ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Больно. Так и думал, что будет больно, но из меня буквально дух вышибло. Мокрая от «крови» рубашка прилипла к телу. Пытаюсь восстановить дыхание. Все уже почти вернулось в норму, отдача закончилась. Придется закрыть глаза: Антон должен поверить в наше маленькое представление. Ну я хотя бы услышу, что происходит. — Вы оба, лицом к раковине. Руки держите на виду, — командует Лила. Слышу шаги. Где-то в углу кряхтит дедушка. Как же хочется открыть глаза! — Как ты здесь оказалась? — интересуется Aнтон. — А что, разве сам не знаешь? — тихо и угрожающе спрашивает она. — Пешком пришла. Из Уоллингфорда. На маленьких кошачьих лапках. Как можно более незаметно перемещаю центр тяжести, чтобы потом удобнее было встать. Работа мошенника немного напоминает работу фокусника — надо перенаправить всеобщее внимание. Зрители, затаив дыхание, наблюдают, как волшебник вытаскивает из шляпы кролика, а на самом деле он в это время распиливает надвое ассистентку. Один трюк вместо другого, а вы и не заметили. Думаете, я умираю? Не тут-то было. На самом деле я лежу на полу и потешаюсь. Обожаю аферы и сам себя за это ненавижу. Ненавижу, когда от прилива адреналина захлестывает головокружительная радость. Я не очень хороший человек. Но как чертовски приятно обставить Антона и Баррона. Чьи-то шаги. — Лила, прости, — умоляет Антон. — Я знаю… — Тебе следовало убить меня тогда. Кто-то дотрагивается до плеча, и я еле сдерживаюсь, чтобы не дернуться. Шероховатые пальцы нащупывают пульс на шее. Этот кто-то без перчаток. Отсутствие пульса подделать невозможно, а если он расстегнет рубашку, то обязательно увидит провода. — Ну ты и пройдоха, Кассель Шарп, — шепчет дедушка. «Рожица смазливая, а самого черта обдурит». Сдерживаю довольную улыбку. — Отдай пистолет, — требует Антон. Рискую чуть-чуть приоткрыть глаза. У него в руке нож. — Ты не выстрелишь. — Повернись к раковине! Он роняет нож и выбивает оружие у нее из рук. Пистолет скользит по полу, Лила и Антон одновременно бросаются за ним, но племянник Захарова оказывается первым. Пытаюсь встать, но дедушка крепко меня держит. Антон поднимает пистолет и трижды стреляет ей прямо в грудь. Лила шатается, но проводов на ней нет — так что не получается ни крови, ни выстрела, «пули» отскакивают и катятся по полу. Мы раскрыты. Антон непонимающе смотрит на нее, на оружие в своей руке, на меня. Я широко открываю глаза. — Я тебя убью! — рычит племянник Захарова и отбрасывает фальшивый пистолет с такой силой, что от удара раскалывается кафельная плитка. Дело плохо. Между нами встает дедушка, я пытаюсь оттолкнуть его в сторону. Но тут в неожиданно наступившей тишине с другого конца туалета слышится голос: — Достаточно. Захаров, пошатываясь, поднимается на ноги и мотает головой, разминая затекшую шею. Антон шарахается, как будто увидел привидение. Остальные не двигаются. — Ты разыграл меня, — неуверенно говорит Баррон, наставив на меня палец. — Все вы тут играете в игрушки, — усмехается Захаров. — Точно как в детстве. Размахиваете водяными пистолетиками. — Но почему… Как вы узнали? — запинается Антон. — Почему притворялись? — Никогда бы не поверил, — морщится тот, — что ты, Антон, предашь семью, захочешь убрать меня. Я же именно тебя собирался сделать наследником. Он оглядывается на дедушку: — Получается, никто больше не ценит семейные узы? Дед молча переводит взгляд с меня на брата. Антон делает два шага по направлению к дяде. Лицо у него перекосилось. Баррон подбирает нож и вертит его в руках, выкидывая и вновь убирая лезвие. Я перекатываюсь на бок, поскальзываюсь в луже фальшивой крови и наконец умудряюсь подняться на колени. — Вам не уйти отсюда живым, — говорит Антон дяде и делает Баррону знак рукой. У меня в рукаве остался последний козырь, зато какой. Встаю. Точно как тогда, на крыше Смит-холла — стоит чуть оступиться, и ты покойник. — Я тебя не боюсь. — Захаров смотрит на племянника. — Чтобы вот так убить человека, требуется мужество. У тебя кишка тонка. — Заткнись. Баррон, отдай нож. Я покажу ему. Лила бросается к Антону, но Захаров успевает схватить дочь за руку. — Я убью тебя! — кричит Лила двоюродному брату, губы скривились в презрительной усмешке, в глазах тлеет огонь. Баррон улыбается и наставляет клинок на Антона. — Убери. — Антон отталкивает его руку. — Чего ты ждешь? Отдай нож. — Я все делаю правильно. Извини. Глубоко вздыхаю и захлопываю мышеловку: — Мы уже давно обо всем договорились с Захаровым, правда, сэр? Тот смеривает меня тяжелым взглядом. Сыт уже, наверное, по горло моими фокусами, но сейчас важнее всего нож. Он еще крепче сжимает руку Лилы. — Правда. Баррон кивает. — Не может быть. — Антон поворачивается к брату. — Почему? Если даже ты решился подставить меня, то Филипа уж точно бы не подставил. — А он с нами заодно — Баррон крутит в руках нож, и лезвие ярко вспыхивает на свету. — Филип никогда бы меня не предал. Никогда. Мы вместе все спланировали, много лет назад. — В таком случае, — пожимает плечами Баррон, — где он сейчас? Почему не здесь? Не с тобой? Антон оглядывается на меня. — Не может быть. — Почему же? — Лила тоже бросает взгляд в мою сторону. — Только тебе можно предавать? Думаешь, врать умеешь ты один? Антон явно в замешательстве, пытается решить, что делать дальше. — Нужно было удостовериться, что ты действительно собрался убрать главу клана. — Баррон говорит уверенно, без малейшей запинки. — Идиот, он же тебя убьет. — Голос у Антона потерянный. — Ты просчитался: похитил его дочь — и теперь точно покойник. Мы все покойники. — Нас он простил. Мы с Филипом заключили с ним сделку. Важнее всего было доказать твое предательство. Мы-то никто, а вот ты — его племянник. Захаров фыркает и качает головой, потом забирает у Баррона нож. Только сейчас я понимаю, что все это время задерживал дыхание. — Антон, — он почти неохотно выпускает руку дочери, — ты остался один. Пора признать поражение. На пол. Лила, позови Стенли, скажи, тут кое с чем надо разобраться. Она вытирает руки о платье и идет к дверям, не глядя никому из нас в глаза. Пытаюсь поймать ее взгляд, но тщетно. Зато Захаров смотрит прямо на меня и кивает. Отлично понимает, что я его переиграл, хотя и не может взять в толк, как именно. Кажется, я продемонстрировал свои способности во всей красе. — Спасибо, Баррон. И конечно, Кассель. — Он благодарит нас сквозь зубы. — Идите с Лилой и подождите меня на кухне. Мы еще не закончили. Дези, проследи, чтобы никто никуда не разбежался. — Это все ты, — шипит Антон. — Твоя работа. Все из-за тебя. — Ты сам сделал из себя идиота. Наверное, следовало промолчать, но я уже не очень хорошо соображаю, да и голова идет кругом от облегчения. К тому же язык за зубами держать никогда не умел. Антон бросается на меня, а я не успеваю увернуться. Мы падаем в одну из кабинок, стукаюсь головой о кафель. Дедушка хватает молодого Захарова за шею, словно собирается оттащить. Но как оттащить такого бугая? Антон бьет прямо в скулу. Выпрямляюсь и ударяю его головой, в глазах темнеет от боли. Он выгибается, замахивается снова, но тут взгляд его тускнеет, и на меня обрушивается тяжелое обмякшее тело. Пытаюсь вылезти из-под него, изо всех сил извиваюсь на грязном полу. Губы у Антона синие, лицо покрылось смертельной бледностью. Мертв. Он мертв. Недоуменно таращусь на труп. Лила вытирает мне рот куском туалетной бумаги, а я даже не заметил кровь. — Лила, — командует Захаров, — иди же. Мне нужно, чтобы ты позвала Стенли. — Сам себя не боишься перехитрить? — спрашивает она меня шепотом и отправляется выполнять поручение отца. Дедушка баюкает руку. — Ты как? — Опираясь о стену, с трудом встаю на ноги. — Со мной все будет в порядке, только бы выбраться из этого проклятого туалета, — отвечает дед. На правой руке у него нет перчатки, ноготь на безымянном пальце потемнел, и чернота стремительно распространяется дальше. — Ох. — Он только что спас мне жизнь. — Что? — смеется старик. — Не думал, что я еще на такое способен? Да, стыдно признаться, я и правда забыл, что он мастер смерти. Всегда думал об этом в прошедшем времени, но дед прикончил Антона одним прикосновением: просто дотронулся и убил. — Надо было все мне рассказать, я бы помог. Подслушал их разговор в ту ночь, когда меня напоили снотворным. — Лила, Баррон, — распоряжается Захаров, — пошли. Пусть Кассель и Дези приведут себя в порядок. Но никуда не уходите. Киваю. — Тебе многое придется объяснить, — ворчит дед. Я все еще прижимаю к щеке туалетную бумагу. Настоящая кровь из разбитого рта капает на рубашку прямо на пятна фальшивой крови. Оглядываюсь на труп Антона. — Ты думал, я все еще под действием проклятия памяти? Именно поэтому пытался увести из ресторана? — А что мне было думать? Как я должен был догадаться, что вы трое состряпали такой запутанный план? Да еще и Захарова подключили. — Ничего подобного, — ухмыляюсь собственному отражению. — Я просто подделал барроновские блокноты. Он ведь верит всему, что там написано. А что ему остается — с такой потерей памяти. Вот чем я занимался последние два дня, вернее две ночи. Так хорошо знаю его почерк, что подделать записи не составило труда, страницу за страницей. Выдумал для Баррона новую жизнь, в которой он спасал главу клана, — ведь это был отец Лилы. Жизнь, в которой мы с братьями трудились заодно, преследуя благородные цели. Лучше всего получается врать, когда и сам бы рад поверить в собственную ложь. Дед недоуменно хмурится, а потом лицо у него вытягивается, и он потрясенно качает головой. — Так он не обсуждал все это с Захаровым? — Нет, но думает, что обсуждал. — А ты обсуждал это с Захаровым? — Лила хотела справиться без посторонней помощи. Так что — нет, не обсуждал. — Час от часу не легче, — стонет дедушка. В последний раз смотрю на тело. Что это блестит возле левой руки Антона? Та самая булавка для галстука: выпала, наверное, из кармана. Подбираю ее. В дверях стоит Захаров, а я даже не заметил, как он вошел. — Кассель Шарп, — говорит он устало, — дочь сказала, это была ее идея. — Да, но с настоящим пистолетом получилось бы лучше. Он фыркает. — Раз уж это она все придумала, не стану тебя убивать, хоть ты и трогал меня голыми руками. Просто скажи, как давно ты знаешь о даре трансформации? Открываю рот, чтобы возразить. Я над ним не работал, почему тогда он так уверен? Но вдруг вспоминаю отдачу — как корчился на полу, превращаясь во все подряд. — Не очень давно. — А ты знал? — Захаров обращается к деду. — Мать просила ему не говорить, пока не повзрослеет. Собиралась все рассказать после освобождения. Кассель, такой талант многие хотели бы использовать. Я не совсем согласен с твоей матерью, но она умная женщина и… — Знаю, дед. Захаров как будто что-то высчитывает в уме. — Давай расставим все точки над Я не желаю оставлять ни Баррона, ни Филипа в живых. Киваю, ведь он явно не закончил. — Дези прав: твой талант многие бы хотели использовать. Теперь ты принадлежишь мне. Пока работаешь на меня — не трогаю твоих братьев, понятно? Опять киваю. Следовало бы сказать, что мне все равно, плевать на братьев, но я молчу. «Только родные любят по-настоящему» — наверное, это правда. — Тогда мы в расчете. Но только пока. Ступай на кухню; может, найдут тебе чистую рубашку. Дед натягивает правую перчатку, теперь на ней тоже палец болтается. — Я тут подобрал… — Протягиваю Захарову розовый самоцвет и только тут замечаю одну странность: у камня откололся уголок. — Еще раз спасибо, Кассель, — натянуто улыбается тот. Киваю, стараясь не показать, что все понял. Бриллиант Бессмертия не может никого защитить — ведь это простая стекляшка. Вечеринка в самом разгаре. На меня обрушивается целая волна звуков: смех, музыка, торжественные речи, наверное, весь этот гвалт заглушил выстрелы. Смерть Антона, вообще все произошедшее кажется нереальным. Вокруг сияют огни, искрятся бокалы с шампанским. — Кассель! — Ко мне бросается Даника. — Ты живой? — Мы волновались, — вторит Сэм. — Вы проторчали там целую вечность. — Да все в порядке. По мне разве не видно? — Да уж, стоишь посреди ресторана весь в крови. Что-то определенно не в порядке. — Сюда. — Захаров показывает на кухню. — Мы с тобой, — настаивает Даника. Я так устал, щека пульсирует от боли, по-прежнему ноют ребра. Где же Лила? — Ладно, пошли. Люди спешно расступаются перед нами. Видимо, я действительно выгляжу неважно. В кухне не протолкнуться от официантов с подносами: блины с икрой, чесночные гренки, крошечные пирожные с засахаренными дольками лимона. В желудке, к моему удивлению, начинает бурчать. У меня на глазах только что убили человека, как можно хотеть есть после такого? Но я просто умираю с голоду. У дальней стены двое громил держат за руки Филипа. Это Лила приказала его привести или Захаров? Брат замечает меня, и лицо его искажается от ярости. — Ты все у меня отнял! — кричит он. — Мауру, сына, будущее. Абсолютно все! Пожалуй, что так. Сказать, что я сожалею? — Ну ты и влип, верно? Он рвется ко мне, но телохранители держат крепко: волноваться не о чем. Даника уводит меня к раковинам. — Еще пожалеешь, что на свет родился! — вопит Филип. Пусть надрывается. Нас уже поджидает Лила. В одной руке — бутылка водки, в другой — лоскут ткани. — Залезай-ка. Покорно забираюсь на стойку, отодвигая в сторону миску с мукой и лопатку. Филип еще что-то кричит, но голос его доносится как будто издалека. Улыбаюсь. — Лила, это Даника. С Сэмом вы уже вроде знакомы. Мои школьные друзья. — Послушай, он что — правда назвал нас друзьями? — изумляется сосед, его подруга смеется. Лила смачивает ткань водкой. — Прости, что не рассказал весь план, про Баррона. — Залез в его блокноты и что-то там наворотил? Улыбается в ответ на мой удивленный взгляд. — Я там три года прожила, помнишь? И видела эти его тетрадки. Умно. Она прижимает салфетку к моей щеке. Из горла вырывается шипение — как щиплет! — Ой. Задира. Улыбка делается еще шире, Лила наклоняется ко мне: — Я знаю, кто я. И знаю: тебе это нравится. Сэм хихикает. Ну и что? Мне и правда нравится.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|