Командовать парадом буду я! 27 страница

Вечером Аристархову пришлось перезванивать четыре раза. Первые три раза к телефону подходила Лена. Он молча вешал трубку. Только с четвертого захода, когда Лена зло бросила Вадиму: «Сам бери. Какая-то твоя баба звонит!» – актер наконец смог сообщить: «Дорогая, у меня сегодня ночная репетиция. Не волнуйся!» – «Вы ошиблись номером!» – радостно ответил Вадим. Положив трубку, увидел испепеляющий взгляд жены:

– Это кому же ты с таким счастьем в голосе сообщаешь, что она ошиблась номером?

– Не «она», а «он»! – попытался оправдаться Вадим.

– Не ври! – Лена чуть не плакала. – Противно! Можешь трахать кого угодно! Только не ври!

– Я не вру! – Вадим задумался. – В том, что это «он», а не «она», – клянусь! А остальное расскажу потом. Обещаю.

– Не верю, – почти успокоилась Лена. – Ты все можешь объяснить. Я помню, как ты Миле Мирской все объяснял!

– Котенок! Ну, пожалуйста, не начинай. – Вадим поразился памяти Лены. Дело Мирского проходило пять лет назад, а она до сих пор не забыла, как он «отмазывал» неверного мужа перед его женой. – Это совсем другая история. Обещаю – все расскажу. Но потом. Пока это слишком опасно.

Лена молча повернулась и вышла из комнаты. Вся ее фигура излучала обиду. Как такое возможно, Вадим не понимал. Но видел: спина была обиженной.

– А ваш Кузьмичев умный? – ни с того ни с сего в середине обеда заинтересовалась Шатунова.

– Что? – переспросил Вадим, погруженный в свои мысли.

– Что-то сегодня и вы, и Зеленцова какие-то отсутствующие, – пошутил прокурор. – У вас с ней астральный контакт?

Вадим действительно был с утра расстроен. От самого дома и до здания суда за ним неотступно, открыто ехал ярко-красный «жигуленок». Это был «хвост». Наглый, демонстративный. Иначе зачем пускать машину такой яркой расцветки. Да еще с вмятиной на переднем бампере? Чтобы даже дураку сомнений не оставить… На то, что Зеленцова «в отсутствии», Вадим просто внимания не обратил. Хотя, в отличие от прокурора, причину знал.

– Да у меня, наверное, давление скачет, – постарался дать нейтральный ответ Осипов.

– Я спросила – Кузьмичев умный? – повторила Валентина Петровна.

– А вы сами разве не видите? – Вадим едва справлялся с раздражением, поселившимся в нем с утра. Что за сигналы ему посылают? А тут на вопросы дурацкие отвечай. – Да будь он глупый, разве сложилась бы ситуация, когда против него нет ни одного реального доказательства вины?

– О, наш товарищ адвокат проговорился! – Иванов пребывал в прекрасном расположении духа. – Значит, вы признаете, что на самом деле он преступник, но только умный, и потому доказательств его вины нет? – Иванов радостно загоготал. Так громко, что за соседними столиками повернули головы в его сторону.

Вадим смотрел на прокурора, соображая, что же такое он только что брякнул.

– А, нет! – быстро сообразил он. – Я не то имел в виду. Я хотел сказать, что Кузьмичев так хорошо, по-умному организовал работу универмага, что там криминала никакого не смогли найти. В условиях реалий торговли, вы знаете не хуже меня, это практически невозможно. Или крайне трудно.

– Это вам отец рассказал? – с явным намеком спросил прокурор.

Женщины, не понимая, переглянулись. Вадим насторожился.

– А при чем здесь мой отец? – В его голосе прозвучал вызов.

– Ну, он же у вас всю жизнь в торговле проработал? – не унимался Иванов. Это был его день.

Нет, не всю жизнь. Начинал он следователем областной прокуратуры. Вашей, областной, Московской. А потом тошно стало, когда заставляли сажать невиновных. Вам тоже небось иногда не по себе бывает? Или всегда спокойно спите? – Вадим перешел на открытое хамство. Достали! – Вот он и ушел. А торговлю выбрал потому, что там умных людей много! – Вадим тут же сообразил, что допустил бестактность, и добавил, обращаясь уже к женщинам: – У нас ведь в школах и больницах, где тоже умных много, юристы не нужны. Так что выбор небольшой.

– А я невиновных не сажаю. По вашей же теории, господин адвокат, простите уж мне это буржуазное обращение, я только обвиняю, а сажает суд. На самом-то деле, возвращаясь к нашему прошлому разговору, в отличие от западных правовых систем, советская предусматривает, что прокурор обязан в процессе выявлять как доказательства вины, так и невиновности. Так что у вашего Кузьмичева – два защитника. Один за деньги, другой – бесплатный. – Иванов на всякий случай уточнил: – Бесплатный – я!

– Дешево хорошо не бывает, – неожиданно вставила Минх, вряд ли сознавая, как больно ударила прокурора.

– Пошли работать! – призвала Шатунова, скорее почувствовав, чем поняв, что сегодняшний обед может закончиться скандалом.

– Пошли! – легко согласился Вадим.

До конца дня Вадим работал, как на автопилоте. Задавал вопросы, фиксировал у себя в блокноте ответы, но думал совсем о другом. Мало того, что за ним явный «хвост», так, видно, прокуратура на него целое досье имеет, коли Иванов знает, кто его отец. А с другой стороны, на что он рассчитывал, принимая дело? И еще Ленка со своей неуемной ревностью!

По дороге домой красный «жигуленок» просто издевался над Осиповым, то обгоняя его «семерку», то пристраиваясь сзади. Но Вадим немного успокоился. Это просто война нервов. А если так, то по крайней мере ясно, чего они добиваются – вывести его из себя. Значит, он хорошо работает, кому-то мешает. Это уже приятно. Стоп! Ему же Миша обещал отсутствие проблем? Вот пускай теперь и покажет, треплются они или действительно на что-то способны.

Приехав домой, Вадим позвонил Автандилу, а Лена – Маше, жене Кузьмичева, пригласила ее прямо сейчас на чашечку кофе. Автандила Вадим попросил подъехать через пару часов. На естественный вопрос друга-врача: «Что болит?» – Вадим выругался: «Душа, бл…дь!»

Маша примчалась незамедлительно. Но вместо кофе, на который она, собственно, и не рассчитывала, понимая, что вечером в будни Лена ее могла позвать только по делу, ей предложили поработать секретарем. «Чувствую себя, как Кэт, выполняющая поручения Штирлица!» – пошутила Маша. «Может, ты еще и беременна?» – поддержала веселый тон Лена.

Автандил приехал даже раньше, чем просил Вадим. Не на шутку взволнованный. Он понимал, что тот не вызовет его поздно вечером по пустяку, – знает, что в шесть утра другу вставать на работу. Вадим рассказал про «хвост» и объяснил, что должен сегодня попасть на одну встречу, но так, чтобы этого никто не засек. Автандил обрадовался. Даже не тому, что со здоровьем у Вадима все в порядке, а собственной причастности к чему-то секретному, детективному. Это куда интереснее, чем больных оперировать! Но спроси он Вадима, тот наверняка рассудил бы иначе.

Еще через час Автандил остановил машину у дома Маши. Не против ее подъезда, а против соседнего. Посидели в машине. Вроде никого вокруг не было. Вадим вышел, пошел прямо к подъезду. И лишь у самых дверей свернул в сторону, пробравшись к нужному ему соседнему входу вдоль самой стены дома. Миша ждал его в квартире Кузьмичевых.

– Я все понял. Передам! – На сей раз Миша «пальцы не крутил», не старался показаться важным и значимым.

Следующим вечером позвонил Саша.

– Вадим Михайлович! Дорогой! – Бакинец захлебывался от восторга. – Совсем меня забыли! В гости не заезжаете! А у меня свежие помидоры есть. Представляете? Помидоры в марте! Съешьте в марте помидор – и появится задор! – Рифмоплет был верен себе.

– Да я не очень люблю помидоры, – не совсем деликатно отозвался Вадим.

– Любите! Любите! Вы просто не знаете, как вы их любите! – И со значением добавил: – Вам они сейчас очень нужны!

Вадим решил убедиться, что речь идет отнюдь не о помидорах.

– Так, может, Лена заедет, а то мне перед судом не очень с руки?

– Я всегда рад видеть вашу супругу, Вадим Михайлович! И белые гвоздики всегда наготове. Но на сей раз я бы не хотел, чтобы вы меня игнорировали. Мы, кавказцы, народ гордый, обидчивый. – Голос Саши звучал совсем не обиженно. Он балагурил, забавляясь тем, как здорово накалывает «слухача» осиповского телефона.

– Понял! Заеду! – решил прекратить игру Вадим. – К восьми тридцати.

В семье Осиповых зимние помидоры давно вызывали забавное воспоминание о молодых годах. У одной из ближайших коллег-подруг Вадима, Ларисы Погодиной, день рождения был 12 января. Вадим знал, что Лара с ума сходит по помидорам. Ну, бывает такое, может, в детстве недоела. И вот как-то раз Лена спросила: «Что Лариске на день рождения дарить будем?» Вадима вдруг осенило. Поехали 12 января утром на Черемушкинский рынок и купили килограмм помидоров и пол кило рыночной сметаны. Помидоры были по 30 рублей за кило. Дороже копченой осетрины. Сметана тоже что-то немереное стоила. Но какую радость они вызвали у Лары! Много лет она вспоминала этот подарок на день рождения как самый неожиданный и приятный.

Войдя в Сашин кабинет, Вадим сразу заметил на столе целлофановый пакет с помидорами. Саша вскочил, бросился обнимать Вадима как самого сердечного друга. «Ох уж эти кавказцы!» – Вадиму было не до проявления чувств. Важно, какую информацию ему сообщит Саша.

– Ну, что скажете, связной Карапетян? – Вадим хотел поскорее перейти к делу.

Но тот вдруг обиделся:

– Почему как армянин, так Карапетян? Моя фамилия Сааков, между прочим!

– Так это вы девушек похищаете? – вспомнил Вадим «Кавказскую пленницу».

– Меня девушки сами любят, – понял шутку Саша. – А мы – вас. Но, Вадим Михайлович, «наружку» мы снять не можем. Хотя отчеты проходят через нашего человека. Так что ничего слишком серьезного наверх не проскочит. Но вы все-таки будьте поосторожней. На всякий случай. Чтобы компромата на себя лишнего Конторе не давать.

– Спасибо! Успокоили! – зло ответил Вадим.

– А мы не обещали, что «в дороге будут кормить». К тому же компенсация за неудобства, надеюсь, вас устраивает?

– Кстати, насчет «кормить» и «компенсации». Сколько я должен за помидоры?

– А вот витамины – бесплатно! – обрадовался возможности повернуть разговор Саша. Задумался на секунду и выдал: – Витамин бесплатный ешь – КаГэБэ получит плешь! – И заржал, словно конь в стойле. Вадим тоже рассмеялся.

Зеленцову как будто подменили. Мало того, что она похорошела, посвежела, стала улыбаться, так она и процесс вела иначе, чем вначале. Конечно, она продолжала снимать вопросы Вадима и отклонять его ходатайства. Но вопросы снимала намного реже, а ходатайства отклоняла как-то незлобно. Даже скорее с сожалением, чем с равнодушием. Но главное, что заметили все, заседания заканчивались ровно в 18.00. Без задержек. До восьми, как порою случалось в первые две недели процесса, больше не засиживались. Заседательницы были счастливы – их все-таки семьи ждали.

Вадим единственный понимал, в чем причина такой метаморфозы. Это лишний раз подтверждало гениальность его любимого фильма «Служебный роман». Подумал, правда, что по жизни выходит, будто все дело не в выдающемся даре перевоплощения Алисы Фрейндлих, а в простой бабьей душе! «Простой?» – переспросил себя Вадим и сам же ответил: «Ну, это ты погорячился!»

В четверг Зеленцова объявила перерыв до вторника. Судя по реакции Иванова, для прокурора это тоже была неожиданность. С ним не согласовали! Шатунова и Минх чуть в ладоши от радости не захлопали.

Вадим повернулся к Владимиру и сказал, что завтра к нему приедет. Уже полтора месяца они могли только коротко общаться в караульном помещении суда. По нескольку минут до начала слушания и после окончания, пока не приедет «перевозка», по-народному «автозак». Теперь наконец можно было спокойно посидеть в СИЗО. Даже мысленное выражение «посидеть в СИЗО» Вадиму не понравилось, он переформулировал его на «поработать». Не дай бог, слова и мысли материализуются. Лена, во всяком случае, на этом Утверждении настаивала.

По дороге домой Вадим решил проверить свое предположение и из телефона-автомата позвонил Аристархову. Тот, на счастье, трубку взял, но предложение встретиться в названное Вадимом время твердо отклонил. Сказал: «Завтра утром, пожалуйста, а сегодня вечером я занят. По вашей милости, между прочим». Вадим понял, о чем идет речь, и настаивать не стал.

Местом встречи с Аристарховым изначально определили консультацию. Поскольку только Марлен и Тадва знали о том, что связывает Вадима с актером, лучшего варианта искать и не стоило. Марлен, как человек более чем осторожный, предусмотрел то, о чем Вадим и не подумал. Аристархов несколько раз заезжал в консультацию в отсутствие Вадима и напрямую отправлялся к Марлену. Они выпивали по чашке чаю, Аристархов рассказывал заведующему последние театральные сплетни и уходил, а тот их пересказывал жене, большой театралке. Так что случайная встреча Аристархова с Вадимом в консультации, в кабинете Марлена, никаких подозрений ни у кого вызвать не могла.

– Какие новости? – с порога спросил Вадим, торопясь быстрее попасть к Кузьмичеву в Бутырку.

– Все не так просто! – печально отозвался актер.

– Что такое? А мне показалось, дело хорошо идет. По крайней мере, вашу даму словно подменили. Она даже на женщину стала похожа.

– Она и есть женщина! – неожиданно взорвался Аристархов.

– Что-о-о?!

– Я говорю – она и есть женщина! – с расстановкой произнес актер.

– Вы что, влюбились? – До Вадима наконец дошло, что происходит.

– Ну, не влюбился… – замялся Аристархов. – Но она вправду хорошая. И очень несчастная.

– Слушайте, так бывает только в очень плохом кино, – обозлился Осипов, поняв, что задуманный им спектакль может не состояться.

– Да, это и вправду попахивает плохой драматургией, – обреченно согласился актер.

– Короче! Вы отказываетесь дальше… – Вадим подыскивал подходящие слова, – выполнять наши договоренности?

– Нет, не отказываюсь, – актер вконец растерялся, – просто хочу предупредить: ни о чем незаконном или подлом я ее просить не стану.

– И не придется, – с облегчением вздохнул Вадим. – Это я вам обещаю. Я не преступник и не подонок, в конце-то концов!

– А вот я себя чувствую подонком, – совсем скис Аристархов. И, посмотрев на Осипова, с мольбой добавил: – Она действительно хорошая!

– Почему она перерыв до вторника объявила? – Вадим решил не поддаваться эмоциям.

– Я предложил ей сегодня вечером на три дня уехать в подмосковный дом отдыха. У нее есть несколько дней отпуска, а у меня – я ведь в театре не очень востребован – спектаклей нет до среды.

Вадим чуть было не спросил, в какой дом отдыха, но испугался. А вдруг в дом отдыха ВТО? В «Рузу», где они познакомились с Леной? Нет, это будет уж такая мелодрама – до тошноты.

– Ну и езжайте с богом! – сказал Вадим. И вдруг, пожалев и Зеленцову и Аристархова, добавил: – И можете мне больше ни о чем не докладывать. Платить я вам буду, как и раньше. Задача только одна – вы ей должны внушить, что убивать человека, пусть даже и от имени государства, – нельзя!

– Да вы что? О чем вы говорите? – неожиданно ожил актер. – Она вообще смертную казнь не приемлет! Она ни одного смертного приговора не вынесла! Она же верующая!! – выпалил и осекся, будто сообщил нечто страшно секретное.

– Ну и ладушки! – подытожил Осипов. Ему требовалось время, чтобы понять, как вести себя дальше. Вдруг, испугавшись собственной мысли, сказал: – Надеюсь, у вас хватит ума и порядочности никогда и ни при каких обстоятельствах не рассказывать Зеленцовой, зачем вы с ней познакомились? И о наших с вами отношениях?

– Разумеется! – горячо заверил актер. И, погрустнев, добавил: – Хотя в своей порядочности я теперь не очень уверен.

В Бутырку Вадим приехал, почти поборов горечь досады. Ну кто любит, когда его планы меняет простой исполнитель? Хотя все, что Бог ни делает, – к лучшему. Собственно, чего он хотел? Получать информацию и при необходимости повлиять на решение судьи. Что он получил? Она стала нормальной, не злобствует. Расстрела не будет. Уже хорошо! А может, у этих двух неудачников и вправду жизнь сложится? Получится, он еще и доброе дело сделал! Правда, почему-то за свой счет. Ну да ладно! Зачтется! По крайней мере, совесть его теперь совсем чиста. Получилось, что подлости он не сделал. И на том спасибо! «Не так все плохо», – подумалось Вадиму. Но скрежет открывающейся тюремной решетки моментально испортил настроение. Бах! Дверь хлопнула за его спиной. Опять этот удушливый, тошнотворный запах щей из кислой капусты…

Вадима радовало, что Кузьмичев ни разу не задал ему столь любимый всеми подзащитными вопрос: «А что мне будет?» Ну какой ответ мог дать адвокат? Откуда он знает? Наобещать «златые горы», а потом развести руками и сказать: «Не получилось»? Так многие коллеги поступали. Но Вадиму это казалось жестоким. Еще хуже представлялось ему запугивать максимальным сроком. Человек начинал дергаться, в процессе смотрел с надеждой уже не на защитника, а на судью. Это никогда добром не заканчивалось. Такой подзащитный мог и вовсе потребовать замены адвоката. Его легко понять. Кто станет доверять свою судьбу человеку, который сам не верит в успех? Так что, куда ни кинь – всюду клин!

Но на сей раз Володя начал именно с этого вопроса:

– Вадим, как думаешь, какой приговор будет?

– А на какой ты рассчитываешь? – попытался увильнуть Осипов.

– Не хочешь расстраивать? Или обнадеживать? – схитрил и Кузьмичев.

– Врать не хочу! – признался Вадим. – Не знаю!

– Это хотя бы честно! И на том спасибо!

– А что ты вдруг спросил? Молчал, молчал и вдруг спросил? – не выдержал Вадим.

– А Зеленцова сильно изменилась. Я и подумал, что вы о чем-то договорились. – Володя испытующе смотрел на адвоката.

– Нет, должен тебя расстроить, не договорились. И не договаривались!

– А что же тогда с ней? – напирал Володя. Мягко, но поддавливал.

– Слушай, отстань от меня. – Вадим не знал, что отвечать. – Откуда я знаю? Может, влюбилась. Весна на носу.

Кузьмичев посмотрел на Вадима долгим испытующим взглядом. Улыбнулся:

– Ну, если я что-то в этой жизни понимаю, ты – много круче, чем о тебе говорят.

– Сказал, отвяжись! – Вадим начал злиться по-настоящему. – Либо давай о деле, либо я пошел.

– Как скажете, гражданин начальник. – Володя постарался перейти на шутливый тон, но его взгляд еще долго оставался изучающе-удивленным.

А к Вадиму в течение всего трехчасового, не меньше, разговора возвращалась одна и та же мысль-вопрос: умный подзащитный – это хорошо или плохо?

Вечером Вадима ждал новый сюрприз. Лена даже раздеться ему не дала. Сказала, что звонил ее заведующий кафедрой Владимир Юрьевич Смоленский и просил срочно к нему заехать. Надо о чем-то важном посоветоваться.

Вадиму совсем не хотелось ехать. Но отказывать человеку, от которого зависела защита диссертации жены, было крайне неосмотрительно.

Смоленский провел Вадима в кабинет и плотно закрыл дверь.

– Вадим, разговаривая с вами, я очень рискую. – Губы профессора нервно подрагивали.

– Что стряслось? – не понял Вадим.

– Меня сегодня вызвал наш университетский куратор от КГБ и подробно расспрашивал про Лену и про вас.

– Что его интересовало? – напрягся Осипов.

– Я так до конца и не понял, – признался ученый. – Они ведь всегда ходят вокруг да около. Но мне показалось, что его интересовало, знаю ли я что-нибудь о каком-то мебельном деле, которое вы сейчас ведете. Вам это о чем-то говорит?

– Я не веду сейчас никакого мебельного дела, – на всякий случай соврал Вадим. Хотя не очень-то и соврал: Дело действительно было не про мебель. – Дайте-ка подумать.

Возникла пауза, затянувшаяся на несколько минут. Смоленский не торопил. Только бамбуковая палочка нервно крутилась у него в руках.

Вадим пытался разобраться, что происходит. Первое – комитетчики пытаются узнать, не рассказывала ли Лена Смоленскому что-либо о Кузьмичеве, что может их затрагивать или интересовать. Нет, маловероятно. Если бы они так боялись, что Володя их заложит, «замочили» бы его к чертовой матери, и дело с концом. Да и слишком наивно полагать, будто все болтуны. И Володя, и он, и Лена. Нет, это не вариант. Тогда что? Пытаются узнать через Ленку, кто платит за его работу и, следовательно, с кем Кузьмичев связан? Для этого и «хвост» пустили? Вряд ли. Все-таки Контора – организация серьезная. Наверняка им хорошо известно, кто с кем и как связан. Не надо было для этого судебного процесса ждать. Можно просто Машин телефон послушать. Наверняка и послушали. А, вот где собака зарыта! Может, Ленка от Маши что-то узнала и поделилась со Смоленским? Это – вероятно. Что еще? Как вариант – психологическая атака на него, на Вадима. Понимали, а может, и попросили, кто знает, чтобы Смоленский с ним поделился? Расчет простой – он начнет дергаться и скажет лишнее. Либо Смоленскому, либо по телефону кому-нибудь. Хрен вам! Не дождетесь. Смоленский терпеливо ждал.

– Знаете, Владимир Юрьевич, – подчеркнуто спокойно произнес Вадим, – что-то ничего толкового на ум не приходит.

– Понимаю. – Смоленский смотрел на Вадима по-отечески ласково. – Я и не прошу вас мне ничего рассказывать. Даже наоборот: меньше знаешь – лучше спишь. Только не надо думать, пожалуйста, что меня просили с вами поговорить. Ладно?

– Да что вы, я и не думал, – удивился прозорливости профессора Вадим.

– А вот это неправда. Любой на вашем месте подумал бы так в первую очередь. Любой умный человек. – Смоленский улыбнулся. – Но нельзя исключать, что они там как раз и рассчитывали, что я вам об этом сообщу. Они хорошие психологи. Поверьте, я знаю.

– На Лениной защите это никак не отразится?

– А вот это уже моя забота! Сюда им нос не дам сунуть! Достали! – неожиданно зло отреагировал завкафедрой, вспомнив, видимо, собственные обиды на Контору.

В тот вечер Вадим позвонил Автандилу уже с медицинским вопросом. Какое снотворное принять. Понимал, что так просто ему не уснуть. Банальные 50 капель валокордина сработали замечательно.

Утром Вадим проснулся с твердым решением – теперь он пойдет до конца, невзирая ни на что! Коли на него пытаются надавить – значит, боятся. А если боятся – значит, он что-то может. Ну вот и сделает! К тому же у них сейчас свои проблемы – гласность и перестройка многое изменили. Вдруг Вадима осенило! Многие «известинцы» поддерживали дружеские отношения с Егором Яковлевым, нынешним главным редактором «Московских новостей». Каждый номер этой газеты становился сенсацией, там «мочили» и КПСС, и КГБ, и все, что еще недавно казалось незыблемым и неприкосновенным. Журналистов стали бояться. Их даже назвали «четвертой властью». Ох, как бы сейчас не помешала статья в серьезной газете о деле Кузьмичева! Себя, по крайней мере, Вадим бы точно обезопасил.

С Женей Збаровым договорились встретиться в воскресенье днем. Женя выслушал рассказ Вадима с большим интересом. Это удивило, поскольку Женины цинизм и леность были притчей во языцех. Если уж он заинтересовался – значит, материал того действительно стоил.

– Я сам напишу! – решил Женя. – А с Егором договорюсь, чтобы он опубликовал. Наши, «известинские», перебздят!

– Сколько это потребует времени? – поинтересовался Вадим.

– Не дави! – Женя обозлился. – Я не собираюсь тебе помогать торгаша вытаскивать. Меня комитетские методы бесят. Бл…ди! За свою жопу боятся. – Потом, вспомнив, о чем его, собственно, Вадим спросил, уже спокойнее ответил: – Раньше чем через месяц – не жди.

– Спасибо! – поблагодарил Осипов.

– За что? – удивился Женя.

– Что не врезал. – Вадим рассмеялся.

– Да иди ты! – миролюбиво послал Збаров.

– Ну вот, наш последний совместный обед, – вдруг в конце застолья сообщил Иванов.

– Почему? – спросила Минх.

– Завтра начинаются прения сторон, – вместо прокурора ответил Вадим.

– И какая связь? – Шатунова удивленно смотрела на мужчин, каждый из которых был ей симпатичен по-своему. С обоими было очень интересно. В обоих было что-то свое. Вадим более нервный, лучше образован, зато Иван – настоящий мужик, от него веяло спокойствием, силой.

– Товарищ прокурор хочет настроиться на обвинительный лад, – иронично начал Вадим. – А мое присутствие беспокоит его совесть. Я прав? – Вадим ехидно взглянул на Иванова.

– Совесть здесь ни при чем. С ней все и так в порядке. Просто со времен, когда занимался боксом, перед боем настраивал себя на неприязнь к противнику. А вы, Вадим Михайлович, с завтрашнего дня – мой противник. – Поняв, что сказанное прозвучало слишком сурово, Иванов пояснил: – Всего на несколько дней, до окончания прений.

Женщины растерянно посмотрели на Вадима. Такая хорошая компания сложилась, обидно!

– Иван Иванович прав. Я также настраиваюсь. Завтра мы вступаем в непосредственную борьбу друг с другом. Это правда. А вот после приговора предлагаю просто собраться вместе и пообедать. У нас, адвокатов, говорят так – клиенты приходят и уходят, а мы остаемся.

– Да, людьми оставаться надо всегда, – по-учительски уверенно заключила Шатунова.

– Даже когда болеешь, – неожиданно добавила Минх.

Суть речи Иванова, продолжавшейся более пяти часов, сводилась к простому выводу – и Кузьмичев, и Булычева полностью изобличены как показаниями свидетелей, так и показаниями самой Булычевой. С учетом всех смягчающих и отягчающих вину обстоятельств, прокурор попросил Кузьмичеву назначить наказание в виде 13 лет лишения свободы.

В этот момент обе заседательницы, до того почти задремавшие, вскинулись и с удивлением и неодобрением посмотрели на своего бывшего соседа по столу. А для Булычевой – 9 лет лишения свободы. Булычева, услышав это, заголосила во все горло, забилась в истерике и затихла, упав в обморок. Володя посмотрел на нее с презрительной жалостью. «А чего ж ты ждала?» – подумал Вадим. Адвокат Булычевой даже не повернулся в сторону своей подопечной.

Горе-защитник несчастной женщины, который весь процесс просидел, разгадывая кроссворды, подробной речью ни себя, ни суд утруждать не стал. Как и его подзащитная, признавая вину в содеянном, он попросил суд при определении меры наказания учесть наличие несовершеннолетнего ребенка на иждивении, раскаяние и активную помощь следствию. В этот момент Вадим довольно громко, вроде бы сам себе, сказал: «Уже учли!» Шатунова кивнула одобрительно головой, а Зеленцова беззлобно сделала ему замечание за нарушение порядка. Адвокат Булычевой совсем сник и, скомкав, закончил свою никчемную речь.

Вадим попросил перерыв на два дня. Для подготовки выступления с учетом аргументов представителя государственного обвинения. Зеленцова объявила перерыв на один день. Когда Вадим выходил из здания суда, его догнала запыхавшаяся Шатунова.

– Успеха вам, Вадим Михайлович! Я в вас верю! У вас получится! – старалась она подбодрить Осипова.

– Спасибо! Главное, чтобы у вас получилось! – со значением отозвался Вадим.

Шатунова покраснела и вдруг с вызовом ответила:

– А мне терять нечего! Дальше моих Вялков не пошлют!

Речь Вадима заняла шесть часов. Плюс перерыв на час. Адвокат эпизод за эпизодом анализировал предъявленное обвинение. Напоминал о противоречиях, нестыковках в показаниях свидетелей. Особенно упирал на явные глупости в показаниях Булычевой. Несколько раз даже произнес слово «самооговор». Почему-то адвокат Булычевой очень неодобрительно в эти моменты смотрел на Вадима. Но Вадим никакого внимания на него не обращал, а мерно, монотонно шел дальше и дальше. В зале возникло ощущение танковой атаки. Моторы гудели ровно, но надвигающаяся мощь – не металла, а железной логики, тем более страшная своей силой, что Вадим исключил в речи всякие эмоции, – делала свое дело. Тишина стояла полнейшая. Минх и Шатунова брали ручки, склонялись к блокнотам. Зеленцова, не записавшая ни слова во время выступления Иванова, сейчас время от времени что-то помечала в своих бумагах.

В конце речи Вадим заговорил о гражданской совести. О совести тех, от кого зависит судьба человека. Вадим подчеркнул, что имеет в виду следователя, но только дурак мог не понять – это было прямое обращение к судьям. К их совести. Осипов не сомневался, что Зеленцова не даст ему договорить. Такого не позволяли никому, но Вера Ивановна молчала, слушала, отвернувшись к окну. Или не слушала, а пропускала мимо ушей. Вадим понять не мог. Но он и не на нее рассчитывал. Минх будто вдавилась в кресло и не поднимала глаз. Шатунова же, наоборот, гордо выпрямила спину, смотрела в упор на Вадима, кивала головой, вся подавшись вперед. Казалось, она сейчас вскочит с каким-нибудь боевым кличем и бросится на амбразуру. Иванов снисходительно улыбался.

Когда Вадим попросил оправдать Кузьмичева за отсутствием доказательств его причастности к инкриминируемым деяниям (для заседатедьниц Вадим уточнил простым языком – «Просто он ни в чем не виноват!»), Зеленцова спокойно объявила:

– Спасибо, товарищ адвокат. Перерыв на десять дней.

В конвойке Володя сразу спросил Вадима:

– А последнее слово? Она что, забыла?

– Нет, разумеется. – Вадим был без голоса и совсем без сил. – Так часто делают: дают последнее слово, а через час начинают оглашать приговор.

– Так она его напишет еще до последнего слова? – поразился Кузьмичев.

– Она, я думаю, его уже давно написала!

Кузьмичев грустно посмотрел на Вадима.

– Ну и работа у вас, адвокатов. Не позавидуешь. Езжайте-ка отдыхать, «товарищ адвокат», – передразнил, как смог, Кузьмичев. – Ничего! Пробьемся!

– Это ты меня подбадриваешь? – Вадим криво усмехнулся.

– Тебя, тебя! – Володя рассмеялся.

Вечером позвонил Эдуард Николаевич:

– Я коротко. Чтобы вы не сомневались в моих словах, напомню. Я говорил, что о вас мы будем судить не по результату, а по вашей работе. Уже сейчас могу сказать – вы все сделали, как обещали. Приятно было с вами познакомиться.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: