Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Избранные работы по логотерапии 3 страница




 

В любом случае мы должны остерегаться интерпретации религии просто как результата психодинамики с ее бессознательной мотивацией. В противном случае мы упустим суть и потеряем из виду аутентичный феномен. Или мы будем уважать свободное решение человека — за Бога или против него, — или тогда религию придется считать заблуждением и воспитанием иллюзии.

 

Человеку угрожают его вина в прошлом и его смерть в будущем. И то, и другое неизбежно, с тем и с другим человек должен смириться. Таким образом, человек сталкивается с человеческой ограниченностью с точки зрения неизбежности ошибок и смертности. Понятно, что именно принятие этой двойной человеческой конечности придает человеческой жизни дополнительный смысл, поскольку только перед лицом вины имеет смысл совершенствоваться, и только перед лицом смерти имеет смысл действовать.

 

Человеческое бытие преходяще, и это лежит в основе ответственности человека — сущности существования. Если бы человек был бессмертен, то мог бы на законном основании откладывать все свои дела; не было бы необходимости делать что-то именно сейчас. Только в условиях преходящего характера жизни, побуждающего и вынуждающего человека действовать, использование проходящего времени имеет смысл. На самом деле только преходящие аспекты жизни являются возможностями; как только мы успешно реализуем возможность, мы преобразуем ее в действительность и, таким ооразом. делая ее прошлым, спасаем ее. Однажды став действительностью, возможность обретает вечность. Все, что находится в прошлом, спасено от того, чтобы быть преходящим. Поэтому оно, скорее, окончательно сохранено, чем безвозвратно утеряно. Оно по-прежнему существует, возможно, даже в своей наиболее защищенной форме.

 

То, что человек воплотил в жизнь, остается воплощенным навсегда. Я думаю, что это является основанием для активности и оптимизма. Человек призван наилучшим образом использовать каждый момент своей жизни и сделать правильный выбор в любое время, будь это его знание что делать, кого любить или как страдать..Это означает активность. Что касается оптимизма, я хочу напомнить вам слова Лао-Цзы: «Сделать работу — значит остаться навсегда». Я бы сказал, что это справедливо не только в отношении завершения работы, но для наших переживаний, и что не менее значимо — для нашего вызова страданиям как таковым.

 

Образно говоря, пессимист похож на человека, который со страхом и печалью следит за тем, как настенный календарь, с которого он каждый день отрывает по листочку, становится тоньше и тоньше. Человек же, который воспринимает жизнь в таком ключе, о котором речь шла выше, подобен тому, кто срывает каждый лист и аккуратно подшивает его, сделав в течение дня на нем несколько заметок. Он может смотреть с гордостью и радостью на все богатство, собранное в эгих заметках, на всю жизнь, которую он уже успел наполнить.

 

Даже в престарелые годы он не станет завидовать молодости. Чему завидовать? Возможностям, которые есть у молодого человека, или его будущему? Нет, вместо возможностей в будущем зрелый человек обладает действительными достижениями в прошлом — проделанной работой, настоящей любовью и перенесенными страданиями. Последним надо гордиться больше всего, хотя это то, что едва ли вызывает зависть.

 

Эдит Уейскопф-Джоелсон в своей работе по логотерапии отметила, что эта школа может противодействовать страху старости и страданий, которые она рассматривает как нездоровые тенденции в современной культуре Соединенных Штатов23. Я не могу закончить свою работу без того, чтобы не процитировать другого человека, который по другую сторону Атлантики нашел мое учение достойным поддержки. В знак своей солидарности он написал в моей книге гостей следующие строчки:

 

Das Vergangene geht;

 

Das Gewesene kommt.

 

Это можно прочесть так:

 

Что прошло, то прошло;

 

Что осталось в прошлом, то вернется.

 

Можно представить себе, какое утешение принесет вдове, потерявшей на войне мужа, чье семейное счастье длилось две недели, логотерапевтическое отношение к прошлому. Она почувствует, что этот опыт никто не сможет отобрать у нее. Прошлое сохранит ее сокровище нетронутым. Ее жизнь не сможет стать бессмысленной, даже если она останется бездетной. Кстати сказать, предположение, что рождение детей является единственным смыслом жизни, противоречит самому себе; нечто само по себе являющееся бессмысленным нельзя сделать осмысленным, лишь увековечивая это.

 

Не последней задачей психотерапии является примирение и утешение: человек должен примириться со своей конечностью, и он должен быть в воспринимать свою жизнь преходящей. Этой своей деятельностью психотерапия действительно затрагивает область религии. У них есть общее основание, достаточное для взаимного сближения. Наведение мостов, как бы то ни было, не означает слияния, поскольку по-прежнему есть существенное различие между соответствующими целями психотерапии и религии.

 

Целью психотерапии, психиатрии и, в целом, медицины является здоровье. Целью религии, как бы то ни было, является нечто существенно отличное: спасение. Это слишком много для различия в целях. Достигнутые результаты — другое дело. Хотя религия может не ставить своей целью психическое здоровье, она может способствовать его достижению. Психотерапия также часто приводит к получению побочного результата; в то время как доктора не касается или не должно касаться то, чтобы вместе с помощью пациенту восстановить его веру в Бога, это случается снова и снова — незапланированно и неожиданно.

 

Как это происходит в реальной ситуации? Давайте вернемся к логотерапевтическому занятию группы, или к логодраме, которую я уже упоминал. Во время обсуждения смысла страдания я спросил всю группу — может ли обезьяна, которой постоянно делают уколы с полиомиелитной сывороткой, постичь смысл своих страданий. Группа единодушно ответила: «Конечно, нет! По причине ограниченности своего интеллекта она не может войти в человеческий мир, то есть в мир, в котором страдание может быть понимаемо». После чего я сказал: «А что человек? Вы уверены, что человек является конечной точкой эволюции космоса? Не правда ли, трудно представить, что существует также другое измерение, мир, превосходящий мир человека, мир, в котором могут ответить на вопрос о высшем смысле человеческих страданий?»

 

Изначально этот высший смысл превосходит ограниченные умственные способности человека. В отличие от тех экзистенциальных писателей, которые провозглашают, что человек должен понимать, что в конечном счете, его бытие абсурдно, я считаю, что человек должен понимать только свою неспособность постичь высший смысл оснований его интеллектуальной деятельности. Человек должен сделать выбор между «конечной абсурдностью» и «высшим смыслом» как основаниями своего существования, сделать выбор самим образом своей жизни. В том, «как» существовать, лежит ответ на вопрос «зачем» существовать.

 

Таким образом высший смысл более не является предметом интеллектуального познания, но является делом экзистенциальных обязательств. Смысл можно понять, но высший смысл требует толкования. Толкование, однако, предполагает принятие решения. Действительность характеризуется неоднозначностью, поскольку допускает множество толковании, человек, выбирая одно из них, оказывается в ситуации, подобной той, которая возникает при работе с проективным тестом. Для иллюстрации расскажу о следующем опыте.

 

Незадолго до того, как Соединенные Штаты вступили во Вторую мировую войну, меня вызвали в американское консульство в Вене, чтобы вручить иммиграционную визу. Мои пожилые родители надеялись, что я покину Австрию, как только получу визу. Как бы то ни было, в последний момент я засомневался: мне преградил путь вопрос — должен ли я покидать своих родителей. Я знал, что в любой момент они могут оказаться в концентрационном лагере. Должен ли я остаться с ними? Размышляя над этим вопросом, я пришел к тому, что это была та дилемма, для решения которой хотелось получить знак свыше. Этой подсказ-кой оказался кусок мрамора, лежавший в доме на столе. Когда я спросил о нем своего отца, он объяснил, что нашел его на том месте, где нацисты сожгли крупнейшую в Вене синагогу. Мой отец взял этот кусок мрамора домой, потому что он представлял собой часть мраморной доски, содержащей десять заповедей. На мраморном куске была золотом выгравирована буква из иврита. Мой отец объяснил, что эта буква означает только одну из заповедей. «Какую?» — выпалил я. Ответ был таким: «Почитай отца твоего и мать твою: и дни твои могут быть долгими на земле». Поэтому я остался с отцом и матерью и не воспользовался американской визой.

 

Восприятие этого куска мрамора как знака свыше могло быть выражением того факта, что уже задолго до этого в глубине сердца я решил остаться. Я только спроецировал это решение благодаря куску мрамора.

 

Человек не может избежать принятия решении. Реальность неизбежно заставляет человека решать. Человек принимает решения каждый миг, даже не сознавая этого, он делает это невольно. Через эти решения он определяет самого себя. Постоянно и непрерывно он формирует и изменяет себя. Фома Аквинский в своем «Agere sequitur esse» прав только наполовину: человек не только ведет себя в соответствии с тем, что он собой представляет, он также становится тем, что он есть, в зависимости от того, как он себя ведет. Человек не вещь среди других вещей — вещи определяют друг друга, — он, в конечном счете, определяет себя сам. То, чем он становится с учетом своих способностей и обстановки — зависит только от него. В живых лабораториях концлагерей мне приходилось наблюдать людей, ведущих себя подобно животным, и людей, которые вели себя как святые, В человеке заключены оба этих потенциала. Какой из них он реализует — зависит не от условий, а от его решения. Настало время включить это решение, определяющее качество человеческого бытия, в определение человека. Наше поколение пришло к пониманию того, чем в действительности является человек: существом, которое изобрело газовые камеры Аушвипа, и существом, которое входит в эти газовые камеры не согнувшись, с прямой головой, с молитвой на устах.

ПО ТУ СТОРОНУ САМОРЕАЛИЗАЦИИ И САМОВЫРАЖЕНИЯ24

 

МакГрегор утверждает, что «все поведение человека направлено на удовлетворение потребностей»25. Марелиус отождествляет удовлетворение потребностей с ослаблением напряжения26. Таким образом, когда Кникербокер говорит, что «существование можете рассматриваться как постоянная борьба за удовлетворение потребностей, ослабление напряжения, поддержание равновесия»27, мы можем сделать вывод, что и Удовлетворение потребностей, и ослабление напряжения способствуют поддержанию равновесия, другими словами, поддерживают гомеостаз. Данное заключение поддерживает Шарлотта Бюлер: «С той поры, как Фрейд дал самую первую формулировку принципа удовольствия, до самой последней, современной версии сброса напряжения и принципа гомеостаза (представленной, например, в модели Рапопорта), под неизменной конечной целью всей активности, проходя- ' щей через всю жизнь, понимается восстановление в индивиде равновесия»28. Гордон Оллпорт, однако, возражает против такого взгляда на человека: «Мотивацию рассматривают как состояние напряженности, которое заставляет нас стремиться к равновесию, покою, приспособлению, удовлетворению или гомеостазу. С этой точки зрения личность сводится всего лишь к нашим привычным способам ослаоления напряжения. Эта формулировка не способна в полной мере объяснить сущность стремлений. Характерной чертой таких личных стремлений является их противодействие равновесию: напряжение скорее сохраняется, чем снижается»29. Критицизм Маслоу кажется мне шагом в этом же направлении, когда он говорит: «Гомеостаз, равновесие, адаптация, самосохранение, защита и приспособление представляют собой просто негативные понятия и должны быть дополнены позитивными понятиями»30.

 

На мой взгляд, эти критические высказывания недостаточны. Они не затрагивают сущности, или лучше сказать, существенных недостатков точек зрения на человека, как на существо, для которого реальность служит ничем иным, кроме как средством «удовлетворения потребностей, ослабления напряжения и (или) поддерживания равновесия». С этих позиций человек рассматривается, как я говорю, монадологически31, и его связь с миром, в котором он существует, игнорируется.

 

В монадологическом взгляде на человека нет места для реального взаимодействия между человеком, с одной стороны, и миром с его объектами, с другой. Объекты в мире более не воспринимаются в соответствии со своей объективной сущностью, но только как более или менее полезные средства для поддержания гомеостаза. Нет места таким понятиям, как заниматься тем или иным делом без всякой цели, исключительно ради самого дела или помогать партнеру ради него самого. Вместо этого дела и партнеры низводятся до уровня простых средств удовлетворения — с их помощью восстанавливаются определенные состояния в психической системе субъекта. Как средства, они не имеют никакой ценности сами по себе, они должны лишь использоваться им.

 

Это напоминает хорошо известный феномен, наблюдаемый в случаях сексуального невроза. Мы часто слышим, как такие пациенты говорят о «мастурбации с помощью женского тела», под этим подразумевается, что они иногда «используют» партнерш, просто чтобы снять сексуальное напряжение. Как мы видим, это в полной мере соответствует тому воззрению на человека, которое мы выше назвали «монадологическим». Не надо забывать, что подобные случаи являются невротическими и, следовательно, патологическими. Нормальное отношение человека к миру никогда не ставит во главу угла такое взаимодействие, при котором окружающие рассматриваются лишь как средство достижения цели.

 

Скорее такая точка зрения соответствует тому поведению, которое наблюдается у животных, поставленных в определенные искусственные условия. Я имею в виду эксперименты по самостимуляции, описанные Олдсом и Милнером, Бреди, а также Вернером. Они вживляли электроды в мозг крыс, и в определенных условиях, то есть когда электроды были локализованы в определенных нервных центрах гипоталамуса и обонятельного мозга, замыкание цепи вызывало поведение,.которое могло быть объяснено только как удовлетворение потребности. Более того, животные, которым дали возможность нажимать на рычаг, замыкающий цепь, вскоре стали делать это постоянно. Наиболее впечатляющим моментом эксперимента мне показался тот факт, что животные полностью игнорировали реальную еду и реальных сексуальных партнеров. Экспериментаторами было засвидетельствовано, что как только объекты окружающего мира начинают восприниматься просто как средства удовлетворения, ими начинают пренебрегать или могут даже их игнорировать. Они оказываются более не нужными — хватает замыкания электрической цепи.

 

Как справедливо отмечает Юнг, вышеизложенное справедливо только для подопытных животных, помещенных в искусственную ситуацию, а не в естественную среду. Это доказывает, что даже животное обычно или по крайней мере в основном не является заинтересованным в реконструкции психического состояния, вызывающего удовлетворение. Еще в меньшей степени это является нормальным для человека. В соответствии с представлениями логотерапии человек ориентирован скорее не на собственные психические состояния, а на мир, на мир потенциальных смыслов и ценностей, которые, если можно так сказать, дожидаются, чтобы он их воплотил и актуализировал. В логотерапии мы говорим о «воле к смыслу»32 и противопоставляем ее принципу удовольствия (который мы можем называть также «волей к удовольствию»), а с другой стороны, — так называемой «воли к власти».

 

Как это принято считать, принцип удовольствия предполагает избегание неудовольствия. Таким образом, он почти совпадает с принципом ослабления напряжения. Однако мы должны задаться вопросом — обладает ли реально существующий человек чем-то подобным воле к удовольствию, как некоей первостепенной тенденцией. По моему мнению — и в соответствии с некоторыми наблюдениями Канта и Макса Шелера, — удовольствие изначально и в соответствии с нормой является не целью, а следствием, скажем даже, побочным эффектом решения задачи. Другими словами, удовольствие возникает автоматически, как только воплощается смысл.

 

Более того, если человек на самом деле попытался бы получить удовольствие, сделав его своей целью, он неизбежно потерпел бы неудачу, потому что упустил бы ту цель, которую он должен был бы поставить. Это легко показать на примере тех случаев сексуальных неврозов, в которых наши пациенты не могли получать сексуальное удовольствие именно потому, что пытались добиться только его. Чем больше мужчина стремится продемонстрировать свою потенцию, или женщина — свое умение испытывать оргазм, тем менее они оказываются способны сделать это. Отважусь сказать, что достаточное количество случаев сексуальных неврозов берут свое начало в таких ситуациях.

 

Мы можем пойти дальше и утверждать, что «стремление к счастью», в конечном счете, несет в себе противоречие: чем больше мы стараемся добиться счастья, тем меньше мы его получаем. Человек, который ищет случая, чтобы сказать: «У меня чистая совесть», уже впадет в фарисейство. Настоящей чистой совестью нельзя завладеть, ее можно обрести, делая нечто ради самого дела, или ради другого человека, или ради Бога. Чистая совесть — это то, что возникает неожиданно, как побочное следствие, и исчезает в тот самый момент, когда к ней начинают стремиться. (Обратите внимание на того человека, который стремится иметь хорошее здоровье. В той степени, в которой он прилагает к этому усилия, он уже заболевает тем нервным заболеванием, которое называется ипохондрией.) Это можно выразить простой формулой: цели как гедонистической философии эпикурейства, так и квиетистской философии стоиков, то есть счастье и мир разума (или то, что позже было названо древними греками атараксией), не могут быть реальной целью человеческого поведения, они по независящим от человека причинам ускользают от него по мере того, как он пытает их достичь.

 

Мне кажется, что усиливающаяся в современном мире тенденция к зависимости от лекарств-транквилизаторов свидетельствует о том, что современный человек все больше и больше соблазняется верой в иллюзию, что он сможет добиться счастья или мира разума. Он не может добиваться даже «душевного мира», поскольку этот мир, очевидно, означающий обретение чистой совести, ускользает от него, как только становится объектом стремления, вместо того, чтобы оставаться результатом.

 

В рамках психодинамической интерпретации совести человек стремится вести себя в соответствии с моральными нормами только для того, чтобы избавиться от раздражителя нечистой совести, или, если использовать психодинамическую терминологию, раздражителя неудовлетворенного суперэго. Очевидно, при таком понимании морального поведения человека упускается суть истинной морали, которая начинается только тогда, когда человек действует ради чего-то или ради кого-то, но не ради себя самого, не ради того, чтобы иметь чистую совесть, или избавиться от нечистой совести.

 

Возвращаясь к нашему вопросу — является ли принцип гомеостаза тем принципом, который на самом деле руководит человеком, мы можем сослаться на хорошо известный факт, который, по моему мнению, демонстрирует, что гомеостаз в принципе не может быть основной целью в жизни. Каков был бы результат, если бы человек получил возможность полностью удовлетворять все свои потребности и влечения? Несомненно, в результате такого эксперимента ни в коей мере не возникло бы чувство «глубочайшего удовлетворения», напротив — тревожный внутренний голос, отчаянное чувство пустоты, или, если использовать логотерапевтический термин — чувство экзистенциального вакуума. Это результат фрустрации воли к смыслу, упомянутой выше. Поскольку то, что мы можем определить как экзистенциальное, связано не только с существованием человека, но также со смыслом его бытия, мы можем говорить об экзистенциальной фрустрации, которая пpeдcтaвляeт собой вaжнyю категорию в логотерапии.

 

Сегодня экзистенциальный вакуум является все возрастающим и приоритетным по важности фактором. Это становится понятным, если учесть двойную потерю, которую понес человек с тех пор, как он стал настоящим человеком. Я имею в виду то, что на заре своей истории человек лишился основных животных инстинктов, определяющих поведение животных и обеспечивающих их безопасность. Такая зашита, как и рай, навсегда оказалась потерянной для человека. Вдобавок к этому человек понес и другую, не столь давнюю, потерю. Традиции, подкрепляющие его поведение, быстро исчезают, по крайней мере что касается их морально обязывающих аспектов. Обычный человек сегодня вряд ли чувствует себя связанным какими-либо традициями.

 

В венской многопрофильной больнице мой персонал провел перекрестное исследование пациентов в неврологическом и психотерапевтическом отделениях, а также медперсонала и технических служащих. Данное исследование показало, что 55% опрошенных показали в более или менее выраженной степени экзистенциальную фрустрацию и (или) вакуум. Более половины утратили чувство осмысленности жизни.

 

Логотерапия утверждает, что этот экзистенциальный вакуум, наряду с другими причинами, может также приводить к невротическим заболеваниям. Согласно данным этой школы, такие неврозы проявляются периодически, в отличие от психогенных неврозов (то есть неврозов в самом узком смысле этого слова) и ноогенных неврозов. Ноогенные неврозы имеют отличную от психогенных неврозов этиологию, так как возникают в другом личностном измерении. Они возникают, скорее, в поэтическом, чем в психическом, измерении. Другими словами, в случаях ноогенных неврозов мы имеем дело с психологическими заболеваниями, которые, в отличие от психогенных неврозов, не коренятся в конфликтах между различными влечениями или в столкновениях психических компонентов, таких, как, так называемые, ид, эго и суперэго. Они, скорее, произрастают из противоречий между различными ценностями, или из неудовлетворенной жажды человека обладать высшей ценностью — главным смыслом своей жизни. Проще говоря, мы имеем дело с фрустрацией человека, борющегося за смысл своего существования, — с фрустрацией его воли к смыслу. Излишне говорить, что во всех случаях, в которых причины невротических симптомов можно найти в экзистенциальной фрустрации, логотерапия показана как метод психотерапевтического лечения.

 

Следует заметить, что, когда мы говорим о смысле чьего-либо существования, мы имеем в виду прежде всего конкретный смысл личного бытия. Точно так же мы можем говорить о жизненной задаче человека, показывая, что каждый человек имеет в жизни свою миссию, с которой он должен идти. Каждый человек уникален и в своей сущности (Sosein), и в своем существовании (Dasein), поэтому он не может ни затеряться, ни быть подмененным. Другими словами, он представляет собой неповторимого индивида, имеющего уникальные личностные характеристики, который живет в уникальном историческом контексте в мире, где для него одного подготовлены особые возможности и обязательства.

 

Конечно, задачей терапевта ни в коей мере не является определение смысла жизни пациента. Пациент сам должен найти конкретный смысл своего существования. Терапевт просто помогает ему в этом. Из того, что он должен найти смысл, следует, что этот смысл должен быть открыт, а не изобретен. Следовательно, смысл жизни какого-то человека, в определенном смысле, объективен.

 

К несчастью, эта объективность нередко игнорируется некоторыми из тех писателей, которые называют себя экзистенциалистами. Хотя они никогда не устают повторять до тошноты, что человек «существует в мире», они, кажется, забывают о том, что смысл также существует «в мире», и, следовательно, не является просто субъективным фактором. Это больше, чем простое самовыражение, или проекция своего «я»

 

Здесь мы затрагиваем проблему того аспекта «я» человека, на который в последнее время часто ссылаются в психологической литературе и который называется самореализацией, Пиотровский считает, что К. Гольдштейн «борется и спорит с широко распространенной теорией мотивации, которая предполагает, что основным мотивом является ослабление напряжения и, таким образом, восстановление равновесия. Он приводит доводы против гомеостаза как теории мотивации. Он приводит доводы против той идеи, что целью влечений является устранение беспокоящего напряжения, которое они возбуждают. Таким образом он выступает против фрейдистского принципа удовольствия и теории сброса напряжения...

 

По Гольдштейну, индивид, чьей главной целью является просто поддерживать уровень своей адаптации, проявляет симптомы заболевания... Самовыражение и самореализация являются главным мотивом, определяющим состояние здоровья»33. Шарлотта Бюлер утверждает: «понятие самореализации прошло через множество вариаций от Ницше и Юнга до Карен Хорни, Эриха Фромма, Курта Гольдштейна, Фриды Фромм-Рейхман, Абрахама Маслоу, Карла Роджерса и других, кто пытался найти всеобъемлющую теорию главной цели жизни человека. В своем варианте оно появилось и в контексте экзистенциальной мысли»34.

 

Элкин критически комментирует, давая оценку Хорни и Фромму, что «их концепции имеют мистический подтекст. Это напоминает концепцию «самости» у Юнга, мистическая направленность которой обнаруживает близкие параллели с восточной религией»35. Однако моя критика исходит с другой позиции. Главная ошибка в предлагаемой нам в качестве «конечного мотива» концепции самореализации заключается в том, что в ней опять-таки происходит низведение мира с его объектами до уровня просто средств удовлетворения. Маслоу фактически утверждает, что «окружающий мир представляет собой не более чем средство для целей самореализации»36.

 

Итак, сейчас мы должны задать решающий вопрос — могут ли основные стремления человека, или даже его конечное предназначение, описываться понятием самореализации. Рискну дать однозначно негативный ответ на этот вопрос. Для меня достаточно ясным является то обстоятельство, что самореализация — это следствие и она не может быть объектом стремления. В этом отражается фундаментальная антропологическая истина, что самотрансценденция является одним из существенных качеств человеческого бытия. Только когда человек выходит за пределы себя самого и перестает концентрировать свой интерес, свое внимание исключительно на себе самом, он достигает аутентичного бытия.

 

Это правило находит свое клиническое применение (и подтверждение) в логотерапевтических техниках дерефлексии и парадоксальной интенции37.

 

Шарлотта Бюлер, по моему мнению, была совершенно права в своем утверждении, «что они [представители принципа самореализации] на самом деле имели в виду поиск возможностей». Поскольку самореализация предполагает использование доступных возможностей, или потенций внутри субъекта, это можно назвать потенциализмом. В нем жизненная за-дача индивида понимается как актуализация возможностей, которая и будет являться максимальной peaлизациеи его личности. Поэтому степень самореализации зависит от числа осуществленных возможностей. Но что произойдет, если человек будет просто актуализировать то, что в нем заложено? То же, что произошло бы с Сократом. Он верил в то, что у него есть потенциал преступника, и поэтому, если бы он реализовал все свои возможности, великий защитник закона и правосудия оказался бы обычным преступником!

 

Жизненные потенциалы не являются индифферентными вероятностями; их надо рассматривать через призму смысла и ценностей. В любой данный момент времени только один из возможных выборов индивида отвечает требованиям его жизненной задачи. При этом подразумевается, что вызов каждой жизненной ситуации — вызов ответственности. Человек должен сделать выбор: какие из существующих возможностей он отправит в небытие, а какие реализует, тем самым сохранив их для вечности. Решения окончательны, поскольку только преходящие аспекты жизни являются возможностями. Когда возможность реализуется, она реализуется навсегда и уже никогда не может быть уничтожена. Поэтому человек должен чувствовать ответственность за эти бессмертные «следы в песках времени». К счастью или к несчастью, он должен решать — что будет памятником его существованию.

 

Потенциализм пытается избежать этого бремени ответственности. Под давлением времени и перед лицом бренности бытия человек часто впадает в самообман, веря, что избегает необходимости делать каждый раз ответственный выбор. Однако его усилия оказываются бесполезными, потому что, где бы он ни оказался, везде он сталкивается с экстремальными жизненными ситуациями, с требованием принимать смыслообразующие и ценностные, а потому экзистенциальные решения.

 

В то же время здесь проявляется неизбежная проблема оценивания: требуется из многих возможностей выбрать всего одну, но стоящую актуализации. Таким образом проблема только начинается там, где у потенциалиста она заканчивается. Он старается избежать этой аксиологической проблемы, но он может лишь отложить ее, не избавившись от нее окончательно.

 

Ближайшее рассмотрение такого стремления избавиться от этой проблемы показывает, что для потенциалиста напряжение между тем, что есть (Sein), и тем, что должно быть {Sein-Solen), оказывается невыносимым. Однако это напряжение в принципе неустранимо, даже для потенциализма, поскольку является внутренне присущим человеческому существованию. Нельзя помыслить себе таких условий, в которых человеку не пришлось бы испытывать напряжения между тем, что он сделал, и тем, что он должен был сделать. Будучи смертным, человек никогда не выполняет до конца свою жизненную задачу. Когда у него есть желание и возможность брать на себя бремя этой незавершенности, он познает свою конечность. Смириться с конечностью — значит создать условия для психического здоровья и человеческого прогресса, в то время как неспособность принять ее является чертой невротичной личности. Таким образом принцип гомеостаза, о котором мы говорили раньше, представляет собой, безусловно, обычный невротический феномен. Только невротик не выносит нормального напряжения жизни — будь оно физическое, психическое или моральное.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных