Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Бугров (после мхатовской паузы глухим голосом охрипшего быка...). Мм... Полтораста тысяч!

Грохольский: Хотите... пятьдесят тысяч? Иван Петрович, умоляю... Это не подкуп, не купля... Я хочу только жертвой со своей стороны загладить хоть несколько вашу неизмеримую потерю... Хотите сто тысяч? Я готов! Сто тысяч хотите? Примите от меня эту жертву! Умоляю вас! Вы снимете с моей совести тяжесть. Прошу вас! Иван Петрович! Не мучайте! Хотите сто тысяч?

Бугров (после мхатовской паузы глухим голосом охрипшего быка...). Мм... Полтораста тысяч!

Искромётный чеховский водевиль. Трагедия выворачивается наизнанку и заставляет нас искренне хохотать над меленькими и меркантильными страстишками убогих и заурядных провинциальных людишек. Но если рассказ Чехова завершается счастливым превращением Бугрова в «нового русского», то в пьесе Коняева эта история - лишь первый акт «человеческой комедии». Окрылённый «победой» Грохольский увозит Лизу в Крым, на свою маленькую дачу под Феодосией. И здесь в чистый водевиль вторгаются совсем несвойственные жанру надрывные нотки.

Освободившись от тирана-Бугрова, Лиза – существо абсолютно одномерное и примитивное – оказывается, не может существовать и с Грохольским. Снедаемый страстью богатый бездельник не может дать ей ничего, кроме бесконечного и бессмысленного обожания и восхищения. Запертая на крымской даче бывшая Мисс Урюпинск откровенно скучает и раздражается. Но по законам водевиля, в дачу визави вдруг въезжает никто иной, как Бугров с сыном Мишуткой, которого даже за полтораста тысяч он неверной жене не уступил. Второй акт истории любовного треугольника завершается тем, что страдающий плэйбой Грохольский вновь пытается откупиться от развращённого халявой нувориша и дарит ему собственное имение, лишь бы Бугров убрался с глаз долой, оставив его наедине с обожаемой Лизой. Но теперь уже Лиза, при всей своей безмозглости, совершает решительный поступок и бросает измотавшего её своим навязчивым обожанием Грохольского. Бугров со всем его хамством и тиранством кажется ей в качестве помещика более приемлимой партией.

Третий акт этого водевиля, хотя и соблюдает жанровые правила, но уже беременен той трагикомедией, которую мы наблюдали в прологе. Спившийся, проигравшийся и окончательно разорившийся Грохольский приезжает в своё бывшее поместье, чтоб «хоть одним глазком поглядеть на любимую и обожаемую». Закономерный финал: он становится приживалкой-клоуном при вошедшем во вкус помещичьей жизни Бугрове. В эпилоге Гриша оправдывается перед Писателем в своей невозможности что либо изменить в сложившейся обстановке тем, что Лизе вновь наскучил тиранический Бугров, и ныне она ожидает ребёнка от него, Грохольского. Раздражённый нелепостью и бессмысленностью этой истории Писатель скомканно прощается со своим конфидентом и покидает зал. Занавес…

Возникает самый дурацкий вопрос, который только может возникнуть после просмотра спектакля или фильма: что хотел сказать нам Автор (а в том, что спектакль этот совершенно авторский, нет никаких сомнений) своим произведением? Ответ первый и очевидный: крепкий профессионал Коняев хотел поставить «крепкую» грустную комедию в духе лучших фильмов Георгия Данелия («Не горюй!», «Афоня») или Вуди Аллена («Энни Холл», «Манхэттен»), для чего и была взята беспроигрышная литературная основа – почти забытые, но пронзительные рассказы Чехова. Но при этом ответе остаётся непонятной фигура Писателя. Неужели он понадобился постановщику только для того, чтоб помочь раскрыться молодому и ещё не очень опытному актёру Владимиру Крылову? Однако, глядя на актёра в сценах его диалогов с Бугровым – Владимиром Богдановым, актёром опытнейшим и самым в спектакле филигранным, понимаешь, что у Крылова великолепная сценическая энергетика, и отыгрывает он бурные эмоции провинциального плэйбоя совершенно органично и «без костылей». Точно также, как изумительно органично существует в состоянии пронзительного и бескорыстного идиотизма Евгения Игумнова – Лиза.

Более достоверным мне кажется второй ответ, хотя и предположу, что профессиональные театроведы объявят меня «заумником» и искателем чёрных кошек в тёмной комнате. Тем не менее, имея за плечами солидный опыт прочтения всевозможных авторских «мэсседжей» в разнообразном Авторском кино, рискну применить свою методику к спектаклю Игоря Коняева. Мне кажется, что Автор делал эту работу не только о страстях человеческих, не только и не столько об извечных русских нравах, которые воспроизводятся из эпохи в эпоху (чем Бугров в белой шляпе и с сигарой не пародия на недавние малиновые пиджаки и золотые цепи толщиной в палец?). Пьеса Игоря Коняева гораздо больше рассказывает нам о самом Чехове, вернее о том, как из легкомысленного и язвительного Антоши Чехонте произошёл Антон Павлович Чехов – автор «Чайки» и «Трёх сестёр», человек изменивший театр ХХ века. Отсюда и необходимость присутствия на сцене заезженного и изжёванного пост-модернистами Писателя/Автора, который у Коняева не вмешивается в действие, не спорит, но внимательно наблюдает за персонажами и, к собственному удивлению и даже раздражению, открывает за водевильной, фарсовой оболочкой подкладку обыкновенной трагедии. Именно для анализа чеховских творческих метаморфоз понадобилась автору максимально очищенная от подробностей ситуация «любовного треугольника», которая будет исследоваться Чеховым в разных обстоятельствах всю его творческую жизнь. От «Живого товара» до «Чайки» и «Пьесы без названия». В спектакле практически и есть только три действующих лица – Грохольский, Бугров и Лиза. Все остальные персонажи по-голливудски называются supporting actors – «поддерживающие актёры». Их функции прикладные и декоративные, они лишь провоцируют стороны «треугольника» на выявление скрытых в глубине страстей.

То же самое должны делать и декорации, но здесь, на мой взгляд, у Автора «промашечка вышла». Три гигантских двери в духе проектов несравненного Церетели отделяют авансцену от заднего плана. Процентов семьдесят действия происходит именно на авансцене, и создаётся впечатление, что за дверями должно находиться такое же необъятное пространство. Но когда актёры, прилагая немалые усилия, эти двери распахивают, то в двух метрах в глубину висит ослепительно подсвеченный задник. Такое сценическое решение, организованное в стиле монументального минимализма, в результате «давит» актёров, заставляя их излишне форсировать эмоции, чтоб зал заметил тщедушных персонажей на фоне циклопических художественных конструкций. К несчастью, в театре, в отличие от кино, нет такого инструмента, как крупный план…

Но вернёмся к моим аргументам в пользу «тайной» биографии Чехова. Чтоб подтвердить свои непосредственные впечатления от спектакля, дома я полез в интернет, ища информацию по ключевым словам Чехов и Грохольский. И вот, что выдала мне всемирная паутина. Рассказ «Живой товар» был написан 22-летним Антошей Чехонте по случаю из жизни его гимназического приятеля Грохольского, бывавшего в гостях в Мелихове. Не изменив фамилии персонажа, Чехов довел жизненную ситуацию до логического предела, вдоволь посмеявшись над незадачливым однокашником. А вскоре Грохольский покончил с собой от несчастной любви. Случай произвёл на писателя огромное впечатление. Фамилия эта появится в его творчестве ещё раз, в «Чайке» Тригорин вспомнит «уютную усадьбу Грохольского». Уверен, что и Игорь Коняев, готовя свою пьесу, проводил мониторинг взаимосвязей Писателя и Персонажа по сходной методике.

Но даже если у него всё это получилось совсем по другим причинам и с другим «мэсседжем», оставляю за собой право толковать постановку именно так. Как историю взросления Антоши Чехонте и превращения его в Антона Павловича Чехова. Писатель в спектакле покидает в финале сцену именно потому, что более не может писать беззаботные водевили. Весёлые случаи из жизни, оказывается, имеют «второе дно», тот самый пресловутый подтекст, который выуживают и трактуют на разные лады постановщики «Трёх сестёр» и «Вишнёвого сада» вот уже более ста лет подряд. О том, как впервые нашёл этот подтекст сам Чехов, очень точно и прочувствованно поведал нам в своём «Живом товаре» Игорь Коняев и актёры театра им. В.Ф.Комиссаржевской. При всех огрехах постановочной части спектакль уже живёт и всё более и более обживается исполнителями и режиссёром. Несомненно, удачное и оригинальное обновление репертуара.

 

Дмитрий Генералов

<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
Экспериментальные результаты | Целевая аудитория: что это, для чего это и что с этим делать?


Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных