Судьба царской семьи была решена отнюдь не в 1918 году 24 страница

Откровеннее не скажешь…

У банкиров отработаны свои приемы. В Нью-Йорке открылось московское представительство под вывеской «Советское бюро». Требовалась такая же контора и в Москве. Называть её «Американское бюро» совершенно не годилось. Для переговоров в Кремле прибыли специалисты из «Гаранти траст».

Собственно переговорами такие встречи называть нельзя. Гости из-за океана вели себя в Москве, словно в покорном бандустане. Троцкий, срочно переключившийся на военные проблемы, оставил на Кузнецком мосту, в наркомате иностранных дел, хорошо сколоченный коллектив — «Пресс-бюро наркома». В его состав входили Карл Радек, Борис Рейнштейн, Луиза Брайант, Альберт Рис Вильямс и Жак Садулъ. Позднее к ним прибавится ещё и Робер Майнор, известный американский художник-карикатурист. В полном контакте с этой иностранной публикой станут работать Джон Рид и Александр Гомберг-Грузенберг. На них будут возложены обязанности курьеров. В дипломатическом багаже они перевезут к себе в Америку многие центнеры разнообразных русских сокровищ.

Гости из «Гаранти траст», приехавшие в Россию, считались специалистами по финансам. Они получили подробные инструкции Гарримана. Кроме того у них на руках имелось конфиденциальное письмо, отправленное прошлой осенью У. Томпсоном британскому премьеру Ллойд Джорджу.

«В России необходимо создать мощный неофициальный комитет со штаб-квартирой в Петрограде для действий, так сказать, на заднем плане. Комитет должен иметь такой состав, чтобы сделать возможным наделение его широкими и разнообразными полномочиями. Характер их станет очевидным в процессе выполнения задач».

Речь шла, таким образом, о создании руководящего центра на месте событий, в России. И такой центр (штаб-квартира) был немедленно организован. Учреждение было названо скромно — так, как посоветовал опытный мистер Гарриман: «Роскомбанк».

На языке финансистов «Роскомбанк» займётся тем, чтобы «возродить валютное обращение в России». На самом же деле речь шла о выкачивании ресурсов завоёванной страны и о том, чтобы по этому процессу не возникало никаких помех.

Главный агент Запада, Лев Троцкий, снисходил до личного вмешательства в махинации «Роскомбанка», властно улаживая любые «недоразумения» финансистов с советскими властями.

Авторитет Троцкого в ту пору был непререкаем, он считался (и почитался!) создателем Красной Армии и организатором всех её побед на фронтах гражданской войны. Карл Радек, входивший в «Пресс-бюро при наркоме иностранных дел», выпустил книгу, восторженно воспев военные таланты своего кумира.

* * *

Николай Иванович Ежов сам был солдатом и о военных делах судил не понаслышке. Он ворошил сохранившиеся документы и всё больше убеждался в том, что военная слава Троцкого — очередной миф о непревзойдённых дарованиях этого политического проходимца.

Заняв в республике Советов высший военный пост, Троцкий продолжил ту же разрушительную политику, что и в наркомате иностранных дел. Международными делами он занимался всего четыре месяца, однако и за этот короткий срок сумел «подарить» немцам Украину, Крым и Дон.

Следующий шаг на военном поприще Троцкий сделал, приступив к организации личного поезда (по примеру Николая II). В первоначальном виде эта крепость на колёсах состояла из 12 вагонов. Обслуживали поезд 232 военнослужащих, в основном, латыши. Для них были сшиты специальные костюмы из чёрной кожи, на рукавах они носили металлические эмблемы, изготовленные на Монетном дворе. Помимо охраны в поезде имелась многочисленная обслуга: врачи, шофера, связисты и большое количество стенографисток (подбор девушек поражал контрастностью: яркие блондинки и брюнетки. Таков был вкус диктатора).

30 хорошо подобранных музыкантов составляли личный оркестр председателя РВС.

При персоне военного «министра» постоянно состояли два комиссара: П. Смидович и С. Гусев-Драбкин (предок нынешнего главного редактора «Московского комсомольца»).

При поезде имелись ревтрибунал и расстрельная команда (тоже из латышей).

Экипаж поезда получал гигантскую зарплату, в четыре раза больше обыкновенной.

Походный гараж диктатора насчитывал 10 автомобилей хороших заграничных марок. Впоследствии поезд пополнился ещё и двумя самолётами.

Прежде чем отправиться в первую поездку, Троцкий сформировал свой Полевой штаб. Он разместил его в Серпухове. Этот подмосковный городок стал подлинной вотчиной Эфроима Склянского, заместителя Троцкого. Бывший ротный фельдшер, Склянский во всём копировал своего начальника. Он носил такое же пенсне, отпустил бородку и щеголял в начищенных сапогах с необыкновенно высокими каблуками. На его столе, заваленном сводками с фронтов, постоянно стояло небольшое зеркальце. Отчаянный щеголь, он любил полюбоваться самим собой.

Постоянно пребывая в Серпухове, Склянский сносился от имени Троцкого со всеми важными московскими учреждениями, а также оформлял в виде приказов Полевого штаба указания своего патрона.

В своей «боевой» деятельности Троцкий намеревался применять не только кнут, но и пряник. Поэтому в кладовых поезда имелось громадное количество изделий из золота: часы, перстни, цепочки с кулонами. Кроме того был сделан запас хороших шоколадных конфет: более 180 пудов.

Тронувшись с Казанского вокзала, личный поезд председателя Реввоенсовета по «зелёной улице» примчался на Восточный фронт и остановился на правом берегу Волги, в г. Свияжске. Напротив, на левом берегу, лежала Казань, недавно занятая белогвардейцами. Падение Казани и заставило Троцкого уехать из Москвы.

Сначала вдоль перрона с мягким стуком проползла громадина бронепоезда. Не останавливаясь, он вышел за семафор и, сбавляя ход, дал продолжительный гудок. Показался поезд Троцкого. Замелькали старорежимные нарядные вагоны с занавесками на окнах. Оркестр торжественно заиграл «Интернационал».

В шинели до пят, в зелёной фуражке, надвинутой на самые глаза, Троцкий спустился на перрон. Его встречало вё местное начальство. Военные застыли с руками под козырёк. Не обратив на них внимания, Троцкий медленно направился к пыхтевшему паровозу. Там он энергично пожал руку машинисту: «Революционное спасибо, товарищ!» После этого грозно глянул сквозь пенсне на встречавших и, мотнув головой, пригласил всех в штабной вагон. Приказ его был страшен. В 4-м Латышском полку были расстреляны все члены полкового комитета. В Петроградском пролетарском полку Троцкий, начитавшись Цезаря, применил децимацию — расстрелял каждого десятого красноармейца. Особенно жестокая кара постигла полки из мобилизованных казанских татар: из пулемётов там расстреливали всех подряд.

Никчемный руководитель, не умеющий даже читать обыкновенной штабной карты, Троцкий признавал единственное средство военного руководства — страх.

Лариса Рейснер, журналистка, его тогдашняя любовница, приехавшая с ним под Казань, с упоением писала: «Мы убивали их, как собак!»

Массовые расстрелы породили панику и ужас. Местное командование оцепенело. Красная Армия теряла маневренность, дерзость, инициативу. Наездов Троцкого стали бояться сильнее, нежели наступления белогвардейских генералов.

Руководящее присутствие председателя Реввоенсовета в Свияжске завершилось торжественным открытием памятника Иуде Искариоту. Митинг начал председатель местного Совета, долговязый рыжий еврей с жиденькой бородкой. Отчаянно картавя, он произнёс речь о Каине и Люцифере, об их страданиях от человеческой несправедливости. Иисуса Христа он назвал «падалью, зарытой в куче нечистот». Иуда первым обличил его и отдал в руки правосудия. За этот свой поступок он в течение 20 веков преследовался и презирался человечеством. Ныне наступило время справедливости. Предтеча мировой революции, Иуда Искариот сбрасывает гнёт презрения и ненависти и становится настоящим маяком на дороге к светлому будущему.

Комиссар бронепоезда Долли, шансонетка из Ревеля, разрезала ленту. Упало покрывало и глазам собравшихся открылась угловатая фигура совершенно нагого человека, изваянного из буро-красного гипса. Человек мучительно тянулся к небу и разрывал на шее затянутую верёвочную петлю.

Оркестр грянул марш, и мимо изваяния, чеканя шаг, прошли два полка.

Жестокость, беспощадность стали основой «полководческой стратегии» Троцкого. Фронтовые командиры бледнели при одном слухе о налёте поезда председателя Реввоенсовета.

Особенное возмущение бойцов вызывали скорые и безжалостные расправы особых отделов. Если попал туда — пиши пропало! Повальные расстрелы объяснялись борьбой за дисциплину.

Троцкий, словно доказывая свою иноземность, с особенным старанием формировал полки интернационалистов. Состояли они из австрийцев, мадьяр, китайцев, латышей и калмыков. Эти части были незаменимы при карательных экспедициях и ничего не стоили в боях. Иноземный сброд стремился только грабить и убивать, но никак не умирать на чужой земле, за чужое счастье.

* * *

Николай Иванович Ежов с головой окунулся в грозовую атмосферу 1918 года, когда советская республика изнемогала не только от интервентов, но и от расстрельной деятельности Троцкого. Изучая фронтовые сводки, он впервые соприкоснулся с доказательствами непримиримой вражды Сталина и Троцкого. Получив партийное поручение наладить хлебное снабжение республики, Иосиф Виссарионович превратился ещё и в руководителя героической обороны Царицына. К этому городу на Волге белые генералы стянули свои лучшие войска. Рабочие полки держались из последних сил. Троцкий из своего поезда слал бешеные распоряжения. Сталин их не принимал в расчёт. Коса нашла на камень. Бедному Ленину приходилось напрягать все свои способности, чтобы притушить эту пылающую злобу.

Отвечая на ленинские телеграммы, Иосиф Виссарионович уверял, что фронт под Царицыном держится не благодаря приказам Троцкого, авопреки таковым (к сожалению, и это Сталин знал, Троцкого всецело поддерживал такой всесильный человек, как Свердлов).

Сталин искренне возмущался тем, что фанфаронистый председатель РВС всячески третирует командиров, выдвинутых из солдатской массы. Эти люди вызывали у него брезгливость своим простонародным видом, отсутствием белья и отвратительной привычкой сморкаться, приставив палец к носу… Сталину ничего не оставалось, как защищать их всем своим авторитетом, всей своей властью. Будённый, Ворошилов, Щаденко, Кулик, Пархоменко, Кочубей, Жлоба, Ковтюх… Революция позволила проявить этим людям талант военачальников.

Стараниями Троцкого Красная Армия продолжала раскалываться надвое.

В Полевом штабе республики, в Серпухове, появилась новая должность — Главнокомандующий. На этот пост Троцкий назначил царского полковника И. Вацетиса, латыша, плохо говорившего по-русски и откровенно презиравшего русского солдата. Своим первым приказом по войскам Вацетис снял с Восточного фронта латышский полк и перебросил его в Серпухов, на охрану Полевого штаба (этого потребовал Склянский, опасаясь за свою безопасность). Итогом этой срочной передислокации явился очередной успех Колчака, взявшего Симбирск, родной город Ленина.

Командующий Восточным фронтом С. С. Каменев, также полковник царской армии, возмущённо телеграфировал в Москву, что лихорадочные распоряжения Реввоенсовета и Полевого штаба направлены, скорей всего, не на разгром Колчака, а на его спасение. Иначе, чем объяснить приказ Главкома остановить наступление 5-й армии на реке Белой и прекратить преследование бегущего противника? Каменев также доложил, что бригада Сапожкова, поднявшая мятеж против советской власти, на каком-то основании продолжает снабжаться из арсеналов и продовольственных баз Красной Армии.

За свою строптивость командующий Восточным фронтом был снят со своего поста и вызван в Москву. Дело запахло трибуналом. Вмешался однако Ленин и употребил всю свою власть, чтобы восстановить Каменева в прежней должности… Несколько месяцев спустя Вацетиса удалось спихнуть с поста Главкома. На его место был назначен Каменев.

* * *

Очередным ударом по авторитету Троцкого было решение перенести Полевой штаб из Серпухова в Москву. Затем был создан Совет Рабоче-Крестьянской Обороны. Его возглавил Ленин. Своим заместителем он назначил Сталина. Троцкий возмутился тем, что Реввоенсовет теперь обязан подчиняться не только Ленину, но и Сталину.

— Не забывайте, Лев Давидович, — сухо заметил ему вождь, — что интересы нашей армии близки не только вам одному.

— Что же, Красной Армией станут командовать через мою голову?

— Партия и Центральный Комитет имеют на это полное право!

К таким разговорам Троцкий не привык. В ответ он, ничего не объясняя, самоустранился от руководства Реввоенсоветом и с оскорблённым видом заперся в своём надежно укреплённом поезде.

Словно купчик в кураже, он предался безудержному разгулу. Стенографисткам и машинисткам выпали нелегкие дни. Их то и дело требовали «украсить компанию». Сам Троцкий переменял в течение дня нескольких утешительниц. Среди девичьего населения поезда удовлетворение похоти диктатора называлось «вызовами на допрос».

Неожиданный каприз председателя Реввоенсовета совпал с наступлением белых под Курском. Начинался рейд генерала Мамонтова по тылам Красной Армии. Конница Шкуро появилась под Чугуевым…

Фронтовые работники, занятые своим тяжким кровавым делом, ненавидели Троцкого. Его летучие наскоки порождали хаос и неразбериху, вносили дух уныния в войска. Там, где появлялся роскошный поезд председателя Реввоенсовета, начиналась череда бессудных и незаслуженных расстрелов. «Товарищ Маузер» был любимым инструментом этого нелепого выскочки с клочковатой бородёнкой и безумными глазами за стеклышками старомодного пенсне.

* * *

Валентин Трифонов, донской казак, старый революционер и опытный армейский работник, пытался докричаться до Москвы, посылая в Центральный Комитет партии отчаянные письма.

«На Юге творились и творятся величайшие безобразия и преступления, о которых нужно во всё горло кричать на площадях, но, к сожалению, пока я это сделать не могу. При нравах, которые здесь усвоены, мы никогда войны не кончим, а сами очень быстро скончаемся — от истощения. Южный фронт — это детище Троцкого и является плотью от плоти этого бездарнейшего организатора… Армию создавал не Троцкий, а мы, рядовые армейские работники. Там, где Троцкий пытался работать, там сейчас же начиналась величайшая путаница. Путанику не место в организме, который должен точно и отчётливо работать, а военное дело такой организм и есть».

Серго Орджоникидзе, зная Ленина давно и довольно близко, писал ему с фронта:

«Что-то невероятное, что-то граничащее с предательством… Где же эти порядки, дисциплина и регулярная армия Троцкого? Как же он допустил дело до такого развала? Это прямо непостижимо!»

Красная Армия создавалась и сражалась, изнемогая от борьбы не только с белогвардейцами, но и с собственным наполеончиком в пенсне.

ГОРЕЧЬ ПОРАЖЕНИЯ

Рядом с океаном не роют колодца.

Восточная мудрость

Ленину исполнилось 50 лет.

Неизбежная суета вокруг юбилейной даты раздражала председателя Совнаркома. Он считал дурным тоном выносить на широкую публику сугубо интимные события. К тому же и дела в республике не располагали к празднествам. В конце концов его уговорили появиться в назначенный час в тёмно-вишневом зале Московского горкома партии в Леонтьевском переулке. Он пообещал, но с неохотой.

Заседание состоялось 23 апреля, с опозданием. Приглашённых было немного. Доклад сделал Каменев, вальяжный, благообразный, с размеренной профессорской речью. Луначарский, по обыкновению возбуждаясь от собственного красноречия, заметно оживил зал, заставил смеяться и смеялся сам, лоснясь крупным толстым носом… Ольминский со своим казённым задором партийного публициста составил выигрышный фон для следующего оратора — Максима Горького. Худой, сутулый, с выпирающими лопатками, Горький говорил взволнованно. Он искренне любил Ленина, хотя два года назад в своей газете «Новая жизнь» подвергал его жестокому разносу. Их примирило покушение на Ленина Каплан.

Искренность Горького была неподдельной. Иосиф Виссарионович внимательно смотрел, как старый больной писатель усаживается на своё место и возит смятым платком по неряшливым усам, пожелтевшим от никотина…

Внезапно в конце зала, в самых последних рядах, резко затрещали аплодисменты. Люди стали оборачиваться и вскакивать на ноги. По проходу своей характерной пробежкой двигался Ленин — в наброшенном пальто, с голой головой. Жестом руки он утихомиривал всё пуще бушевавший зал. Поднялся на ноги президиум. Подхватив полы пальто, Ленин легко взбежал и быстрым рыскучим взглядом отыскал сталинские глаза. Иосиф Виссарионович понял, что имеется настоятельная необходимость поскорее встретиться. Юбилейная говорильня, таким образом, выглядела досадной потерей золотого времени. Видимо, пока они тут славословили, произошло что-то существенное, важное. Уж не Врангель ли зашевелился в своём Крыму? Этого ждали…

На коленях Сталина лежал вчерашний номер «Правды», посвящённый юбилею Ленина. На развороте, крупным «подвалом», помещена его, сталинская статья «Ленин, как организатор и вождь РКП».

Из голенища сапога Иосиф Виссарионович достал записную книжку, раскрыл и вдруг закусил зубами кончик карандаша. Постойте-ка, а не поляки ли зашевелились? Последняя разведывательная сводка сообщала, что в Варшаве появились и ведут с Пилсудским какие-то переговоры Петлюра и Савинков. Соединение таких персон — смесь достаточно гремучая!

Ленину пришлось выступить. Он поблагодарил за поздравления и стал говорить о дисциплине, об усложняющейся международной обстановке. Да, одолели и Деникина, и Колчака. Но Врангель! Но поляки! Война гражданская кончается и всё заметнее маячит война с соседней державой. А за спиною Польши, и это не секрет, стоит Европа… да и только ли Европа?

Снова обрушились аплодисменты. Люди ринулись к сцене, к Ленину. Внизу бурлило множество счастливых улыбающихся лиц. Сутулый и нескладный Горький, выбрался из-за стола и зачем-то нёс в руке стул. Ленин забрал у него этот стул и тут увидел поджидающего Сталина. Знакомым движением он тронул его за локоть и наклонился к уху:

— Едемте домой. Нам сейчас встретился самокатчик. Новости неважные…

Сталин угадал: неприятное известие, доставленное самокатчиком на трещавшей мотоциклетке, касалось Западного фронта. Две галицийские бригады внезапно взбунтовались, перебили командиров и комиссаров и перешли на сторону поляков. Стык между 12-й и 14-й армиями оказался оголённым.

В ленинском кабинете висела карта, огромная, чуть не во всю стену. Ленин, указывая место стыка, поднял руку, не достал и влез на табурет. Взглядом он пригласил и Сталина. Выбрав стул покрепче, Иосиф Виссарионович тоже влез. Неровная линия фронта на Украине была теперь перед глазами.

— Что Будённый? — поинтересовался Ленин.

О срочной переброске Первой Конной было решено ещё позавчера. Загвоздка была в том, как перевезти такую массу конницы. Расчёты показали, что железная дорога не управится. Оставался старый древний способ — своим ходом. Послезавтра дивизии Первой Конной трогаются в путь на Украину из Ростова. Будённый обещает по дороге основательно прочистить районы, заражённые бандитизмом: вырубить и разогнать всех батек и марусек, нагло терроризирующих близкие тылы намечающихся фронтов.

Владимир Ильич знал, что отношение к Сталину среди сформировавшихся за границей эмигрантов, откровенно говоря, неважное. Его не любили, им пренебрегали, ему пробовали грубить. Кое-кто делал попытку им даже помыкать. И тут же получал грубый оскорбительный отпор. Чувство собственного достоинства у кавказцев в самой крови. Нарвавшиеся на такой отпор возненавидели Сталина ещё больше, ставя ему в упрёк не только внешний вид и незнание иностранных языков, но и явную, по их мнению, примитивность ума и узость стремлений. Мнение, как считал Ленин, ошибочное в корне. Однажды, возражая, кажется, Свердлову, он сравнил порицаемую узость Сталина с узостью отточенного лезвия топора, предназначенного в отличие от обуха рубить, а не мозжить. Оттого-то «узкий» Сталин и был так незаменим при выполнении самых необходимых поручений…

* * *

Заседание Политбюро состоялось 28 апреля. За три дня до этого Пилсудский, сосредоточив на Украине три четверти своих военных сил, начал массированное наступление на Киев.

Поляки — давнишняя боль России, форпост католицизма на Востоке, агрессия латинян против православия. Всякий раз, когда Россия ослабевала, польские паны поднимали головы и вытаскивали из ножён дедовские сабли. Звон этих сабель слышали под стенами Смоленска, Пскова, Новгорода, услышали и ополченцы Минина и Пожарского, выбивая наглых захватчиков из древнего Московского Кремля.

Иосиф Виссарионович, работая над докладом, потребовал все материалы, так или иначе связанные с начавшейся интервенцией. Несколько раз он вызывал в Москву начальника Особого отдела фронта В. Н. Манцева, имевшего богатый и разнообразный опыт чекистской работы, в том числе и агентурной. К тому времени Сталин накрепко усвоил, что для побед в боях открытых, на полях сражений, необходим целый комплекс мер потаенных, скрытных. Без них успеха не видать.

Юзеф Пилсудский, возглавивший вторжение на Украину, в молодые годы состоял членом русской террористической организации. В марте 1887 года он был арестован за попытку покушения на жизнь Александра III. Юзеф Пилсудский, как самый молодой в террористической организации, получил пять лет Сибири и отбывал наказание в Александровском централе.

Испытания молодости сделали Пилсудского яростным ненавистником России и русского народа.

Имелся в жизни Юзефа Пилсудского один загадочный биографический провал: в 1900 году он почему-то оказывается в Петербургском сумасшедшем доме, а четыре года спустя, в самый разгар русско-японской войны, его след вдруг обнаруживается в Японии, где он вёл активную работу по организации в тылу сражающихся русских войск «объёмной повстанческой акции». После Японии его видели в Австрии, где он стал платным агентом полковника Редля, руководителя австрийской контрразведки (бывшего в свою очередь надёжным агентом русской секретной службы).

Из секретных документов Иосиф Виссарионович обратил внимание на донесение самого Пилсудского, направленное Троцкому: предводитель польских легионеров предупреждал председателя Реввоенсовета о деталях наступательных планов Деникина. Помимо этого он раскрывал секреты своих отношений с Петлюрой, в частности, сообщал о прибытии на Украину первых отрядов так называемого «Еврейского легиона», сформированного в советской России по решению Московского съезда сионистов.

Серьёзного внимания заслуживали сообщения о международных связях Пилсудского. Платный агент секретных служб Японии, Австрии и Германии, он в последнее время стал пользоваться покровительством ещё и американцев. Прошлой зимой в Варшаву прибыла внушительная миссия АРА, организации по борьбе с голодом и эпидемиями. Пилсудский направил американцев на Западную Украину, во Львов. Вскоре туда, в этот опорный пункт секретчиков США, приехал капитан Купер, опытный лётчик и разведчик. В эти дни польские легионы вторглись в пределы Восточной Галиции и Волыни, громя малочисленные соединения 12-й армии красных войск. Капитан Купер выразил желание отправиться в Архангельск, на встречу с высадившимися там англичанами, однако Пилсудский попросил его съездить в Париж и поискать там авиаторов, желающих заработать на войне поляков с русскими. Американцы пообещали Польше аэропланы, но не обещали своих лётчиков. Их следовало поискать самим полякам. Париж, международный центр всевозможных проходимцев, являлся идеальным местом для вербовки «солдат удачи».

19 апреля две эскадрильи совершили первый налёт на Киев. Две недели спустя польская армия заняла столицу Украины.

Раздуваясь от спеси, Пилсудский хвастливо заявлял: «Большевики — ничтожество. Я буду бить их как захочу и где захочу!» А в польских газетах его стали сравнивать со Стефаном Баторием, Яном Собесским и Тадеушем Костюшко.

На аэродроме, где базировались американские лётчики, появились указатели: «До Москвы — 400 миль. До Петрограда — 600 миль».

Однако ранним утром 25 мая лейтенант Кроуфорд, вылетев на разведку, увидел на шоссе, ведущем к Умани, густые кавалерийские колонны. Это были передовые соединения Первой Конной армии Будённого.

Началась настоящая война.

Основной вывод сталинского доклада на Политбюро сводился к тому, что война гражданская, т.е. драка со своими доморощенными генералами, сменилась войной с сообществом самых оголтелых хищников мирового империализма.

Под Парижем, в Версале, в те дни заседал Союзнический военный комитет во главе с маршалом Фошем. Польскую армию следовало вооружить и снабжать для быстрого победоносного похода. Деньги отпустили США — 50 миллионов долларов. Франция не поскупилась на советников: в действующую армию поляков отправлено 9 генералов, 29 полковников, 694 офицера рангом ниже (в одной из польских частей в чине капитана сражался будущий генерал де Голль).

Так утром 6 мая поляки появились в Киеве.

Пилсудский вызвал Петлюру в Винницу. Там они подписали договор о вечном союзе и братстве. Польша признавала независимость Украины и брала обязательства оказывать ей всяческую помощь в борьбе с москалями. В благодарность Петлюра отдавал панам навечно Галицию, Волынь, часть Полесья и Холмскую область, отдавал в рабство шляхте 8 миллионов своих земляков.

Теряя голову от неслыханных удач, Пилсудский сам себе присвоил высшее воинское звание «Первый маршал Польши».

Знакомясь с секретными материалами, Иосиф Виссарионович нашёл сообщение о том, что «Первый маршал», заняв древний град Гедимина — Вильно, забрал из хранилища корону польских королей, с намерением возложить её на голову своей дочери от литовской еврейки Перловой…

Решения Политбюро по отражению агрессии поляков были выдержаны в самых решительных тонах. 24 губернии республики Советов переводились на военное положение. 12-я армия, сильно пострадавшая в боях, спешно пополнялась. Прежняя Литовско-Белорусская армия преобразовывалась в регулярную 16-ю армию, а Латвийская — в 15-ю.

* * *

Первая Конная армия шестью могучими широкозахватными колоннами двигалась под Умань, очищая по пути тылы Юго-Западного фронта.

Помимо поляков на Юго-Западном фронте «висел» ещё и Врангель, надёжно окопавшийся в Крыму.

Отправляясь на Украину, Иосиф Виссарионович не мог преодолеть душевного разлада. В борьбе с Пилсудским он считал главным военное решение проблемы. С ним никто не согласился, и в первую очередь Ленин. Товарищи считали, что борьба с начавшейся агрессией — чисто политический вопрос. Все выступавшие были убеждены, что стоит лишь Красной Армии достичь границы с Польшей, её с радостью встретят польский пролетариат и беднейшее польское крестьянство.

* * *

Гражданская война в России явила миру двух военных гениев: Семёна Будённого и Нестора Махно. Мощные кавалерийские соединения и необыкновенно подвижные тачанки с пулемётами опрокинули всю привычную стратегию войны с её унылым беспросветным прозябанием в окопах, опутанных несколькими рядами колючей проволоки. Если прежде для овладения каким-нибудь пригорком или переправой через речку требовались недели, а то и месяцы упорнейших боёв, то теперь действия нападавших обрели неслыханную маневренность. Позиционная война, как таковая, умерла навсегда.

Первая Конная армия стремительно вышла к Днепру и, отказавшись от прямого штурма Киева, прорвала польский фронт южнее города. Киев, ещё занятый поляками, оказался в тылу у наступавших. Охваченные паникой легионеры стремглав бросились из города, объясняя своё бегство необходимостью выровнять растерзанный фронт.

Задачу остановить Будённого польское командование поставило перед американскими лётчиками.

В первых боях аэропланы спокойно выбирали цель и сверху поражали конников огнём из пулемётов и прицельным бомбометанием.

Помогла русская смекалка.

В 6-й кавдивизии Тимошенко умельцы сколотили деревянный поворотный круг, задрав пулемётный ствол кверху. Новинка сразу же принесла ощутимый результат. Моментально выявилось, что у аэроплана не защищён ни пропеллер, ни мотор, ни сам лётчик. С тяжёлым ранением вернулся из боя лейтенант Нобл. Словили пули также Брукс и Рорисон. Мощную очередь получил аэроплан майора Фаунтлероя, и только мастерство лётчика позволило дотянуть искалеченную машину до аэродрома.

На следующий день получил повреждения самолёт лейтенанта Келли. Лётчик не справился с управлением и разбился.

Плачевное состояние польской армии, отходившей к Висле, требовало срочного вмешательства.

5 июля в г. Спа состоялась конференция представителей союзных армий. Участники заслушали доклад Военного комитета Антанты о неудачах на Восточном фронте. Поражение Пилсудского грозило разрушить всю систему Версальского мира в Европе. Москве был предъявлен ультиматум лорда Керзона, министра иностранных дел Великобритании. От советского правительства потребовали немедленно прекратить военные действия против поляков и заключить перемирие с генералом Врангелем. Крым предлагалось объявить нейтральной зоной.

Помимо шагов официальных последовали меры неофициальные. В Киеве, оставленном поляками, вдруг взлетели на воздух склады с боеприпасами. Внезапный пожар уничтожил склады военного имущества в Москве, в Хорошеве. В Белоруссии обрушился железнодорожный мост через р. Плиссу. Волна диверсий последовала на крупных предприятиях оборонного значения… Политбюро ЦК РКП(б) срочно командировало на фронт председателя ВЧК Дзержинского. Он подхлестнул деятельность особых отделов. Первые же аресты выявили хорошо продуманную систему подпольных групп. Иосиф Виссарионович тогда впервые услышал хлёсткое, как щёлк бича, название организации «Джойнт». Задержанный в Минске агент Цукерман рассказал о своих связях с главой белорусских сионистов Хургиным. А некая Цешковская, арестованная на явочной квартире, дала показания о том, что террористы готовили покушение на члена РВС И. В. Сталина.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: