Октябрьские ясные деньки 5 страница

J'aime ces types vicieux

Qui ici montrent la bite…

Мне нравятся эти порочные типы, которые выставляют здесь напоказ свои штучки…

– Moi aussi…[58]– неумело выговаривает Ким, – я вижу почерк моего духовного брата. Надо что-то делать с моим французским.

Он берет французскую книгу и ее английский перевод и вскоре уже сносно читает по-французски.

Ким назначает встречу с мэтром Бумселем… Мэтр – худой, аристократического вида мужчина протягивает холодную длинную ладонь.

Ким подозревает, что Бумсель – вовсе не французский аристократ из древнего рода, за которого он себя выдает. Его родной язык, приходит к выводу Ким, немецкий… Швейцарский еврей, скорее всего из Цюриха или Базеля…

Бумсель отводит его в комнату с альковом и отдергивает штору… Ким смотрит на картину и улыбается:

ПОРТРЕТ РАБОТЫ ЕГО ОТЦА

Ким Карсонс 16 лет 1876 г.

Столько лиц, но в каждом из них – один из отблесков сущности Кима, и все они схвачены в портрете работы его отца. Одно лицо – искривленное, в шрамах и откровенно больное. В нем чувствуется что-то звериное, но таких зверей нет на Земле. На Киме – стигматы инопланетянина, отпечаток того, что он не принадлежит к роду человеческому, и это так же шокирует и возбуждает, как зрелище человека, выставившего напоказ свои интимные части на людном рынке.

Дезориентация и головокружение… далекие голоса… Кто был отцом Кима? Счет за услуги, предварительный диагноз… отравление радием. Радиоактивные Карсонсы… Может, мы и есть Смерть, думает Ким с приятным содроганием, и от него начинает вонять скунсом…

Полузабытые сделки и заказы… старые друзья и враги… ты меня помнишь? А меня? А меееееняяя?

Ким знал, что вспоминает какие-то прошедшие жизни, яркие и поблекшие детали, рассыпавшиеся на кусочки. О нет, это совсем не означает того, что он был Клеопатрой в прошлом воплощении, или какую-нибудь чушь в том же духе… Возможно, что-то вроде параллельной Вселенной, но все это техника, пусть ею кто-нибудь другой занимается. Главное, что Ким помнит. Он помнит опьянение и безумие Черной Смерти.

Разве не прекрасно танцевать и петь

И под колокольцы Смерти помереть?

Он ощущает чуму, словно плащ на плечах, когда он крадется по Лондону, разгоняя клубы Черной Смерти звонким мальчишеским смехом.

«Выносите мертвецов».

Какая замечательная фраза, думает Ким, а кого еще нам приходится выносить?

Ледяная темень космоса… жестяные бараки… шуточки солдатни… ужас снаружи… световые годы за спиной… все тает… гаснет… слезы… он не отец мне… посмотри внимательнее… юношеская отвага зловещая, как комета… смерть и Крысолов… солнечный свет на мраморе… твердая как алмаз воля к свершениям… ослепительная улыбка… последний приказ… дом… знаете ли… помните колокольцы времени там, на плоскогорье вместе с Кимом?., последний приказ… этого не подделаешь… этого не подделаешь… по Лондону… по Лондону… лицо… руки… лицо решившегося человека… он не будет раздумывать… победа или поражение?., прикрываться щитом постоянной бдительности… космическая болезнь в крови… соитие… семя… только представь, что он расслабляется… зловоние разложения и смерти… посмотри внимательнее… лицо, руки, кровь… человеческое животное в чумном плаще… А затем соитие, семя на портрет работы его отца: неприкрытый лик инопланетянина…

Апрель – жесточайший месяц, тянет память к желанию, женит дряблые корни с весенним дождем…[59]полузабытые сделки и заказы… старые друзья и враги… Смерть и Крысолов?

Ким знал, что ему придется сделать это, толком не представляя, что он такое делает… Как настоящий скаут он был всегда готов…

Zur jeden Massermord stehen wir bereit!

(К массовому убийству всегда готовы!)

Ким провел три года в Париже. Эти годы тянулись, словно бесконечные полотна, на которых можно было увидеть время, пронизанное светом Парижа, светом художников, и Ким купался и дышал светом Мане и Сезанна и еще двух каких-то, кого я сейчас не могу вспомнить, одного, который так хорошо умел изображать купальщиц, и еду, и зонтики, и стаканы с вином, и еще одного, того, что написал великолепную картину «Le Convalescent», на которой служанка чистит яйцо, сваренное всмятку? Художник макает кисть в свет и в яйцо, сваренное всмятку, и в стакан с вином, и рыба получается волшебно-живой, окропленная магией света. Ким пропитан светом, свет переполняет его, и весь Париж кишит под лучами света. Ким был еще той штучкой, ганменом с Дикого Запада Разумеется, кое-кому не терпелось, чтобы он предъявил свои верительные грамоты. Ким ранил на дуэли одного издателя.

Первая книга Кима, не без оттенка сенсационности, слегка беллетриэованные воспоминания о том, как он был банковским грабителем, бандитом и ганменом, озаглавлена «Quien es?». Ким самолично позировал для иллюстраций. Вот он, в полуприседе, держит револьвер обеими руками на уровне глаз. Вокруг него, как вокруг эпицентра торнадо, стоит мертвый штиль. Его лицо, лишенное всякого человеческого выражения, полностью подчинено стоящей перед ним задаче и озарено внутренним светом.

QUIEN ES?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: