Государственное строительство.

Из лекции 23 ноября 1918 г. в Дорнахе. GА 185а.

...Тому, кто хочет судить о важных вещах, участвующих в созидании будущего устройства Европы, и именно Восточной Европы, не следует забывать, что всякий, кто в России высказывал историческую правду о России, становился не только еретиком, но и подвергал опасности свою жизнь. Ведь русская история, — правда, не намного больше, чем все остальные истории, — это сплошная легенда. Так, например, до сознания тех, кто изучает русскую историю в обычном духе, вовсе не доходит... что приблизительно в то же самое время, как норманны приобретали влияние на западе Европы, нормано-германский элемент распространял свое влияние и на восток. И русская история сегодня заинтересована в том, чтобы, углубляясь в прошлое, все больше показывать, что все, все ведет происхождение от славян, от славянского элемента; она заинтересована также в отрицании того, что важнейший элемент, тот элемент, под глубоким влиянием которого находится еще и сегодня то, что существует на востоке, проистекает от импульсов нормано-германского происхождения. В русской истории идут не намного дальше того, чтобы излагать людям это, не правда ли, стереотипное, все снова повторяемое выражение: «Земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет, придите и владейте нами». — Приблизительно так начинают историю, тогда как в действительности следовало бы указывать, что то, что было распространено в России до нашествия монголов, было германо-норманского происхождения, имело германо-норманскую социальную конфигурацию. Но это значит, что тогда в России было распространено нечто такое, что было только приглушено позднейшими отношениями, что, я бы сказал, в чистой культуре дольше сохранялось и консервировалось, например, в социальном устройстве Британской империи. Здесь имеет место прямолинейное развитие. То есть, взяв социальное развитие Британской империи, вы будете иметь поток, который, естественно, меняется в ходе столетий, но который и сегодня является прямолинейным продолжением древнего нормано-германского социального строя. На Востоке, в направлении России вы имеете распространение того же потока, но при монгольском иге, под монгольским влиянием, я бы сказал, с определенного момента прерванного. То есть, если бы в России развивалось и далее то же самое, что при Вильгельме Завоевателе под нормано-германскими влияниями подготавливалось в социальной структуре Британской империи и до девятнадцатого столетия развивалось так, что она заняла нынешнее положение в мире, то тогда Россия стала бы похожа на Англию.

Но нигде больше, кроме России, все то, что действовало, не проникало так глубоко в сердца и души людей. Не следует забывать того, что, собственно, пришло тогда вместе с нормано-германскими влияниями. На Западе в процессе выработки это нормано-германское влияние также встречало противодействие. Я говорю: там оно развивалось прямолинейно, оно развивалось там наиболее прямолинейно, но оно имело там и противодействие. То, что оно встречало там в качестве противодействия, от чего оно в некотором смысле освободилось и что модифицировало его поток развития, это была, с одной стороны, западная римско-католическая церковь и романское начало вообще, которое несет в себе абстрактно-юридический элемент, абстрактно-политический элемент. Так что к народному влиянию, от которого идут все сословные структуры, все классовые и кастовые образования, встречающиеся у британского народа, добавляется то, что пришло от церкви и от романского начала. Все это действует, но так, что британское начало некоторым образом, но преждевременно, эмансипируется от того глубокого влияния церкви, которое продолжало действовать и разрасталось в Средние века и действует и разрастается еще и сегодня; относительно, но мало, это начало эмансипируется от абстрактного романского элемента юридически-политического мышления. — Истина заключается в том, что как господствующий элемент, как тот элемент, который задавал именно социальную структуру, этот нормано-германский элемент простерся на различные славянские области, существовавшие с древнейших времен на земле нынешней России.

Это нормано-германское начало покоится на определенном воззрении, выражающемся в социальных фактах. Это нормано-германское начало покоится на том воззрении, что то, что обладает кровной связью, тесной кровной связью, должно выражаться и в социальной области в виде наследования. Оно покоится на определенном общественном институте — роде и стоящем над ним родстве, ближайшем семейном родстве и стоящем над ним клане, что ведет к князю, который правит подчиненным родством, далеко простирающимся родством. Это, следовательно, вызывает социальное устройство на основе определенной конфигурации кровных связей.

Это находится в острейшем противоречии с тем, что исходит, например, из романского юридически-политического начала. Романское юридически-политическое начало везде приносит абстрактные связи, устраивает все на договорах и тому подобном, а не на крови.

Все это, говоря несколько резко, нечто такое, что делает факты в меньшей мере делом сердца, чем бумаги. Одно только основательно отклонялось этим германо-норманским началом. Если бы действовало одно только оно, — это, конечно, только гипотеза; ведь одно оно не могло действовать, — если бы действовало оно одно, оно никогда ни в одной европейской области не смогло бы прийти к монархическому государственному устройству. Ибо монархическое государственное устройство не лежит на линии развития того социального импульса, который исходит от нормано-германского начала, но в основе этого нормано-германского начала лежит импульс членения по родам, по семейным конфигурациям, являющимся относительно индивидуальными и самостоятельными в отношении друг друга и лишь при определенных условиях заключающими союз между собой под властью одного князя, который контролирует надродовое объединение (Übersippe). И прежде всего: помимо того, что из этого нормано-германского начала никогда не могла бы развиться монархия, из этого начала никогда бы не мог выйти и чистый монотеизм, ибо он пришел с юга, — я бы сказал даже с юго-востока, — через теократический иудейский элемент. Если бы нормано-германский элемент продолжал действовать только сам но себе, тогда сегодня было бы легче проявиться тому оправданному монотеизму, который допускает не абстрактного единичного Бога, а череду Иерархий, — Ангелов, Архангелов и так далее, — и который не допускает того вздора, когда один Бог, например, защищает одновременно два противостоящих друг другу разъяренных войска, христиан и турок, действуя то там, то здесь, потому что он Бог всего мира. Такой вздор, как абстрактный монотеизм, не смог бы привиться там никогда, ибо абстрактного монотеизма нет в пределах этого элемента. Люди были язычниками в современном смысле, то есть признавали самых разных духовных существ, которые руководят силами природы, и, следовательно, жили в спиритуальном мире, хотя и атавистически. А вздор монотеизма был навязан лишь теократическим элементом юго-востока. Поэтому сегодня так трудно проводить то, что с необходимостью должно найти себе путь, — разнообразие руководящих силами и процессами природы духовных существ, богов. Именно на русской почве происходило определенное приглушение того, что пришло с севера. Как-то давно я даже говорил здесь о названии «русский». Вы помните, я говорил тогда, что название «русский» указывает, что эти люди приходили с севера. Сами они называли себя Vaeringjar.

Настоящая государственная идея — это структура, которую надлежало бы тщательно изучать. В определенном отношении эта идея государства приходит с той стороны, откуда приходит многое другое, важное для Европы. Говоря именно об этих вещах, нужно со всей интенсивностью помнить, что история может быть рассматриваема только симптоматически. То есть, рассматривая какое-либо явление, являющееся внешним фактом, его надо оценивать как симптом. В России, пока там в социальном смысле структурообразующе действовало это нормано-германское влияние, не существовало ничего от какой-либо идеи государства. Были как бы замкнутые славянские области, и в них было распространено то, что я назвал идеей рода. Идея рода охватывала все это наподобие сети. Различные замкнутые славянские области несли в себе элемент, который современный человек, быть может, назвал бы демократическим элементом, но он был бы в то же время связан со страстным стремлением к безвластию, с определенным прозрением в то, что для внесения в мир порядка, в сущности, не требуется централизованных властей и что они создают только беспорядок. Это жило в этих замкнутых славянских областях. А в том, что исходило от нормано-германского элемента, жила собственно идея рода, идея, связанная с кровью.

И вот произошло монгольское нашествие. Монголы описываются в довольно скверном виде. Но все-таки самое дурное, что они делали, это то, что они взыскивали большие дани, подати. Однако они бывали более или менее удовлетворены, если люди выплачивали им подать, разумеется, в натуральном виде. Но то, что они принесли, — я только прошу принимать это теперь симптоматически и не думать, будто я говорю, что идея государства пришла от монголов, — то, что они тогда принесли, — стало быть, понятое симптоматически, — это идея государства. Идея монархического государства поступает именно с той стороны, откуда пришли и монголы, но только в западную часть Европы она была принесена уже раньше. Она приходит из той части света, которую замечаешь, следя за накатывающей из Азии культурой или, если хотите, волной варварства. Что осталось в России от монголов, так это, по существу, представление, что отдельный властитель вместе со своими паладинами может осуществлять нечто вроде государственной власти. Это было несомо монархической идеей ханов и было перенято в России. На западе Европы оно лишь было перенято раньше, но пришло с той же стороны. А в России это была, по существу, татаро-монгольская идея, сколотившая там так называемую государственность. И таким образом Россия оказалась в течение долгого времени вне влияния того, что с многих точек зрения определило культуру Запада, — феодализма. Он не имел влияния в России, потому что, перескочив через феодализм, там установилась монархия, которая на Западе постоянно испытывала помехи со стороны прежде всего феодальных владык, постоянно боровшихся с центральной монархической властью и представлявших противоположный полюс монархической власти.

5.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: