев в честь Эрота как раз и не было, что вполне осознавала греческая мысль (см., например, Еврипид. Ипполит, 538--540; Платон. Пир, 177b--d). Создателем образцового quasi-энкомия Эроту был Платон (речи Федра, Павсания, Эриксимаха и др. в Пире) .-- Прим. ред.

¹ Там же, 5, 751e--f.

Кажется, именно здесь заключено смысловое ядро диалога. Маленькая комедия "педерастического" умыкания Вакхона Исменодорой служит только непосредственным фоном и иллюстрацией. Все, что Эротика мальчиков ставила себе в заслугу и противопоставляла низменной любви к женщинам, этот диалог старательно воспроизвел, стремясь ничего не упустить из великой педерастической традиции, но в результате выработал общую форму, способную вместить как ту, так и другую любовь, и, в частности, применимую не только к описанию близости с женщиной, но даже и "брачного сочетания".

После вмешательства Зевксиппа, вероятно, нападавшего на супружескую любовь, но уже не с точки зрения педерастии, а с позиций эпикуреизма (эта часть рукописи утрачена), Плутарх вновь берет слово, чтобы определить три главных пункта [своей концепции]. Прежде всего он подчеркивает, что "источники зарождения любви принадлежат не одному какому-нибудь полу, а одинаково обоим", и если перед нами истинная любовь, она выкажет себя и явит свою мощь в отношениях между разными полами столь же действенно, как и в случае однополой связи. Мы можем избрать эпикурейский подход, предположив "образы, которые проникают в тело подверженных Эроту, приводят в движение и возбуждение его состав и стекаются в семя вместе с другими атомами", но какие у нас основание считать, будто они "происходят" только от мальчиков, отказывая в этом женщинам¹? Вполне уместен и платонический подход, к которому склоняется Плутарх: что препятствует им,-- говорит он о "прекрасных и священных воспоминаниях", возвращающих нас к "божественной и истинной олимпийской красоте и окрыляющих душу",-- происходить от девушек и женщин, так же, как от мальчиков и юношей, если "сквозь свежесть и привлекательность внешнего образа просвечивает чистая и благородная душа", когда тот, кто способен это воспринять, "распознает в прекрасных и чистых телесных очертаниях прямые и нерушимые следы светлой души"²? Касаясь вопроса о "добродетели" (arete), в которой традиционная Эротика мальчиков усматривала одно из главных своих преимуществ перед склонностью к

_____________

¹ Там же, 21, 7ббе.

² Там же. 21, 7б6е--767а.

женщинам, Плутарх показывает, что качество это не признает разницы между полами: "Говорят, цветущая внешность -- это "цвет добродетели". Нелепо же думать, что женщина не может иметь и признаков природной добродетели. <...> Обоим полам присущи одни и те же черты"¹.

Плутарх утверждает, что дружба, которую педерасты числили только за любовью к мальчикам, свойствена и отношениям мужчины с женщиной, по крайней мере (и это уточнение решающее), со своей женой. Супружество -- вот единственная форма связи между полами, допускающая дружбу. То, как Плутарх характеризует здесь о брак, отчасти напоминает Наставление супругам. На протяжении всей совместной жизни супруги должны хранить сопричастность одной общей участи, уважать друг друга и со-вмещать свои существования (здесь игра слов: stergein -- уважать, любить, и stegein -- вмещать, хранить) во взаимном благоволении (eunoia), возникающем под действием времени и привычки и необходимости; стремясь достичь полной общности и преодолеть "раздельность тел", они "постепенно сводят и сплавляют свои души, не желая быть двумя и не считая себя двумя"². Наконец, им требуется и взаимная терпимость, самообладание и сдержанность, sophrosune "отвращающая" душу от других влюбленностей.

В этом пункте "наложение" эротической теории на практику супружеской жизни особенно интересно, поскольку предлагает представление о высокой ценности брака, однако весьма отличное от стоического. Так, Плутарх противопоставляет "терпимости", которая воспитывается "извне", под воздействием совести, стыда и страха перед законами, добродетели, порожденные Эротом: это он, воспламенив супругов страстью друг к другу, приносит им "самообладание, постоянство, доверие", внушает влюбленным душам "совестливость, сдержанность и спокойствие", он придает им "скромный образ" и делает "послушными только одному". Здесь легко обнаружить черты педерастического Эрота, наделяющего души любовников добродетелью и чувством меры и полагающего принцип сдержанности, который самых совершенных, таких, как Со-

___________

¹ Там же, 21, 7б7Ь--с.

² Там же, 21, 767d--e.

крат, например, заставлял таить и смирять желание в присутствии тех, кого они любят. Плутарх перенес на супружескую пару признаки, долгое время считавшиеся принадлежностью только однополой philia.

И все же, обещая построить общую теорию любви, применимую как к отношениям с женщинами, так и к отношениям с мальчиками, Плутарх несколько лукавит: вопреки призыву Дафнея и собственным намерениям, он так и не переходит от любви частной к любви общей. Он отнимает у эротики мальчиков ее фундаментальные и традиционные свойства, но применяет их не ко всему множеству возможных форм любовной связи, а только к супружеской близости.

3. Такова подлинная задача диалога: показать, что эта уникальная цепь любви, достигающая полноты воплощения в браке, невозможна (по крайней мере, несовершенна) в отношениях с мальчиками. И хотя на присущую этим отношения систему традиционных ценностей пытались порой еще опереться в поисках модели общей концепции любви, значение их, в конечном счете, неуклонно падало, и они оказывались все более несостоятельными в сравнении с любовными отношениями между мужем и женой.

В чем же усматривал их неполноценность Плутарх? Коль скоро есть дуалистическая эротика, различающая любовь истинную, чистую с любовью ложной, физической, отказ от aphrodisia не только возможен, но и необходим для того, чтобы плотская связь перешла в любовь как таковую. Но построение общей эротики, устанавливающей тесную взаимосвязь Эрота и Афродиты, переворачивает проблему: выпадение aphrodisia из обязательного условия превращается в препятствие. Плутарх ясно говорит об этом: если Афродита без Эрота означает лишь преходящее наслаждение, которое можно купить за драхму, то и Эрот без Афродиты, без телесного общения и удовольствий плоти, столь же ущербен: подобно опьянению без вина, вызываемому напитками из смокв или ячменя, он способен только возбуждать, "не принося плода [ akaron} и завершения [ ateles ], а только пресыщение и отвращение"¹.

_____________

¹ Там же, 5, 7б2b.

Итак, совместима ли любовь к мальчикам с aphrodisia? Нам известен следующий аргумент¹: либо половая связь ["сочетание мужского с мужским"] возникает вследствие обмана или насилия, жертвы которого не могут питать к тем, "кто ими так злоупотребил", никаких иных чувств, кроме злобы, ненависти и жажды мести, либо в нее вступают добровольно, по причине "развращенности и женоподобия", позволяя "покрывать и засевать себя наподобие четвероногих" (hedomenos toi paschein) *, и тогда перед нами "гнусное извращение", которому предаются люди, недостойные "доверия, уважения и дружбы". Здесь Плутарх возвращается к "дилемме эромена": изнасилованный, он озлобляется, а его доступность вызывает презрение. Традиционные противники педерастии на этом останавливаются. Но Плутарх в своем анализе идет дальше, стремясь понять, в чем заключается недостаточность мужской любви и что здесь препятствует Эроту и Афродите достичь гармонического единства, подобно тому как в супружеском общении душевная связь сочетается с физическими удовольствиями. Такую недостаточность Плутарх определяет одним словом: отношения с мальчиками суть acharistos.

Термин charis, неоднократно возникающий в ходе диалога, пожалуй, один из ключевых в Плутарховой рефлексии. Он со всей торжественностью вводится в текст с самого начала, еще до построения "великой теории единого Эрота". Первым к нему прибегает Дафней как к "важнейшему свидетельству" в пользу своего тезиса: согласное с природой общение с женщинами, говорит он, должно "в еще большей мере" нежели "противное природе общение с мужчинами" через charis вести к дружескому расположению (eis philian). Дафней так озабочен значением этого понятия, что тотчас пытается определить его, заручившись авторитетом великих поэтов: charis -- это расположение женщины, ее согласие на общение с мужчиной, признак

_____________

¹ Плутарх приводит его в развитие мысли Дафнея (5, 751d--е).

* Дафней здесь обыгрывает, искажает и перетолковывает следующие слова из второй речи Сократа в платоновском "Федре": "Человек <...> испорченный не слишком сильно стремится <...> к красоте самой по себе, <...> но, преданный наслаждению, пытается, как четвероногое животное, покрыть и оплодотворить" (Платон. Федр, 250е).-- Прим. ред.

² Плутарх. Об Эроте, 23, 768d.

³ Там же, 5, 751 c.

половой зрелости, по Сапфо*; это "благосклонность", в отсутствие которой плотская связь может привести, как писал Пиндар, к нежеланному и оттого как бы "безблагодатному"** потомству: так Гефест родился от Геры "без Харит" (апеи chariton)¹. Назначение этой "благосклонности" очевидно: именно она призвана преобразовать сексуальные связи (с их двумя полюсами активности и пассивности, определенными природой), в отношения взаимного благорасположения и доброжелательства, совместив тем самым физическое удовольствие с дружбой.

После такого предварительного представления charts и повторного ее упоминания в контексте унитарной доктрины любви, собеседники возвращаются к рассмотрению этого вопроса под конец диалога; именно charis выступает в качестве различительного признака, позволяющего разграничивать любовь к мальчикам с любовью к женщинам, совершенная форма которой,-- и только она одна,-- способна благодаря присущему ей началу согласия и благосклонности совместить использование удовольствий Афродиты с добродетелью дружбы. Но Плутарх не считает такое сочетание простым результатом терпимости, оставляющей в супружеских отношениях место для более или менее утилитарного полового акта (нацеленного, например, на зачатие детей). Напротив, он признает его краеугольным камнем чувственных отношений, одушевляющих супружеский союз. Именно постольку, поскольку благодетельное согласие исключает самое возможность какого-либо насилия, обмана или же порочной доступности, удовлетворение сексуальных потребностей может лежать в основании любовной взаимности, так необходимой супругам: эта физическая близость -- "источник дружбы, как приобщение к великим таинствам". И радость телесного общения здесь менее важна, сразу добавляет Плутарх, нежели "возрастающее от него с каждым днем" взаимное ува-

_______________

* Стих Сапфо, который цитирует Плутарх, обращен к девушке, еще не достигшей брачного возраста: "Ты показалась мне маленькой девочкой, чуждой Харитам".-- Прим. ред.

* * В оригинале "disgracieux" (некрасивый, неприятный, "неграциозный"). Следует помнить, что Фуко учитывает и латинский эквивалент греческого именования Харит-Граций -- Gratia, а также французское Grace,-- расположение, обходительность, изящество, но и милость, благодать etc.-- со всеми его профанными и сакральными коннотациями.-- Прим.. ред.

¹ Там же, 5, 751d.

жение (time), благорасположение (charis), приязнь (agapesis) и доверительная желанность (pistis)¹.

Основополагающая роль и порождающая функция физического удовольствия получает и официальное историческое подтверждение,-- Плутарх нашел его в законодательстве Солона, который предписывал супругам "сближаться с женами не реже чем трижды в месяц". В жизнеописании Солона этот закон касается мужа богатой сироты, способной к деторождению, и вызван потребностью в наследниках, которым можно передать патримоний. Но "если даже и не родятся от этого дети", добавляет Плутарх, такие упорядоченные свидания суть "знак уважения и любви" со стороны мужа по отношению к "целомудренной жене"; рассеивая постоянно накопляющееся недовольство, они не дают супругам совершенно охладеть друг к другу из-за ссор². Тезис о сексуальных отношениях как основании регулярной близости и залоге доброго согласия Плутарх еще отчетливее формулирует в диалоге Об Эроте, наделяя их способностью восстанавливать крепость супружеских уз, что несколько напоминает подтверждение силы договоров: "Солон показал себя мудрым законодателем в вопросах брака, предписав сближаться с женами не реже чем трижды в месяц, не ради наслаждения, а с тем, чтобы, обновляя брак, освободить его от набирающихся при взаимной благожелательности в повседневной жизни разногласий -- наподобие того как государства время от времени возобновляют свои дружественные договоры"³. Следовательно, плотское удовольствие составляет самое ядро матримониальной связи как принцип и залог любовных и дружеских отношений, обосновывая их и придавая им силу, точно пакту о со-существовании. Когда же Плутарх говорит о "болезненности" начальных отношений между супругами, он показывает, что такие "ранения" или "укусы" необходимы для создания прочной и длительной супружеской общности. Выстраивается целый метафорический ряд: дерево, к которому прививают привой, стремясь получить плоды, и тем самым ранят; дети и юноши, тяготящиеся начатками знаний, впоследствии та-

_____________

¹ Там же, 23, 7б9а.

² Плутарх. Солон, 20, 6.

³ Плутарх. Об Эроте, 23, 769a--b.

ких полезных, и, наконец, смесь двух жидкостей, после недолгого кипения и помутнения образующая спокойный, чистый и прочный устой, новую жидкость, два компонента которой ничто уже не может разъединить (вспомним, что о di'holon krasis речь идет и в Наставлениях супругам)¹. Некоторое страдание, волнение и смятение неизбежны на первых порах брака; но в них залог создания новой устойчивой общности.

Так Плутарх приходит к очень важной формуле: "В браке большее благо любить, чем быть любимым"². Значение этого тезиса становится понятным, если вспомнить, что традиционная эротика всегда подчеркивала полярность любящего и возлюбленного и неизбежную асимметрию их взаимоотношений. В нашем случае главенствующим элементом по вполне понятным причинам становится двойная активность любви, связующей обоих супругов, она-то и представляет собой объединяющий их принцип взаимности: поскольку и муж и жена питают чувство любви, каждый их них принимает любовь другого, выказывая благосклонность к ее знакам, и, следовательно, любит быть любимым. Таким образом, эта двойная активность представляет собой и принцип верности: каждый из двоих может принять в качестве правила поведения и основания усмирять свои желания ту любовь, которую он испытывает к другому, ведь любящий старается избежать всего, что "увечит и губит брак"³. Такой союз обязан своей силой и устойчивостью схеме обоюдной любви, когда, с точки зрения Эрота, каждый из двоих обязательно выступает в качестве активного субъекта; благодаря этой взаимности в акте любви половые отношения обеспечиваются обоюдным чувством и согласным взаиморасположением. Рядом с такой моделью отношений практика мужской любви, с ее отчетливо выраженным различием между эрастом и эроменом, дилеммой пассивности и неизбежной недолговечностью юности, определенно являет свою неадекватность. Корни ее ущербности, прежде всего, в отсутствии взаимной и сим-

_______________

¹ Там же, 24, 769с--f*

* Ср. Наставления супругам, 34, 143с: "Словно жидкости, которые <...> смешиваясь, растворяются друг в друге без остатка, вступающие в брак должны соединить и тела, и имущество, и друзей, и знакомых",-- Прим. ред.

² Плутарх. Об Эроте, 23, 769d.

³ Там же, 23, 769d--e.

метрической любовной активности; следовательно, ей не достает внутренней упорядоченности и устойчивости, присущих супружескому союзу. Она лишена той "благорасположенности", которая позволяет aphrodisia совмещаться с дружбой, составляя тем самым совершенный и завершенный род Эрота. Педерастия, мог бы сказать Плутарх, это "безблагодатная" любовь, любовь "без Харит".

Итак, текст Плутарха свидетельствует о появлении эротики, во многом существенно отличной от той, которую признавала и развивала греческая цивилизация. Впрочем, отличной невполне, поскольку, как показывает центральная часть диалога, похвальное слово Эроту, в ней по-прежнему и неизменно главную роль играют традиционные понятия. Плутарх использует эту платонизированную эротику для того, чтобы получить результаты иные, нежели те, с которыми ее обычно ассоциировали. Долгое время она указывала на сосуществование двух противоположных форм любви (низкой, пошлой, занятой aphrodisia, с одной стороны, и возвышенной, духовной, направленной на заботу о душе, с другой) и устанавливала между ними некоторое единство, так как только вторая считалась истинной, первая же воспринималась как ее земная тень и симулякр. Плутарх применил эти платонические представления в эротике, которая стремилась к единому Эроту, сочетавшему в себе любовь к женщинам с любовью к мальчикам и допускавшему aphrodisia; но в конце концов такое единство потребовало отказа от педерастии как от любви, лишенной charts. Если дуалистическая эротика, занятая вопросом об истине и симулякре и призванная сущностно обосновать любовь к мальчикам (правда, ценой исключения aphrodisia}, то у Плутарха, как мы видим, формируется новая стилистика любви. Стилистика эта монистическая: допустив aphrodisia, она использует их в качестве критерия, позволяющего признать полноценной лишь любовь супружескую, а отношения с мальчиками исключить как ущербные; им более нет места в этой единой интегративной цепи, где взаимность в использовании удовольствий оживляет любовь.

ПСЕВДО-ЛУКИАН

Две любви, автором которых считается Лукиан*,-- текст определенно более позднего происхождения¹, относящийся к весьма распространенному жанру "пересказанных" (то есть включенных в рамочную форму изложения) диалогов. Некто Феомнест, который вожделеет и к женщинами, и к мальчикам (его любовные увлечения возрождаются с новой силой, едва успев угаснуть, и числом уже превышают головы Гидры), ропщет на Афродиту: с тех пор, как он из ребенка стал эфебом, эроты гонят его "от одной страсти к другой", хотя он не потомок Солнца, и ему не свойствена грубая спесь Ипполита. Он чувствует, что равно "подвержен обеим страстям" и, не в силах решить, к какой из двух лучше стремиться, просит Ликина, свободного и от той, и от другой, выступить беспристрастным арбитром и помочь ему сделать правильный выбор. К счастью, Ликин хранит в памяти посвященный этой теме диалог, один из участников которого любил исключительно мальчиков, а "женские ласки" считал "погибелью", второго же безудержно влекло к женщинам. Ликин готов пересказать их спор, но предупреждает Феомнеста, что хотя его изложение и может показаться шутливым, Харикл и Калликратид, речи которых сейчас прозвучат, беседовали вполне серьезно.

Нужно ли говорить, что последнее уточнение нельзя понимать буквально? Собеседники, возможно, и были серьезны, но Псевдо-Лукиан, несомненно, иронизирует, описывая их напыщенную и тяжеловесную аргументацию. Эти блестящие сцен-

________________

* Об авторстве диалога см. прим. ред. на С. 167 настоящего издания.-- Прим. ред.

¹ Об этом сочинении см. R. Вlосh. De Pseudo-Luciani Amoribus, 1907; Мак-Леод (Mac Leod) в предисловии к лебовскому изданию датирует его нач. IV в.; Бюффер (F. Buffiere. Eros adolescent.-- P. 481) считает, что он относится ко II в.

ки суть пародии на типичные речи "Сторонника женщин" или "Поклонника мальчиков". Традиционные аргументы, неизбежные цитаты, ссылки на философские воззрения древних, риторические украшения...-- автор веселится, описывая своих невозмутимых спорщиков. В связи с этим следует отметить, что педерастический дискурс здесь намного тяжеловеснее, претенциознее, "барочнее", нежели проникнутые строгим стоическим духом стилистически более выдержанные выступления в пользу женщин. Поэтому в финальной части диалога, когда Феомнест заключает, что, как не суди, а все сводится к поцелуям, ласкам и попыткам залезть под плащ к объекту своей страсти, ирония направлена, главным образом, против апологетов мужской любви. Но иронический подход к поставленной проблеме не в силах скрыть всей ее серьезности. И сколько бы ни потешался Псевдо-Лукиан, рисуя "теоретико-дискурсивные" портреты этих двух поборников любви, риторический профиль которых может показаться слишком "нарочитым", нам все же не остается ничего иного, как допустить, что именно такой и была в самых ярких своих проявлениях современная автору традиция "эротической аргументации", так глубоко укорененная в эллинистической культуре.

Одно обстоятельство поражает с самого начала беседы, пересказанной Ликином для того, чтобы наставить друга, заплутавшего меж двух видов любви, на путь истинный: диалог, заканчивающийся несколько двусмысленным выводом в пользу "мальчиков", проходит не под знаком Эрота, общепризнанного покровителя такого рода отношений, но под опекой Афродиты: место действия сцены, восстановленной Ликином, по его собственному утверждению, вплоть до мельчайших подробностей,-- книдский храм богини, в котором находилась посвященная ей.знаменитая статуя Праксителя. Впрочем, это не мешает защитнику мальчиков и их любовников по традиции взывать к Эроту, "небесному богу", "предводителю таинств любви", когда того требует развитие беседы. Что же касается поборника "женских ласк", то он, естественно, ищет поддержки у Афродиты. Таким образом, Книдская богиня, в некотором роде, председательствует на этой тяжбе и, одновременно, как бы состязается с Эротом, своим традиционным напарником-соперником. Причины этого ясны: через весь диалог проходит тема физических

удовольствий. Именно aphrodisia волнуют Феомнеста, которого в равной степени влечет прелесть девушек и красота мальчиков. Именно aphrodisia достанется последнее слово, и смех увенчает чрезмерно целомудренную речь. Но и поводом к полемике Харикла и Калликратида также стало физическое удовольствие, послужившее сюжетом знаменательного анекдота:

юноша, страстно влюбленный в мраморное творение Праксителя, остался на ночь в храме и осквернил статую, но, утоляя свою страсть, совокупился с ней как с мальчиком'. Рассказ об этой истории, такой традиционной, вызывает не менее традиционный спор: возможно ли счесть столь кощунственный акт, коль скоро он обращен к Афродите, данью уважения богине, которой покорны удовольствия женской плоти? Совершенный подобным образом, не свидетельствует ли он против самой же Афродиты? Двусмысленный акт! И нужно ли эту богохульственную почесть, это оскверняющее почтение относить на счет любви к женщинам или же на счет любви к мальчикам?

Итак, вопрос, проходящий через весь диалог, пусть даже и кажется порой, что о нем забывают за более высокими предметами, таков: какое место занимают сексуальные удовольствия в практике каждого из двух видов любви, какова их истинная роль и надлежащая форма? Ответ на этот вопрос и будет тем дискриминантом, который обеспечит мужской любви недолгий триумф на философских небесах, очень скоро скомпрометированный иронией действительности.

Следуя жесткой композиции диспута, ораторы поочередно берут слово и в пространных речах отстаивают тот род любви, который каждый из них находит предпочтительным; безмолвный свидетель (Ликин) рассудит это "состязание" и определит победителя. Хотя "мальчишеская" речь Калликратида гораздо цветистее и продолжительнее речи Харикла, структура обеих апологий совершенно одинакова, аргументы сменяют друг друга в одном и том же порядке и располагаются таким образом, что каждому доводу одного собеседника отвечает довод другого. Обе речи состоят из двух частей; предмет первой -- природа любви, ее происхождение и основание в мироздании; вторая же отвечает на вопрос о том, какие удовольствия сулят различ-

___________

¹ Лукиан. Две любви, 16--17.

ные роды любви, какой должна быть их форма и ценность. Мы не станем прослеживать последовательное развитие двух этих линий, но по очереди рассмотрим упомянутые вопросы, чтобы показать, как, каждый по-своему, отвечают на них сторонник любви к женщинам и любитель мальчиков.

1. Хариклова речь "в защиту женщин" исходит из мировосприятия, общая тональность которого, несомненно, выдержана в духе стоицизма¹: природа определена здесь как сила, которая, "сочетав первичные стихии мироздания", из их взаимного смешения "породила все живое и одушевленное". Кроме того, продолжает Харикл, в хорошо знакомых нам выражениях повторяя известную доктрину, она установила и преемственность поколений²: "зная, что мы сотворены из смертной материи и что краток срок жизни, предназначенный каждому", природа "устроила" (emechanesato) так, что "гибель одного служит рождению другого". Умершее она "соразмерно возмещает рождающимся, чтобы мы вечно жили, сменяя друг друга". С той же целью совершив разделение полов, "мужскому полу она дала в удел выделение семени", а женский "сделала как бы вместилищем рождающегося" и наделила каждый из них "взаимным влечением" (pothos), установив "нерушимый закон, чтоб и тот, и другой пол оставался верен своему естеству". В результате, "лишь общенье мужчин с женщинами до сих пор сохраняет в непрерывной смене поколений человеческую жизнь бессмертной", но "ничто не может родиться от одного существа", и "ни один мужчина не может похвалиться, что рожден мужчиной". Так Харикл прочно укореняет в общемировом порядке,-- там, где связаны в один узел смерть, рождение и вечность,-- природу, присущую каждому полу, и соответствующее каждому из них удовольствие. Не подобает ни "женщинам вести себя вопреки своей природе, как мужчины", ни "мужчинам непристойно изнеживаться". Попытки избежать такого установления не просто посягают на природные свойства человека, но и наносят ущерб всеобщей связи вселенской необходимости.

________________

¹ Речь составляет параграфы 19--28. Прехтер (Praechter) в своем исследовании об Иерокле (С. 148) настаивает на стоическом характере фрагмента. Р. Блох усматривает здесь неопифагорейскую проблематику.

² Лукиан. Две любви, 19.

Вторым критерием естественности в речи Харикла является состояние человечества при его зарождении¹. Стремление приблизиться к богам, опирающееся на добродетель, способность жить и думать подобно героям, соразмерность в браке и благородное потомство -- таковы были четыре свойства, отличавшие этот возвышенный способ существования и обеспечившие его соответствие природе. Но вскоре начался упадок, все более и более глубокий; Харикл выделяет его этапы: поначалу "люди спустились с этой высоты в пучину удовольствий" и проложили "странные и невиданные пути к наслаждению" (следует ли под этим понимать формы половых отношений, не ведущие к зачатию, или удовольствия, получаемые вне брака?), а затем "сластолюбие, которое дерзает на все", преступило законы самой природы, "взглянув на мужчину как на женщину" (во всяком случае, это единственная форма "дерзости", упомянутая в тексте). Но прежде, чем стал возможен столь противный природе акт, в отношения между мужчинами должны были вторгнуться насилие и ложь: тираническая власть и искусство убеждения ("бесчестное обольщение").

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: