Глава 5, в которой я не напрасно прихватила зонт

Значит, я не напрасно прихватила с собой запасной зонт на длинной ручке взамен маленького, заедающе-складного, который где-то посеяла вчера. Небо бессистемно бросало вниз пригоршни дождя вперемешку со шквалами ветра, тоже без всякой логики приносившего то пронзительно-самоуверенный запах молодой травы, то автомобильную гадость, то вдруг отчетливо тянуло свежеиспеченной сдобой.

Пару лет назад, примерно в это же время года, после нескольких волнительных недель поисков работы, я все-таки устроилась и наконец-то получила первую зарплату. Почему-то у меня не было с собой зонта, но зато — и в избытке — отличное настроение; я купила этот: с пижонской ручкой в виде трости и куполом из разноцветных клиньев, похожим на радугу.

Ветер порой задумывался, невольно возвращая дождю вертикальное положение. Небо с любопытством выглядывало из-за туч и неуместно демонстрировало свою бельевую голубизну и край солнца. Похоже, даже такой кроткий надзор не нравился ветру, и он, так и не сумев изобрести ничего более оригинального, восстанавливал целостность туч и с удвоенным презрением принимался командовать аллюром дождя.

Публика томилась возле выхода из метро, меланхолично ожидая завершения погодных маневров. Я шагнула из укрытия и нажала механизм зонта. Яркий купол раскрылся. Я слегка посторонилась, пропуская в метро женщину с ребенком.

— Мама! Радуга! — воскликнула девочка.

— Радуга? Где? — Мамаша обернулась, инстинктивно подняв голову к небу. Ближайшая публика — тоже.

— Да не там, мама. Вон. — Девочка показала пальчиком на мой зонт и вдруг встретилась со мной глазами.

— Это не радуга, Лулу. Это зонт у тети. Нельзя показывать пальцем, тетя обидится.

Публика вздохнула и вернулась к своему ожиданию.

— Радуга. — Девочка не отводила глаз. — Настоящая радуга.

Я улыбнулась ей. Она — мне. Не смущаясь отсутствием передних зубов. Лет шесть, наверное, выпали, молочные.

Ветер и небо тоже проявили интерес к неожиданной радуге. Ветер притих, чтобы разглядеть ее получше; небо опять раздвинуло щелочку между серыми тучами. Только дождю до всего этого было мало дела. Но без атак ветра я вполне благополучно обогнула площадь, почти не забрызгав брюки. За уличными столиками «Ришара» публики не наблюдалось — хозяин зачем-то не по погоде убрал тент. Ветер вновь вспомнил о своих кавалерийских экзерсисах; я заспешила к кафетерию.

Внезапно в дверном проеме появился человек — его комбинезон был основательно перепачкан краской — и с размаху швырнул на улицу какую-то пластиковую круглую емкость. Лишь потом он заметил меня, вытаращил глаза и попятился, виновато прижимая руки к груди. Емкость оказалась пустым ведром из-под краски, но краски в ней имелось еще достаточно, чтобы, приземлившись прямо мне на ноги, испортить мои брюки, мои чудные шелковые брюки, брюки а-ля Лили Марлен…

— Это безобразие, мсье! — закричала я, моментально сложив «радугу», и, размахивая зонтом, как мечом, ринулась в кафетерий. — Вы мне ответите!

— Извините, мадам… Я не думал… Никого нет, такая погода, мадам… Я не видел… — Он все пятился и пятился.

Я была в дикой ярости и уже почти огрела его зонтом, как вдруг человек задел спиной какое-то шаткое сооружение; что-то посыпалось, покатилось. Человек споткнулся и, падая, вцепился в мой зонт. Я рассерженно дернула зонт и внезапно бухнулась навзничь на какие-то очень пыльные мешки. Похоже, он выпустил зонт из рук. Зонт со стуком отлетел в сторону. Я чихнула, помотала головой и только тогда поняла, что половина моего туловища лежит на мешках с побелкой, а в кафетерии полным ходом идет ремонт.

— Вы в порядке, мадам? Вам помочь? — Надо мной склонились мужчины в комбинезонах. Лица молодые и старые. — А она ничего! — одобрил кто-то.

— Отойдите все. Как вы себя чувствуете, мадам? Теперь надо мной было только одно мужское лицо.

Подробные, немного мягкие черты, оставшаяся от моды шестидесятых низкая челка на лоб, унылые усы в виде фигурной скобочки, но голос энергичный и уверенный. Засунутая в ухо миниатюрная трубочка от мобильника и микрофончик на лацкане пиджака придавали мужчине вид киношного радиста.

— А вы не видите сами? — зло отрезала я, сползая с мешков в положение «сидя на полу», и потерла нос. Но мои руки были белыми от строительной пыли, и я опять расчихалась.

Рабочие загалдели. Мужчина сверкнул глазами.

— Тихо! — И переспросил: — Как вы себя чувствуете?

— Полагаю, вы здесь главный? — Я попыталась поправить брюки. При падении широкая штанина задралась и выставила напоказ эластичный бинт, которым я сегодня, не поленившись, зафиксировала ненадежную ногу.

— Да, я. Что у вас с ногой?

— Не ваше дело! Дайте руку!

Он с сомнением протянул мне руку. Я схватилась за нее. Ладонь была непропорционально крупная и выпуклая, как у большинства коренастых мужчин.

— Все в порядке?

— Только не у вас, мсье. — Я посмотрела на него сверху вниз, на каблуках я определенно получилась выше ростом, и демонстративно принялась отряхивать свои одежды. Полетела белая пыль. — Почему вы не установили ограждений вокруг объекта? Почему ваши рабочие кидаются ведрами в прохожих?

— Что? — Он наморщил нос; усы встопорщились. — Ведрами? — Мобильник в его кармане заиграл «Болеро» Равеля.

— Понимаешь, патрон. — Мой обидчик шагнул вперед. — Я просто выставил ведро на улицу, а там ветер. — И развел руками.

— Слушаю, — сказал в микрофончик его усатый патрон.

— Ну-ну, ветер! — хмыкнула я. — Вы мне ответите за подобные действия!

— Нет, нет, Ролан! — заорал патрон. — Смесь мне здесь больше не нужна! Вези на улицу Пайен!

— Вы меня слышали, мсье? Я подам на вас в суд за нарушение прав личности!

Он крякнул и нетерпеливо отмахнулся от меня.

— Да, на Пайен. А здесь мне нужны ограждения! Я же велел тебе поставить их вчера! Ограждения, Ролан, ограждения!

— Спохватились! — сказала я. — Ограждения! Да вы вообще имеете представление о технике безопасности? Это что у вас за леса? — Я показала в сторону развалившегося сооружения, почувствовав на себе изумленные взгляды рабочих. — Это же преступно!

— Давай, давай, Ролан. И не забудь литров восемь зеленой краски. Да… — В его голосе за раздражением слышались нотки беспокойства. — Да, для склада на улице Тампль. Все, все, Ролан, мне некогда. Какие замеры? Почему все должен делать я? Пошли кого-нибудь, сам съезди… Пойдемте, мадам. — Он неожиданно схватил меня за руку и потянул к выходу. — Пойдемте, я отвезу вас, куда вам нужно. — Свободной от меня рукой он извлек из кармана мобильник и принялся набирать номер.

— Никуда я не пойду. — Я резко дернула свою руку, но он не отпускал. — Вы делаете мне больно! Пригласите полицию!

Он ослабил хватку, но не разжал, извинился, сказал в микрофончик:

— Надин? Мэтр на месте? — И веско сообщил, подняв глаза на меня: — Я звоню своему адвокату. С какими целями вы появились на моем объекте?

— Что?! Да как вы смеете?! — Я дернулась еще раз.

— Полегче, мадам. — Он и не думал отпускать меня. — Привет, Бруссарди. Ага, это я. Слушай, тут ко мне с улицы забрела одна любопытная, влезла в краску.

— Я забрела? Я сама влезла в краску?

— Да еще вроде с гипсом на ноге… В общем, короче, у меня не было ограждений… Ты думаешь? Да, да… — Он закивал невидимому собеседнику. — Годится. Салют, забор за мной.

— Как вы смеете меня задерживать? Это вы виноваты!

— Слушайте, мадам. — Он вдруг улыбнулся. — Давайте я отвезу вас в больницу.

— Зачем? — Я растерялась. Я совсем не ожидала, что у него может быть такая славная простодушная улыбка.

— Там осмотрят вас, вашу ногу.

— Это не гипс, это вывих. И… И у меня нет страховки.

— Я оплачу. Уладим все по-хорошему? А?

Его мобильник вновь потребовал внимания хозяина.

— Не переживай, Вобен. — Не смахивая улыбки с лица, он ободрил кого-то, уверенно подталкивая меня к выходу. — Уже везут. Привезли? Как не тот гипс? А какой? Кариатиду? Идиоты! Кариатиду нужно в химчистку на проспект Жюно!

— Послушайте, мсье, я не могу выйти на улицу в таком виде! Мой костюм загублен, я вся в побелке…

— Да, да, я учту, мадам, я все оплачу, мы все уладим. — Он рассеянно покивал, набирая новый номер, но по-прежнему улыбался, словно забыв снять улыбку. — Ты в своем уме, Ролан? Какого рожна ты отправил Вобену кариатиду? Там нужно двадцать два метра карниза и картуш. Нет, не с кошками! Не вздумай отправлять ему с кошками! Это же банк! С Фемидой!

— По-моему, Фемида всегда была покровительницей юристов, а не банкиров, — заметила я уже на улице. Ветер завывал, вальсируя по круглой площади, но дождь капал едва-едва, наверное, из сострадания ко мне. — Зачем банку Фемида?

— У Фемиды весы! Вы где живете?

— На улице Дантона. Стойте, я оставила внутри свой зонт!

— Эй, кто-нибудь! Принесите ей ее зонт! Садитесь, мадам. — Он распахнул дверцу некогда белого «рено», года эдак семьдесят девятого рождения. Сиденья были заляпаны краской и лепешечками цемента, пол терялся под слоем известковой пыли… — Замечательно, до площади Сен-Мишель мы доберемся минут за десять.

— Причем здесь Сен-Мишель? Я живу в Шантильи. — Я уселась на переднее сиденье. — Да, ни моему костюму, ни вашему «рено» уже не будет хуже от взаимного знакомства.

Он с интересом взглянул на меня, словно увидев впервые, и восстановил улыбку. В его кармане снова заиграло «Болеро».

— А вы, оказывается, с чувством юмора, мадам. Замечательно! — обрадовался он и только потом ответил на призыв мобильника. — Чего еще, Ролан? — Взгляд снова стал прежним, как бы внутрь себя и одновременно — в пространство. — Ну нельзя же так, малыш. Кошки идут на улицу Тампль!..

Мой обидчик с виноватым видом сунул в окошко мой зонт. Я сухо кивнула, машина тронулась с места, телефонный разговор продолжался.

— …Какое твое дело, Ролан? Это будет выставочный зал! Почему полтора метра? Они должны быть мелкие, двадцать три сантиметра! Верни, верни, Ролан. Что они там, сбрендили, отлили нам полутораметровых дур!..

Потом я узнала много нового: о состоянии его банковских счетов; о потерявшемся на складе кабеле нужной толщины; о состоянии умов сотрудников гипсовой мастерской; о недополученном от поставщиков вагоне песка; о накладных, выписанных на май нынешнего года, но почему-то прошлого века; о клиентах, которые загадочным образом разминулись с адвокатом подрядчика в своем же собственном офисе; о малярах, которые вдруг без предупреждения не вышли на работу, а потом внезапно появились в компании с пожарным инспектором; о крысе, трагически попавшей в цементный раствор, но по воле сентиментального Ролана избежавшей жестокой участи; об исчезнувших бесследно балках и швеллерах не того фасона; о патрубках и сгонах, канувших в Лету на одном объекте и мистически выплывших ровно в полночь на другом…

Очень понятные и до боли родные мне проблемы и словечки. Как же я, оказывается, соскучилась за эти два месяца по этим всем балкам, швеллерам, светильникам, штукам, метрам, патрубкам и сгонам… «Дворники» на лобовом стекле с философской сосредоточенностью разгребали сетку дождя. Я смотрела в окно, заставляя себя не думать о том, что машину сквозь непогоду ведет человек в пыльных ботинках и в довольно мятом костюме, ни на минуту не прекращая вникать в суть, принимать решения, отдавать распоряжения и, натренированно приладив аппаратик к рулю, одной рукой набирать очередной номер, да так проворно, что я даже не успевала вставить ни слова в его нескончаемый монолог. Лезли и другие мысли. Однако я старалась не думать ни о чем вообще.

Вояка-ветер увел куда-то передовые лихие эскадроны ливня; небу наскучило подглядывать аквамариновыми глазками из-за серых влажно-тяжелых облаков, и дождь, брошенный всеми на произвол судьбы, унылым сонным обозом лениво тащился через Париж — серый, будничный, суетливо-вязкий… Беззвучный метроном «дворников» нагонял покойную дрему, как если бы так и полагалось, чтобы этот мужчина вез меня домой на своей машине.

— …Я тебя умоляю, Жак, поосторожнее со светильниками! Мы не рассчитаемся с клиентом. Там каждая штуковина, как твоя месячная зарплата. Ты меня хорошо понимаешь, Жак? И построже! Да плевал я на твой профсоюз!.. У вас какой номер дома и квартиры? — Вопрос точно относился ко мне. Он был произнесен совсем другим голосом, но выражение глаз оставалось все тем же виртуальным, внутренне-внешним.

— Зачем вам номер квартиры? — Я передернула плечами, решительно избавляясь от дремоты. — Дом я покажу, когда подъедем поближе.

— Все, все, иди, работай, Жак. Конец связи. Я закажу пиццу. Есть охота, как из пушки. — Он быстро посмотрел на меня простодушными глазами голодного мальчишки и тут же свирепо рявкнул в микрофон: — Я сказал, все! Тебя это не касается, Жак! Иди, работай! За светильники я спрошу с тебя!

— С какой стати вы должны питаться в моем доме?

— Я не успел позавтракать.

— А я здесь при чем? Стараетесь разжалобить меня?

— Послушайте, мадам… — В голосе — тоска; в глазах — безысходность. — Из-за вас у меня и так сегодня сломан день. Я хочу уладить все по-хорошему, по-людски. Ну посудите сами: разве я могу пригласить вас пообедать куда-нибудь, чтобы все решить, в таком виде?

— Я не голодна! — «Болеро» Равеля. — У меня тоже из-за вас рухнули все планы! А мой костюм…

Но он уже не слушал меня, а в который раз распекал некоего Ролана, выразительно делая мне знаки глазами. Дождь за окнами оживился, «дворники» сбивали ритм.

— Следите за дорогой, мсье!

— Не хотите пиццу, давайте закажем что-нибудь другое. — С Роланом на сей раз было покончено на удивление быстро. — И не переживайте за свой костюм, я куплю вам новый.

— Благодетель!

— Ладно, обойдусь без еды. — Он вздохнул. — Но учтите, мадам, я злой и туго соображаю, когда голодный.

— Это заметно, мсье. Следующий поворот направо. Подождите меня в машине. — Я распахнула дверцу, приноравливаясь сначала расправить зонт. — Я переоденусь, и вы получите возможность вести переговоры со мной где угодно.

— Еще чего! — Он вытащил ключи из замка зажигания и первым выбрался под дождь. — Вы сбежите, а я вместо возможности уладить все сегодня завтра получу повестку от судебного исполнителя.

— Завтра — вряд ли. Я не знаю ни вашего имени, ни названия вашей фирмы. Потребуется время. — Я раскрыла зонт.

— Радуга!

— Что?

— Радуга! Настоящая радуга!

Коренастый мужчина стоял под дождем. Усатый, усталый, голодный, со старомодной челкой и в мятом костюме. А его глаза и улыбка были точно такими же, как у той маленькой девочки, — сияющими от сказочного чуда!

Мстительно заныло «Болеро».

— Пойдемте. — Он потянул меня за рукав. — Слушаю! — Взгляд опять сделался озабоченным и виртуальным. — Давайте, я понесу зонт. У Фемиды отвалились весы? Нос? Ты с ума меня сведешь, Ролан…

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: