Шестой послеатлантический культурный период 2 страница

В Америке мы имеем нечто подобное. Материализм там достиг вершины и радикально выражен во всех воззрениях народа. Это привело в новой эпохе к тому, что сам дух должен восприниматься материальным образом. В то время как у славянских народов появляются отдельные личности, которые, как Толстой, прекрасно и величественно, пытаются побуждать развитие, исходя из спиритуальной души, американский народ старается душевное и духовное охватить материальным образом. Отсюда мы находим у него сильно выраженный материальный спиритуализм и спиритизм. Однако в способе поиска как раз и заключено различие. Если вы попытаетесь увидеть духовное глазами, то оно станет психическим, и эта психическая сторона сильно развилась в Америке.

Американские народы столкнулись с иным народным элементом, который происходит из Атлантиды и наделен психическими задатками. Этот народный элемент живет в негритянских народах. Тот способ, как срастаются оба эти народа, харатерен. Психическое должно сталкиваться с психическим, спиритуальное — со спиритуальным. Так имеем мы спиритуальную народную идею на Востоке и психическую на Западе.

Мы пережили на физическом плане науку и искусство, теперь должен также вновь быть возвеличен дух. Это может произойти двояким образом: либо на спиритуальный лад, либо на психический. Первое — движение вперед, второе — отступление назад.

Из лекции 13 февраля 1915 г. в Штутгарте. CA 174b. — О познании духа в физическом окружении человека в VI культурной эпохе

В шестой культурной эпохе послеатлантического периода задача состоит прежде всего в том, чтобы постигать дух как нечто, парящее, так сказать, вокруг (in der Umgebung), нежели в себе самом [в человеке], постигать дух больше в элементарном мире, так как эта шестая культурная эпоха имеет своей задачей подготовить познание духа в физическом окружении [человека]. Это не может быть достигнуто сразу, если не сберечь старые атавистические силы, которые признают дух в его чисто элементарной жизни. Однако эти вещи не обходятся без самой ожесточенной борьбы в мире. Белое человечество еще находится на пути ко все более глубокому принятию духа в собственное существо. Желтое человечество находится на пути консервации той эпохи, когда дух ищется за пределами человечески-физической организации, только там. Но это должно повести к тому, что переход из пятой культурной эпохи в шестую культурную эпоху не сможет произойти иначе, как в ожесточенной борьбе белого человечества с цветным человечеством в самых различных областях. И то, что будет предшествовать этой борьбе, которая разыграется между белым и цветным человечеством, будет занимать мировую историю вплоть до разрешения великой борьбы между белым и цветным человечеством. Грядущие события многократно отражаются в предшествующих. Мы стоим, — если рассматривать в духовнонаучном смысле то, что мы усвоили благодаря различнейшим рассмотрениям, — перед чем-то колоссальным, чем-то, что мы в будущем сможем увидеть разыгрывающимся по необходимости.

Здесь мы имеем, с одной стороны, часть человечества с миссией так ввести дух в физическую жизнь, чтобы дух пронизал физическую жизнь во всех ее частностях. И, с другой стороны, мы имеем часть человечества, стоящую перед необходимостью некоторым образом взять на себя нисходящее развитие. Это не может происходить иначе, как если то, что действительно считает себя призванным к пронизанию телесного духовным, произведет культурные импульсы, живые импульсы, которые останутся на земле, которые не смогут исчезнуть с лица земли. Ибо то, что тогда последует — шестая, седьмая культурные эпохи — должно духовно питаться произведениями пятой, должно будет принять в себя произведения пятой культурной эпохи. Пятая культурная эпоха имеет задачей углубление внешней идеалистической жизни до спиритуальной жизни. Однако то, что должно быть завоевано идеализмом как спиритуальная жизнь, должно быть принято позже, должно жить дальше. Ибо у людей на Востоке не будет сил породить собственную продуктивную духовную жизнь, но они смогут принять в себя только то, что произведено. История должна вершиться так, что современным, несущим в себе настоящие культурные импульсы человечеством творится спиритуальная культура, которая явится настоящим историческим наследием пятой культуры, и что эта культура будет перерабатываться тем, что за ней последует.

Из лекции 7 ноября 1915 г. в Дорнахе. GA 254. — Физический облик человека шестого культурного периода как выражение его морального существа

...Мы знаем, что из странствия, которое души проходили в мире звезд, они как люди спустились на землю лишь во времена древней Атлантиды. Они вновь подыскивали себе человеческие тела, сформированные для них из материала, из субстанции Земли. И из дававшихся описаний мы знаем, насколько иными были в атлантическую эпоху эти человеческие тела. Я неоднократно обращал внимание, — и вы можете прочесть об этом также и в моих сочинениях, — что человеческое тело тогда было еще мягким, податливым, гибким, было таким, что нисходившие из небесных миров души еще могли формировать эти тела.

Допустим, какая-нибудь женщина, — или чтобы не быть односторонним, — какой-нибудь мужчина сегодня испытывает гнев, становится по-настоящему злым и набрасывается на другого со злыми намерениями. Не правда ли, это не столь уж и сильно выражается в изменении его лица, немного — да, но не столь сильно. Сегодня люди могут быть очень злы, но на их физиономии это выражается не столь сильно. Прежде, в древние атлантические времена бывало иначе. Тогда все лицо, если человек имел в мыслях что-либо злое, становилось выражением его внутреннего существа; тогда оно совершенно преображалось, так что не было бы неверным, если бы тогда сказали: он выглядит как кошка. — Человек, когда он бывал в ярости, выглядел, в самом деле, наподобие кошки или гиены. Внешний облик человека тогда еще целиком и полностью был выражением его внутреннего существа. Так что тогда человек в высокой степени был способен к превращению.

У животных эта способность к превращению была уже меньше, но тоже была; их физическое тело отвердело намного больше, чем у человека, и какое-нибудь превращение происходило совсем постепенно. Животные были способны к превращению главным образом в пределах вида, но не так, чтобы их свойства наследовались столь стереотипно, как ныне. Со времен Атлантиды в физическом теле все постепенно отвердело, я бы сказал, отлилось в твердые формы. Хотя человек ныне еще имеет возможность двигать рукой, делать на лице различные мины, но в определенном смысле форма его тела стала все-таки твердой. И вполне отвердели животные формы, которые и являют нам неподвижность своих физиономий. В такой степени это еще не имело места в древнюю атлантическую эпоху даже у животных. В общем, характеризуя человека, мы можем сказать, что сегодня его физическое тело в значительной степени застыло, но его эфирное тело еще отличается легкой подвижностью. Поэтому эфирное тело формируется еще в соответствии и с тем, чем человек является внутренне. Таким образом, когда кто-нибудь, например, обозлится, то большее значение, даже определенную реальность имеет то, что в то время как его лицо внешне складывается в некоторое подобие гиены, его эфирное тело становится просто гиеноподобным. Эфирное тело еще подвержено метаморфозе, эфирное тело еще имеет нечто, делающее его превращаемым. Но оно тоже на пути к оцепенению, как это имеет место у физического тела. Подобно тому, как физическое тело с атлантических времен к нашему пятому послеатлантическому периоду приобрело твердые формы, так и эфирное тело при переходе из пятого в шестой период получит более оцепенелые, более жесткие формы, а следствием этого, — я на это указывал в различных лекциях, — будет то, что это эфирное тело, опять-таки вступающее в физическое со своими формами, будет очень сильно давать о себе знать. Мы находимся в пятом периоде послеатлантической эпохи, затем наступит шестой, а после — седьмой период; следовательно, в шестом и седьмом периоде это эфирное тело в своей застылости будет оказывать большое влияние на физическое тело, оно сделает физическое тело своим точным отпечатком.

Это будет иметь важные последствия. Это будет иметь последствием то, что в этом шестом периоде нашего послеатлантического земного развития люди будут рождаться с совершенно определенными телами, выражающими их внутренние моральные качества. Будут встречать людей и из того, как они выглядят, будут знать: они устроены морально так или иначе. Тогда моральная физиономия будет выявлена особенно сильно, тогда как то, что означает физиономию ныне, отступит больше назад. Человек ныне в своей физиономии весьма определяется наследственностью: он выглядит похожим на своих родителей, своих предков, свой народ и так далее. В шестом периоде это не будет иметь уже никакого значения. Тогда человек будет давать своему внешнему виду отпечаток череды своих инкарнаций. Люди будут очень различаться, но они будут нести на себе четкую печать. Будут четко знать: сейчас ты встречаешь доброжелательного или недоброжелательного человека. Как ныне знают — сейчас ты встречаешь итальянца или француза, так тогда будут знать — сейчас ты встречаешь недоброжелательного или доброжелательного человека (с различными градациями). — Следовательно, в лице будет все больше и больше выражаться моральное.

Внешний облик окружающего мира тоже подвергнется в этом шестом периоде разнообразному изменению. В особенности будут вымирать те животные, которых люди сегодня особенно часто избирают и пищу. Тогда люди будут петь великую хвалебную песнь неубойному питанию и тогда в область предания отойдет, что предки в древности ели даже мясо. Конечно, вымрут не все животные, а только определенные животные формы; особенно исчезнут с лица земли те, которые приняли самые застывшие формы. Так что несколько изменится даже внешняя физиономия Земли.

Видите ли, пребывание в столь жесткой моральной физиономии, какое придет позже, станет для человека роком, настоящим роком, судьбой, выражающей все его существо! Тогда он не сможет находить в себе возможность что-либо предпринимать против этого рока, этой судьбы. Подумайте над этим трагизмом! Человек тогда должен будет действительно сказать себе: в пятом послеатлантическом периоде были материалисты, которые полагали, что если затылочная доля мозга не проходит точно над мозжечком, то человек становится преступником; тогда для этих людей это было теорией; ныне же это стало действительно так; ныне жестко сформировало то, о чем они говорили, что оно не формируемо, — эфирное тело. — Мы на самом деле идем навстречу тенденции к некоторому осуществлению теорий материалистического мировоззрения. Ныне они пока еще не стали действительностью, но мы идем навстречу действующей тенденции. Мы находимся тут у своеобразного пункта мировоззренческих тайн. Те, кто изо всех сил противились бы тому, чтобы быть пророками, суть истинные пророки, суть те, кто сегодня рассказывает: преступниками становятся потому, что затылочная доля мозга не покрывает мозжечок. — Они окажутся провозвестниками истины — так будет! Нынешние материалисты — самые зловещие пророки. Они только не хотят быть ими. Сегодня еще есть возможность посредством воспитания создавать противовес и парализовывать такое своеобразное формирование физического тела, как слишком короткая затылочная доля мозга; в шестой послеатлантической эпохе это уже не сможет иметь места, эфирные тела тогда сделаются уже непреобразуемыми. Потребуются более сильные средства, совсем иные, более сильные средства, чтобы это предотвращать.

* * *

Все существовавшие до сих пор религиозные системы мира не смогли бы воспрепятствовать подпадению человека в шестом послеатлантическом периоде ужасному року, тому, чтобы в его лице, во всей его телесной физиономии, — против чего он не мог бы ничего предпринять, если бы оставил все так, как хочет действующее ныне мировоззрение, — выражались его моральные качества.

Это серьезные, чрезвычайно серьезные вещи. Есть одно хорошее средство для переноса мечтаний материалистов в реальность, и это средство могло бы состоять в том, чтобы мировоззренческую победу одержали люди, которые говорят: духовной науке мерещится, будто в будущем человечество будет видеть эфирные облики, сперва Христа в эфирной форме, а затем и другие эфирные облики; это мнится духовной науке! Но те, кто это говорит, — дураки, и мы запрем их в сумасшедший дом. — Те, кто считает это бредовыми идеями, умные люди. Если бы их мировоззрение победило, тогда бы наступило то, что я описал. Но это мировоззрение не смеет победить, это должно быть нашим несокрушимым убеждением. Мы должны знать: если наши эфирные тела должны быть столь сильны, чтобы исправлять ошибки нашего физического тела, то эта сила должна выступить благодаря тому, что люди научатся принимать всерьез и за истину то, что идет им навстречу из эфирного мира. Тогда в будущем оно будет действовать все более и более целительно. Для этого нам надо прежде всего воспринять духовную науку и этим подготовиться к видению эфирного облика Христа и суметь принять его с надлежащей серьезностью.

Из лекции 6 ноября 1921 г. в Дорнахе. GA 208. — Палладий и Тайна Солнца в истории человечества

...Мы больше уже не чувствуем, что при пробуждении мы впускаем свет в наши глаза. Свет для нас внешне стал похож на тень. Все это привело к тому, что и греки уже не умели воспринимать Солнце в качестве настоящего источника жизни, но греки воспринимали Солнце как то, что их внутренне пронизывает. И тот элемент, где Солнце внутренне живет в человеке, они чувствовали в качестве элемента Эроса, элемента Любви. Эрос, солнцеподобное в человеке, был тем, что находилось в действительном внутреннем переживании греков. Поэтому Солнце — божественный Исток Жизни.

Затем, приблизительно с IV века от Р.Х., который я вообще в его своеобразном характере с разных сторон характеризовал, наступает эпоха, когда Солнце ощущается уже не иначе, как физический шар из газа в пространстве, когда Солнце для людей, собственно, меркнет. Перс действительно ощущал Солнце как рефлектор движущегося и волнующегося через пространство света. Египтянин и халдей ощущали Солнце как текущую по Универсуму и пульсирующую жизнь. Грек ощущал Солнце как то, что по каплям вливает в живое существо любовь, что ведет Эрос сквозь волны чувств. Опускаясь в человека все далее и далее, это солнечное переживание исчезало в его подосновах, в морских глубинах души. В морских глубинах души ныне несет человек Солнце. Ему не дано достигнуть его, потому что пред ним стоит Страж Порога, потому что оно внизу в тех подосновах, о которых древние учения мистерий гласили, что о них нельзя говорить, потому что греховны уста, которые это произносят, как греховны и уши, которые об этом слышат. И тогда, в IV веке были школы, которые, главным образом ради дальнейшего распространения христианства, учили: Тайна Солнца не может быть произносима; должна прийти цивилизация, не ведающая Тайны Солнца.

Позади всего, что внешним образом совершается в мире, стоят внутренние, я бы сказал, поучающие из Универсума силы. Орудием таких поучающих сил был римский император Константин. При нем христианство приняло формы, отрицающие Солнце.

Тогда был еще один человек, который, правда, меньше считался с развитием, чем со своим собственным энтузиазмом в отношении того, что он еще мог узнать от своих мистериальных учителей как последний отпечаток древней инстинктивной мудрости. То был Юлиан Отступник. И Юлиан Отступник пал, в сущности, от руки убийц, потому что стремился передать потомству в качестве древней традиции тройственную Тайну Солнца. Мир не желал идти вместе с ним.

Сегодня необходимо понять, что древняя инстинктивная мудрость должна возродиться в сознательной мудрости, что должно быть вновь сознательно поднято наверх то, что опустилось в подсознание, в чисто органическую деятельность или даже в под-органическую деятельность. Нам необходимо опять обрести Тайну Солнца.

Однако как при утрате Тайны Солнца у того, кто еще хотел возвестить ее миру, у Юлиана Отступника выросли злейшие враги, которые его затем и умертвили, так вновь являются эти враги новой тайны Солнца, которая должна войти в мир через духовную науку. Мы ныне живем на другом полюсе исторического развития. Тогда, в IV веке, то был процесс нисхождения. Ныне мы нуждаемся в восхождении.

В этом отношении Константин и Юлиан Отступник — это два символа исторического развития. Юлиан Отступник словно стоит на развалинах древней эпохи, но еще хочет вновь вывести из этих развалин формы древней мудрости. Юлиан Отступник хочет сохранить те древние памятники человечества, которые разрушало принимавшее материалистическую форму, в Константинову эпоху принимавшее материалистическую форму христианство. Было разрушено неисчислимо многое — неисчислимые памятники искусства, неисчислимые памятники мудрости, письменности. Было разрушено как раз все то, что было способно тем или иным образом помочь людям разгадать древнюю Тайну Солнца.

Верно, что люди, чтобы прийти к свободе, должны были пройти через веру, будто во внешнем пространстве сквозь мир несется шар из газа, физики же были бы немало удивлены, окажись они там и не найдя никакого шара из газа, а наоборот — найдя полое пространство, и даже менее, чем пространство, и открыв, чем является Солнце — это не светящийся шар из газа, который излучает свет, — это глупость! — но что это прежде всего просто рефлектор, который не может излучать света, а самое большое лишь может отбрасывать свет. В действительности мы духовно имеем свет, излучаемый Сатурном, Юпитером, Марсом, Меркурием, Венерой, Луной. И если физически это выглядит так, будто Солнце всем дает свет, [на самом деле] они все, собственно, посылают свет Солнцу, а Солнце — это рефлектор. Так обстоит дело физически. Об этом на основе инстинктивного познания еще знали древние, например, древние персы, и в этом смысле они признавали Солнце за земной источник света, но собственно не за источник света, а за световой рефлектор. Затем оно стало рефлектором, отражающим жизнь, и рефлектором, отражающим любовь.

Это воззрение хотел утвердить Юлиан Отступник, и был устранен. Людям, чтобы прийти к свободе, необходимо было пройти через суеверие о находящемся в пространстве шаре из газа, который излучает свет, суеверие, которое мы сегодня встречаем как абсолютную истину во всех книгах по физике. Нам надлежит вновь проникнуть к тому, что является здесь истиной.

В этом отношении именно Константин и Юлиан Отступник являют собой два символа. Юлиан Отступник хотел сохранить для мира памятники древности, из которых до людей еще могла бы дойти действительная Тайна Солнца. Еще в первые столетия [христианства] Христос имел облик Аполлона, Солнца.

Эта тайна Солнца воспринималась как величайшее духовное сокровище, клейнод человечества. И она была символизирована тем, что называли Палладием. Некогда он находился в Трос, и там, в Трое жрецы мистерий видели в этом Палладии то, на чем они как бы в таинстве культуры, в культе раскрывали людям, что же такое Солнце. Затем он был доставлен в Рим, и тайной посвященных в Риме было то, что Рим хранит Палладий. Рим хранил Палладий. И, в сущности, посвященные жрецы римлян и еще первые римские императоры, особенно Август, работали, действовали в мире в полном сознании того, что в Риме представлен, по меньшей мере как внешний символ, величайший клейнод мира (das größte Kleinod der Welt) тем, что в осно-вании наиболее почитаемого римского храма находился Палладий, о чем знали лишь те, кто был осведомлен о величайших тайнах существования Рима. Однако духовным образом (auf geistige Art) это стало известно тем, кто должен был принести миру христианство. И из того знания, что Рим хранит сокровище Палладия, шел поток первых христиан в Рим. В этом было нечто совершенно спиритуальное.

Однако, когда при Константине христианство было обмирщено, Палладий был отнят у Рима. Константин основал Константинополь, и в почву под той колонной, которую он там воздвиг самому себе, он мелел погрузить Палладий. И далее римское христианство развивалось так, что знание Тайны Солнца у него было отнято именно тем императором, который внешним образом утвердил христианство в Риме в его формах, в его застывшем механизме. Во внешнем, светском утверждении христианства Константином христианство утратило мудрое ведение о мире, что также внешне выразилось в переносе Палладия в Константинополь.

В определенных частях славянского мира, — ведь люди все толкуют по-своему, — господствует, господствовала вплоть до начала XX века вера в то, что в недалеком будущем Палладий будет перенесен из Константинополя в иной, и как полагали в славянском мире, славянский город.

Во всяком случае, Палладий ждет того, что, — примите теперь этот процесс как внешний символ, но при этом более важное внутри него, — что из Константинополя, уже подействовавшего помрачающе на этот Палладий, проистечет то место или Палладий отправится в то место, которое полностью помрачило бы этот Палладий. Да, Палладий переносится на Восток, где в упадке живет древняя мудрость, но живет именно навстречу помрачению. И в дальнейшем мировом развитии все зависит от того, что как Солнце является отражателем Света, который посылается ему из Универсума, так сокровище Палладия должно быть озарено мудростью, что обретается в сокровищнице западного знания. Палладий, наследие древности, которое перенесено из Трои в Рим, из Рима в Константинополь, которое должно быть перенесено еще дальше, во мрак Востока, этот Палладий, Солнечный клейнод, должен ждать, пока на Западе его не освободят от темного, мрачного сокровища обыденного (bloßen) природопознания. Так связано с наисвятейшими традициями европейского развития то, что установлено как задача будущего.

Так касаемся мы сегодня еще живых сказаний, которые можно встретить у тех, кто посвящен в такие вещи, — а это порой совсем простые, скромные люди, странствующие по свету, — так касаемся мы таких сказаний, как это, — о перенесении троянского Палладия и Рим, о перенесении Палладия, клейнода Мудрости, — когда римское христианство стало внешним, мирским, — в Константинополь и о его грядущем перенесении на Восток, когда Восток полностью лишится древней мудрости, придет в полный упадок, и о необходимости, чтобы этот Солнечный клейнод получил новый свет с Запада.

Солнце исчезло в глубинах человеческой души. Нам надлежит посредством духовнонаучного развития вновь обрести Солнце. Человечеству необходимо вновь обрести это Солнце, иначе Палладий исчезнет во тьме Востока. Ныне грешно произносить то, что неверно, грешно произносить: Ex Oriente lux*. — Свет больше уже не может приходить с Востока. Восток в упадке. Но он ждет, — ибо он будет обладать клейнодом, Солнечным клейнодом, хотя и во тьме, — он ждет от Запада Света. Сегодня люди еще блуждают в глубокой тьме, устраивают встречи во мраке, смотрят в сторону Вашингтона. Но спасение принесут те Вашингтоны, которые будут говорить звучаниями духовного мира так, что будут искать не просто свободных экономических дверей в Китай, не просто тьму, которая окутывает Палладий. Спасение будут нести лишь те конференции, которые проводятся на Западе так, чтобы оттуда хотели нести свет, в котором Палладий заблистает снова. Ибо Палладий, подобно флюоресцирующему телу, сам по себе темен; он светится, когда омывается светом. Так будет с мудростью Востока: темная сама по себе, она засветится, будет флюоресцировать, когда будет пронизана духовным светом Запада.

* Ex Oriente lux — свет с Востока (лат.).

Но на Западе сегодня этого еще не понимают. Только когда сказание о Палладии будет поднято в ясный свет сознания, только когда вновь почувствуют настоящее сострадание к кому-нибудь, вроде Юлиана Отступника, который хотел пройти мимо эпохи, где во тьме мог бы заняться свет свободы, который хотел сохранить старую инстинктивную мудрость и потому погиб, только когда поймут, что Константин, дав римлянам внешнее христианство, отнял у них мудрость, свет и отправил христианство во тьму, когда поймут, что свет, который вновь сделает Палладий светящимся, надо искать, исходя из современного природопознания, только тогда исполнится важная часть мировой истории. Только тогда вновь западно-восточным станет то, что сделалось западным в тот момент, когда греки сожгли Трою, — Палладий, на котором еще сегодня остается свет, пылавший в Трое. Однако он во тьме. Он должен быть выведен из нее. Палладий должен быть освещен Солнцем.

Приложение I

Из записи графа Людвига Польцер-Ходица о разговоре с Рудольфом Штейнером при последней встрече с ним в Дорнахе з марта 1925 г.

...Затем мы говорили об устремлениях римских и западных лож, и с большой серьезностью господин Доктор подчеркнул, что надлежало бы разрешить три задачи, результаты которых имели бы совершенно особую важность для будущего.

1. Вопрос о двух Иоаннах.

2. Кем был Demetrius?'

3. Откуда явился Каспар Хаузер?

Во всех этих проблемах особенно важно направлять взгляд не на смерть, а на рождение. Откуда явились они и с какими задачами? Та индивидуальность, которая скрывается за завесой Каспара Хаузера, это та сущность, которая с самого начала инспирирук^ще действует в розенкрейцеровских делах и которая затем 29 сентября 1812 года инкарнировалась в качестве сына великого герцога Баденского Карла Людвига и его супруги Стефании Богарнэ. Эта индивидуальность должна исполнить важную миссию эзотерического христианства.

«Для русских позади Demetrius* a встает великая имагинация Иисуса, застрявшая в имагинации восточная христианская церковь**. Эту имагинацию, этот образ западный оккультизм посредством ложной имагинации пытается изгнать из мира: Христос должен являться Господом Земли, но в качестве властелина, тирана. Восточный оккультизм хочет погасить и предать забвению имагинацию Иисуса. Это, — внесение поляками, то есть римской церковью, ложного образа, — хотел изобразит!, своим Demetrius’oм Шиллер. И потому так велико было отчаяние Гете, когда он потерял Шиллера, — от того, что теперь «Demetrius» не мог быть окончен. Среди этой битвы между западными и восточными ложами также стояла Блаватская. Среди этой битвы стоим теперь и все мы.

* Demetrius — латинская форма имени Дмитрия Самозванца, занимавшего московский престол с 21 июля 1605 г. по 17 мая 1606 г., использовалась им самим, напр., в его послании папе Клименту VIII. — Прим. перев.

** Несогласованность в строении фразы — в соответствии с оригиналом. — Прим. перев.

Совершенно несущественно, кем был Demetrius, кем был Каспар Хаузер, ибо так поставленный вопрос должен отвлекать от факти ческого положения вещей. Не то важно, кем был Demetrius, кем был Каспар Хаузер, а то, что было через них поволено. Что было через них поволено, — вот что должно нас занимать, ибо при таком направлении взгляда мы всегда найдем ключ к пониманию многих проблем...».

Опубликовано в кн.: Thomas Meyer. Ludwig Polzer-Hoditz. Ein Europäer. Basel Perseus Verlag, 1994. S. 564-565.

Приложение II

О православии. — Из разговора Рудольфа Штейнера с Людвигом Клеебергом и д-ром Людвигом Нолем 22 февраля 1908 г. в Касселе

...Мы пошли к столу. Рудольф Штейнер спросил о г-не Штанге, в прошлом высокопоставленном чиновнике почтового ведомства, который, став буддийским монахом, отправился на Цейлон...Случай этот, казалось, все еще интересовал Рудольфа Штейнера. «Буддийский оккультизм, — сказал Рудольф Штейнер, — не ложен, но теософский более широк по охвату. Им можно заниматься по всей земле. Сегодня каждый человек поставлен на определенное место, и неправильно насильственно отрываться от своей кармы и отдаваться жизни в истекших культурах, а такова буддийская. Нет надобности ехать в Индию». — «Это совсем лишено оснований?» — спросил д-р Ноль. — «В лучшем случае, если хочешь сильнее действовать в более поздней инкарнации. Но зачем ехать в Индию? Кто хочет пойти [в развитии] дальше, пусть поступает в доминиканский орден или, еще лучше, в греческий монастырь на горе Афон». — «В греко-католический монастырь?» — «Да, ибо в греческом католицизме заключены зерна будущего, и только здесь. Из Восточной Европы вообще произойдет раса будущего. У нас есть в Смоленске теософская ложа и ее председатель — тамошний митрополит, сказавший чудесную речь при ее открытии, я читал ее в переводе». — «В России?» — «В России! Что в России под запретом, так это только ношение оружия, подготовка покушений и государственного переворота. В остальном же Россия — самая свободная страна на земле. Конечно, если вы подозреваетесь в опасных намерениях, вы отправитесь в Сибирь». — «Однако, у нас не слышно ничего хороше-го о греческом католицизме». — «Да, можно было бы сказать, он ни на что не годен. Низший слой духовенства, конечно, испорчен, но путешественники, которые дают нам сведения, видят только испорченность». — «Но можно ли было бы сказать, что римский католицизм закостенел, но содержит некоторую сумму оккультизма? Почему бы и с ним в будущем не могло быть иначе?» — «Дело здесь тоже обстоит несколько иначе. Для римского католицизма теософия существует примерно так, как Платон для остального мира. Римский католицизм в тупике. Греческий не знает догмы о непогрешимости [папы]. Из существующих форм христианства — протестантизма, римского и греческого католицизма (мы также можем указать в качестве особой формы английскую церковь) — будущее имеет только греческий католицизм. на востоке все еще находится в текучем состоянии. В греческом католицизме все — теософия». — «Следовательно, греко-католическая церковь будет христианством, целиком устроенным в теософском духе?» — «Да! Теософия, конечно, шире. Но это верно. Есть много клириков, которые глубоко вникли в истины христианства». — Этот разговор о будущем христианства как христианской церкви был очень поучителен и указал некоторые перспективы.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: