Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Это не я убил»: Verneinung Фрейда и бессознательные механизмы речевых действий 3 страница




29. И наверно, одной из таких установок является, например, та, что если человек – убийца, то он должен чувствовать раскаяние, угрызения совести, страх наказания, желание скрыться, замести следы и тому подобное. От этого языка старых установок, вероятно, довольно трудно отказаться. Но мне нечего будет делать с этим новым опытом, если я буду подходить к нему со старыми ментальными мерками. Если я хочу двигаться хоть в каком-то направлении и попытаться принять этот кажущийся абсурдным опыт, то я должен отказаться от многого.

30. Например, от того, что «Я знаю, что это моя рука». Возможно, в этом случае пропозиция «Идет дождь, но я так не считаю» перестанет быть парадоксом. И может быть, даже ее можно будет переименовать из «парадокса Мура» в «закон Мура».

31. Но пока я не забыл свой «старый язык» и слова «я понял, что я убийца» не потеряли для меня своего шокирующего оттенка, встает проблема генетической связи между тем, что значили эти слова в моем «старом языке», и тем, что они должны означать на моем новом языке.

32. Вероятно, следует подумать о том, в какой мере опыт, описываемый мной, является кафкианским. Прежде всего кафкианский опыт подразумевает, что происшедший эксцесс не отменяет, а, наоборот, укрепляет обыденные логические связи. Пропорции, может быть, искажаются до неузнаваемости, но в этих изменившихся пропорциях еще яснее проступает логический каркас старого мира. В этом суть экспрессионистского опыта.

33. В переживании, которое пытаюсь описать я, не происходит искажения мира, напротив, на миг начинает казаться, что наконец-то в мире появляется некая осмысленность и структурированность. Появляется ощущение, что я понял нечто, чего пока не понимают другие. И скорее не про меня, а про себя самих.

34. Можно ли сказать тогда, что то, что я понял или ощутил, есть понимание или ощущение того, что «каждый человек убийца»? Но, во всяком случае, это не то же самое, как если бы я открыл у себя какой-то неизвестный до сих пор орган и на основании этого делаю заключение, что, вероятно, у каждого человека есть такой орган. В определенном смысле я вообще здесь не делаю никаких заключений.

35. Как если бы я открыл «бессознательное» и сделал бы вывод, что у всех людей есть (и скорее всего всегда было) «бессознательное». В моем опыте нет места обобщению, квантификации. Тайна в отличие от загадки не предполагает логического обобщения. Наверное, каждый может заглянуть в тайну, но вся тайна никогда не может открыться, сколько бы в нее ни заглядывали. В этом смысле открытие бессознательного не было «тайным» открытием, оно было скорее загадочным открытием. Что касается тайны, то можно только ждать и надеяться, что она когда-то откроется целиком (или, наоборот, надеяться, что этого никогда не произойдет).

36. То, что я понял или почувствовал, не объединяет и не разъединяет меня с миром. Я не жду на этот счет никаких санкций от мира. Скорее этот опыт подразумевает, что я (вероятнее всего случайно) заглянул в тайную лабораторию изменения мира.

37. И все же если я пока употребляю какие-то слова, я должен попытаться разобраться, соотносится ли хоть как-то их значение с тем значением, которое, так сказать, было у них раньше. И если «быть убийцей» в моем смысле не имеет ничего общего с выражением «быть убийцей» в общепринятом смысле, то дальнейшее рассмотрение смысла этого выражения вообще вряд ли имело бы смысл.

38. Но ведь я не говорю, что мир изменился в одночасье и, стало быть, в одночасье изменилось значение всех слов. Я рассматриваю слова просто потому, что у меня пока нет другого способа самопознания.

39. И в этом смысле мой опыт принадлежит к аналитическому опыту. Но поскольку я не уверен, что слова в процессе этого опыта не изменяют своих значений, то вернее будет этот опыт назвать постаналитическим.

40. И поскольку я не отрицаю, что осознание чего-либо, выраженное в словах, может повлечь за собой какие-то значимые, может быть, даже катастрофические социально-психологические последствия, то мой опыт в широком смысле является частью экзистенциального опыта. Но поскольку я не знаю, о каких последствиях может идти речь и можно ли их называть последствиями в старом смысле слова, то этот опыт скорее является постэкзистенциальным.

41. И если экзистенциализм и аналитическая философия в их классических проявлениях не имели друг к другу никакого отношения – они говорили на совершенно разных языках и, вероятно, не принимали друг друга всерьез, если вообще подозревали о существовании друг друга, – то в моем случае аналитический опыт, опыт рассмотрения слов, практически совпадает с экзистенциальным опытом, опытом внутренних катастрофических интенций. Как если бы можно было привести, так сказать, Витгенштейна и Камю к общему знаменателю.

42. Но ведь я не говорю, что мне пришла в голову гипотеза, что слово «убийца» или выражение «быть убийцей» применительно ко мне непременно должно изменить свое значение. Я вообще не думал в момент переживания этого опыта о том, какие значения имеют или могут иметь слова или выражения. Разговор о значениях не является непосредственной частью этого опыта. Просто в силу необходимости говорить на более или менее привычном языке, чтобы быть хотя бы отчасти понятым и хотя бы самим собой, я пытаюсь разбираться в значениях и, возможно, сталкиваюсь с тем, что теперь язык, на котором я привык говорить, скорее всего непригоден.

43. И вообще говоря, я не могу сказать, что этот опыт заключался в том, что я нечто открыл или меня нечто осенило. Скорее нечто оказалось другим, не таким или не совсем таким, как я представлял себе это ранее. Как будто я шел по знакомому коридору и вдруг увидел совершенно незнакомую дверь, а открыв ее, обнаружил совершенно неизвестную мне комнату. Вероятно, я мог бы тогда подумать: «Оказывается, здесь какая-то комната». Может быть, мне показалось тогда, померещилось, что там есть неизвестная дверь и за ней комната, но в описываемом случае, как уже говорилось, это не имеет значения. «Мне померещилось, почудилось, что я убийца. И, может быть, каждый человек – убийца (или часть людей, не считающих себя убийцами, на самом деле убийцы), но только люди не подозревают об этом». Тут избыточны и неуместны слова «померещилось» или «почудилось». Разве можно сказать: «Мне померещилось, что у меня болит зуб»? Не будет ли это означать просто, что я почувствовал, может быть, на короткое мгновение зубную боль, которая сразу прошла? Переживание, о котором я говорю, происходило в каком-то особом режиме, когда «на самом деле» или «не на самом деле» не играет никакой роли.

44. Если человеку приснился страшный сон, то ему продолжает быть страшно и в первые секунды, когда он уже проснулся. Нечто из сна настигает его.

45. Все это так, но все-таки не может быть, чтобы я совершенно не представлял себе и не мог выразить в словах если не само содержание этого опыта, то по крайней мере то, каким мне виделось тогда это состояние, когда я почувствовал или понял, что я убийца. Что хотя бы приблизительно значило для меня тогда выражение «быть убийцей» применительно ко мне? Пожалуй, самым отличительным семантическим компонентом этого состояния было то, что я почувствовал себя не случайным убийцей. То есть, говоря точнее, это состояние не было тем, не казалось похожим на то, какое мог бы испытывать человек, который стал убийцей случайно, по воле обстоятельств, или даже то, которое испытывал бы человек, который, подобно рассказчику романа Агаты Кристи, совершил обдуманное убийство.

46. В моем случае это было скорее некое ощущение себя убийцей как моего постоянного состояния или свойства (для чего даже не обязательно в актуальном смысле совершать убийство), состояния «быть убийцей» как чего-то неотъемлемо присущего моей личности, как моей прирожденной профессии, призвания или судьбы.

47. Как в даосском мировосприятии любое призвание должно быть оценено имманентно независимо от тех поверхностных социально-психологических последствий, которые с ним связаны. Убийца при таком понимании должен быть хорошим убийцей, как должен быть хорошим мясник или актер. И убийца должен выполнять свою работу как можно лучше, раз ему уготована такая социальная роль (вероятно, в таком ракурсе наиболее адекватно было бы рассмотреть, например, фигуру Басаева).

48. Другой признак, который, может быть, и является самым главным, хотя я не уверен, присутствовал ли он в моем опыте в явном виде, – это понимание неразрывности состояний «быть убийцей» и «быть жертвой». Возможно, именно в этом пункте моих рассуждений кто-то, кого они до этого шокировали, отчасти примирится с ними, и наоборот, тот, кого заинтриговала их необычность, будет в значительной мере разочарован.

49. Я сказал, что состояния «быть убийцей» и «быть жертвой» понимались (понимаются) мной как нечто неразрывное. Но это неточное утверждение. Прежде всего это не значит вовсе, что я ощущал (ощутил), что «быть убийцей» и «быть жертвой» – это одно и то же. Не означает это также и того, что одно состояние переходит в другое или что одно может быть рассмотрено как другое. И в этом смысле, если мой опыт в каком-то важном виде был сродни кафкианскому опыту, то он в той же мере совершенно противоположен борхесианскому опыту (я имею в виду, например, идею, что Иуда и Христос – это одно; и тому подобное); хотя скорее всего он, так сказать, сильно отталкивался именно от борхесианского опыта (а не от кафкианского). Главное отличие моего опыта от борхесианского опыта – в культурной редуцированности (в противоположность культурной перенасыщенности борхесианского опыта). Это был, так сказать, пост-постмодернистский опыт, опыт отказа от культурной опосредованности каждого душевного движения. Поэтому я с большой неохотой привожу здесь культурно значимые примеры. И в этом смысле роман Агаты Кристи здесь гораздо более уместен, чем, скажем, «Бхагавадгита».

50. Возможно, наиболее точным было бы сказать, что «быть убийцей» и «быть жертвой» – состояния сознания, находящиеся естественным образом на одной плоскости: убийца и жертва связаны между собой, как черное и белое, правое и левое, истина и ложь.

51. При этом ясно, что ощущение себя жертвой может быть состоянием длительным и привычным для многих людей. И в этом смысле ощущение жертвы более фундаментально. Но именно в силу своей фундаментальности и немаргинальности это состояние сознания философски гораздо менее интересно.

52. Но дело здесь не в том, что ощутить себя убийцей в каком-то смысле более маргинально, более смело и ответственно, чем ощутить (ощущать) себя жертвой. Возможно, более или менее правильным было бы сказать, что, ощутив себя убийцей, я не то чтобы перестал ощущать себя жертвой, а скорее момент, когда я ощутил себя убийцей, проходил на фоне того, что я ощущал себя жертвой. Тут важно именно противопоставление аспектуальности (совершенного и несовершенного видов) этих состояний. Жертвой можно было бы ощущать себя постоянно. Убийцей можно (нужно?) было ощутить себя мгновенно и в то же время внемоментно. Ощущение себя жертвой может быть аморфным и широким, ощущение себя убийцей должно быть острым и резким, как удар ножа убийцы.

53. И, конечно, важно то, что ощущение себя жертвой социально гораздо более приемлемо, чем ощущение себя убийцей. Жертва находится в социальном и психологическом смыслах в более благоприятном положении. Она вправе претендовать на сочувствие. Жертва, несмотря на свою аморфность, более, так сказать, популярна.

54. Лучше сказать, что убийца и жертва тянутся друг к другу. Они, так сказать, объединены одним общим делом. В каком-то смысле убийца и жертва – такие же партнеры, как врач и пациент, писатель и читатель. И только убийца может до конца понять жертву. Они интересны друг другу, актуальны друг для друга. При этом как только убийца по отношению к жертве перестает быть убийцей, и наоборот, они теряют интерес друг к Другу.

55. В определенном смысле можно сказать, что ощущение себя убийцей – это прежде всего ощущение себя не-жертвой. Вероятно, для личности, долгое время ощущавшей себя жертвой (например, просто жертвой обстоятельств), стать просто немаркированным средним членом этой оппозиции труднее, чем стать маркированным противоположным ее членом. Жертва перестает быть жертвой путем бунта – раб закономерно превращается в насильника и убийцу. Раб не может стать просто обычным человеком, так как привычка к рабству выработала у него необратимые порочные установки раба. Ему психологически гораздо проще повернуть на 180° и стать разбойником. Отряды убийц комплектуются из толпы жертв.

56. Но значит ли это, что в моем сознании произошла такая или подобная работа: превращение жертвы в убийцу? Разумеется, опыт, который я пытаюсь описать, ничего общего не имеет с этим рассуждением. Если говорить грубо и прямолинейно, то мой опыт заключался не в том, что я раньше был жертвой, а превратился в убийцу, но скорее в том, что я осознал, что в определенном смысле всегда был убийцей.

57. Но было ли при этом состояние жертвы иллюзией или неким «ментальным заблуждением»? Я склонен думать, что это не так. Здесь раз и навсегда надо отказаться от фабульности мышления, от «раньше» и «позже». Можно было бы сказать, что я «одновременно» находился в состоянии жертвы и одновременно это было некоей метафизической ширмой. Так сказать, в сердце раба всегда дремал убийца.

58. Но что же получается? Что быть убийцей и быть жертвой – такие же внешние качества, как быть бедным или богатым? Ведь ничего особенного нет в том, чтобы сказать, что я всегда был беден, но одновременно в моем сердце дремал богач. Но нельзя забывать при этом того важного факта, что если богач – это тот, у кого много денег, то убийца – это не тот, кто убил много людей. И даже нельзя сказать, что убийца – это тот, кто убил одного человека, если он сделал это без злого умысла, по стечению обстоятельств или в порядке защиты своей жизни или достоинства.

59. Я прихожу к тому, что я скорее не знаю, кто такой убийца. В конце концов, скорее всего я точно знал, даже, вероятно, в тот момент, когда ощутил себя убийцей, что я не убил ни одного человека. То есть вполне возможно, что я никого не убивал. Но почему же в таком случае я почувствовал, что я убийца? «Что я хотел этим сказать?» Не о своей готовности к убийству. Не о своей обреченности на убийство. Не о своей агрессивности. Скорее это было ощущение нового призвания, нового служения, нового состояния души.

60. А что почувствовал Христос в тот момент, когда осознал, что он Сын Божий? Вернее, как он мог почувствовать, что он Сын Божий? В Евангелиях нигде не говорится, что Святой дух сходил на Него Самого, в то время как и деве Марии, и Иосифу Обручнику не раз являлся Ангел, свидетельствуя, что их сын – Мессия. Но как и когда это понял сам Иисус?

61. Однако при чем здесь вообще Иисус Христос? Но ведь если в его жизни, в юности или, по всей видимости, даже в отрочестве был некий опыт осознания своего служения, своей избранности, то этот опыт в определенном смысле должен был быть аналогичен тому, который описывался здесь. И разве Иисус не любил больше блудниц и мытарей, чем книжников и фарисеев?

62. Опыт, который пережил я и о котором пытался говорить, мог быть аналогичен опыту Иисуса (если такой опыт вообще имел место) в том, что в обоих случаях, как можно предположить, было ощущение открывшейся тайны (в моем случае лишь на миг приоткрывшейся), связанное с идеей новой жизни и новой ответственности. Ощущение (в моем случае секундарное) своей отторженности от людей, но (в моем случае это неочевидно) во имя людей.

63. Потому что я почувствовал себя убийцей, но, конечно, не убийцей-злодеем. И, как я уже говорил, я в сущности пришел к тому, что я не знаю, кто такой убийца, кого и зачем он убивает и убивает ли вообще. В определенном смысле ощутить себя убийцей означало ощутить свой Крест.

64. Ведь даже если мне действительно предстоит совершить убийство, то ясно, что речь не идет об обыкновенном уголовном преступлении. Но даже если речь идет об обыкновенном уголовном преступлении, то и в этом случае может идти речь об опыте некоей духовной чистоты.

65. Услышать или увидеть, узреть пусть на мгновенье и по ничтожному поводу крохотную частицу возможной истины и, прислушавшись (приглядевшись) к ней, продолжать жить, сохраняя память о пей, пока не появится Тот, в чьей руке лопата, которой веют хлеб, который очистит гумно Свое и соберет Пшеницу Свою, а солому сожжет огнем неугасимым.

66. И ясно, что стремление к экстремальности и чистоте опыта (каким бы страшным или фантастическим он ни казался) не может и не должно находить отклика. «Мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали» [ Мтф. 11, 17 ].

 

Литература

 

Принятые сокращения:

МН – Мифы народов мира. Т., М., 1982.

НЛ – Новое в зарубежной лингвистике, вып., М. Семиотика – Семиотика / Под ред. Ю. С. Степанова. М., 1983.

УЗ – Ученые записки Тартуского ун-та, вып., Тарту.

ФЛЯ – Философия. Логика. Язык / Под ред. Д. П. Горского и В. В. Петрова. М., 1987. ХЖ – Художественный журнал, вып., М.

Абаев Н. В. Чань-буддизм и культура психической деятельности в средневековом Китае. М., 1983.

Августин. Блаженного Августина Епископа Ипонийского «Исповедь». К., 1880.

Августин. Творения Блаженного Августина. К., 1906.

Аверинцев С. С. Вода// МН, 1, 1982.

Аверинцев С. С. Греческая литература и ближневосточная словесность // Типология и взаимодействие литератур древнего Востока. М., 1971.

Аверинцев С. С. К истолкованию символики мифа об Эдипе // Античность и современность. М., 1972.

Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977.

Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. М., 1976.

Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. М., 1988.

Аскин Я. Ф. Проблема времени: Ее философское истолкование. М., 1966.

Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1963.

Бахтин М. М. Франсуа Рабле и народная смеховая культура средневековья и Ренессанса. М., 1965.

Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1976.

Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

Белинков А. Сдача и гибель советского интеллигента: Юрий Олеша. М., 1997.

Бем А. Л. У истоков творчества Достоевского. Прага, 1936.

Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974.

Бергсон А. Творческая эволюция. М.; Спб., 1914.

Бердяев Н. А. Смысл истории: Опыт философии человеческой судьбы. Берлин, 1923.

Блейлер Э. Аутистическое мышление. Одесса, 1927.

Блейлер Э. Руководство по психиатрии. М., 1993.

Больцман Л. Лекции по теории газов. М., 1956.

Бодрийар Ж. Войны в заливе не было // ХЖ, 3, 1993.

Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. М., 1961.

Брюнсвик Р. М. Дополнение к статье Фрейда «Из истории одного детского невроза» // Человек-Волк и Зигмунд Фрейд. К., 1996.

Бубенцова К. Приключения мистера Эдипа в стране большевиков // На посту, № 2, 1998.

Бурно М. Е. Трудный характер и пьянство. Киев, 1991.

Вайль П., Генис А. Родная речь. М., 1991.

Веберн А. Лекции о музыке. Письма. М, 1975.

Вежбицка А. Дескрипция или цитация // НЛ, 13, 1982.

Вежбицка А. Речевые акты // НЛ, 16, 1985.

Вендлер 3. Иллокутивное самоубийство // НЛ, 16, 1985.

Вендлер 3. Причинные отношения // НЛ, 18, 1986.

Вернадский В. И. Размышления натуралиста: Пространство и время в неживой и живой природе. М., 1975.

Веселовский А. Н. Историческая поэтика. М., 1989. Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. М., 1968.

Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958.

Витгенштейн Л. О достоверности / Пер. А.Ф. Грязнова // Вопр. философии, № 4, 1984.

Витгенштейн Л. Лекция об этике // Даугава, № 2, 1989.

Витгенштейн Л. Культура и ценности // Даугава, № 2, 1992.

Витгенштейн Л. Избранные философские работы. Ч. 1. М., 1994.

Волков П. В. Навязчивости и «падшая вера» // Московский психотерапевтический журнал, № 1, 1992.

Волков П. В. Рессентимент, резиньяция и психоз // Там же, № 2, 1993.

Вригт Г. фон. Нормы, истина и логика // Вригт Г. фон. Логико-философские исследования. М., 1986а.

Вригт Г. фон. Логика истины // Там же, 1986b.

Выготский Л. С. Мышление и речь. Л., 1934.

Выготский Л. С. Психология искусства. М., 1965.

Гаспаров Б. М. Из курса лекций по синтаксису современного русского языка: Простое предложение. Тарту, 1971.

Гаспаров Б. М. Некоторые дескриптивные проблемы музыкальной семантики // УЗ, 411, 1977.

Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы. М., 1995.

Гаспаров М. Л. Светоний и его книга // Светоний Г. Т. Жизнь двенадцати цезарей. М., 1991.

Генис А. «Полдень» Майкла Джойса // Иностр. лит., № 4, 1994.

Гейзенберг В. Физика и философия. М., 1963.

Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М., 1987.

Гершкович Ф. Тональные основы Шёнберговой додекафонии // Гершкович Ф. О музыке. М., 1991.

Гинзбург Л. Я. Из старых записей // Гинзбург Л. Я. Литература в поисках реальности. М., 1986.

Голосовкер Я. Э. Логика мифа. М., 1987.

Греймас А. Договор веридикции // Язык. Наука. Философия. Вильнюс, 1986.

Гроф С. За пределами мозга: Рождение, смерть и трансценденция в психоанализе. М., 1992.

Грюнбаум Л. Философские проблемы пространства и времени. М., 1969.

Грязнов А. Ф. Язык и деятельность: Критический анализ витгенштейнианства. М., 1991.

Гуковский Г. А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. Л., 1967.

Гуковский Г. А. Реализм Гоголя. М.; Л., 1959.

Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства. М., 1970.

Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990.

Гумилев Л. Н. Этнос и категория времени // Гумилев Л. Н. Этнос и этносфера. М., 1994.

Гуревич А. Я. Категория средневековой культуры. М., 1972.

Даммит М. Что такое теория значения // ФЛЯ, 1987.

Данн Дж. У. Серийное мироздание [фрагмент] // Даугава, № 3, 1992.

Данн Дж. У. Художник и картина // ХЖ, 8, 1995.

Деглин В. О., Балонов Л. Я., Долинина И. Б. Язык и функциональная асимметрия мозга //УЗ, 43, 636, 1983.

Диоген Лаэрций. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979.

Дэвидсон Д. Общение и конвенциональность // ФЛЯ, 1987.

Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка // НЛ, 1, 1960.

Ермаков И. Д. Психоанализ искусства: Пушкин; Гоголь; Достоевский. М., 1999.

Жинкин Н. И. Речь как проводник информации. М., 1982.

Жирмунский В. М. Байрон и Пушкин. Л., 1976.

Жолковский А. К. Инварианты Пушкина // УЗ, 467, 1979.

Жолковский А. К. Морфология и исторические корни «После бала» // Даугава, № 12, 1990.

Зарецкий В. А. Образ как информация // Вопр. лит., № 2, 1963.

Зарецкий В. А. Ритм и смысл в поэтических текстах // УЗ, 181, 1965.

Зимовец С. Молчание Герасима: Психоаналитические и философские эссе о русской культуре. М., 1996.

Золян С. Т. «Вот я весь…»: К анализу «Гамлета» Пастернака // Даугава, № 11, 1988.

Золян С. Т. Семантика и структура поэтического текста. Ереван, 1991.

Иванов В. В. Чет и нечет: Асимметрия мозга и знаковых систем. М., 1978.

Ивин А. А. Основания логики оценок. М., 1971.

Ингарден Р. Исследования по эстетике. М., 1962.

Ипполит Ж. Устный комментарий к статье Фрейда «Verneinung» // Лакан Ж. Семинары. Кн. 1. Работы Фрейда по технике психоанализа (1953/54). М., 1998.

Казарян В. Г. Относительно представления об обратном течении времени // Вопр. философии, № 3, 1970.

Карнап Р. Значение и необходимость: Исследование по семантике и модальной логике. М., 1959.

Кацис Л. Ф.,

Руднев В. П. Две правды о профессоре Ермакове // Логос, 5(16), 1999.

Кемпинский А. Психология шизофрении. М., 1998.

Кёйпер Ф. Б. Я. Космогония и зачатие // Кёйпер Ф. Б. Я. Труды по ведийской мифологии. М., 1986.

Кларк Г. Г., Карлсон Т. Б. Слушающие и речевой акт // НЛ, 17, 1986.

Конрад Н. И. Полибий и Сыма Цянь // Конрад Н.И. Запад и Восток. М., 1972.

Кречмер Э. Строение тела и характер. М.; Л., 1930.

Крипке С. Семантическое рассмотрение модальной логики // Семантика модальных и интенсиональных логик. М., 1981.

Крипке С. Тождество и необходимость // НЛ, 13, 1982.

Крипке С. Загадка контекстов мнения // НЛ, 18, 1986.

Куайн У. В. О. Референция и модальность // НЛ, 13, 1982.

Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995.

Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном, или судьба разума после Фрейда. М., 1997.

Лакан Ж. Семинары. Кн. 1. Работы Фрейда по технике психоанализа (1953/54). М., 1998.

Лапланш Ж., Понталис Ж. -Б. Словарь по психоанализу. М., 1996.

Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1994.

Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 1983.

Левин Ю. И. Повествовательная структура как генератор смысла: Текст в тексте у Борхеса // УЗ, 567, 1981.

Левинтон Г. А. Инцест // МН, 1, 1982.

Леонгард К. Акцентуированные личности. Киев, 1982.

Линский Л. Референция и референты // НЛ, 13, 1982.

Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1972.

Лосев А. Ф. История античной эстетики. Высокая классика. М., 1974.

Лосев А. Ф. Античная философия истории. М., 1976.

Лосев А. Ф. О пропозициональных функциях древнейших лексических структур // Лосев А. Ф. Знак. Символ. Миф. Тр. по языкознанию. М., 1982а.

Лосев А. Ф. О типах грамматического предложения в связи с историей мышления // Там же, 1982b.

Лосев А. Ф. Персефона // Мифологический словарь. М., 1991.

Лотман М. Ю. От составителя // Учебный материал по анализу поэтических текстов. Таллин, 1982.

Лотман Ю. М. Лекции по структуральной поэтике. Тарту, 1964.

Лотман Ю. М. Проблема значения во вторичных моделирующих системах // УЗ, 181, 1965а.

Лотман Ю. М. О понятии географического пространства в русских средневековых текстах //УЗ, 181, 1965b.

Лотман Ю. М. Художественная структура «Евгения Онегина» //УЗ, 184, 1966.

Лотман Ю. М. Декабрист в повседневной жизни (Бытовое поведение как историко-психологическая категория) // Лит. наследие декабристов. М., 1971.

Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М., 1970.

Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста: Структура стиха. Л., 1972.

Лотман Ю. М. О двух моделях коммуникации в системе культуры // УЗ, 308, 1973.

Лотман Ю. М. Тема карт и карточной игры в русской литературе XIX в. // УЗ, 365, 1975а.

Лотман Ю. М. О Хлестакове // УЗ, 369, 1975b.

Лотман Ю. М. Роман в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Тарту, 1976.

Лотман Ю. М. Культура как коллективный интеллект и проблема искусственного разума. М., 1977а.

Лотман Ю. М. Поэтика бытового поведения в русской литературе XVIII в. // УЗ, 411, 1977b.

Лотман Ю. М. Место киноискусства в механизме культуры // Там же. 1977с.

Лотман Ю. М. Феномен культуры // УЗ, 463, 1978а.

Лотман Ю. М. Динамическая модель семиотической системы // Там же. 1978b.

Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий. Л., 1980.

Лотман Ю. М. Текст в тексте // УЗ, 567, 1981.

Лотман Ю. М. Редакционное примечание // УЗ, 576, 1982.

Лотман Ю. М. О Семиосфере // УЗ, 641, 1984.

Лотман Ю. М. Заметки о художественном пространстве // УЗ, 720, 1986.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных