Сюзанна Энок Не устоять! 10 страница

– Добрый день, мистер Бэнкрофт, – поздоровалась миссис Денуорт, едва он перешагнул порог лавки.

– Добрый день. Погодка стоит что надо.

Хозяйка лавки бесконечно его раздражала, но, по крайней мере, она платила ему тем же. Рейф со всем тщанием шлифовал эту сторону их отношений, хотя и был вынужден признать, что она оказалась более чем достойным в этом отношении соперником.

– И не говорите, одно удовольствие. Ночи, правда, холодноватые. Что привело вас в Пелфорд в такой прекрасный день?

Рейф неопределенно пожал плечами:

– Кое-какие дела, да и продуктов надо подкупить.

– Ну надо же! Что за дела могут быть у сына герцога Хайброу в нашем крохотном Пелфорде?

– Дела, связанные с имением.

Рейф не переваривал сплетни и в Лондоне не преминул бы высказать лавочнице все, что он думает о ее любопытстве. Однако здесь, в провинции, приходилось учитывать ситуацию – репутация обитательниц Фортон-Холла и так пострадала. Так что он собирался быть бесконечно вежливым – до определенного предела.

– Вот это да! «Дела, связанные с имением». Звучит-то как важно.

– Угу. Если вас не затруднит, полдюжины персиков, пожалуйста. – Он бросил взгляд на полку у нее за спиной, и его внимание привлекли яркие разноцветные ленты. – Это там у вас что, новые ленты для волос?

– Да. Сегодня утром доставили прямо из Парижа. Восхитительные, правда?

Она вперевалку направилась набрать персиков.

– Очень красивые, – согласился Рейф и скорчил ей в спину рожу. Он прекрасно знал, купи он хотя бы одну из лент Мэй или Лис, миссис Денуорт постарается, чтобы все графство незамедлительно узнало о том, что он пополняет гардероб мисс Харрингтон. С другой стороны, Лис наверняка бы обрадовалась новым лентам, черт бы их побрал, потому что старые пропали под обломками обвалившегося западного крыла.

Армейская выучка подсказала ему выход: надо отвлечь внимание противника. Рейф углядел в одном из углов покрытый пылью музыкальный пюпитр, и в голове мгновенно родилось решение.

– Да, чуть не забыл! – небрежно кивнул он в сторону пюпитра. – Где здесь можно нанять музыкантов? И еще куплю у вас пару лент – пожалуй, голубую и зеленую.

Миссис Денуорт застыла на полпути к персикам.

– Нанять музыкантов? А каких музыкантов? Хороший вопрос.

– Ну… тех, которые играют на разных инструментах… – Рейф небрежно облокотился о прилавок и подпер ладонью подбородок. –…на улице. Нет, возьму, пожалуй, желтую и голубую.

Миссис Денуорт торопливо сдернула с колышка ленты, завернула в бумагу и положила рядом с пакетом персиков.

– Оливер Гастингс, когда ему не хватает денег на выпивку, играет на скрипке в гостинице.

– Хотелось бы что-нибудь посерьезнее, ну да ладно, и на этом спасибо. Сколько я должен?

– Двенадцать шиллингов.

Рейф сгреб сдачу и подхватил пакет с покупками.

– Премного благодарен.

– Еще вот у Денли на Рождество всегда играет оркестр. Я с удовольствием…

– Отлично, с ними я тоже поговорю, – перебил Рейф словоохотливую хозяйку, пока та не додумалась пригласить в Пелфорд оркестр Лондонской оперы в одночасье его разорить. – Благодарю вас, миссис Денуорт.

– Еще вспомнила! В Честере есть церковный хор.

– Обязательно подумаю об этом. Спасибо.

– Аристотель уже начал привыкать к тому, что всякий раз его нагружают всевозможными покупками, и вел себя мирно, когда они направились обратно в поместье. Переезжая мост через речку, Рейф заметил, что обвалилась еще часть западной ограды. Не то чтобы это была непреодолимая преграда – всего два ряда полусгнивших бревен. Но они отделяли его владения от земель Дирхерста. Рейф решил завтра же утром, не откладывая, починить ограду. Чем больше его владения будут отделены от графских, тем лучше.

Он натянул поводья и остановил коня. «Это моя земля», – впервые подумал Рейф. Широкий луг, что полого спускался к реке, и редкая роща вдали на северо-востоке принадлежали ему. Он владел стадами коров и овец, которые паслись чуть выше по течению. Ему, всякий раз унижавшемуся выпрашиванием у исполненного презрения отца чуть ли не каждого фартинга, ощущать себя собственником было весьма непривычно и странно. И очень приятно.

Рейф тряхнул головой и пустил Аристотеля легкой рысью. Он все же чувствовал себя слишком молодым и полным сил, чтобы поддаться искушению комфортом. Это все надо было оставить на то время, когда он станет старым, седым и больным подагрой. Земля эта будет принадлежать ему еще пару недель, до первого покупателя. К черту сентиментальную чушь!

Только увидев впереди усадьбу, Рейф вспомнил, что ему нужно отправить сто восемнадцать соверенов в казну короля, если он хочет сохранить свои новые владения до дня продажи. Из пятисот фунтов, с которыми он приехал, после уплаты налога у него останется всего девяносто три.

– Черт! – пробормотал он при виде артели садовников, копошившихся в северной части сада.

Увидев его, Фелисити выпрямилась, и Рейф вновь испытал восторженный озноб. Желание любить ее, возникшее с того дня, когда он впервые увидел ее на пороге кухни, нисколько не утратило силы. Ему надо было бы извиниться перед ней за свою резкость – не ее вина, что он не мог ужиться на одном континенте со своим отцом.

– Здесь персики, – сказал он, протягивая пакет.

Девушка улыбнулась, он улыбнулся в ответ, совершенно по-идиотски радуясь тому, что доставил ей удовольствие. Это становилось просто нелепым. В следующий раз он ей привезет букет цветов, а потом… Рейф согнал с лица хмурое выражение и спрыгнул с коня. Вот-вот, цветы и ленты для волос, только этого не хватало.

Похоже, Рейф присоединился к ним в саду в хорошем расположении духа. По крайней мере он съездил в Пелфорд, а не помчался договариваться о немедленной продаже Фортон-Холла И что поразило Фелисити больше всего – он привез свежие персики. Она их обожала и теперь терялась в догадках.

– В Африке, – заметил он, не спеша шагая рядом с ней, – женщины выращивают урожаи и выкапывают разные коренья.

– А мужчины чем занимаются?

– Охотятся на газелей и пьют перебродившее коровье молоко, смешанное с кровью.

Она мысленно выразила надежду, что от охоты на газелей он получал удовольствие. И высказалась:

– Это чудовищно.

– На самом-то деле питье такое крепкое, что, если удастся проглотить первый глоток, потом уже все равно, что и сколько пить.

– Так вы что, это пили?

– Частенько, – усмехнулся он.

А она-то по наивности убедила себя, что Рейф Бэнкрофт из тех людей, что получают удовольствие от каждого высаженного розового куста!

– О Господи! – воскликнула Фелисити, поспешив отвернуться, чтобы он не заметил разочарования у нее на лице. – Кстати, вы напомнили – пора заняться обедом.

Рейф тронул ее за локоть:

– Лис, я хотел бы извиниться.

– В этом нет необходимости, – возразила Фелисити. – Мы оба потеряли голову, и ничего подобного больше не повторится, я в этом уверена.

С этими словами девушка поспешила скрыться на кухне. Какое-то время она бесцельно ходила туда-сюда, отчаянно убеждая себя никогда, никогда не поддаваться глупому желанию поцеловаться с Рейфом. До последнего случая она хотя бы могла все свалить на него.

Конечно, если бы ей это не нравилось, ей, вряд ли захотелось бы снова и снова переживать эти незабываемые мгновения, Так что, скорее всего он не виноват. Фелисити подбоченилась, потому что чувство замешательства сменилось раздражением. С чего это Рейф стал извиняться? Он поцеловал ее первым, и не было похоже, что раскаивался в этом.

Когда несколько минут спустя молодой человек вошел на кухню, она разве что не набросилась на него.

– Что вы имели в виду, когда начали извиняться за то, что поцеловали меня? Поцеловала вас я, и прошу прошения тоже я!

– Вообще-то я извинялся за то, что был с вами резок, – с удивленным видом объяснил Рейф. – А зачем вам извиняться за свой поцелуй? Было замечательно.

– О-о… Ну ладно… – покраснела Фелисити. – Спасибо. Все равно это была глупость, и такое просто недопустимо.

Рейф покачал головой, шагнул через порог и подошел к ней.

– Вовсе не глупость, и мы вполне могли бы это повторить. С каждым разом будет получаться все лучше, можете мне поверить.

Наклонившись, она затолкала дрова поглубже в печку и поставила на плиту кастрюлю с водой.

– Думаю, вам надо поскорее продать мой дом; тогда вы сможете снова наслаждаться перебродившим молоком вместе с вашими зулусами!

– Это были масаи.

– Какая разница…

Боже, как же ей хотелось, чтобы Рейф ушел! Когда он стоял так близко, у нее в голове безнадежно начинали путаться мысли.

Рейф схватил ее за руку и повернул лицом к себе.

– Вы не хотите поцеловать меня еще раз?

– Отпустите меня! Что за замашки! Неотесанный мужлан! Руку он отпустил, однако остался стоять перед ней, требовательно ловя ее взгляд:

– Объяснитесь, Фелисити.

Она отступила и начала немного суетливо чистить заранее отобранные турнепсы.

– Для меня все ясно. Я согласилась работать на вас. Идти мне сейчас просто некуда, это тоже понятно. Не шутите с этим и прекратите со мной заигрывать!

– Заигрывать? – повторил он, отбирая у нее овощи – Почему это вы решили, что я лелею еще какие-то тайные замыслы, кроме простого желания вас поцеловать?

– Из-за вашего поведения! – заявила она, стараясь держать себя в руках.

– Моего поведения? – Он пытливо вгляделся в ее лицо. – Ладно. В таком случае вы меня должны простить. Совсем недавно я получил тяжелый удар по голове, который, похоже, покончил с моей способностью определять всю глубину моего сумасбродства.

– Это вовсе не сумасбродство. Не стройте из себя глупца. Он прищурился.

– Прошу прощ…

– Вы ведь и в Париже побывали, и в Африке, и бог знает где еще, – перебила она.

Он шагнул ближе.

– И что же?

У Фелисити возникло огромное желание с размаху треснуть собеседника.

– Вы не умеете управлять имением, а тут я весьма удачно подвернулась под руку!

Фелисити еще хотелось напомнить, что он не собирался задерживаться в Чешире, но она передумала.

Рейф не сводил с нее глаз. Потом лицо его прояснилось. Он покосился на турнепсы, которые продолжал держать в руках, подбросил один из них в воздух, ловко поймал и, на удивление сноровисто жонглируя тремя овощами и не сводя с них глаз, как бы между прочим заметил:

– Я с вами любезен, Лис, по той причине, что мне приятна ваша компания. Я хотел бы надеяться, что и моя компания вам приятна.

Сердце Фелисити екнуло. Черт бы его побрал! Два-три простых слова из его уст – и, пожалуйста, она уже готова потерять голову. Ну ничего, она тоже может сыграть в эти игры. Приложив руку к сердцу, девушка смущенно улыбнулась:

– Рейфел, вы как будто предлагаете мне руку и сердце?

Турнепсы один за другим попадали на пол.

– Господи, да вы все овощи попортили, – укоризненно поцокала она языком. – Не принесете с огорода новые?

Рейф оторопело уставился на Фелисити, потом от души расхохотался:

– Лис, вы просто восхитительны, клянусь всеми святыми! В кухню влетела Мэй.

– Зачем они пришли? – выпалила она, едва переведя дыхание. С раскрасневшимися щеками девочка подлетела к Рейфу и требовательно дернула его за руку: – Зачем?

Сбитый с толку молодой человек непонимающе посмотрел на нее:

– О ком ты говоришь, милая? Кто пришел?

– Музыканты! Миссис Денуорт сказала, что вы наняли оркестр, который играет на Рождество у Денли! У нас будет званый вечер, да?

Фелисити заметила, как у Рейфа дернулась щека.

– Ах вот ты о ком, – понимающе кивнул он. – А я уж было испугался. Э-э-э… вообще-то мне хотелось сделать сюрприз, но теперь… Скажем так – у нас будет званый вечер.

– Какой еще званый вечер? – поинтересовалась Фелисити. – Мы… вы… не можем затевать…

– Это званый вечер для нас, – перебил он, ослепительно улыбнувшись.

На такие улыбки она на своем веку насмотрелась. Так сиял Найджел всякий раз, затевая одну из своих очередных авантюр. Фелисити сложила на груди руки.

– А нельзя ли поподробнее?

– Отчего же? – Рейф откашлялся. – Все дело в конюшне… С ней ничего нельзя поделать, развалина. А я не могу нанять рабочих, чтобы хотя бы ее разобрать, вот и…

– Чуть ли не каждый день с самой зари здесь трудилась целая артель, – сухо заметила девушка.

– Так вот я подумал – отчего бы не устроить веселый концерт на воздухе, накрыть на скорую руку столы, а в завершение вечера мы все разберем эту старую конюшню!

Рейф вопросительно посмотрел на нее.

– Звучит разумно, – заключила Фелисити, хотя очень в этом сомневалась. – Но мне не нравится, что наших соседей вы собираетесь использовать как каких-то рабов. Рейф ухмыльнулся:

– Если я предлагаю им добровольно поучаствовать, а они соглашаются, при чем здесь рабский труд? И потом… – он шутливо потрепал сияющую Мэй по голове, – если конюшня исчезнет, будет очень трудно отправить меня туда ночевать.

– Фелисити научила меня танцевать вальс! – поспешила сообщить Мэй. – А мы будем танцевать вальс?

– И не один, дорогая.

Держась за руки, Рейф и Мэй вышли на улицу, оживленно обсуждая, кого пригласить и у кого из деревенских жены пекут самые вкусные фруктовые пирожки. Фелисити обессилено присела на край стола. Он явно что-то задумал, хотя желание снести конюшню, чтобы остаться в доме, и объясняло эту затею.

Рейф сказал, что хотел бы «повторить» поцелуй, и эти слова, к ее удивлению, отчего-то не вызвали у нее и тени возмущения. Как бы с каждым годом ни убывали надежды на замужество и счастливую семейную жизнь, о чем ей не уставала напоминать Мэй, Рейфел Бэнкрофт был просто неподражаем. Она так долго жила, полагаясь только на себя, и если теперь он задержится здесь…

Лис сердито тряхнула головой и начала перекладывать персики из пакета в миску. Он, очевидно, бывал близок со многими женщинами, так что просто убедить его остаться будет недостаточно, придется заплатить свою цену за это. Рейф без усилий мог разбить ей сердце, ибо она сделала большую глупость, позволив себе увлечься им. Фелисити вытащила последний персик, а вместе с ним пару ярких лент для волос.

Взяв голубую, она приложила ее к щеке. Слишком поздно было думать об осмотрительности. Она влюбилась.

– Нет, каков негодяй!

Граф Дирхерст со злостью швырнул на обеденный стол, сложенный в несколько раз свежий номер лондонской «Таймс». Он уставился на маленькое объявление в самом низу последней страницы, а затем резким движением выдрал его, разорвал пополам, еще пополам – и так до тех пор, пока пол не оказался усеянным мелкими клочками бумаги. На газетном листе еще оставалось слово «привлекательный»; граф вырвал и его.

Рейфел Бэнкрофт не только существенно затруднил возврат родового поместья Дирхерст, но и сделал эфемерными надежды сохранить в тайне дурацкий просчет его отца. Если поместье Фортон-Холл перешло из рук в руки законным образом, с помощью пронырливых адвокатишек, то эти поганые буквоеды быстро обнаружат переправленный пункт о собственности на их земли. И лишь потому, что этот недоумок Найджел продал поместье по частному соглашению своему так называемому дружку, осложнение осталось пока незамеченным. Миссис Денуорт раззвонила всей округе, что Бэнкрофт занимается делами поместья. А если верить порванному объявлению, он уже нанял по крайней мере одного солиситора.

– Фицрой! – гаркнул граф. Дворецкий появился как из-под земли.

– Милорд?

– Убери этот мусор. Скажи Тафту – пусть идет ко мне в спальню. Мне нужно переодеться в вечерний костюм.

Бэнкрофт не прислал ему приглашения на званый вечер, хотя ожидались чуть ли не все соседи в округе. Пропустить торжество Дирхерст не счел для себя возможным, тем более зная, что за хозяйку там будет Фелисити.

У него эта молодая женщина всегда вызывала самое нежное отношение, и если не удастся уговорить ее выйти за него замуж, то он хотя бы постарается ее убедить, что поместье Фортон-Холл лучше продать ему, чем какому-то наглому лондонскому денди. Если же и с этим ничего не получится, ну что же, тогда придется прибегнуть к силе. Губы Дирхерста искривила злая гримаса. Уж после этого все наверняка и думать забудут о сгнившей усадьбе-развалине и чертовой подделанной бумаге!

Рейф с хрустом откусил добрый кусок яблока и отер подбородок рукавом.

– Так сколько у меня скота?

Фелисити извлекла здоровенный гроссбух из-под кипы деловых бумаг, которыми был завален весь обеденный стол. Он не знал, почему она решила именно сегодня усадить его за просмотр счетов, однако не сильно расстраивался: это давало возможность подольше побыть рядом с Лис. Самым неожиданным для него оказалось то, что многое из этой писанины было весьма любопытным.

– В прошлом году у нас было тридцать шесть голов, – ответила девушка, ведя пальцем по строке.

– Значит, коров у меня тридцать шесть.

Он еще раз откусил от яблока. Менестрели должны были прибыть с минуту на минуту. Каким бы приятным ни было это утро, Рейф решил, что малость уже засиделся.

– Вы не могли бы сосредоточиться? – сердито бросила Лис. – У коров, случается, бывают телята.

– Спасибо за урок биологии, – сухо ответил он, удивленный ее язвительностью. – Я во всем этом мало что смыслю, тем более в бухгалтерии. Вам надо со мной набраться терпения.

Вздохнув, Фелисити села на стул рядом с ним.

– Извините, – уже спокойнее пояснила она. – Мой брат наотрез отказывался вникать в дела поместья, а у вас сейчас был весьма рассеянный вид.

– Я о вас думал, – ухмыльнулся Рейф.

– Постарайтесь сейчас думать о скотине, хорошо? Рейф уставился на разложенные перед ними бумаги. От Фелисити пахло лавандой, и ему приходилось бороться с желанием наклониться и вдохнуть запах ее волос. Если так пойдет дальше, он никогда не научится управлять поместьем, хотя особой беды в том и нет, если оно будет продано. Если… Когда будет продано, одернул себя Рейф. Выбора все равно не было. Да ведь он и хотел этого с самого начала.

Он вздрогнул от неожиданного прикосновения женских пальцев к его виску. Лис осторожно убрала ему за ухо прядь волос, открыв пересекавший щеку шрам. Рейф сделал вид, что внимательно изучает документ, хотя напрочь перестал понимать прочитанное, как если бы английские буквы вдруг превратились в китайские иероглифы. Лис осторожно провела кончиками пальцев по старому рубцу. Вообще-то говоря, он не выносил, когда к шраму прикасались, но ласка Лис была настолько приятной, что Рейф прикрыл глаза и едва заметно шевельнул плечами от легкого озноба. Только бы она не начала ворковать о его беспримерной храбрости, как это обожали делать его многочисленные подружки в Лондоне.

– Как же получилось, что вас ударили в лицо штыком? – спросила она слегка дрогнувшим голосом. Самая малость воркования не повредит, подумал Рейф.

– Я упал на него.

Ее пальцы замерли у него щеке.

– Упали лицом на штык?

Он нехотя открыл глаза и посмотрел на Фелисити.

– Какое повествование вы предпочитаете услышать – известный всему Лондону рассказ про геройский подвиг Рейфа Бэнкрофта или любимую моим братом байку про везучего пьяницу?

Губы Фелисити дрогнули в неуверенной улыбке.

– Если можно, правдивое… Какой же у нее нежный голос!

– Я скакал во весь опор в атаку, и так получилось, что ни моя лошадь, ни я сам не заметили впереди маленький окоп. Конь попытался остановиться, я вылетел из седла, упал на ошалевшего от неожиданности француза и с размаху треснулся головой о его штык. Лошадь свалилась на нас обоих, сломала мне ногу, а несчастному французу шею.

– Боже! – прошептала Фелисити. – Вам не просто повезло, вы в рубашке родились.

Хоть не рассмеялась – и на том спасибо.

– Знаю. Мне это не устают повторять.

Она еще раз неуверенно провела пальцами по шраму.

– Вы тоже могли сломать себе шею или, хуже того, выколоть глаз.

Рейф сглотнул вставший в горле комок.

– Так я поначалу и решил, что выколол себе глаз. Вся голова была в крови – глаза, уши, нос, рот был полон крови… – Он смолк, увидев, как побледнела Фелисити. – Простите. Вас это, наверное, пугает.

– Да нет, скорее ужасает, – покачала головой девушка.

– Там были и другие тяжелораненые, но из всех только меня принесли в палатку Веллингтона, где меня перевязал его личный врач.

Фелисити пытливо посмотрела на него:

– Вы предпочли бы, чтобы вас бросили в том окопе умирать? Рейф, вы как-то не похожи на человека, готового погибнуть ради славы.

– Да нет, конечно. В тот день я был счастлив, что я сын герцога Хайброу.

– Тогда чем вы недовольны? Если бы он даже считал Фелисити пустоголовой девицей, этот вопрос заставил бы его забыть об этом.

– Недоволен?

– Я полагаю, что вы воспользовались именем своего отца, чтобы стать участником битвы при Ватерлоо. Опять же благодаря влиятельности отца вам после ранения был обеспечен надлежащий уход. Получается, что все уравнено, не так ли?

Он долго молчал, разрываясь между изумлением от ее прагматичного подхода и раздражением от ее непонятливости.

– Ну-ну, – наконец только и выговорил он.

– Ради Бога, Рейф, – заговорила Фелисити, не скрывая иронии. – Не станете же вы меня убеждать в том, что человеку с вашим складом ума подобные мысли не приходили в голову!

– Разумеется, приходили. Но когда я стараюсь произвести впечатление на даму своими бравыми подвигами, то это не предполагает, что она вот так вот будет швырять правду мне в лицо.

– В таком случае не надо было мне рассказывать правду. – Фелисити посерьезнела и еще раз погладила его по изуродованной щеке. Потом посмотрела в глаза и негромко спросила: Зачем вы рассказали мне все так, как было?

– Потому что вы меня об этом попросили, – негромко, ей в тон, ответил он, чувствуя себя неспособным отказать ей в любой, пусть самой маленькой, просьбе.

Фелисити склонилась к нему, и Рейф в ожидании поцелуя прикрыл глаза. Лис колебалась, губы их были в соблазнительной близости друг от друга. Но девушка все же отстранилась и вернулась к подзабытым документам на столе.

– Итак, прошлым летом у нас было восемь телят, а весной добавились еще два. С другой стороны, в прошлом году мне пришлось продать четыре головы, чтобы оплатить счета.

– Поцелуйте меня, – потребовал Рейф, пытаясь решить для себя, что лучше сделать – рассмеяться ли ее упрямой практичности или затащить упрямицу под стол и сорвать с нее одежду.

Фелисити улыбнулась и посмотрела на него долгим взглядом из-под длинных густых ресниц:

– Скажите-ка мне, сколько у вас голов скота?

– Тогда вы меня поцелуете?

– Да.

– Сорок две головы.

И Рейф незамедлительно обнял ее за талию.

– Верно, но…

Дать обмануть себя он не собирался и поэтому привлек Фелисити к себе и накрыл ртом ее губы. Руки девушки как-то сами собой обняли его за шею, и Рейф испытал неведомую ему доселе дрожь от озарившего его понимания, что она больше не в силах устоять перед ним, как и он перед ней.

Начав ее целовать, Рейф уже не мог остановиться. Потихоньку он начал подталкивать Фелисити, и вскоре они, не прерывая поцелуя, полулежали на составленных в ряд стульях. Он повел губами по ее щеке, добрался до ушной раковины и легонько укусил розовую мочку. Потом медленно и нежно стал целовать шею, наслаждаясь ароматом ее кожи.

В каком-то полузабытьи Фелисити гладила его широкую и сильную спину. Рейф воспользовался этим и незаметно вытащил у нее из прически шпильку, сгорая от желания еще раз полюбоваться распущенными волосами, зарыться лицом в щекочущую и пахнущую лавандой темноту. Жадно целуя девушку, он сумел вытащить вторую шпильку, и волосы темной волной рассыпались по ее спине и плечам.

– Рейф… – едва слышно шепнула Фелисити.

– М-м-м?

Господи, какие сладкие у нее губы! Страсть разгоралась, и Рейф передвинул руку с талии Лис ниже, чтобы еще крепче прижать ее к себе.

Фелисити прерывисто вздохнула:

– Рейф, не забудь… что у тебя… четыре коровы… с телятами, – нетвердым голосом выговорила она.

– Что?! – Все еще одурманенный близостью, Рейф рывком поднял голову и ошалело уставился на Фелисити. – Я пытаюсь подарить тебе любовь, а ты толкуешь про каких-то коров?

– Но это очень важно, – запротестовала она, тем не менее не выпуская из крепко сжатых кулачков ворот его рубашки. Подтянувшись на руках она приблизила лицо и медленно провела кончиком языка по его подбородку.

– О Боже! – пробормотал он, стараясь сохранить остатки самообладания. – Так ты хочешь разделить со мной любовь или предпочитаешь беседу о сельскохозяйственных животных? Она не сводила глаз с его губ, которые были снова так близко, но потом решительно тряхнула головой и посмотрела ему прямо в глаза:

– Ты меня нанял, чтобы со мной целоваться или чтобы я занималась твоей бухгалтерией?

Рейф открыл было рот, чтобы ответить, хотя толком и не знал, что именно. За честный ответ – для того и для другого – он, несомненно, еще раз схлопотал бы по голове. Но что же делать, если это правда?

– Лис, я…

– Ш-ш-ш! – Она прикрыла ему рот ладонью, а другой рукой забросила за спину свои длинные волосы.

В этот момент из коридора донесся торопливый топоток Мэй.

– Рейф? – В проеме двери появилось любопытное личико. – Рейф? Музыканты приехали!

Высокие спинки стульев скрывали Фелисити и Рейфа, и девочка их не увидела, потому что спустя мгновение ее голосок уже донесся из прихожей.

– Рейф, вставай, – прошептала Фелисити. – Тебе нужно идти и принимать гостей на этом твоем дурацком званом вечере!

– Значит, дурацком? – Он сел и привлек ее к себе. Он злился и досадовал, но прекрасно понимал, что, будь она одной из простушек, его бы так к ней не влекло. – Между прочим, я первый раз в жизни принимаю гостей. Так что будь любезна проявить чуть больше уважения.

– Первый раз в жизни? – с легким удивлением переспросила Фелисити. Щеки ее по-прежнему горели. – Впрочем, насколько я понимаю, и последний, ведь ты продаешь усадьбу.

Больнее она не могла бы его уязвить, но Рейф не мог не сочувствовать ей, порой даже излишне близко принимая все к сердцу.

– Это не моя вина, Лис. Если бы я знал… Выражение ее лица смягчилось, и девушка снова прижала кончики пальцев к его губам.

– Понимаю. – Убрав руку, она тронула его губы легким поцелуем. – Я понимаю, Рейф.

Сердце его буквально разрывалось между массой желаний и предположений. Прерывисто вздохнув, он встал. Ну что ж, пошли сносить твою конюшню.

– Твою конюшню, Рейф.

– Хорошо, мою.

Глава 9

Хотя Рейф никогда прежде и не принимал гостей в качестве хозяина званого вечера, радушие было неотъемлемой частью его натуры. Конечно, его преимущество было и в том, что подобного приема в Чешире еще не бывало.

Фелисити переложила большой кусок лимонного пирога на тарелку и протянула ее Биллу Дженкинзу. Стоявшая рядом с ней миссис Крандел накладывала тушеный картофель, а ее дочь Бет нарезала хлеб для сандвичей. Все четыре стола были уставлены разнообразными блюдами в таком изобилии, что Фелисити с трудом верила собственным глазам.

Помочь им пришли многие, но она была готова отнести это скорее на счет обаяния Рейфа и, разумеется, любопытства, чем проявления доброй воли. Найджел если что и делал, то только для самого себя, а его безразличие к усадьбе и арендаторам было темой всех досужих разговоров в округе. Сейчас чем больше она смотрела на праздничную толпу весело шумящих гостей, заполнившую двор и заросший сад, тем теплее становилось у нее на душе от великодушия соседей.

– Лис! – окликнула сестру Мэй, за которой, как на буксире, следовала смешливая стайка девочек. – Рейф говорит, танцы не начнутся до тех пор, пока мы не разберемся с конюшней. Он сказал, что танцевать будут только оставшиеся в живых!

– Господин Рейф – большой шутник. А он не говорил – когда они закончат натягивать веревки, то можно будет сделать перерыв, чтобы перекусить?

– Теперь это похоже не на конюшню, а скорее на громадную паутину с пауком посредине, – улыбнулась миссис Крандел. – Ни разу в жизни не видела такой мудреной штуки.

Мэй даже привстала на цыпочки.

– Рейф учился строительству в Оксфорде и в армии, – громогласно сообщила она. – Он сказал, что было бы намного проще, будь у нас слоны и пара мортир. Еще он говорит, что, когда конюшня рухнет, будет такой шум, что мы все оглохнем!

– Слоны! Господи Боже мой! – Бет Крандел бросила на Рейфа, стоявшего на прислоненной к стене конюшни лестнице, восхищенный и по-женски хищный взгляд. – Неужели он это все видел?

Фелисити, улыбаясь, слушала, как младшая сестра заливается соловьем, воспевая достоинства Рейфа. Все было как на обеде у Вордсвортов, когда половина женской публики весь вечер напролет бросала на него призывные взгляды, а Бэнкрофт едва их замечал. Хотя, может статься, такое внимание к его особе – дело для него привычное. Только беспрерывная суета, которой была поглощена Фелисити, отвлекала ее от становившихся уже привычными мечтаний. Все было так здорово, Рейф с таким нескрываемым удовольствием исполнял роль радушного хозяина, что она позволила себе на секунду вообразить, что сумеет убедить его остаться. Если бы только Рейф сообразил, что чем дальше, тем он и Фортон-Холл все больше и больше подходят друг другу.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: