Теория стыда и работа со стыдом: альтернативный гештальт-терапевтический взгляд

"Здоровый" стыд – это (обычно) ненамеренное нарушение ассимилированных ценностей, например, уединения, не причинения боли окружающим и др. Фриц Перлз утверждал, что стыд и отвращение являются "саботажниками организма", имея в виду, что такие переживания действуют как корректирующий балласт, когда человек нарушает свою собственную целостность. Здоровый стыд в таком случае, по Перлзу, является модулятором ассимилированных ценностей. Здесь фраза "У него стыда нет… или он – бесстыдник" имеет важное значение. У такого человека отсутствуют как способы самокорректировки, так и какое бы то ни было ощущение, что самокорректировка вообще требуется в данной ситуации – здоровое чувство "долга" (Перлз, 1975, в личном общении).

Дезадаптивный (характерологический/невротический) стыд, является, по существу, социальным артефактом, а не непреодолимым первичным чувством. Стыд изначально является методом социального контроля и воспитания ребенка, в котором фундаментальная организменная/средовая/полевая "жизненная линия" и поддержка (любовь?) ребенка прерываются и удаляются, когда ребенок не принимает (интроецирует) ценности, убеждения и поведение первичного наставника. В период, когда ребенок нуждается в любящем подтверждении и поддержки для эмоционального выживания, это оказывает решающее воздействие на развитие. Дитя "поля", пытаясь создать значения этих событий, может только сделать вывод, что нечто является фундаментально неправильным в том, что, кто и как он/она является. Часто взрослые, взывающие к стыду, слишком явно демонстрируют свое неодобрение, критику, презрение и даже отвращение к ребенку. Переживание стыда (никакой ценности, уход, желание исчезнуть) оставляет в ребенке отчаянное желание угодить воспитателю, избежать дальнейших разрывов и насколько возможно избежать пагубных переживаний самого стыда. В дезадаптивном стыде ребенок не только интроецирует ценности и нормы других, он/она также интроецирует неодобрение других и, возможно, презрение и отвращение к нему. Позже ребенок (и дальше взрослый) может проецировать интроецированное неодобрение на других в целом и затем реагировать на это приписанное неодобрение. Тем самым устанавливается деструктивная и заново проклинающая мертвая петля стыда, которая продолжает заново сдаваться и пополнять себя. Интеллектуальное отвержение интроецированных родительских/социальных ценностей без вступления в контакт с интроецированным презрением и отвращением имеет весьма небольшое терапевтическое значение.

Реструктуризация характерологического/невротического стыда требует больше, нежели просто подстройка и эмпатический резонанс с человеком, испытывающим стыд. Такая терапевтическая работа в дальнейшем требует помощи клиенту в фокусировке и отслеживании его/ее феноменологического опыта, в то время как и терапевт и клиент отгораживаются от любых сиюминутных теорий и утверждений по поводу стыда. Это феноменологическое изучение и фокусировка на проблеме, сопровождаемые полной поддержкой терапевта, позволяет клиенту войти в привычный (характерологический) и фиксированный феноменологический организующие гештальты, из которых проистекает переживание стыда.

Любая комбинация четырех первичных эмоций злости, печали, радости и страха может возникнуть во время этого процесса – любую или все из них может быть необходимо испытать и выразить, чтобы начать распутывать и "распаковывать" процессы и последствия этого феномена. Наиболее важно, чтобы клиент обнаружил матрицу родительских/культурных интроектов под ретрофлексиями и проекциями и под злостью, страхом и печалью, которые информируют его/ее когниции, аффекты и чувства. Осознание и понимание того, что такое стыд, как он создан и развит (программа), и как он использовался может оказать помощь клиенту в обращении с рядом интроектов, которые его/ее поведение нарушало. Конечно, этот подход, также, опирается на широка поддерживаемую теорию стыда, создаваемого в межличностных отношениях. Это позволяет, однако, как близкую к переживаниям валидизацию, так и прорицательную валидность отслеживания, с течением времени того, становится ли работа самовоспроизводящейся. Если да, то клиент будет иметь больше функциональных выборов относительно стыда, избежания стыда и других проблем стыда, чем у него/нее было ранее. Это скорее процессуальная, чем содержательная модель, вследствие чего она не делает прогнозов в отношении специфических эмоций, когниций или чувств, которые проявятся во время такой работы или где пойдет такая работа. Работая хорошо, терапевт не делает предположений, ни что стыд является не подлежащей улучшению конечной точкой работы, ни что она должна идти дальше. Работа следует и фокусируется на клиентской феноменологии, а не на попытках реорганизовать ее. Наша теория, базирующаяся на организменной саморегуляции, предполагает, что когда человек находится в контакте и полностью идентифицируется со всем, что есть в нем/ней, изменения наступят на организменном уровне, когда и если это в максимальной мере соответствует интересам как человека, так и поля.

Заключение

Стыд – важный клинический вопрос, приобретающий, возможно неумеренно раздутые размеры в гештальт-терапевтической и психоаналитической литературе. Кажется очевидным, что первоначально те, кто убеждены в том, что стыд является такой фундаментальной "причиной" психологических проблем, пишут об этом, что будет иметь тенденцию к склонению клиницистов в целом к осознанию важности стыда. "Если единственный инструмент, который у Вас есть – молоток, Вы пытаетесь рассматривать все проблемы как гвозди (А. Маслоу, 1975). Эти теоретики и терапевты, которые не рассматривают стыд как источник большинства психологических затруднений с меньшей долей вероятности будут писать о стыде.

Говорить о "скрытом стыде" и отстаивать выискивание терапевтом стыда, переоформляя материал в стыд, с верой в то, что стыд является корнями всех психологических затруднений, значит нарушать гештальт-терапевтическую феноменологическую, не базирующуюся на знаниях и диалогически построенную позицию.

Важно, что в большинстве сегодняшней гештальт-терапевтической литературы о стыде (за исключением Гринберга и, возможно кого-то еще), клиническая работа со стыдом часто ограничена подстройкой и эмпатическим восприятием стыда, в окружении, не порождающем дальнейшего стыда с нормализующим и поддерживающем подтверждением случаями прошлого и настоящего стыда из личных переживаний терапевта. Принятие другого и принятие себя, утешение другого и утешение себя и сознавание того, что стыд иногда является частью человеческого бытия и часто предстает как "sine qua non" терапии. Теоретические и клинические трудности этой модели обсуждались.

Теоретическая, феноменологическая и диалогическая методология работы со стыдом в поле, включая феноменологическую фокусировку клиента на их аффектах, когнициях и чувствах была кратко представлена, которая не предполагает, что стыд не поддается улучшению. В действительности, такой способ работы со стыдом качественно не отличается от большинства терапевтической работы в рамках гештальт-терапии сегодня – со стыдом или не со стыдом.

Если система интроецированных ценностей и интроецированных (и проецируемых) неодобрения, презрения и отвращения значимых других при поведении, расходящемся с этими ценностями, остается нетронутой и неразрешенной, стыд может и будет повторяться. Принятие стыда другого (и сущности другого) терапевтом в обстановке, не рождающей стыда – как бы это не было замечательно и подкрепляюще – все-таки оставляет в нескончаемом состоянии незащищенности, заложником угрозы стыда, испытания его снова и снова и необходимости построения поведения и чувств с целью избежания стыда. Пока "программа" остается работающей, клиент не свободен и не может быть саморегулируемым. Смягчение сегодняшних проявлений программы стыда может сделать не намного больше, чем просто предоставить эмоциональный Новокаин – сегодня чувствую себя лучше – но с базовой основой остающейся нетронутой. Какой стыд…

Перевод с англ. Рыбаковой Е., Ващенко А., Gatla Reader, 1999, стр. 152-159.

Архетип сезонности в психотерапии [1]