Допрос с признанием известных ведьм в Челмсфорде 3 страница

Во-вторых, я намерен показать, что сама экономическая теория вовсе не ограничивает себя узким определением рациональности. В значительной части экономической литературы (например, посвященной сравнительному институциональному анализу) широкое применение имеют менее жесткие критерии рациональности, и введение более строгих определений вряд ли существенно улучшило бы эти работы (То, что Беккер называет в своей статье «иррациональностью», мы будем называть «ограниченной рациональностью»). В тех случаях, когда более слабое определение отвечает целям анализа, экономическая теория может немало позаимствовать из других социальных дисциплин.

В-третьих, экономическая теория занималась в основном результатами рационального выбора, а не процессом выбора. Но поскольку экономический анализ все более включает в орбиту своих интересов динамические аспекты выбора в условиях неопределенности, возрастающее значение приобретает изучение процессов выбора. За последние 20 лет, благодаря прежде всего исследованиям в области искусственного интеллекта и когнитивной психологии, наше понимание процедурной рациональности заметно продвинулось. Использование этих достижений в экономической теории могло бы существенно углубить наши представления о динамической рациональности и воздействии на процессы выбора институциональных структур, в рамках которых осуществляется выбор. Для начала обратимся к понятию рациональности в широкой трактовке, о которой упоминалось выше, и обсудим возможности его применения в социальных науках.

1.2. Рациональность в других социальных науках: функциональный анализ

Позвольте мне на нескольких примерах показать, каким образом понятие рациональности обычно входит в социальные теории. Возьмем, во-первых, так называемые теории «социального обмена». Основная их посылка такова: когда взаимодействуют двое или больше людей, то каждый из них рассчитывает получить нечто ценное для себя и потому приобретает мотивы уступить что-то, представляющее ценность для других. Идея социального обмена в форме «баланса стимулов и вкладов» сыграла важную роль в разработке теории организации, а еще раньше стала ключевым компонентом социологических теорий. Большая часть теоретических и эмпирических исследований в этой области была посвящена выявлению основных стимулов и вкладов в конкретных ситуациях социального обмена, т.е. изучению реальной формы и содержания «функции полезности». Понятно, что субъект теории социального обмена – человек рациональный, даже если ему никогда не приходилось думать о достижении равновесия на уровне предельных величин.

Пожалуй, еще более удивительно, сколь основательно проникает презумпция рациональности в теорию психоанализа, подтверждая подозрение, что и в сумасшествии проявляется некая система. Фрейд в своих «Пяти лекциях» говорит о невротических заболеваниях следующее: «Мы видим, что люди заболевают, когда в результате внешних препятствий или внутренней недостаточной способности к адаптации их эротические потребности в действительности не удовлетворяются. Мы видим, что тогда они прибегают к помощи болезни, дабы обрести удовлетворение, способное заменить недополученное иным образом... Мы подозреваем, что сопротивление наших пациентов процессу выздоравливания имеет сложную структуру и включает в себя несколько мотивов. Не только Эго пациента противится прекращению сдерживания чувств, благодаря чему оно возвысилось по сравнению с исходным состоянием, но и сексуальные инстинкты не желают отказываться от субститутного удовлетворения, поскольку остается неясным, предложит ли реальность что-то лучшее».

В литературе по психоанализу почти все объяснения патологического поведения строятся по определенному принципу: болезнь пациента рассматривается через те конкретные функции, которые она для него выполняет.

Цитата из Фрейда иллюстрирует тип функционального подхода, выходящий далеко за рамки психоанализа и широко использующийся во всех общественных науках, особенно в антропологии и социологии. Поведение функционально, если оно способствует достижению конкретных целей – будь то удовольствие или удовлетворение индивида или обеспечение пищи и крова для членов общества. В этом своем качестве функциональный анализ призван объяснить, как функционируют основные социальные механизмы, обеспечивая интеграцию или адаптационные изменения более крупной системы. Институты функциональны, если здравомыслящие люди создали и поддерживают их для удовлетворения общественных потребностей или достижения общественных целей. Это вовсе не означает, что адаптация институтов или поведенческих моделей применительно к тем или иным целям происходит осознанно или намеренно. Когда такое сознание или намерение налицо, адаптационную функцию называют явной, в противном случае она именуется латентной. Будь она явной или латентной, эта функция создает основу для разумности или рациональности институтов и форм поведения. Как и в экономической теории, для того чтобы объяснить устойчивость и жизнеспособность функциональных механизмов и избежать при этом допущений о каких-либо осознанных расчетах, предшествовавших их появлению, часто делаются ссылки на роль эволюции.

На практике, однако, весьма редки случаи, когда само существование или характер институтов выводятся из тех функций, выполнение которых необходимо для выживания системы. Почти всегда все обстоит наоборот: из эмпирического изучения определенной формы поведения рождается вопрос о том, чем она объясняется – какова ее функция. Чисто логически можно было бы, пожалуй, сделать аксиоматический вывод, что любое общество должно иметь какие-то институты, занимающиеся обеспечением людей пищей. В действительности же наличие таких институтов сначала обнаруживают, а затем уже объясняют их существование тем, что добывание пищи – это функциональная необходимость для каждого общества. Такого рода аргументация может продемонстрировать достаточность того или иного конкретного способа существования данной функции, но не может показать его необходимость, то есть доказать, что невозможны альтернативные, функционально эквивалентные способы поведения, способные удовлетворить ту же потребность.

…С помощью доводов о функциональности можно лишь заключить, что определенные характеристики (удовлетворение конкретных функциональных требований определенным образом) не противоречат выживанию и дальнейшему развитию системы, но это не значит, что эти требования не могут быть удовлетворены каким-либо иным способом. Так, например, общество может удовлетворить свои функциональные потребности в еде посредством охоты и рыболовства, с помощью ведения сельского хозяйства или хищнической эксплуатации других обществ.

1.3. Функциональный анализ в экономической теории

Именно такого рода функциональный анализ, хотя он и облекается в иную лексику, широко практикуется экономистами, особенно в тех случаях, когда они пытаются использовать экономический инструментарий для объяснения институтов и способов поведения, лежащих вне традиционных сфер производства и распределения, но также применительно и к этим традиционным областям. Обратимся к примеру. Мы видим, что индивиды нередко застраховывают себя на случай тех или иных непредвиденных обстоятельств. На этом основании исследователями постулируется вывод об определенном типе поведения (например, связанном со стремлением избежать риска). Покупка страхового полиса предстает как функциональное и разумное действие. Если одни люди постоянно стремятся застраховаться, а другие – нет, то эта разница в поведении может быть объяснена индивидуальными различиями в степени неприятия риска.

Возьмем другой пример. Стиглер и Беккер пытаются объяснить следующий наблюдаемый ими факт (если, конечно, это факт, поскольку их наблюдения не внушают особого доверия): чем больше люди слушают музыку, тем больше им хочется ее слушать. Эти авторы придумали некий товар, называемый ими «пониманием музыки» (не путать со временем, затраченным на прослушивание музыки!), и утверждают, что слушание музыки может не только доставлять непосредственное удовольствие, но и является своего рода инвестированием в способность понимать музыку (измеряемую количеством удовольствия, получаемого от слушания музыки в течение 1 часа). Если допустить справедливость этих предположений, можно сделать ряд выводов относительно спроса на понимание музыки. Что же касается времени прослушивания, то без дополнительных сильных предположений насчет эластичности спроса (Эластичность – численная характеристика спроса или предложения, описывающая степень зависимости их величин от цены и показывающая, на сколько процентов изменится спрос при изменении цены на 1 % – В.Л.) на понимание музыки никаких надежных выводов сделать нельзя.

Если бы мы в общих чертах изложили на «социологическом» языке аргументацию Стиглера–Беккера, то получили бы типично функционалистский вывод. Слушание музыки трактуется как вдвойне функциональный процесс, поскольку создается не только сиюминутное удовольствие, но и условия возрастания удовольствия при последующем слушании. Не понятно только, чего ради подобные рассуждения облачаются в одежды маржинализма. Можно было бы согласиться, что люди склонны больше инвестировать в понимание музыки на ранних этапах жизни, нежели в зрелые годы (ибо у них будет больше времени для амортизации этих инвестиций), не настаивая на том, что таким образом достигается равенство предельных издержек и предельной выгоды, поскольку эта последняя предпосылка не обогащает понимание ситуации.

Справедливости ради приведу третий пример из моей собственной работы. Я описал особенности контракта о найме на работу, отличающие его от обычного договора купли-продажи, и показал, почему здравомыслящие люди могут предпочесть первый из них второму в качестве основы для установления трудовых отношений. Для доказательства потребовались теорема и пятнадцать уравнений, а также принятие допущения о том, что и наниматель, и работник максимизируют полезность. На самом же деле функциональная подоплека очень проста. Работник, которого не особенно заботит, какое именно из возможных заданий он будет получать, не станет возражать против включения в контракт специального пункта, оговаривающего, что выбор задания – это прерогатива нанимателя. Наниматель же со своей стороны будет стремиться внести в контракт соответствующий пункт, чтобы получить возможность отнести на будущее выбор конкретных заданий работнику и тем самым отложить некоторые свои решения, которые зависят от непредсказуемых будущих событий. Строгая экономическая аргументация, опирающаяся на идею о максимизирующем поведении работодателя и наемного работника, легко преобразуется в простой содержательный вывод о том, что контракт о найме может служить функциональным («разумным») способом преодоления некоторых видов неопределенности. Становится понятно, почему трудовые договора столь широко распространены в нашем обществе.

Наряду с примерами, где экономические рассуждения переводятся на язык функционального анализа, можно привести и такие, где этот процесс имеет противоположную направленность. Так, политологи давно замечали, что в определенных условиях институты представительной демократии порождают множество политических партий, тогда как при других обстоятельствах голоса избирателей разделяются таким образом, что устанавливается равновесие между двумя главными партиями. Эти различные типы равновесия, как легко показать с помощью функциональных аргументов, обусловлены рациональными решениями избирателей при голосовании на основе различных правил игры. …В последние годы эти же результаты, но уже в более строгой форме, были получены экономистами и специалистами в области теории игр, использовавшими более сильные допущения о максимизации полезности голосующими; однако не видно, чтобы эти допущения о максимизации открыли какие-то новые возможности для предсказаний поведения избирателей.

1.4. Резюме

Наверное, этих примеров достаточно, чтобы показать, что в отличие от общепринятого мнения, между взглядом на человека, исповедуемым в экономической теории, и представлениями о человеке, распространенными в других социальных науках, нет большого расхождения. Восприятие человека как рационального существа – не исключительная особенность экономистов, а черта, присущая всем социальным наукам. Экономическая теория склонна выделять в качестве главного средства объяснения определенную форму рациональности – максимизирующее поведение, но различия в подходах зачастую касаются больше лексики, чем сути дела. Как мы вскоре убедимся, во многих экономических дискуссиях понятие максимизации используется в широким смысле, очень близком к обыденным представлениям о рациональности, используемым в других социальных науках. Из этого следует, что экономисты могли бы проявлять определенную сдержанность в своем стремлении экспортировать экономический анализ в другие социальные науки».

Вопросы

1. Какова причина распространения методов анализа, применяемых в экономической науке, на область политических наук?

2. Каков смысл понятия «рациональность» в экономической теории и чем он отличается от более широкой, общенаучной трактовки этого понятия?

3. Как и почему Г. Саймон оценивает идею Г. Беккера распространить метод предельного анализа на как можно большее число сфер человеческой деятельности? Замечание. Работа Г. Беккера представлена в задании 6.5.

4. По словам Г. Саймона, «экономическая теория занималась в основном результатами рационального выбора, а не процессом выбора». В чем принципиальная разница между интересом к результатам выбора либо к процессам, которые этот выбор сопровождают?

5. Каково содержание функционального анализа как метода общественных наук?

6. В чем разница между функциональным и предельным анализом?

9.6. Г. Саймон: На пути к качественному анализу*

Прочитайте следующий текст и ответьте на прилагаемые к нему вопросы.

Вот второй раздел лекции. Замечание. К выполнению данного задания можно приступать только после выполнения предыдущего задания.

2. О применении принципа рациональности

«Отметим характерную особенность всех приведенных выше примеров функционального анализа, взяты ли они из экономической теории или других социальных наук: в них не обращается особое внимание и даже не рассматривается специально вопрос о том, как достигается уравнивание предельных значений переменных или как предельные изменения условий (например, сдвиги кривых предложения или спроса) сказываются на равновесии. Напротив, главное в этих примерах – качественные и структурные аспекты, прежде всего проблема выбора из ограниченного числа дискретных институциональных альтернатив.

Вопрос должен состоять не в том, «сколько страховых полисов на случай наводнения купит некий индивид?», а «каковы структурные условия, делающие покупку страхового полиса рациональной или привлекательной?»; не в том, «какой уровень заработной платы следует установить в том или ином случае?», а «при каких условиях работа должна выполняться на основе контракта о занятости, а не контракта о продаже?».

Пример аналогичного теоретического подхода в сфере естественных наук можно найти, скажем, в геологии. Геолог замечает в горной породе глубокие борозды. Он видит, что некоторые холмы из галечника вытянуты вдоль оси север – юг и что вкрапленная в них галька не такая гладкая, какой она бывает на пляжах. Для объяснения этих фактов он формирует структурную, а отнюдь не количественную гипотезу, согласно которой указанные явления порождены процессом оледенения. При этом геолог не стремится оценить глубину ледникового тилля [валунной глины] или определить вес образовавшего его льда, а просто пытается выявить причинную связь. Он хочет понять роль процессов оледенения, эрозии, вулканизма и осаждения в формировании наблюдаемых им геологических форм. И кроме того, он пытается давать объяснения фактам, а не предсказывать их.

2.1. На пути к качественному анализу

По мере экспансии экономической теории за пределы ее ключевой сферы интересов – теории цены, имеющей дело с количествами товаров и денег,– в ней можно наблюдать определенные изменения. Происходит сдвиг от сугубо количественного анализа, где центральная роль отводится уравниванию предельных величин, в направлении более качественного институционального анализа, где сопоставляются дискретные альтернативные структуры.

В этих исследованиях, направленных на объяснение институциональных структур, допущения о максимизации играют гораздо менее важную роль, чем это обычно бывает при изучении проблем рыночного равновесия. Рациональному индивиду, предпочитающему в тех или иных случаях контракт о занятости контракту о продаже, не обязательно руководствоваться принципом максимизации. Когда разница в вознаграждении велика и очевидна, такое предпочтение выскажет даже человек, довольствующийся удовлетворительными результатами. По этой же причине такие исследования зачастую могут быть проведены без применения сложного математического аппарата и исчисления предельных величин. Вообще, для того чтобы продемонстрировать несовпадение двух величин, не требуется столь тонких и сложных методов, как для выявления условий, при которых достигается равенство предельных значений этих величин.

…Какой же тип рассуждений преобладает в … теоретических исследованиях социальных институтов? …По существу, они базируются на очень простой разновидности причинного анализа. Считается, что конкретные институциональные структуры или способы действия влекут за собой определенные нежелательные (например, связанные с высокими издержками) или желательные (например, связанные с созданием ценностей) последствия. Ceteris paribus (при прочих равных условиях) предпочтение будет отдано тем ситуациям и действиям, с которыми ассоциируются важные благоприятные результаты, и, наоборот, нежелательными окажутся те, которым приписываются нежелательные последствия. Нарушение баланса последствий в действительности или в сознании может побудить к изменениям институционального характера.

Приводимая ниже цитата из книги Монтиаса – типичный пример этого жанра анализа. Речь идет о соотношении между централизмом и децентрализацией в организационных структурах. «Меры по децентрализации структур в принципе нацелены на устранение двух недостатков «сверхцентрализованных» систем: (1) начальники перегружены ответственностью за детальное управление и координацию деятельности своих подчиненных; (2) эта мелочная опека лишает подчиненных возможности принимать решения, способные увеличить результативность функционирования организации, частью которой они являются... Почему же не ослабить контроль?.. Когда контроль ослабляется, то в случае, если система стимулов не будет преобразована нужным образом, чтобы достичь большей гармонии между целями управляющих и управляемых, у производителей будет искушение так изменить структуру своих затрат и выпускаемой продукции, что это... сведет на нет любые преимущества, которые могут быть получены организацией как единым целым от активизации инициативы на нижних уровнях».

Здесь два типа издержек или недостатков централизма (нагрузка на руководителей, ограничение числа вариантов для выбора решений у подчиненных) противостоят недостаткам децентрализации (цели исполнителей расходятся с целями организации). Что мы можем узнать об организации из подобных рассуждений? Относительно оптимального соотношения централизма и децентрализма для каждой конкретной организации – заведомо очень мало или ничего. Скорее, мы можем прийти к заключениям такого рода:

1. Растущее осознание одного из предсказанных последствий может побудить организацию к движению в направлении централизма или децентрализации. (Так, вопиющее проявление «субоптимального» поведения со стороны подчиненного, т.е. его стремление к собственной выгоде, способно вызвать введение дополнительных мер централизованного контроля.)

2. Новые технические средства могут изменить соотношение между централизмом и децентрализацией. Например, изобретение и применение системы раздельной, самостоятельной отчетности по прибылям и убыткам для каждого отделения фирмы привели в 1950-е годы к децентрализации многих крупных американских компаний; а уменьшение издержек на обработку информации благодаря компьютеризации позднее повлекло за собой в этих же фирмах централизацию решений по управлению запасами.

Конечно, выводы Монтиаса могли бы быть получены также в результате более формального оптимизационного анализа – и, действительно, он представляет такой анализ на двух страницах, вслед за приведенным выше отрывком. Неясно, однако, что нового дает эта формализация, ибо параметры, приписываемые системе, по большей части количественно не измерены и не поддаются измерению. Здесь надо вспомнить о принципе «бритвы Оккама», позволяющем без допущений, присущих оптимизационному анализу, показать, что поведение людей соответствует и оптимизирующим процедурам, и процедурам получения удовлетворительных результатов. Соображения экономии побуждают нас предпочесть постулат о том, что люди разумны, постулату об их исключительной рациональности, если оба эти допущения равным образом пригодны для наших рассуждений.

2.2. Рациональность процедуры

Та разновидность качественного анализа, о которой шла речь, имеет еще одно достоинство. В сложных ситуациях скорее всего будет наблюдаться значительное различие между реальными условиями принятия решений (т.е. тем, как видит их Бог или другой независимый наблюдатель) и тем, как эти условия воспринимаются непосредственными участниками событий. Сам анализ может быть либо нормативным, т.е. построенным на изучении всего спектра последствий, которые должны быть учтены при принятии решений в подобных ситуациях, либо дескриптивным, исследующим вопросы о том, какие особенности ситуации в первую очередь будут приняты во внимание конкретными лицами и какое представление о ситуации в целом эти действующие лица сумеют выработать.

Например, в докомпьютерную эпоху менеджерам, работавшим в сфере бизнеса, было очень трудно держать в поле зрения все основные переменные, затрагиваемые их решениями. Казначеи компаний зачастую принимали решения по поводу оборотного капитала, не учитывая или недостаточно учитывая влияние этих решений на изменение уровня запасов, а управляющие, ответственные за производство и маркетинг, принимали решения о запасах, не обращая внимание на то, как это скажется на состоянии ликвидности. Внедрение компьютеров изменило способы выработки решений: теперь руководители могут учитывать значительно больший набор взаимосвязанных последствий, чем прежде. Сама оценка условий при принятии того или иного решения зависит, в частности, от источников информации и возможностей менеджера, принимающего решение, делать расчеты.

Здесь уместно сказать и о феномене обучаемости. Ряд изменений, внедренных в практику планирования и управления в странах Восточной Европы в 1960-е годы, были обусловлены тем, что правительства этих государств на опыте познали некоторые негативные последствия попыток управлять производством с помощью грубо агрегированных показателей физических объемов. Первоначальная недооценка ценовых и рыночных механизмов постепенно и частично была преодолена после того, как пришлось на деле испытать недостатки альтернативных способов регулирования. Другой похожий пример обучаемости – попытки американских металлургических компаний разработать механизмы стимулирования цеховых управляющих в зависимости от объема выплавленной стали.

По поводу организаций можно утверждать следующее: число факторов, потенциально имеющих отношение к эффективности той или иной организации, так велико, что в каждый момент времени можно учитывать лишь некоторые наиболее очевидные из них. Набор этих принимаемых во внимание факторов постоянно меняется по мере того, как под действием внешних и внутренних обстоятельств возникают новые ситуации; «обучение» в форме реакции на воспринимаемые последствия – это основной способ проявления рациональности.

В мире, где такого рода реагирование играет весьма существенную роль, теория рационального поведения должна уделять особенностям поведения рационально действующих лиц (тому, как они справляются с неопределенностью и сложностью мыслительных процессов) не меньше внимания, чем объективным условиям окружающей среды, в которой принимаются решения. В этом мире следует принимать в расчет не только рациональность выбора (substantive rationality), т.е. степень адекватности выбранных решений, но и рациональность процедур (procedural rationality), т.е. эффективность (в пределах человеческих когнитивных возможностей и ограничений) процедур, используемых для решений выбора. В той мере, в какой экономическая теория распространяет свои интересы на исследование проблем возрастающей когнитивной сложности, ее все больше занимает способность действующих лиц справляться с этой сложностью, иначе говоря – процедурный аспект рациональности. В оставшейся части моего сообщения я собираюсь развернуть эту концепцию рациональности процедур и поговорить о ее значении для экономического анализа».

Вопросы

1. Рассмотрев несколько примеров в разделе 1.3. Функциональный анализ в экономической теории, Г. Саймон, отмечает «характерную особенность всех приведенных выше примеров функционального анализа, взяты ли они из экономической теории или других социальных наук: в них не обращается особое внимание и даже не рассматривается специально вопрос о том, как достигается уравнивание предельных значений переменных или как предельные изменения условий (например, сдвиги кривых предложения или спроса) сказываются на равновесии». И далее, конкретизируя эту мысль другими примерами, замечает: «Вопрос должен состоять не в том, «сколько страховых полисов на случай наводнения купит некий индивид?», а «каковы структурные условия, делающие покупку страхового полиса рациональной или привлекательной?» В чем сущность необходимого сдвига во внимании исследователей, к которому призывает Г. Саймон?

2. Что такое количественный предельный анализ и качественный институциональный анализ и в чём разница между ними?

3. На какие отношения между проблемой принятия решения и информацией обращает внимание Г. Саймон?

9.7. Г. Саймон: Интеллект как ограниченный ресурс*

Прочитайте следующий текст и ответьте на прилагаемые к нему вопросы.

Вот третий раздел лекции. Замечание. К выполнению данного задания можно приступать после выполнения двух предыдущих заданий.

3. Интеллект как ограниченный ресурс

«До недавнего времени то (прямо скажем, небольшое) внимание, которое уделялось экономистами рациональности процедур как особой категории, отличной от рациональности выбора, обусловливалось главным образом проблемами неопределенности и ожиданий. Простой принцип максимизации полезности или прибыли не мог быть применен к ситуациям, где оптимальные решения зависели от неопределенных внешних обстоятельств или от действий других рациональных экономических субъектов (например, в условиях несовершенной конкуренции).

Первая из указанных трудностей была частично преодолена посредством замены в качестве критерия рациональности понятия максимизации полезности понятием максимизации субъективно ожидаемой полезности – СОП (subjective expected utility). Однако, при всем его концептуальном изяществе, оно имеет ряд серьезных недостатков, независимо от того, используем ли мы его как нормативную или как дескриптивную категорию. В целом оптимальное решение зависит от всех моментов распределения частот неопределенных событий. …Эмпирический недостаток концепции СОП состоит в том, что при попытках проверить ее в лабораторных либо в реальных условиях выясняется, что даже в сравнительно простых ситуациях поведение людей по большей части сильно отклоняется от этой модели. Некоторые из имеющихся наблюдений были обобщены У.Эдвардсом, а позднее Д.Канэманом и А.Тверски. Они описывают экспериментальные ситуации, в которых оценки, сделанные на основе первоначальной информации, не пересматриваются по мере поступления новой информации настолько часто, как это требуется согласно теореме Байеса. (Теорема Байеса – это теорема теории вероятностей, которая определяет вероятность наступления события в условиях, когда на основе наблюдений известна лишь некоторая, частичная информация о событиях. По формуле Байеса можно более точно пересчитывать вероятность, беря в учёт как ранее известную информацию, так и данные новых наблюдений – В.Л.) В других случаях субъекты реагируют в основном на самую свежую информацию, а предыдущую не учитывают должным образом. Поведение, абсолютно не согласующееся с моделью СОП, наблюдается также и в реальных жизненных ситуациях.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: