Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Джеффри Евгенидис А порою очень грустны 15 страница




На следующее утро, когда Келли спросила ее, что произошло у них с Митчеллом, Мадлен соврала.

– Ничего.

– По-моему, он очень милый, – сказала Келли. – Симпатичнее с виду, чем мне помнилось.

– Думаешь?

– Вообще-то он в моем вкусе.

Услышав это, Мадлен снова удивилась – она почувствовала ревность. Ей явно хотелось держать Митчелла при себе, пусть и отказывая ему. Эгоизму ее не было предела.

– Он, наверное, уже в самолете, – сказал она, и на этом разговор кончился.

В поезде, по дороге обратно в Род-Айленд, Мадлен начали мучить приступы раскаяния. Она решила, что должна рассказать Леонарду о происшедшем, но к тому времени, когда поезд доехал до Провиденса, поняла, что это лишь ухудшит положение дел. Леонард решит, что теряет ее, и виновата в этом его болезнь. Он будет чувствовать себя сексуально неполноценным, причем не без оснований. Митчелл уехал за границу, а Мадлен с Леонардом скоро переезжают в Пилгрим-Лейк. Эти мысли заставили Мадлен воздержаться от признаний. Она снова бросилась выполнять свой долг, любить Леонарда и заботиться о нем, и через некоторое время тот случай, когда они Митчеллом целовались, начал казаться чем-то похожим на сон, эфемерным, словно из другой жизни.

Наконец над заливом, со стороны Бостона, пробираясь через небольшие ватные облака, в небе над Кейп-Кодом показался десятиместный рейсовый самолетик, спускавшийся к полуострову. Стоя среди встречающих, Мадлен наблюдала, как машина села, пробежала по летному полю, как по обе стороны от ее вращающихся пропеллеров легла трава.

Сотрудники наземной службы подкатили металлический трап к передней двери самолета, дверь открылась изнутри, и оттуда начали выходить пассажиры.

Мадлен знала, что у ее сестры неприятности с мужем. Она понимала, что сегодня ее дело – помочь, проявить понимание. И все же, когда Филлида с Элвин вышли из самолета, Мадлен не удержалась от мысли: как хорошо было бы сейчас махать им на прощанье, а не в знак приветствия. Она надеялась, что всякие семейные визиты удастся отложить до тех пор, пока у Леонарда не пройдут побочные эффекты, что, как уверяли все врачи, должно было произойти уже скоро. Мадлен не то чтобы стыдилась Леонарда, но ей было жаль, что Филлида увидит его в его нынешнем состоянии. Леонард был не в себе. У Филлиды наверняка должно было сложиться неверное впечатление. Мадлен хотела, чтобы мать познакомилась с настоящим Леонардом, парнем, в которого она влюбилась, который вот-вот появится.

Кроме всего прочего, встреча с Элвин обещала быть неприятной. В те дни, когда старшая сестра прислала ей «Набор на все случаи жизни для незамужней девушки», когда Элвин еще не изменила духу шестидесятых, которые принесли с собою неотъемлемое право отвергать все, что не нравится, и потакать любым своим прихотям – например, бросить колледж после первого курса и разъезжать по стране со своим дружком Гриммом на его мотоцикле, пристроившись сзади, или завести на удивление милую белую крысу по имени Хендрикс, или пойти в ученики к свечных дел мастеру, который неукоснительно следовал древним кельтским методам, – тогда казалось, будто Элвин прокладывает себе и другим творческий путь, отвергая материальные ценности ради духовных. Но к тому времени, когда Мадлен достигла тогдашнего возраста Элвин, ей стало ясно, что иконоборческие настроения сестры и ее приверженность делу освобождения женщин были всего лишь данью моде. Элвин занималась тем, чем занималась, и провозглашала мнения, которые провозглашала, потому что так вели себя и говорили все ее друзья. Считалось, будто надо жалеть, что шестидесятые прошли без тебя, но Мадлен по этому поводу не переживала. Она полагала, что ей удалось избежать всякой ерунды в больших количествах, что ее поколение, унаследовав от того десятилетия много хорошего, при этом держало нужную дистанцию и это спасало их от реакции, неизбежно наступающей, если ты сегодня маоистка, а завтра – мамаша из захолустного Беверли, штат Массачусетс. Когда выяснилось, что Элвин не собирается всю жизнь путешествовать на мотоцикле, сидя позади Гримма, когда Гримм бросил ее на какой-то турбазе в Монтане, даже не попрощавшись, Элвин позвонила домой и попросила Филлиду прислать ей денег на авиабилет до Ньюарка, а спустя полтора дня переехала в свою прежнюю комнату в Приттибруке. Следующие два года (пока Мадлен заканчивала школу) она провела, подрабатывая в сфере обслуживания и посещая занятия по графическому дизайну в муниципальном колледже. За это время привлекательность Элвин в глазах сестры заметно поубавилась, если не исчезла вовсе. Элвин в очередной раз приспособилась к окружающей среде. Она тусовалась в «Аптекаре», местном пабе, с друзьями, которым тоже не удалось выбраться из Приттибрука, все они опять натянули потрепанные старомодные одежды, какие носили в старших классах: вельветовые штаны, свитера, мокасины «Л.-Л. Бин». Однажды вечером она познакомилась в «Аптекаре» с Блейком Хиггинсом, парнем относительно приятной внешности, средней глупости, который закончил Бэбсон, а теперь жил в Бостоне, и скоро Элвин начала ездить к нему, одеваться так, как нравилось Блейку, или семейству Блейка, более замысловато, более дорого, в блузки или платья от Гуччи или Оскара де ла Ренты, готовясь стать женой. Элвин была замужем уже четыре года – последнее из ее перевоплощений, – и теперь эта попытка сформироваться в цельное «я» тоже, судя по всему, трещала по швам, поэтому Мадлен призвали на помощь как более собранную натуру, способную оказать поддержку.

Она смотрела, как мать с сестрой спускаются по трапу, как Филлида держится за поручень, как у Элвин полощется на ветру грива волос в стиле Дженис Джоплин – единственное, что осталось у нее от времен, когда она изображала из себя хиппи. Когда они подходили по асфальтовому полю, Филлида весело прокричала:

– Мы из Шведской академии! Приехали на встречу с Дианой Макгрегор.

– Правда, поразительно, что ей дали премию? – сказала Мадлен.

– Наверное, тут интересно было.

Когда они обнялись, Филлида сказала:

– Мы на днях обедали со Снайдерами. Профессор Снайдер раньше преподавал в Бакстере биологию, теперь вышел на пенсию. Я попросила его разъяснить мне, в чем суть работы доктора Макгрегор. Так что я в курсе всего! «Прыгающие гены». Очень хочется поговорить обо всем этом с Леонардом.

– У него сегодня довольно много дел. – Мадлен постаралась, чтобы это прозвучало естественно. – Мы только вчера узнали, что вы приезжаете, а у него работа.

– Конечно, мы не хотим отнимать у него время. Поздороваемся быстренько, и все.

Элвин несла две небольшие сумки, по одной на каждом плече. Она поправилась, лицо ее казалось более веснушчатым, чем обычно. Позволив на мгновение обнять себя, она отстранилась.

– Что тебе мама рассказала? – спросила она. – Она тебе рассказала, что я ушла от Блейка?

– Сказала, что у вас какие-то проблемы.

– Нет. Я от него ушла. Хватит с меня. Больше я ему не жена.

– Не надо драматизировать, милая, – сказала Филлида.

– Я не драматизирую, мам. – Элвин сердито посмотрела на Филлиду, но, видимо боясь схлестываться с ней в открытую, отвернулась, чтобы сообщить свои соображения Мадлен. – Блейк всю неделю на работе. А в выходные играет в гольф. Он как какой-нибудь папаша из пятидесятых. Причем за ребенком у нас практически некому смотреть. Я хотела взять постоянную няню, а Блейк говорит, он не хочет, чтобы в доме кто-то все время жил. Тогда я ему говорю: «Тебя же дома никогда не бывает! Вот и попробуй сам с утра до вечера ухаживать за Ричардом. А я ухожу». – Элвин скривилась. – Теперь проблема в том, что у меня сиськи вот-вот лопнут.

Не скрываясь, на глазах у всех окружающих она обеими руками ухватилась за свои набухшие груди.

– Элли, прошу тебя, – сказала Филлида.

– Что – прошу тебя? Ты мне не разрешила сцедить молоко в самолете. Что ж ты хочешь?

– Там же нельзя было толком уединиться. И летели мы совсем недолго.

– Мама волновалась, как бы мужчины в ряду перед нами не кончили в экстазе, – пояснила Элвин.

– Когда тебе непременно надо было кормить Ричарда прилюдно, это уже было неприлично. Но пользоваться этой штуковиной…

– Мам, это молокоотсос. Все ими пользуются. Ты не пользовалась, потому что ваше поколение решило всех детей перевести на смеси.

– Вы обе как будто выросли, и ничего.

Когда Элвин забеременела, чуть больше года назад, Филлида пришла в радостное возбуждение. Она поехала в Беверли помогать делать ремонт в детской. Они с Элвин вместе ходили покупать детскую одежду, Филлида перевезла из Приттибрука старую кроватку, в которой когда-то спали Элвин и Мадди. Эта солидарность матери с дочерью продолжалась до родов. Как только Ричард появился на свет, Элвин внезапно превратилась в эксперта по уходу за младенцами и стала во всем возражать матери. Когда однажды Филлида принесла домой пустышку, Элвин повела себя так, будто та предложила накормить ребенка толченым стеклом. Детские салфетки, которые покупала Филлида, она называла «токсичными». А когда Филлида сказала, что кормление грудью – «новомодное занятие», Элвин прямо-таки вцепилась матери в горло. Филлида никак не могла понять, почему Элвин непременно надо было кормить Ричарда грудью столько времени. Когда она была молодой матерью, единственной из ее знакомых, кому обязательно требовалось кормить своих детей грудью, была Катя Фридлифсдоттир, их соседка из Исландии. По мнению Филлиды, все связанное с рождением ребенка невероятно усложнилось. Зачем Элвин понадобилось читать столько книжек о воспитании младенца? Зачем ей понадобился «тренер» по кормлению грудью? Если кормление грудью так уж «естественно», как всегда утверждала Элвин, почему тут необходим «тренер»? Может, тогда еще и тренера по дыханию завести или по сну?

– Это, наверное, твой подарок к диплому, – сказала Филлида, когда они подошли к машине.

– Он самый. Мне очень нравится. Спасибо огромное, мам.

Элвин влезла на заднее сиденье со своими сумками.

– Мне вы с папой никаких машин не дарили, – заметила она.

– Ты никакого диплома не защитила, – ответила Филлида. – Зато мы помогли тебе внести задаток за дом.

Мадлен завела мотор, а Филлида продолжала:

– Жаль, что мне не удается уговорить отца купить новую машину. Он так и ездит на этом своем ужасном «тандерберде». Представляешь? Я тут читала в газете об одном художнике, который велел себя в своей машине похоронить. Сохранила вырезку специально для Олтона.

– Наверное, папе такая идея понравилась, – сказала Мадлен.

– Нет, не понравилась. Он стал очень мрачно относиться к разговорам о смерти. С тех пор как ему исполнилось шестьдесят. Делает в подвале всякие гимнастические упражнения.

Элвин расстегнула молнию на одной из сумок и, вытащив оттуда отсос и пустую бутылочку, начала расстегивать рубашку.

– Далеко до тебя? – спросила она Мадлен.

– Минут пять.

Филлида бросила взгляд назад, посмотреть, что делает Элвин.

– Мадлен, подними верх, пожалуйста, – попросила она.

– Не волнуйся, мам, – сказала Элвин. – Это же город на букву «П». Тут кругом одни голубые. Кому это интересно?

Подчиняясь приказу, Мадлен подняла верх. Когда крыша дошла до конца и щелкнула, она выехала с парковки аэропорта на Рейс-пойнт-роуд. Дорога шла через закрытые от ветра дюны, белые на фоне голубого неба. За следующим поворотом возникли несколько отдельно стоящих современных домов, с открытыми верандами и раздвигающимися дверьми, а потом потянулись живые изгороди Провинстауна.

– Раз уж тебе так невмоготу, Элли, – сказала Филлида, – может, сейчас самое время отлучить Ричарда Львиное Сердце от груди.

– Считается, что ребенку требуется как минимум шесть месяцев на то, чтобы полностью выработались антитела, – ответила Элвин, продолжая сцеживать.

– Интересно, это научно доказано?

– Во всех трудах говорится, что как минимум шесть месяцев. Я собираюсь год кормить.

– Что ж, – Филлида украдкой взглянула на Мадлен, – тогда тебе лучше вернуться домой к ребенку.

– Не хочу больше об этом говорить.

– Ладно. Давайте поговорим о чем-нибудь еще. Мадлен, как тебе тут живется?

– Замечательно. Только иногда чувствую себя глупой. Тут все набрали восемьсот баллов по математике в школе. Зато тут очень красиво, еда классная.

– А Леонарду тут нравится?

– Нравится, – соврала Мадлен.

– А у тебя достаточно занятий?

– У меня? Да куча. Переписываю диплом, хочу представить в «Джейнеит-ревью».

– Так тебя напечатают? Прекрасно! Как мне подписаться?

– Статью еще не приняли, – сказала Мадлен, – но редактор хочет посмотреть, так что, надеюсь, возьмут.

– Если хочешь делать карьеру, – встряла Элвин, – мой тебе совет: не выходи замуж. Ты думаешь, все теперь изменилось, мы достигли какого-то равноправия полов, мужчины другие, но я тебе скажу одну вещь: это не так. Они такие же подлецы и эгоисты, каким был папа. И есть.

– Элли, мне не нравится, когда ты так говоришь об отце.

– Jawohl.[23] – И Элвин замолчала.

Старинная деревушка – привыкшие к непогоде дома, песчаные дворики, лезущие повсюду кусты роз – постепенно пустела с тех пор, как прошел День труда, толпы отпускников на Коммершл-стрит поредели, осталось лишь местное население и те, кто обосновался тут на весь год. Когда они проезжали мимо памятника первопоселенцам, Мадлен остановилась, не выключая мотора, чтобы дать Филлиде с Элвин посмотреть. Из туристов тут околачивалось лишь одно семейство из четырех человек – они стояли, задрав головы, и глядели на каменную колонну.

– А залезть на нее нельзя? – спросил один из детей.

– Только смотреть можно, – ответила мать.

Мадлен поехала дальше. Скоро они добрались до другого конца города.

– А Норман Мейлер не тут живет? – поинтересовалась Филлида.

– У него дом на воде, – ответила Мадлен.

– Мы с отцом однажды с ним встречались. Он был такой пьяный.

Еще через несколько минут Мадлен свернула в ворота Пилгрим-Лейкской лаборатории и поехала вниз по длинной дорожке, ведущей на парковку у столовой. Они с Филлидой вышли из машины, а Элвин осталась сидеть со своим молокоотсосом.

– Дайте я хоть эту сторону закончу, – сказала она. – Другой потом займусь.

Они ждали на ярком осеннем солнце. Стоял полдень, середина недели. Вокруг не было ни души, если не считать парня в бейсболке, который привез на кухню морепродукты. Неподалеку был припаркован классический «ягуар» доктора Малкила.

Закончив, Элвин принялась закручивать крышку на детской бутылочке. Ее материнское молоко с виду было каким-то странным, зеленоватым. Расстегнув другую сумку, которая оказалась портативным холодильником, она положила туда бутылочку и вышла из машины.

Мадлен устроила матери и сестре краткую экскурсию по территории. Она показала им Ричарда Серру, берег и столовую, а потом повела их по дощатому тротуару назад к своему зданию.

Когда они проходили мимо генетической лаборатории, Мадлен сказала:

– Вот здесь Леонард работает.

– Давайте зайдем поздороваемся, – предложила Филлида.

– Мне надо сперва в квартиру к Мадди, – сказала Элвин.

– Это не к спеху. Раз уж мы здесь.

Мадлен подумала: может, Филлида пытается таким образом наказать Элвин, заставить ее страдать за свои грехи. Поскольку Мадлен так или иначе не хотела задерживаться в лаборатории надолго, это ее вполне устраивало, и она провела их внутрь. Правда, дорогу отыскала не сразу. Она была в лаборатории всего несколько раз, а все коридоры казались с виду одинаковыми. Наконец она увидела рукописную табличку, на которой значилось «Лаборатория Килимника».

Лаборатория представляла собой ярко освещенное пространство, где царил организованный беспорядок. На полках и в углах штабелями стояли картонные коробки. Пробирки с мензурками заполняли стенные шкафы, выстроились рядами на лабораторных столах. У раковины поблизости кто-то оставил брызгалку с дезинфектантом, а также коробочку с какими-то салфетками.

Викрам Джейтли, одетый в толстый свитер, как у Билла Косби, сидел за своим столом. Он поднял глаза – вдруг это Килимник, но тут же расслабился, увидев Мадлен. Она спросила, где Леонард.

– Он в тридцатиградусном, – ответил Викрам, показывая на другой конец лаборатории. – Заходите, не бойтесь.

Рядом с дверью стоял холодильник с висячим замком. Мадлен всмотрелась в окошко и увидела Леонарда, стоявшего перед каким-то вибрирующим прибором к ним спиной. На нем была бандана, шорты и футболка – не совсем то, на что она надеялась. Но времени на переодевание уже не было, так что она открыла дверь, и они вошли.

Викрам имел в виду – по Цельсию. В помещении было тепло. Пахло тут как в булочной.

– Привет, – сказала Мадлен, – вот и мы.

Леонард обернулся. Он был небрит, лицо его ничего не выражало. Прибор за его спиной издавал дребезжащий звук.

– Леонард! – сказала Филлида. – Очень рада наконец-то с вами познакомиться.

Это вывело Леонарда из ступора.

– А, привет. – С этими словами он подошел и протянул руку.

Филлида на секунду опешила, но руку пожала и добавила:

– Надеюсь, мы вас не отрываем от дела.

– Нет, я тут всякими мелочами занимаюсь. Прошу прощения, что здесь такой запах. Некоторым не нравится.

– Чего не сделаешь во имя науки, – ответила Филлида и познакомила его с Элвин.

Если Филлиду и удивила внешность Леонарда, она не подала виду. Она сразу же заговорила о прыгающих генах доктора Макгрегор, пересказывая все, что узнала из беседы за тем обедом. Потом она попросила Леонарда объяснить, чем занимается он.

– В общем, – сказал Леонард, – мы работаем с дрожжами, а тут мы их как раз выращиваем. Вот это приспособление называется вибрационный стенд. Сюда мы кладем дрожжи для аэрации. – Он открыл крышку и вынул колбу, наполненную желтой жидкостью. – Давайте я вам покажу.

Он провел их в основное помещение и поставил колбу на стол.

– Эксперимент, который мы сейчас проводим, связан со спариванием дрожжей.

Филлида приподняла брови:

– Не знала, что дрожжи такие интересные. О подробностях и спрашивать боюсь.

Леонард начал рассказывать о том, какими исследованиями он занимается, и Мадлен расслабилась. Это было как раз то, что нравилось Филлиде: получать информацию от эксперта в данной области – в любой области.

Леонард вытащил из ящика стеклянную палочку и сунул ее во фляжку:

– Сейчас я этой пипеткой капну немного дрожжей на пластинку, чтобы можно было взглянуть.

– Господи, пипетка! – воскликнула Элвин. – Я этого слова со школы не слышала.

– Существует две разновидности дрожжевых клеток: гаплоидные и диплоидные. Из них только гаплоидные клетки способны спариваться. Они бывают двух типов: клетки «а» и клетки «альфа». При спаривании клетки «а» стремятся соединиться с клетками «альфа», а клетки «альфа» – с клетками «а». – Он положил пластинку под микроскоп. – Вот, посмотрите.

Филлида шагнула вперед и склонила лицо к окуляру.

– Ничего не вижу, – сказала она.

– Вот здесь надо на резкость навести. – Когда Леонард поднял руку, чтобы показать, она слегка задрожала, и он ухватился за край стола.

– А, вот они, – сказала Филлида, самостоятельно настроив микроскоп на резкость.

– Видите? Это дрожжевые клетки. Если присмотреться, увидите, что некоторые больше других.

– Да!

– Большие – это диплоидные клетки. Гаплоидные поменьше. Смотрите внимательно на те, что поменьше, гаплоидные. Некоторые должны удлиняться. Так они ведут себя перед спариванием.

– Вижу, у одной с одного конца такая… выпуклость.

– Это называется шму. Это гаплоид так готовится к спариванию.

– Шму? – не поняла Элвин.

– Это из «Малыша Эбнера», – пояснил Леонард. – Комиксы такие были.

– По-вашему, я такая старая? – спросила Элвин.

– А я помню «Малыша Эбнера». – Филлида по-прежнему не отрывалась от микроскопа. – Такой деревенский простачок был. Насколько я помню, ничего особенно смешного там не было.

– Расскажи им про феромоны, – попросила Мадлен.

Леонард кивнул:

– Дрожжевые клетки выделяют феромоны, это что-то вроде химической парфюмерии. Клетки «а» выделяют феромон «а», а клетки «альфа» – феромон «альфа». Таким образом они привлекают друг дружку.

Филлида провела у микроскопа еще минуту, кратко докладывая о том, что видит. Наконец она подняла голову:

– Да, теперь я никогда не смогу смотреть на дрожжи прежними глазами. Элвин, хочешь взглянуть?

– Нет, спасибо. Со спариванием я покончила, – кисло ответила Элвин.

Пропустив это мимо ушей, Филлида сказала:

– Леонард, про гаплоиды и диплоиды я все поняла. Но расскажите мне, что вы пытаетесь о них узнать.

– Мы пытаемся выяснить, почему клетки, произведенные в результате данного деления, способны в своем развитии обладать различными клеточными судьбами.

– О господи. Наверно, зря я спросила.

– Это не так уж сложно. Помните, я говорил, что есть два типа гаплоидных клеток, тип «а» и тип «альфа»?

– Да.

– Ну вот, у каждого из этих гаплоидов тоже имеется два типа. Мы их называем материнскими клетками и дочерними. Материнские клетки способны размножаться почкованием и создавать новые клетки. Дочерние – нет. Материнские клетки еще и способны менять пол – из «а» превращаться в «альфа», – для того чтобы спариваться. Мы пытаемся выяснить, почему материнские клетки на это способны, а их дети – нет.

– Я знаю почему, – сказала Филлида. – Потому что маме всегда можно доверять.

– Эту асимметрию можно объяснить миллионом возможных причин, – продолжал Леонард. – Мы исследуем одну из возможностей, которая связана с геном НО.[24] Это сложная штука, но если вкратце, то мы делаем вот что: вырезаем ген HO и вставляем его задом наперед, чтобы он считывался с другой цепочки ДНК в другом направлении. Если это влияет на способность дочерней клетки к смене пола, значит, за асимметрию отвечает именно ген НО.

– Этого мне, боюсь, не понять.

Мадлен впервые слышала, как Леонард подробно рассказывает о своей работе. До сих пор он только и делал, что жаловался. Ему не нравился Боб Килимник, который относился к нему как к нанятому ассистенту. Он говорил, что сама по себе работа в лаборатории интересна не более, чем вычесывание вшей из головы. Но сейчас казалось, что Леонард искренне интересуется своими занятиями. Пока он говорил, лицо его оживилось. Мадлен была так счастлива увидеть его вернувшимся к жизни, что, забыв о его лишнем весе, о бандане на голове, о стоящей тут же матери, стала слушать его объяснения.

– Мы изучаем дрожжевые клетки по той причине, что они в основе своей похожи на человеческие клетки, только гораздо проще. Гаплоиды похожи на гаметы, клетки, которые у нас участвуют в половом размножении. Надежда такая: все, что мы поймем про дрожжевые клетки, может оказаться применимым к человеческим. Так, если мы поймем, как и почему они размножаются почкованием, то, возможно, узнаем и кое-что о способах этот процесс остановить. Есть некие доказательства того, что почкование дрожжей аналогично почкованию раковых клеток.

– Значит, вы пытаетесь излечить рак? – В голосе Филлиды послышалось возбуждение.

– В этом эксперименте – нет, – сказал Леонард. – Я вообще говорил. Сейчас мы тестируем одну гипотезу. Если Боб прав, то последствия будут огромные. Если нет, по крайней мере, одну возможность мы исключим. И сможем двигаться дальше. – Он понизил голос. – По моему мнению, автор гипотезы, которую мы тестируем, так сказать, витает в облаках. Но мое мнение никто не спрашивал.

– Когда вы поняли, что хотите быть ученым, Леонард? – спросила Филлида.

– В старших классах. Это все мой замечательный учитель по биологии.

– У вас в роду было много ученых?

– Вовсе нет.

– А чем ваши родители занимаются?

– У отца когда-то был антикварный магазин.

– Правда? Где?

– В Портленде. Штат Орегон.

– А ваши родители до сих пор там живут?

– Мама – да. Отец теперь в Европе живет. Они развелись.

– О, понимаю.

Тут Мадлен сказала:

– Мам, нам пора.

– Что?

– Леонарду надо вернуться к работе.

– О, конечно. Ну что ж. Очень рада была с вами познакомиться. Извините, что у нас сегодня так мало времени. Ни с того ни с сего пришло в голову: почему бы не прилететь?

– Приезжайте в следующий раз на подольше.

– С огромным удовольствием. Может быть, смогу приехать в гости с отцом Мадлен.

– Это было бы замечательно. Простите, что я сегодня так занят.

– Не стоит извиняться. Наука идет вперед огромными шагами!

– Скорее ползет, – сказал Леонард.

Как только они вышли, Элвин потребовала, чтобы Мадлен отвела ее к себе домой.

– У меня сейчас все платье спереди промокнет.

– Так бывает? – вздрогнула Мадлен.

– Да. Ходишь как корова.

Мадлен засмеялась. Встреча была позади, и она испытывала такое облегчение, что почти ничего не имела против экстренных семейных ситуаций. Она повела Элвин с Филлидой через парковку к своему дому. Элвин начала расстегивать блузку, еще не дойдя до двери. Оказавшись в квартире, она плюхнулась на диван и снова вытащила из сумки молокоотсос. Расстегнула с левой стороны свой лифчик для кормящих и присоединила присоску к груди.

– Потолки очень низкие, – сказала Филлида, упорно отводя глаза.

– Знаю, – ответила Мадлен. – Леонарду нагибаться приходится.

– Зато вид прекрасный.

– О господи, – вздохнула от удовольствия Элвин. – Какое облегчение. Говорят, у некоторых женщин от кормления грудью оргазм бывает.

– Вид на океан просто изумительный.

– Видишь, мам, чего ты лишилась, отказавшись от грудного вскармливания?

Закрыв глаза, Филлида сказала властным тоном:

– Можно тебя попросить заняться этим в другом месте?

– Здесь все свои.

– Ты сидишь перед большим окном на улицу. Любому прохожему все сразу видно.

– О’кей. Господи. Пойду в ванную. Все равно мне пописать надо.

Она поднялась, держа отсос и быстро наполняющуюся бутылочку, и отправилась в ванную. Дверь она закрыла.

Филлида расправила юбку своего костюма и села. Подняла глаза на Мадлен со снисходительной улыбкой:

– В браке всегда начинаются неполадки, когда появляется ребенок. Это прекрасное событие. Но взаимоотношения осложняются. Поэтому так важно найти правильного человека, с которым будешь заводить семью.

Мадлен твердо настроилась не обращать внимания на всякие подтексты. Она решила целиком сосредоточиться на тексте.

– Блейк очень хороший, – сказала она.

– Замечательный, – согласилась Филлида. – И Элли замечательная. А Ричард Львиное Сердце – прелесть! Но ситуация дома ужасная.

– Это вы про меня там? – крикнула из ванной Элли. – Хватит про меня говорить.

– Когда закончишь там свои дела, – крикнула в ответ Филлида, – нам всем вместе надо поговорить!

Раздался шум спускаемой воды. Спустя несколько секунд из ванной появилась Элвин, продолжая отсасывать молоко.

– Говорите что хотите – мне все равно, я обратно не вернусь.

– Элли, – сказала Филлида самым сочувственным тоном, на какой была способна, – я понимаю, что у тебя семейные трудности. Могу себе представить, что Блейк, как и все представители мужского пола, порой допускает некоторые промахи в том, что касается ухода за детьми. Но уйдя из дому, ты наказываешь прежде всего не его, а…

– Некоторые промахи!

–…Ричарда!

– Иначе Блейка не убедить в том, что я это серьезно.

– Но бросить своего ребенка!

– С его отцом. Я оставила своего ребенка с его отцом.

– Но в таком возрасте ему нужна мать.

– Ты просто волнуешься, что Блейк не способен за ним ухаживать. А я как раз о том же.

– Блейку надо на работу, – сказала Филлида. – Не может же он дома сидеть.

– Ну теперь ему придется посидеть.

Выйдя из себя, Филлида снова поднялась и подошла к окну:

– Мадлен, поговори с сестрой.

Мадлен как младшей прежде не доводилось быть в такой ситуации. Ей не хотелось унижать Элвин. И все-таки было нечто пьянящее в том, что ее попросили высказать свое суждение.

Отсоединив присоску, Элвин промакивала сосок туалетной бумагой и при этом опустила голову, отчего у нее появился двойной подбородок.

– Расскажи мне, что у вас там происходит, – мягко попросила Мадлен.

Элвин взглянула на нее с обидой в глазах, свободной рукой смахнув с лица свою львиную гриву.

– Я теперь уже не я! – воскликнула она. – Я мамочка. Это Блейк меня мамочкой называет. Сначала это происходило, только когда я держала Ричарда на руках, но теперь, даже если мы остаемся одни, он все равно так говорит. Прямо как будто если я мать, то это сразу значит, что я – его мать. Просто дурь какая-то. До свадьбы мы обычно все обязанности разделяли. Но как только родился ребенок, Блейк стал вести себя так, будто все должна делать я: и стирать, и за продуктами ходить – это нормально. А он только работает, причем все время, и все. Постоянно насчет денег дергается. По дому ничего не делает. То есть вообще ничего. Включая секс со мной. – Она бросила взгляд на Филлиду. – Извини, мам, но Мадлен спросила, как у нас дела. – Снова переведя глаза на Мадлен, она добавила: – Вот как у нас дела. Никак.

Мадлен сочувственно слушала сестру. Она понимала, что жалобы Элвин по поводу ее брака были жалобами по поводу брака и мужчин вообще. Но, как всякий влюбленный, Мадлен считала, что ее собственный роман не похож на все остальные и типичные проблемы ему не угрожают. Поэтому после рассказа Элвин она прежде всего ощутила в глубине души чувство острого счастья.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных