Инкарнация в России. 2 страница

Из лекции 7 февраля 1920 г. в Дорнахе. GA 196 — Дополнительно о путях воплощающихся душ.

...Глядя в зеркало духовного мировоззрения, можно сказать: все те души, которые сегодня воплощены на Востоке (im Osten), то есть там, где для нас находится восток, будут искать своего следующего воплощения на Западе (im Westen). Западные люди будут искать своего следующего воплощения больше на Востоке. Середина будет служить посредником...

Лекция 9 ноября 1914 г. в Дорнахе. GА 158 — Исторические особенности формирования телесной организации в России. Значение инкарнации в русском теле, ее посмертные последствия.

Как мы знаем, душевное существо человека предстает перед нами расчлененным на душу ощущающую, душу рассудочную или душу характера и душу сознательную. Мы знаем, что в этих трех членах души работает Я человека, как это описано в «Теософии». Но на самом деле в человеческой природе происходит много такого, что в том виде, в каком оно происходит, в сознание не проникает. Именно духовнонаучное познание может постепенно привести к тому, что многое из того, что лежит в глубинах человеческой души, будет освещено светом сознания. Пока же душа человека живет как обычно, она освещает лишь малую часть всего душевного горизонта, а под этим горизонтом лежит многое, имеющее для души весьма глубокое значение, но в обычной жизни не сознаваемое, хотя в известной мере и гораздо более важное для формирования человеческой душевной жизни, нежели то, что сознается. Прежде всего, давайте бросим наш взгляд на то, что обыкновенно сознания не достигает. Для нынешних людей даже весьма благотворно, что оно не достигает сознания. Но мы позже увидим, что это не всегда было так для всех людей. Если бы можно было лишь чуть-чуть углубить обычное повседневное человеческое сознание и поднять в верхнее сознание то, что, я бы сказал, лишь на одну степень бессознательнее обычного сознания, тогда бы человеческая душа очень скоро догадалась, что она составляет ту тройственность, о которой было сказано, что она, в самом деле, представляет не просто какое-нибудь единство, а тройственность. Я указывал в книге «Как достигнуть познаний высших миров?», что когда человек начинает продвигаться в направлении духовных миров, он как бы распадается натрое. И едва только, как сказано, лишь немного заглядываешь в эту словно прикрытую часть сознания, так очень скоро замечаешь существование этой тройственности души ощущающей, души рассудочной или души характера и души сознательной. Под порогом сознания, — причем не особенно и глубоко для современного человека, — в самом деле находится своего рода душевное царство, пронизываемое не единством, а своего рода троичностью, излучением этой троичности, так что в мгновение, когда человек оттесняет то, чего он, в сущности говоря, в такой полноте достиг лишь со второй половины четвертого послеатлантического периода (а такой ясностью — лишь с началом пятого послеатлантического периода), как только, стало быть, человек это оттесняет, он может точно различить в своей душе три мира или области. Одна область такова, что больше подвержена инспирации, в нее поступают сновидческие, подобные грезам инспирации. Вторая область — та, благодаря которой человек как бы душевно пронизывает сам себя, заново воздвигает себя в своих физических частях. А третья область — та, где он поддерживает сознание о мире.

Итак, первая область — это та, в которую проникают инспирации, наполняющие душу сновидческие инспирации, что связано с душой ощущающей. Вторая область, где душа своими собственными внутренними устроениями и формами словно воссоздает свое тело, связана с душой рассудочной или душой характера. Это внутренний мастеровой, строитель, мы могли бы даже сказать — кузнец физического тела. Третье, — посредничество во внешнем познавании, вступающем в связь с миром, посредничество, привязанное к внешним чувствам, вообще связанное с физическим миром, — связано с душой сознательной. Следовательно, мы можем сказать, — связанное с физическими силами.

Словно душевная троица царит над основой человеческой души, а ей противостоит правящее действие того, что стремится к единству. Я хочу обозначить это, как бы противопоставив одно особое душевное царство другому (см. рис. 1). В определенном отношении это душевное царство действует совсем целостно.

Оно действует с природной целостностью, словно то, чем душа является по своему темпераменту, по своему характеру, что таится в душе глубоко внизу, но — как целостная душа. В противоположность тройственности я обозначу это как целостную (единую) душу (Einheitsseele).

В отличие от того, какова ныне наша душа, эта целостная душа не может выйти за пределы некоторой смутной жизни, если как бы не озаряется, не освещается сверху. А в наше время освещение в какой-либо форме всегда исходит от Мистерии Голгофы, так что то, что каким-либо образом излучается в эту целостную душу, я изображаю здесь символически: какая-нибудь форма, в которой Мистерия Голгофы направляет свои лучи в целостную душу (см. рис. 2).

В течение ряда лет мы уже прилагали много, весьма много сил, чтобы постепенно составить себе представление о том, сколь бесконечно широко все, связанное с Мистерией Голгофы. Поэтому вы можете представить себе, что если Мистерия Голгофы в какой-либо форме посылает свои лучи в человеческую душу, то это всегда будет только определенная ступень, определенная степень Мистерии Голгофы. Но представим себе, что поскольку целостная душа — это словно нечто, погруженное в смутное высиживание (dumpf Brütendes), — а для нашего времени это содержит нечто особенно ценное, — то это целостное должно в какой-либо форме пронизываться лучами Мистерии Голгофы.

Теперь, в каждую душу входит то, что исходит от различных ин-спиративных и посвятительных центров мира, и это тоже относится к подсознательным влияниям в душе человека. Видите ли, Мистерия Голгофы действует всеобъемлюще, универсально, однако воспринять эту Мистерию Голгофы человек, человеческая душа может только каким-нибудь одним определенным образом. Посвятительный центр, который совершенно особым образом действует внутрь души с тем, чтобы ее внутреннее было правильно подготовлено к совершенно особенному пронизанию его лучами Мистерии Голгофы... — ранее я о нем часто говорил, что этот посвятительный центр всегда возглавляет посвященный Скифиан. Будем считать, следовательно, что душа была подготовлена в своем целостном существе к тому, что приходит от Мистерии Голгофы, была готова воспринять это благодаря тому, что на каждую душу бессознательно действует от Скифиана.

Тогда мы имеет душу человека словно разделенной на два царства, — на царство трехчленное, и на другое царство — единое, целостное; одно царство — более душевное, другое — более природное, находящееся в области темперамента, погруженное в своего рода высиживание, — я бы сказал, царство, которое принимает в свои природные основы силы Мистерии Голгофы, с одной стороны, и влияния Скифиана, с другой.

Эта целостность так просто не может соединиться с тройственностью, это невозможно, и притом потому, что у современного человека эта тройственность остается под порогом сознания. Эта тройственность как бы приглушается; ее сознание должно быть погашено. Если бы душа смогла действительно спуститься к тройственности, она бы тотчас почувствовала себя тройственной, а не единой. Тогда она бы сказала: во мне есть что-то, что меня инспирирует, что-то, что меня строит, что меня выковывает, и что-то, что находится в связи с внешним миром. — Но эта тройственность должна быть как бы погашена, затенена чем-то таким, что душевно заставляет человека говорить: я этих троих не различаю. — Следовательно, во всех троих должно излучаться что-то такое, из-за чего душа в себе этих троих не чувствует, этих троих погашает, словно превращает их в туманные образования.

Видите ли, связь между тем, что в душе должно жить как целостность, и тем, что в ней находится как тройственность, может существовать, если между ними имеется коммуникация, своего рода обмен, как бы душевный ствол, ведущий к погашенной тройственности и исходящий от целостности, проницаемой, однако, с двух сторон лучами, как бы освещаемой, чтобы это была не только смутная, равномерная, с признаками характера и темперамента природная целостность, но чтобы она в целом освещалась тем, чем человек должен быть, — сознанием человеческой души о ее связи с божественно-духовным бытием. Я здесь, собственно, изобразил нечто, что покоится в основе любой человеческой души. В наше время ни одна душа не может обойтись без того, чтобы все эти вещи в ней находились.

Но представьте себе следующее. Как раз здесь, для того, чтобы показать, чем должно быть наше здание, я неоднократно подчеркивал, что то, что живет в человеческой душе, приходит и к внешнему выражению, выявляется, так сказать, во внешней эволюции Земли. Если в душе человека существует такая область, которая действительно представляет собой своего рода тройственность, которая у современных людей как бы заслонена обычным сознанием, то нам надо найти эволюционную стадию, где перед нами внешним образом выступит, что душа в самом деле чувствует себя тройственностью, как бы разложенной на три душевных члена. Иными словами, когда-либо должен был существовать народ, ощущавший эти три члена души раздельно и так, что целостность ощущалась в душе, в сущности, намного меньше, нежели тройственность, поскольку тройственность мыслилась еще в связи с Космосом. Такой народ в Европе был, и он оставил по себе значительный памятник культуры, о котором я уже говорил. Этим народом, — причем в том месте Европы, где этому надлежало быть, — народом, переживающим в душе тройственность, является финский народ. А выражение этой ступени культуры запечатлено в «Калевале». В том, что изображено в «Калевале», наличествует ясное сознание тройственности души, так что те древние ясновидцы, чье ясновидение лежит в основе «Калевалы», чувствовали: в мире находится нечто инспирирующее, в связи с которым находится один член моей души, моя душа ощущающая; она тяготеет туда, ее силы направляются туда, оттуда получает она свои импульсы. — Словно нечто человечески-божественное или человечески-героическое переживал этот народ или переживали эти древние ясновидцы то, что инспирировало душу ощущающую. И это они называли Вяйнямейненом. Это не что иное, как космический инспиратор души ощущающей. Все судьбы Вяйнямейнена, описываемые в «Калевале», являются выражением того, что это сознание некогда наличествовало у народа, широко распространенного на северо-востоке Европы и ощущавшего три члена души раздельно, а душу ощущающую — инспирируемой Вяйнямейненом.

Точно так же этот народ, эти древние ясновидцы, ощущал, что душа рассудочная, или душа характера, является как бы особым членом в душе, получающим свои импульсы, чтобы ковать. То, что в человеческой душе кует, что ее строит, они ощущали получаемым от другого элементарного, героического существа, от Ильмаринена. Следовательно, как Вяйнямейнен соответствует душе ощущающей, так Ильмаринен в «Калевале» соответствует душе рассудочной, или душе характера. Если вы перечитаете лекцию о «Калевале», вы все это в ней найдете.

И точно так же этот народ чувствовал, — и это надо запомнить, — что душа сознательная тогда ощущалась как то, что делает человека на физическом плане завоевателем; в Лемминкайнене чувствовали эти древние ясновидцы существо, связанное с правящими силами физического плана, чувствовали в этом инспираторе души сознательной элементарное, героическое существо. Таким образом, эти три, можно сказать, говоря по аналогии с другими эпосами, героические фигуры ведут свое происхождение от древнего финского народа, инспирируя трехчленность души.

Удивительна связь между Ильмариненом и тем, что он кует. Я на это уже указывал. Это сам человек, выковываемый из элементов природы. Это существо, выковываемое из всех атомов природы, распыляемое и опять выковываемое, изображено в «Калевале» в величественной картине кования «Сампо». И то, что однажды созидание человека из этих трех членов души уже происходило, затем должно было перейти как бы в пралайю и снова возникнуть, — в «Калевале» это тоже изображено: Сампо теряется и снова обретается, словно то, над чем простерт мрак сознания, обретается вновь.

А теперь представим себе, что к югу, к юго-востоку этому противостоит, скажем, другой народ, в древние времена развивший прежде всего те душевные свойства, о которых я говорил, — целостное начало в душе, то, что приводит целостное к выражению в свойствах характера, нрава, свойствах темперамента. Этот народ — славянский, тогда как ему противостоит финский народ. Этот славянский народ находится под влиянием Скифиана, который в древние времена некоторое время жил также в окружении древнего народа скифов. Вовсе нет надобности в том, чтобы вокруг посвятительного центра проживал высокоразвитый народ; в ходе развития должно происходить то, что необходимо. А проникновение определенной формы Мистерии Голгофы — это проникновение в славянство греко-византийской культуры. То, что я вам здесь (см. рис. 4) указал как центр греко-византийской культуры, вы, если хотите, можете спокойно считать Константинополем, ибо, в сущности, это Константинополь и есть.

Итак, теперь мы имеем души, проникнутые славянским основным типом. Это, с одной стороны, души, связанные с тем, что благодаря Мистерии Голгофы, может вести к целостности, что может целостную душу подготовлять к христианству, а с другой стороны, это души, воспринимающие Мистерию Голгофы в совершенно определенной форме, воспринимающие что-то вроде инспирации, воздействия Мистерии Голгофы, исходившего от византийско-греческой культуры.

Но теперь как бы из некоторого пункта должно прийти еще нечто иное. То, что в финском народе существовало как разъединение, как разделение на три члена и что так великолепно отложилось в «Калевале», должно быть погашено. Но погашено это может быть только под влиянием извне, только благодаря тому, что сюда проникнет народ или часть народа, который с самого начала был предрасположен ощущать в душе не тройственность, а целостность, единство, причем не целостность, которую получают от Мистерии Голгофы, а целостность, которую имеют как бы от природы. Рассматривая финский народ, видишь, что он особенно предрасположен к развитию сознания тройственности. И эту тройственность в ее отношении к Космосу нельзя выразить значительнее, чем это сделано в «Калевале». Но затем на Севере это должно было быть забелено, покрыто туманной завесой из того, что как бы погашает сознание этой тройственности. Сюда спустилось племя, несшее в своей душе на природный лад то, что тогда существовало как стремление к единству, что совсем иначе, на совершенно иной ступени нашло выражение в «Фаусте» Гете и даже в Фаусте как таковом, нечто, ничего не ведавшее о трехчленности, нечто, стремившееся к единству Я. Здесь оно еще на примитивной ступени погашающе действует на три члена души.

Однако финский народ был народом, который чувствовал еще по-природному, иначе бы он не ощутил трех членов души. То, что текло на него, погашая тройственность, это теснящееся, текущее сплошным валом финны ощущали как «р-р-р», а поскольку это ощущали еще как нечто, что, можно сказать, на оккультном языке лучше всего выражается буквами, звуками «у-у-о», то можно сказать: оно приближается, перед ним надо, собственно, трепетать, так что оно выдыхается в «рру-уо» и устанавливается, а это ощущается посредством «Тау», «т», когда оно проникает в человеческую душу. Подобно тому, как проникновение древнего Иеговы в человеческую душу выражалось посредством «с», посредством еврейского «шин», так и вообще это проникновение в душу, это проникающее начало выражалось звуком «с». Все это связано с тем, что проникает в душу и фиксируется в душе, и все это тяготеет к «и», чье значение ведь известно, — в финском народе это то, что связано с «рруу». Вот почему он ощущал это «рутси», «руотси» и почему спускавшиеся сюда народы он называл «рутси», «руотси». И постепенно это название приняли славяне, а поскольку они пришли в связь с тем, что проникало вниз сверху и что так именовали финны, то и самих себя они назвали «рутси», что позднее превратилось в название русских.

Вы видите, стало быть, что все, о чем рассказывается в истории внешним образом, должно было быть: народы, сидящие здесь, внизу призвали варяжские племена (Stämme), собственно, нормано-германские племена, и они соединились со славянскими племенами. В основе этого лежит нечто, что должно было произойти, с необходимостью должно было произойти из-за того, что так устроена человеческая душа. Ибо только так могло возникнуть то, что позднее как русский элемент на востоке Европы вступило в круг европейских народов. В русском элементе действительно живет все, о чем я сказал. В нем, прежде всего, живет нормано-германский элемент, он живет даже в имени, от которого произошло имя русских, ибо оно пришло на пути, на который я указал.

Проникновенно выражено в «Калевале», что величие финского народа покоится на том, что он в тройственности подготавливает единство, погашением тройственности подготавливает восприятие того единства, которое уже не является только человеческим единством, но является единством божественным, в котором живет божественный Герой Мистерии Голгофы.

Чтобы группа людей могла воспринять то, что к ней приближается, она должна быть подготовлена. Мы, таким образом, получаем впечатление, что сначала все должно произойти внутренне, чтобы в ходе развития могло осуществиться то, что выступит внешне. Я сказал, что в «Калевале» великолепно выражено, что финский народ должен был произвести эту подготовку, поскольку Мистерия Голгофы» особым образом вводится в конце «Калевалы». Христос выступает в заключение «Калевалы», но с внесением им своего Импульса в финскую жизнь Вяйнямейнен удаляется из страны, и это значит, что первоначальное величие, глубокомыслие, вошедшее в Европу через финский элемент, является подготовительной стадией христианства и принимает христианство подобно вести, подобно посланию извне.

Подобно тому, как у отдельного человека мы видим, сколь необычайно сложным образом он должен быть подготовлен, чтобы душа его в самых различных отношениях находила то, что ей необходимо для жизни в определенной инкарнации, — подобно этому обстоит дело и с народами. Народ не что-то однородное, гомогенное, народ — это нечто такое, в чем слито многое. В народе, который живет на востоке Европы, слито все это. И все спиритуальное во внутреннем смысле, можно было бы сказать, обозначено и внешне, хотя и слегка. — Я сказал, что у этого народа должен быть душевный ствол, ведущий снизу вверх и, соответственно, — сверху вниз, если уж это связующий душевный ствол. Он существовал и внешне в виде того великого пути, который вел из Черного моря к Финскому заливу и на котором имел место обмен между греко-византийским элементом и тем, что было природным элементом рутси.

Человек должен переживать различные вещи в ходе своих различных инкарнаций. Одна инкарнация всегда должна строиться на другой. Этого человек может достигнуть только благодаря тому, что в субстанции, в материал, из которого образованы отдельные народы и те, кто к ним принадлежит, действительно стекаются силы, благодаря которым позднее может осуществляться эволюция человечества. Человеческая душа когда-либо должна найти в своих инкарнациях такую телесность, которая слита из сил, какие я здесь описал. И то, о чем говорится так просто, что человек, мол, рождается русским, имеет свое глубокое, свое колоссально глубокое значение. Родиться русским — это значит, что на пути через различные инкарнации человек достиг возможности пережить на своем земном пути то, что может быть пережито только благодаря тому, что жизнь между рождением и смертью он проводит в телесности, составленной таким образом. Если бы он этого не переживал в таком теле, тогда у человека отсутствовало бы нечто из того, что приобретается из инкарнации в инкарнацию. Глупые люди, — и я говорю это, не соединяя с этим никакого оттенка чувства, но используя как terminus technicus, — всегда повторяли поговорку, будто мир тем понятнее, чем он проще. Это неверно, так только удобнее. Глубокие умы, — а в последний раз это особенно проникновенно делал, пожалуй, Ральф Уолдо Эмерсон, — всегда говорили, что до истины фактов доходишь, только познавая их в их сложности. То, что живет в мире и связано со всей эволюцией мира, вовсе не так просто.

Как в восточной половине европейского полуострова души подготавливаются к тому, чтобы пережить нечто особенное, так и во всех остальных случаях на поверхности Земли, — отдельные народные характеры подготавливаются весьма сложным образом. Вспомните, прежде всего, об одном, с чем мы благодаря нашим духовнонаучным рассмотрениям достаточно знакомы.

Пройдя через врата смерти и оглядываясь на свою последнюю земную жизнь, человек в известной мере оказывается в зависимости от того, что он пережил в этой своей последней земной жизни. Мы знаем, что в жизни после смерти еще годами действуют связи с прежней земной жизнью. Но так и должно быть. Человек должен проходить через физическую инкарнацию, чтобы в это время между смертью и новым рождением иметь определенные воспоминания об этой минувшей инкарнации, вынести из этой минувшей инкарнации определенные импульсы. Благодаря тому, что он был вполне определенным человеческим существом, с вполне определенным организмом, подвергавшимся определенным влияниям земных условий, земные впечатления некоторым образом действуют еще и после смерти, возвращаясь подобно воспоминаниям. Эти впечатления находятся под влиянием прошлого, они получают от него некоторый оттенок. Этот оттенок душа получает благодаря тому, что прошла через определенную национальность, она получает его от определенной национальности. Чем больше национальный элемент будет переходить в интернациональный, тем больше это будет отбрасываться. Но сегодня это имеется в значительной мере, иначе бы нынешние события не настали*. — Люди [после смерти] в известной мере еще оглядываются на то, что они пережили благодаря своему организму, — поскольку он имеет национальную определенность, — в предшествующей жизни между рождением и смертью. Проходя описанным сегодня образом через тела, сформированные именно этим, определенным путем, души вполне определенным способом подготавливаются к жизни, в которую вступают, пройдя через врата смерти. Это оказывает влияние, конечно, не на индивидуальность, а на то, что составляет как бы облачение, оболочки этой индивидуальности. Однако эти облачения или оболочки, с которыми связана национальность, еще дают нечто такое, что душа имеет и после смерти, относительно чего она знает: это относится к твоему прохождению через земную жизнь.

* Имеется в виду Первая мировая война, на фоне которой Рудольф Штейнер читал эту лекцию. — Прим. перев.

И вот, если душа прошла через тело, сформированное таким образом, — экзотерически можно было бы сказать, что она прошла инкарнацию в русском теле, — то она имеет, разумеется, нюансировку своего внешнего оболочкового облика, становящегося после смерти представлением, которое имеешь о себе подобно тому, как и обычно имеешь представление о себе. Она приняла в него все то, что вот так обозначено здесь (рис. 4), и если говорить о том, что внутренне переживает душа, имея тело, составленное таким образом, то можно сказать следующее. Не правда ли, из прежних рассмотрений мы знаем, что после смерти сознание некоторым образом меняется, оно достигает более высокой степени, становится после смерти яснее, интенсивнее, нежели в физическом теле. Иметь пережитым то, что здесь ранее имелось в виду, — это подготавливает души к достижению после смерти совершенно особого интимного отношения к тем существам, которые подобно особым Духам-хранителям живут над собственно человеческими индивидуальностями и принадлежат к ближайшей, более высокой Иерархии, Иерархии Ангелов. В жизни после смерти, следующей для души за русской инкарнацией, она как бы предрасположена к идентификации себя в сознании со своим Ангелом, к видению духовного мира, грубо говоря, как бы очами Ангела.

Человек стремится к своему высшему Я. Это высшее Я проявляет себя самым различным образом. Прочтите последний мюнхенский цикл «Тайны Порога». Там говорится, что сознание становится несколько иным, душа как бы проникается Ангелом. Она им должна проникаться, и к пронизанию Ангелом она подготавливается, вживаясь в духовный мир по прохождении врат смерти после жизни в русском теле, сформированном так, как мы описали. Так что мы можем сказать: тот, кто прошел через русское тело, чувствует все посмертные переживания нюансированными тем, что он особо проникнут во всем своем существе Ангелом, Гением из ближайшей [к нему] высшей Иерархии, оберегающим каждого человека.

У народов же западной культуры дело обстоит так, что человек там не столь сильно проникается после смерти существом Ангела. Пройдя через западную инкарнацию, после смерти переживают скорее следующее: я еще продолжаю ощущать так, как и ощущал обычно, я взираю на мир так, как взирал обычно. — Срастание со своим Ангелом ощущается как особое искусство. Для тех, кто принадлежит к русскому народу, пребывание вместе со своим Ангелом совершенно естественно. Душа проходит на пути инкарнаций через всевозможные национальности, и она должна пройти и через эту инкарнацию, где она получает импульс к воспарению к Ангелу, к срастанию с Ангелом, к взиранию в духовный мир его духовными очами.

Конечно, это относится больше к периоду времени, наступающему непосредственно после смерти, нежели к другим периодам времени между смертью и новым рождением, к ближайшим к смерти годам, от полутора до двух десятилетий, ибо в главное время до и после «мировой полуночи», о котором я уже говорил, душа такие вещи сбрасывает. Это, следовательно, относится к тому времени, когда человек еще находится под влиянием пережитого в физическом теле, когда пережитое еще оказывает свое последующее действие.

А теперь, после того, как мы это изложили, обратим наш взгляд на духовный мир, как бы на внутреннюю сторону мира, в котором мы живем, учитывая в дополнение к нашему рассмотрению, что только ограниченному человеческому сознанию свойственно думать, будто вокруг него находятся одни только физические люди. Человек всегда находится в окружении умерших, тех, кто живет в духовном мире. Так имеем мы вокруг нас души умерших, которые прошли через русские физические тела и которые при их нынешнем духовном состоянии имеют большую склонность жить скорее как Ангелы, нежели как люди.

После такой инкарнации появляется еще то особое свойство, что эфирное тело растворяется в окрестном эфирном мире особенно быстро, тогда как у западных народов эфирное тело более плотно, более сжато, труднее растворяется в окружающем эфирном мире. Однако с последней трети XIX века мы, как я уже часто указывал, уже живем в такое время, когда в духовном мире наступило владычество Михаила, тогда как прежде правил Гавриил. Ныне мы живем в эпоху, когда эти отношения особенно сильно выступают в духовном мире, когда описанное действует в духовном мире особенно сильно. Ибо нашему

времени вменяется подготовить событие, на которое я указал уже в первой драме-мистерии «Врата посвящения», — явление человеку Христа в духовном облике. Это событие явления Христа, на которое указывала Теодора, может быть достигнуто, только если власть Михаила будет распространяться все больше. Это процесс, еще идущий в духовном мире. Михаил как бы сражается на плане, граничащем с нашим миром, ради приближения Христа. Для этого ему нужны свои воинства, свои бойцы. Важнейшие бойцы, важнейшие воинства поступают к нему из числа тех душ, которые в нынешней инкарнации прошли через русское тело. Так что в духовном мире мы можем видеть своего рода прямо завоевательный поход Михаила, ведущийся для того, чтобы приблизился Христос. Для этого он рекрутирует себе войско, череду важнейших бойцов из числа душ, которые прошли через русские тела, потому что они предрасположены идентифицировать себя со своим Ангелом. Благодаря этому они особенно пригодны к достижению сил, необходимых, чтобы в чистоте дать образ, посредством которого должен явиться Христос. Для того, чтобы он не явился в ложном облике, в субъективной человеческой имагинации, для того, чтобы он явился в верном образе, Михаил должен вести битву, на которую я указал. Совершенно особенно он может сражаться посредством тех душ, которые по природе несут в себе это сознание Ангела. Они особо подготовлены благодаря ему. Благодаря тому, что их эфирное тело особенно легко растворяется, они не имеют в своем эфирном теле ничего, что заставляло бы Христа являться в ложном облике, в ложных имагинациях.

Для того, чтобы все, что должно происходить в мире, происходило правильно, в мировом строе должны взаимодействовать его различные члены. Для того, чтобы могло произойти то, что я изобразил, должна быть побеждена, — примите это совсем объективно, — одна характерная черта, встречающаяся больше на Западе, особенно у тех душ, которые прошли через французскую инкарнацию. Эти души получают от своей национальности особую способность крепко фиксировать свое эфирное тело, долго удерживать в эфирном теле вполне определенный имагинативный облик. Это не может быть преодолено одними западными душами, но этим западным душам должна быть оказана при этом, можно сказать, помощь, должна вестись работа над рассеянием этих эфирных тел в общем мировом эфире, дабы не был вызван ложный образ явления Христа. Следовательно, целые сонмы должны вести совместные действия, сражаясь под предводительством Михаила; они должны одержать верх над душами, прошедшими через французские тела.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: