ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Определения и различия 2 страница– Оно живое, детка, – повторял Саймон, – оно живое. И я люблю тебя, детка, даже если ты коп. (– Все озеро живое, – виброфонист из «Филе души» пытался объяснить остальным участникам группы. – Одна большая восходящая и вращающаяся спираль, похожая на молекулу ДНК, но с головой ястреба…) – Добрый вечер, – обратился Пирсон к Уотерхаусу. – Как поживает моя девушка Стелла? – С каких это, на хрен, пор ты называешь ее «своей девушкой»? – угрожающе рявкнул Уотерхаус. – Остынь, брат, – урезонил его Пирсон. – Никакой я тебе не «брат». Отвечай на вопрос. – С какой помойки ты вылез вместе со своим вопросом? – поинтересовался Пирсон. – Роберт трахает только белых женщин, Отто, – сказал Хагбард. – Я уверен, он никогда не спал со Стеллой Марис. – А ты не будь слишком уверенным, – заметил Пирсон. – Не шути с Отто, Роберт, – посоветовал Хагбард. – Он специализируется на убийстве чернокожих. Мало того, он только что убил своего первого белого человека и еще не знает, насколько это ему понравилось. – Раньше я не представлял себе, что такое убийство, – отозвался Уотерхаус. – Все эти годы я был психом и, убивая, получал удовольствие, поскольку не понимал, что делаю. Лишь теперь, убив Фланагана, я понял, чем занимался, и теперь мне кажется, что я по второму кругу убиваю тех, кого уже убил. По его щекам потекли слезы, и он отвернулся. – Ну и ну, – тихо сказал Пирсон. Затем он повернулся к Хагбарду: – Ну что ж, твой выход. Они вместе подошли к микрофону. Кое‑кто из слушателей стал хлопать, требуя музыки. Но большинство хранило молчание, с замиранием сердца ожидая, что будет дальше. Пирсон произнес в микрофон: – Братья и сестры, перед вами Свободный Человек Хагбард Челине, отличный чувак и самый клевый мужик на Земле. Послушайте его: он введет вас в курс дела. Затем он почтительно уступил микрофон Хагбарду. В полной тишине Хагбард произнес: – Как вам только что сказал Кларк Кент, меня зовут Хагбард Челине… (В Мэд‑Доге Джон Диллинджер и Джим Картрайт играли в шахматы. Внезапно звучавшая из радиоприемника музыка стихла и диктор произнес: «Мы прерываем нашу музыкальную программу для специального сообщения из Вашингтона». Джон сделал ход конем и сказал: – Шах и мат. Могу поспорить, будет выступать президент. Вся надежда на то, что мой брат успеет найти этого пропавшего сутенера, пока дела не станут совсем плохи. Картрайт угрюмо разглядывал доску. – Да, шах и мат, – наконец признал он. – Надеюсь, твой второй брат и Хагбард смогут уладить проблему в Ингольштадте, – добавил он после того, как они, повинуясь рефлексу, приобретенному в результате многолетнего сидения перед телевизором, уставились на радиоприемник…) Плохо быть женщиной, но быть чернокожей женщиной еще хуже. Я чувствую себя треснувшим львом (я размышляю как Саймон) с дыркой посередине (именно она интересует мужчин, эта дырка). Кислота довела меня до агонии, а потом затянула трещину, и я стала целостным Львом, готовым уничтожать своих врагов. Я поняла моего отца, мне стало ясно, почему он считал, что должен противостоять белым, даже если это в конце концов его и убьет. Конный рыцарь пересек пустошь, пустыню вокруг Лас‑Вегаса, но она оказалась шахматной доской; он поднял огненный жезл и воскликнул: «Власть – Черным!» Это был Хасан ибн Саббах, мой любовник, мой враг, Черный Христос, бабуин с безумной ухмылкой. Внутри каждой женщины скрыт сердитый мужчина, пытающийся выйти наружу, – мужчина‑женщина с глазами совы, и меня охватывает радость, когда мой клитор начинает расти и превращаться в пенис. Я стала моим отцом и теперь ничего не боюсь. Я могу уничтожить весь мир, метнув глазом молнию, словно Шива. МОЙ ПЕНИС – ЭТО НЕВИДИМЫЙ ЗВЕЗДНЫЙ РУБИН, МУЖЧИНЫ СГОВОРИЛИСЬ И ЗАСТАВЛЯЮТ МЕНЯ ЕГО СКРЫВАТЬ, ПОЭТОМУ Я ВЫНУЖДЕНА ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ИХ ПЕНИСАМИ. Я двуликая, вечно обманывающая, как все женщины; обман – наша единственная защита, и я понимаю это все отчетливее, по мере того как растет мое безумие. Запах гашиша, с привкусом мускуса, который доносится со стороны жилого автоприцепа «Пластикового каноэ», напоминает меня – женское растение с мужской силой; они пригвоздили меня к кресту (буквально), но крест воздвигнут внутри вращающегося огненного колеса. О Святой Моисей! Не Эриду, а Будду я нахожу в своей шишковидной железе. Третий глаз открывается. Я – земля под твоими ногами, я – Билли Фрешетт, имя мне – легион, есть миллионы меня, я нашествие саранчи, уничтожающей вашу Технологию Белых Мужчин. Он произносит: «Меня зовут Хагбард Челине». Они продают героин в моей школе (именно так получают образование чернокожие дети в Чикаго). Саймон все еще пытается провести меня через это, сейчас он говорит: «Смерть над нами не властна», и я стараюсь поверить, что над нами властна Любовь, но сначала мне нужно потратить мою ненависть, до последнего гроша, ведь они заставили меня убить моего ребенка. Я и вправду схожу с ума от возбуждения, я хочу почувствовать жезл Саймона в своей чаше, и еще я знаю, что истинный Бог выше бога, а настоящие Иллюминаты выше иллюминатов, есть Тайное Общество за тайным обществом: иллюминаты, с которыми мы сражаемся, – марионетки в руках других Иллюминатов, и мы тоже. МЕНЯ ЗОВУТ ХАГБАРД ЧЕЛИНЕ. КАРНАВАЛ ОКОНЧЕН. ИГРОКИ, СНИМИТЕ МАСКИ. – Странно такое слышать от Жабы из Тоуд‑Холла, – пробормотал, ни к кому не обращаясь, Фишн Чипе. Голос грохотал: МЕНЯ ЗОВУТ ХАГБАРД ЧЕЛИНЕ. ПРОШУ НЕ УСТРАИВАТЬ ПАНИКУ, КОГДА ВЫ УСЛЫШИТЕ ТО, ЧТО Я ДОЛЖЕН ВАМ СООБЩИТЬ. И тут Чипе увидел, что это не Жаба из Тоуд‑Холла и даже не зловещий Святой Жаба, а просто хорошо одетый итальяшка с двумя лицами, одним улыбающимся, а другим – гневно хмурящимся. – Знаете, – громко произнес 00005, – я уверен, что в той воде был проклятый наркотик. МЕНЯ ЗОВУТ ХАГБАРД ЧЕЛИНЕ. ПРОШУ НЕ УСТРАИВАТЬ ПАНИКУ, КОГДА ВЫ УСЛЫШИТЕ ТО, ЧТО Я ДОЛЖЕН ВАМ СООБЩИТЬ. БУДЬТЕ ОЧЕНЬ ВНИМАТЕЛЬНЫ. Я ПРИШЕЛ СКАЗАТЬ, ЧТО ВАШИМ ЖИЗНЯМ УГРОЖАЕТ СЕРЬЕЗНАЯ ОПАСНОСТЬ. В НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ ОЗЕРО ТОТЕНКОПФ ОГИБАЕТ АРМИЯ, ОНА ДВИЖЕТСЯ СЮДА, ЧТОБЫ ЗВЕРСКИ УБИТЬ ВСЕХ, КТО ПРИСУТСТВУЕТ НА ФЕСТИВАЛЕ. – Господи, – сказал Джордж, – это не сработает. Он все преподносит не так. Ему никто не поверит. Они будут над ним смеяться. Три четверти из них даже не понимают по‑английски. – Ты так думаешь? – спросил Малаклипс. – Тебе кажется, он говорит по‑английски? А по‑моему, на древнегреческом диалекте Афин пятого века до нашей эры, причем мне все понятно. – Как это? – На самом деле он говорит по‑норвежски или по‑итальянски, поскольку знает эти языки лучше других. Он использует то, что я называю «трюком Пятидесятницы», который в «Деяниях апостолов» описывается как говорение на иных языках. В пятидесятый день после смерти Иисуса, когда все апостолы собрались вместе, над их головами появились огненные языки. А потом они пошли проповедовать толпам народу из разных стран, и каждый человек услышал проповедь на своем языке и в самой убедительной для него форме. Таким способом они обратили в христианство десятки тысяч людей. Именно я устроил этот трюк, хотя никто об этом так и не узнал. – Говорение на языках! – воскликнул Джордж в изумлении. – Обычно об этом рассказывают на уроках Библии: «И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут»24. (– Не обманывай себя, Джордж. Ты прекрасно знаешь, что мгновение назад я была Мэвис.) – Огромная черная женщина… гётевская Матерь‑Ночь, – говорил кто‑то, но я размышляла о позе «69» с Саймоном, о, этот парень знает, как можно доставить наслаждение женщине, дать ей почувствовать себя королевой на троне, и меня не волнует, если он знает, что я коп, потому что на этом плане радость сменяется скорбью, да, я всегда буду раздвоена, а в центре Бога всегда будет пустота, и на лице моем маска ночи вроде той, о которой я читала у Шекспира, когда училась в школе, я река, желтая от сточных вод, а сосать – грязное слово, но что же еще символизирует знак Рака, или весь этот Инь‑Ян, Господи, я любила это делать, женщины, утверждающие, что они этим не занимаются, просто лгуньи, я ненавижу его и люблю его, вечная двойственность, а тот детектив, который хотел меня тогда похвалить, сказал: «Да ты баба с яйцами», интересно, как бы ему понравилось, скажи я ему: «Да ты мужик с сиськами», трон за троном опрокидываются в пустоту, и при этом у меня есть сила, которой все они поклоняются в их троицах, а пирамиды – это символы влагалища, и я снова возбуждена, но все, что я хочу, – это чтобы он мною овладел, я не могу сейчас веселиться, не могу говорить, я вижу лицо моего отца, но оно серебряное а не черное и вдруг я понимаю что у Джо Малика есть пистолет и что в нем даже есть серебряная пуля Матерь Божья неужели он считает что Хагбард не человек я ощущаю запах смеси опиума с гашишем в «Пластиковом каноэ» серьезные ребята я чувствую проходящую через меня энергию я в шатре и меня трахают все мужчины я Мэвис и Стелла и мать всех их я Деметра и Фрейя и Кибела а также Эрида и Нефтида Черная Сестра Исиды о которой никто не смеет говорить и я могу даже понять почему Джо Малик взорвал свой офис это была ловушка и Хагбард в нее попал Джо теперь знает его тайну. – Обычно об этом рассказывают на уроках Библии: «И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут». И «узрит всякая плоть в одно мгновение»25. Малаклипс улыбнулся. – Чтобы пройти тренинг Пятидесятницы, надо умереть. Это первое, последнее и промежуточное слово, Каллисти. Наверняка на уроках тебя награждали призами, когда ты цитировал наизусть стихи из Библии, Джордж. – Могли бы, но учителю не нравилось мое поведение. – Отлично. Видишь ли, я обучил Хагбарда трюку Пятидесятницы. То, что он говорит, кажется тебе неправдоподобным, потому что тебя не нужно убеждать. Все остальные ощущают в его словах столько эмоций и риторики, сколько им необходимо для мотивации. Классная это штука, трюк Пятидесятницы. Все стало твердым и трехмерным и я почувствовала как из меня изливается прощение словно психологические месячные но в виде воды а не крови я даже простила «Американскую Медицинскую Ассоциацию» всех четверых по отдельности несомненно я была Исидой пурпурно‑синей и скрытой под вуалью и даже если в этом озере оживал Посейдон я и его прощала Он был покрыт оливками и трилистниками зеленый водяной бог сверкающий как аметист единорог с гигантским рогом а затем он стал Индрой заклинателем дождя чей громовой голос был замаскированным блаженством я подчинилась ему и положила куклу в тетраэдр мне нечего бояться ибо все что произойдет станет благодеянием ибо Сверкающие спустились принеся белый огонь на красную землю работа будет закончена в наслаждении а не в муках ведь я же знала Джо Малик выяснил что служебные записки Пат Уэлш были липой ибо Хагбард хотел чтобы он это выяснил и заложил бомбу и даже появился здесь сегодня с пистолетом так что все это имеет смысл если есть модель земного шара с черным светом вспыхивающим при каждой смерти и белым светом вспыхивающим всякий раз когда кто‑то кончает чтобы ему казалось что он излучается все время вот почему так здорово быть женщиной я могу кончать и кончать и кончать о Господи столько раз сколько я хочу а мужчины даже Саймон вряд ли могут кончать чаще одного раза за ночь и это значит что мисс Форбз в первом классе нуждалась в хорошем сексе но я могу простить и ее ЛЕДИ И ДЖЕНТЛЬМЕНЫ, ПРЕЗИДЕНТ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ – Все должны покинуть зону фестиваля, – продолжал Хагбард. – Воскресшие нацисты намерены безжалостно убить всех вас. К счастью, нам хватило времени соорудить для вас путь к спасению. Смотрите! Он вытянул руку по направлению к озеру, и в ту же секунду луч прожектора осветил огромный понтонный мост, перекинутый по диагонали с восточного берега, где находилась зона фестиваля, на северо‑западный берег. Этот мост в течение часа бесшумно соорудила команда Хагбарда, воспользовавшись неоценимой помощью Говарда и его дельфинов. – Вот это да, – сказал Джордж Малаклипсу. – Ты обязательно назови это «трюком Красного Моря». Хагбард воздел руки. – Я назвал это Мостом Адама Вейсгаупта. Сейчас все встанут и организованно пройдут к мосту, чтобы перейти через озеро. МОИ СООТЕЧЕСТВЕННИКИ, АМЕРИКАНЦЫ! С ТЯЖЕЛЫМ СЕРДЦЕМ Я ОБРАЩАЮСЬ К ВАМ ВОТ УЖЕ ВО ВТОРОЙ РАЗ ЗА СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ. МНОГИЕ БЕЗОТВЕТСТВЕННЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ОТРЕАГИРОВАЛИ НА НАЦИОНАЛЬНОЕ БЕДСТВИЕ СУМАСШЕСТВИЕМ И ЖИВОТНОЙ ПАНИКОЙ И СТАЛИ УГРОЗОЙ ДЛЯ ОСТАЛЬНЫХ. Я ВНОВЬ ЗАВЕРЯЮ ВАС СЛОВАМИ ВЕЛИКОГО ЛИДЕРА ПРОШЛОГО, ЧТО НАМ НЕЧЕГО БОЯТЬСЯ, КРОМЕ НАШЕГО СТРАХА. Лицо на телевизионном экране выражало абсолютную уверенность, и многие граждане почувствовали слабый проблеск надежды; в действительности же Президент себя не помнил, наглотавшись демерола; когда чуть раньше в тот же день горел Белый Дом, его самое конструктивное предложение звучало так: «Давайте перед уходом поджарим зефира». ДАЖЕ СЕЙЧАС, ПОКА Я С ВАМИ ГОВОРЮ, ДИРЕКТОР ФБР ЗАВЕРЯЕТ МЕНЯ, ЧТО ЕГО ЛЮДИ СЖИМАЮТ КОЛЬЦО ВОКРУГ ЕДИНСТВЕННОГО ПЕРЕНОСЧИКА ВОЗБУДИТЕЛЯ ЧУМЫ, ВЫЗВАВШЕГО ВСЮ ЭТУ ИСТЕРИЮ. ЕСЛИ ВЫ ОСТАНЕТЕСЬ В СВОИХ ДОМАХ, ТО ОКАЖЕТЕСЬ В БЕЗОПАСНОСТИ И С БЕДСТВИЕМ БУДЕТ ПОКОНЧЕНО. – Можно отправить армию на западный берег озера, чтобы их перехватить, – сказал Вильгельм. (– Розовые бутоны, – воскликнул Джон Диллинджер. – Какого черта он притащил в пещеру полный чемодан бутонов?) Вдруг все поднялись со своих мест и куда‑то пошли Саймон заботливо меня вел я вновь вернулась в настоящее время между Хагбардом и «Американской Медицинской Ассоциацией» происходило самое настоящее сражение а это означает что кто‑то его проиграет Адские Врата разверзлись и я едва передвигала ноги голова папы на полу полицейского участка в Мемфисе и эти копы топчут и топчут его ногами как только они не проткнули ему бок копьем когда вошли в раж и как я могу в реальности такое простить это же просто наркотик а втайне я буду всегда ненавидеть белых даже Саймона если это Страшный Суд то я знаю что Христос сделает с каждой голубоглазой сволочью они обладают всей властью и затевают все войны они затрахали планету их единственный бог это Смерть они уничтожают все живое гигантский светловолосый бог Тор размахивает молотом и уничтожает все цветные расы красная алая красная кровь на этом молоте черная кровь особенно но Хагбард это Гор и поэтому он всегда будет сражаться и убивать до конца времен а женщины и дети главные жертвы только плоть священна а люди убийцы плоти каннибалы. – Сколько их, по‑твоему? – сонно спросил лидер «Закрытой корпорации». – Шестьсот шестьдесят шесть, – ответил кто‑то из его группы. – Если в Вальпургиеву ночь принести в жертву петуха в пентаграмме, то всегда будет шестьсот шестьдесят шесть. – Они идут к нам, – так же сонно продолжал говорить лидер группы. – Чтобы поклоняться нам и служить. Музыканты рок‑группы «Закрытая корпорация» сидели неподвижно, дожидаясь прибытия шестисот шестидесяти шести рогатых и хвостатых демонов, за приближением которых они наблюдали… Выйдя из пещеры Леман, Сол заполняет шприц противоядием. – Чур, я первый, – говорит Джон Герберт Диллинджер, закатывая рукав… В ЭТОТ ЧАС, КОГДА ВАШЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО РАССЧИТЫВАЕТ НА ПОЛНОЕ ДОВЕРИЕ С ВАШЕЙ СТОРОНЫ… Обстрелянный градом пуль, Президент валится за трибуну. Пока он плыл в демероловой безмятежности к смерти, зрители могли видеть на его лице все то же выражение решимости и уверенности. – О Господи! – послышался за кадром голос диктора… В Мэд‑Доге Джон Гувер Диллинджер вопросительно смотрит на Джима Картрайта. «Кто за этим стоит? – спрашивает он, пока диктор что‑то истерически тараторит. – Судя по всему, стреляли из пяти разных мест пресс‑центра, но, возможно, Президент жив…» Кто‑то отчетливо и безнадежно произносит вблизи микрофона: «Разворотили всю его сраную голову. Сплошное месиво…» В Нью‑Йорке Августейший Персонаж, один из тех немногих, кто не бунтовал и не слушал телевизионное обращение Президента, с увлечением читает книгу «Атлант расправил плечи»… – Вы черепаха? – спрашивает Леди Велькор. – А? – переспрашивает Дэнни Прайсфиксер. – Нет, ничего, – торопливо произносит она. Прайсфиксер слышит, как она обращается к другому мужчине: «Вы черепаха?» – Можно отправить армию на западный берег озера, чтобы их перехватить, – предложил Вильгельм. – Nein, – отказался Вольфганг; он стоял в медленно движущейся штабной автомашине и изучал ситуацию в полевой бинокль. – Этот verdammte26 мост проложен до северного берега озера. Они могут идти напрямик, а наши люди идут в обход. Прежде чем мы до них доберемся, они успеют перейти на ту сторону озера. – Артиллерия может обстрелять мост прямо отсюда, – заметил Вернер. – Артиллерийский огонь вести нельзя, – объяснил Вольфганг. – Сюда устремится вся армия Западной Германии и помешает нашему наступлению на восток. Если западные немцы начнут с нами сражаться, вряд ли восточные немцы совершат ту ошибку, на которую мы рассчитываем. Они не примут нас за вторгнувшуюся западногерманскую армию. Русские будут заблаговременно предупреждены, и весь план провалится. – Тогда пропустим эту фазу, – сказала Винифред. – Слишком много препятствий. Давай немедленно направимся на восток, и черт с ними, с этими фестивальщиками. – И снова nein, дорогая сестричка, любовь моя, – не согласился Вольфганг. – В отеле «Дунай», в старом люксе фюрера, двадцать три кандидата, в том числе и сам Гитлер, ожидают трансцендентальной иллюминации. Массовая гибель всех вот этих людей переведет наших кандидатов на энергетический план, даруя им вечную жизнь. И я не позволю этому Scheisskopf27 Хагбарду Челине помешать последовательному осуществлению нашего плана. Надо показать ему раз и навсегда, кто хозяин. И всем остальным Schweinen28 – Диллинджеру, Дили‑Ламе, Малаклипсу, и даже Старухе, если она тут. Если все они находятся здесь, у нас есть шанс раз и навсегда уничтожить противника еще до начала имманентизации Эсхатона, а не в финале. – Но мы не догоним этих молодых, – сказал Вильгельм. – Догоним. Должны догнать. Чтобы перевести всех через понтонный мост, понадобится много, очень много времени, они ведь идут пешком. А у нас есть транспорт. Мы их догоним, когда половина из них еще даже не выйдет на мост. Они будут идти, сбившись в кучу, и на мосту станут прекрасной мишенью для автоматов. Мы попросту перестреляем их. Мы потратили годы, создавая себе имя лучшей рок‑группы мира, чтобы организовать фестиваль в Ингольштадте, заманить всех этих людей на берег озера Тотенкопф и окрасить кровью его священные воды. Неужели мы упустим свой шанс? – Блестящий план. Я согласен, – произнес Вильгельм. – Тогда мы должны двигаться на полной скорости, – сказал Вольфганг. Он повернулся к машине, следовавшей позади, и крикнул: «Vorwarts29 на максимальной скорости!» Генерал СС Ханфгайст, шевеля почерневшими губами, повторил приказ своим подчиненным. Танки, мотоциклы и бронетранспортеры двинулись по дороге с удвоенной скоростью. Это было замечено дозором, выставленным на одной из осветительно‑акустических башен. Предупреждение передали на сцену. Роберт Пирсон сказал в микрофон: «С прискорбием вынужден вас проинформировать, что эти скоты приближаются на большой скорости. Пожалуйста, без паники. Просто прибавьте шагу». – Джон, – крикнул Хагбард через дверь золотого шатра, – да хватит же, ради Дискордии. Выходи и дай зайти Малаклипсу. – А я считал тебя бестелесным, – сказал Джордж. – Знай ты меня подольше, заметил бы, что я часто ковыряю в носу, – сказал Сартроподобный призрак. – Фью, – присвистнул Джон‑Джон Диллинджер, выходя из шатра, – кто бы мог подумать, что в старике еще столько прыти? Она сказала, чтобы после Мала зашел Джордж. Женщина за занавесом светилась. Если бы не это интенсивное золотистое свечение, исходившее от ее тела, в шатре было бы темно. – Подойди ближе, Джордж, – произнесла она. – На этот раз я не хочу, чтобы ты занимался со мной любовью, – я лишь хочу, чтобы ты знал правду. Встань здесь передо мной. Это была Мэвис. – Я люблю тебя, Мэвис, – воскликнул Джордж. – Я люблю тебя с тех пор, как ты вытащила меня из тюрьмы в Мэд‑Доге. – Посмотри внимательнее, – сказала Стелла. – Стелла? Что случилось с Мэвис? Я кружу, я кружу… – Не обманывай себя, Джордж. Ты прекрасно знаешь, что мгновение назад я была Мэвис. – Это кислота, – вымолвил Джордж. – Кислота только раскрывает твои глаза, Джордж. Она не творит чудеса, – сказала мисс Мао. Я кружу, я кружу… – О Боже! – пробормотал Джордж, подумав: «И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется». И снова увидел Мэвис. – Ты понимаешь, Джордж? Понимаешь, почему не видел всех нас одновременно? Понимаешь, почему, желая заняться любовью со мной, получал то, что хотел, трахая Стеллу? Понимаешь ли ты, что я не одна и не три женщины, а бесчисленное множество женщин? У него на глазах она становилась краснокожей, желтокожей, чернокожей, смуглой, юной, зрелой и пожилой, превращалась в светловолосую норвежку, черноволосую сицилийку, гречанку с горящими глазами, высокую ашанти, масаи, раскосую японку, китаянку, вьетнамку и так далее, и так далее. Бледнолицый продолжает менять цвет кожи, как это обычно происходит с людьми, когда ты смотришь на них под пейотом. Сейчас он выглядит почти как индеец. Поэтому с ним легче говорить. Почему люди не меняют цвет? Все мировые проблемы вызваны тем, что люди всегда сохраняют один и тот же цвет кожи. Джеймс многозначительно кивает. Как обычно, пейот открыл ему великую Истину. Если бы у белых, черных и индейцев все время менялся цвет кожи, в мире исчезла бы ненависть, потому что никто не знал бы, какой из народов ненавидеть. В шатре царил полумрак. Чей это был дух, черт побери? – недоумевал Джордж. Убедившись, что его собеседница исчезла, он выскочил из шатра. Никто не обратил на него внимания. Хагбард и все остальные с трепетом взирали на колоссальную фигуру золотой женщины в золотых одеждах с буйно развевающимися золотисто‑красно‑черными волосами, возвышавшуюся над баварскими соснами. Женщина удалялась крупным шагом и при этом все больше увеличивалась в размерах. В ее левой руке сиял громадный золотой шар. Она перешагнула забор, огораживавший зону проведения фестиваля, с такой легкостью, словно это был дверной порог. Хагбард положил руку на плечо Джорджа. – Трансцендентальной иллюминации, – сказал он, – можно достичь не только в результате массовых смертей, но и в результате многочисленных оргазмов. Женщина, чей рост достигал сейчас девяноста трех футов, шагала по дороге в сторону стремительно приближавшихся огней. Она смеялась, ее смех прокатывался эхом над озером Тотенкопф. – Великий Груад! Что это? – воскликнул Вернер. – Это Старуха! – крикнул Вольфганг и злобно оскалился. И тут она издала клич: «Каллисти!» Этот крик, пронесшийся над баварскими холмами, прозвучал громче, чем звучала музыка во время ингольштадтского фестиваля. Затем по воздуху, будто комета, оставляя за собой хвост из искр, пронеслось золотое яблоко и упало в самый центр наступающей армии. Супернацисты, эти живые мертвецы, по‑прежнему оставались людьми, и каждый из них увидел в золотом яблоке свое заветное желание. Рядовой Генрих Краузе увидел собственную семью, с которой ему довелось расстаться тридцать лет назад (он не знал, что в эти минуты его внуки спасаются бегством по понтонному мосту через озеро Тотенкопф). Капрал Готфрид Кунц увидел свою любовницу (ему было невдомек, что в 1945 году, после того как пал Берлин, русские солдаты вспороли ей живот, предварительно изнасиловав). Обер‑лейтенант Зигмунд Фогель увидел билет на Вагнеровский фестиваль в Байройте. Полковник СС Конрад Шайн увидел сто евреев, выстроившихся в ряд в ожидании того момента, когда он нажмет на гашетку пулемета. Обер‑группенфюрер Эрнст Биклер увидел очаг в доме своей бабушки в Касселе и в очаге голубую китайскую супницу, до краев наполненную кипящим собачьим дерьмом, из которого торчала серебряная ложка. Генерал Ханфгайст увидел почерневшее лицо, вылезшие из орбит глаза и вывалившийся язык Адольфа Гитлера, со сломанной шеей болтающегося на виселице. Эсэсовцы дрались и убивали друг друга, чтобы завладеть золотым яблоком. Сталкивались танки, артиллеристы опускали стволы орудий и стреляли прямой наводкой по своим. – Что это? – в панике завизжала Винифред, вцепившись в Вольфганга. – Посмотри в центр сражения, – мрачно сказал Вольфганг. – Что ты видишь? – Я вижу престол мира. Один‑единственный трон в двадцати трех футах от земли, украшенный семнадцатью рубинами, Розовым Крестом, Глазом и обвитый змеем, кусающим себя за хвост. Я вижу этот трон и знаю, что мне предстоит на него взойти и занять его навеки. А что видишь ты? – Я вижу чертову голову Хагбарда Челине на серебряном блюде, – огрызнулся Вольфганг, отталкивая ее трясущимися руками. – Эрида бросила Яблоко Раздора, и наши супернаци будут убивать друг друга до тех пор, пока мы его не уничтожим. – Куда она пропала? – спросил Вернер. – Приняла другую форму и где‑то спряталась, – ответил Вольфганг. – Превратилась в поганку, или сову, или еще какую‑нибудь гадость и хихикает, радуясь учиненному ею хаосу. Неожиданно Вильгельм стал хвататься пальцами за воздух и поднялся со своего места. Неуклюже, словно слепоглухонемой, цепляясь за что‑то невидимое, он полез из «мерседеса» фон Рундштедта. Выбравшись из машины, Вильгельм отошел на десять футов от братьев и сестры и повернулся к ним лицом. Он стоял, окаменев, и смотрел на них немигающими глазами; его брюки вздулись в паху. Затем из рта Вильгельма раздался глубокий, звучный, елейный и в то же время тошнотворный голос: – Надо платить по старым счетам, дети Груада! Голос напоминал сырую нефть, сочащуюся через гравий. Он казался таким же ископаемым. Это был голос существа, появившегося на Земле, когда Южный полюс находился в Сахаре, а высшую форму жизни представляли головоногие моллюски. Вольфганг забыл о сражении, которое бушевало вокруг. – Ты! Здесь! Как ты сбежал? – Не заметил как. Просто геометрические формы перестали меня связывать. Я выбрался и ел души. Свежие души, а не ту жалкую плазму, которой меня кормили все эти годы. – Великий Груад! И это твоя благодарность? – взорвался Вольфганг. Понизив голос, он шепнул Вернеру: – Найди талисман, по‑моему, в черном ларце, запечатанном Печатью Соломона и Глазом Тритона. Обращаясь к существу, завладевшему телом Вильгельма, Вольфганг сказал: – Ты появился в нужный момент. Здесь будет много убийств и тебе на съедение достанется множество душ. – У тех, кто нас окружает, нет душ. Я чую в них лишь псевдожизнь. Меня от них тошнит. Вольфганг рассмеялся. – Значит, даже ллойгор способен испытывать отвращение. – Меня тошнит уже многие сотни лет, в течение которых вы держите меня запечатанным то в одном пятиугольнике, то в другом, скармливая мне не свежие души, а жалкие экстракты из ваших запасников. – Мы прекрасно тебя обеспечивали! – воскликнул Вернер. – Каждый год, только для тебя, тридцать – сорок – пятьдесят тысяч смертей в одних только дорожно‑транспортных происшествиях. – Обеспечивали, но не свежими душами. Не свежими! Впрочем, возможно, сегодняшней ночью вы сумеете отдать мне долг. Я чую поблизости много жизней, каким‑то образом привлеченных вами сюда. Они станут моими. Вернер протянул Вольфгангу палочку с серебряным пятиугольником на конце, а Вольфганг направил ее на одержимого Вильгельма. Тот пронзительно вскрикнул и упал на колени. Воцарилась тишина, прерываемая всхлипываниями испуганной Винифред, одиночными выстрелами из винтовок и отдаленным стрекотанием автоматных очередей. – Эти жизни не для тебя, Йог Сотот. Они предназначены для трансцендентальной иллюминации наших слуг. Но если ты подождешь, то получишь свое. – Пока мы тут разговариваем, – перебил его Вернер, – наша армия уничтожает сама себя. Еще немного, и мы вообще не сможем рассчитывать ни на какие жизни. – Правда? – раздался хриплый голос. – Неужто ваш план пошел насмарку? Дайте‑ка я прочту ваши мысли. Вольфганг ощутил, как его тело покрылось гусиной кожей. Он содрогнулся, когда шероховатые источающие слизь бескостные пальцы начали перелистывать страницы его сознания. – Ммм. Ясно. Значит, она здесь. Мой древний враг. Было бы неплохо снова с ней сразиться. – А равен ли ты ей по силам? – с интересом спросил Вольфганг. – Я никому не уступаю, – последовал гордый ответ. – Спроси его, почему он попадает в ловушки пятиугольников, – шепнул Вольфгангу Вернер. – Заткнись! – свирепо прошипел Вольфганг. Ллойгору он сказал: – Уничтожь ее золотое яблоко и спаси мою армию. Тогда я освобожу тебя из‑под власти этого пятиугольника и подарю тебе жизни, на которые ты рассчитываешь. – По рукам! – раздалось в ответ. Вильгельм задрал голову вверх и широко открыл рот. Из его горла донесся клекот, будто он задыхался. Потом он рухнул навзничь и распластался на земле. Из рта Вильгельма заструился странный зеленоватый светящийся газ. Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|