Разум в мировой системе взаимодействий Информация - это информация, а не вещество и не энергия. Н. Винер

Мысль не есть форма энергии. Как же может она изменять материальные процессы? В.И. Вернадский 3.2.1. Что такое "законы природы", и нарушает ли их человек? Возможность познания нами чего-то в мире зависит от того, насколько мы сами являемся теми, кто преодолел природу. М.К. Мамардашвили

Имеется маленькое различие между законами Природы и законами Конститу-ции. За нарушение закона Конституции от-ветствен тот, кто его нарушил, а за нару-шение закона Природы - тот, кто его… придумал.
В. Гарун

Итоги предыдущего анализа, казалось бы, делают вторую по-ловину вопроса в заглавии подраздела риторической. Но не все так просто. Тезис о нарушении человеком (после неолита) законов при-роды давно сделался общим местом в экологической литературе, а упрек в игнорировании этих законов оппонентами - излюбленный прием биоцентристов в спорах. Кто говорит о конструктивной эво-люционной роли человека, тот просто не знает или не учитывает за-конов физики, термодинамики, биологии, а в противном случае он понял бы истинное положение дел [Данилов-Данильян В.И., 1998].
Азы естествознания, которые следует для этого учитывать, концентрированно изложены в первом российском учебном пособии по глобальной экологии [Арский Ю.М. и др., 1997], неоднократно упоминавшемся выше.
Из пособия студенты узнают, что человек, будучи "крупным растительноядным животным", представляет собой только "один из многочисленных видов" (с.269). В том, что он обладает сознанием, нет ничего особенного, так как "сознание - это свойство всех пере-двигающихся животных" (с.224). Поэтому "смысл жизни человека не может отличаться от смысла жизни остальных живых существ ес-тественной биоты" (с.311); а именно, ему, "как и другим крупным растительноядным кочующим животным, генетически было предо-пределено быть нарушителем естественных сообществ для поддер-жания и сохранения генетической программы передвигающихся жи-вотных-ремонтников" (с.282).
Но с тех пор, как люди перешли к земледелию и скотоводству (автор другого труда по экологии назвал это "экологической контр-революцией" [Урсул А.Д., 1990, с.174]), они стали использовать "внегенетическую культурную информацию… полностью уничто-жать естественные сообщества организмов и экосистемы" и превра-тились в "часть культурного наследия, на базе которого сформиро-валась философия войны" [Арский Ю.М. и др., 1997,с.с.282-283].
Все это должно подвести к выводу о том, что подавляющее большинство наших современников суть "распадные особи", под-держание жизни которых "требует возрастающей экономической и социальной нагрузки на общество" (с.283), а значит, человеческую "популяцию" надо сокращать. "Для возвращения в нормальное со-стояние жизнь популяции должна определяться поведением немно-гочисленных сохранившихся нормальных особей. "Демократия" в таких условиях, уравнивая нормальных и распадных особей, могла бы лишь увеличить количество распадных особей (…) Основной на-учно-технический прогресс мира сейчас обеспечивает примерно 1/5 населения. Это в основном жители развитых стран" (с.с.312-322).
Книга содержит массу недоразумений. Тот же научно-технический прогресс на многих страницах третируется как великое зло, высказывается надежда, что его скорость, резко сократившись, "сравнится со скоростью (биологической) эволюции" (с.322) - и вдруг вклад в него объявляется критерием искусственного отбора, хотя тогда уж логичнее было бы призвать к депопуляции именно развитых стран. В одних местах авторы рекомендуют сократить на-селение Земли в 5-10 раз, в других пишут, что "экологически допус-тимая плотность населения… близка к плотности численности соби-рателей и традиционных рыболовов" (с.306), которая ими же при-равнена к 10 млн. (с.248), и т.д.
Но сквозь все недоразумения ясно просматривается лейтмо-тив: человек - только разрушитель природы, не обладающий само-ценными качествами, и главное средство спасения биосферы состав-ляет форсированная депопуляция.
В работах по глобальной экологии, принадлежащих перу ме-нее солидных авторов, приходится встречать и не такое. Я же цити-рую учебное пособие (!), авторы которого составляют цвет отечест-венного естествознания, обладают самыми высокими академиче-скими званиями и административными должностями (академики и члены-корреспонденты РАН; руководитель коллектива - тогдашний председатель Госкомитета РФ по охране окружающей среды). Это и делает книгу показателем глубокого концептуального кризиса, пе-реживаемого экологической наукой. Похоже, что главный источник недоразумений - безнадежно устаревшее представление о "законах природы".
Это словосочетание вошло в европейские языки с легкой руки Г.В. Лейбница, в качестве антитезы "божественным законам". Вплоть до ХХ века оно и понималось в духе исходной эпохи - как обозначение конечного набора внешних для системы внеисториче-ских сущностей, которые подчиняют себе реальные процессы, а не производны от них. Между тем в современной науке накоплено множество свидетельств обратного: устойчивые причинные зависи-мости (законы) складываются в рамках конкретной системы и опре-деляются особенностями ее внутренней и внешней структуры. Легче продемонстрировать данное положение на примере социальных сис-тем, поэтому с них и начнем.
Все социальные законы суть законы человеческой деятельно-сти, которая регулируется психикой (сознанием в широком значении слова), т.е. становится функцией определенных ценностей, пред-ставлений и норм. Скажем, законы первобытнообщинной, феодаль-ной, капиталистической или социалистической экономики склады-ваются во взаимоотношении людей, обладающих соответствующи-ми типами сознания, и история ХХ века (в том числе новейшая ис-тория России) дает тьму примеров того, как экономисты, не учиты-вавшие этого обстоятельства, попадали впросак. Специальный ана-лиз показывает, что структура любого вразумительно сформулиро-ванного экономического или социологического закона, общего или частного, имплицитно содержит устойчивые психологические зави-симости соразмерной степени общности (см. подробнее [Назаретян А.П., 1981]).
В какой мере сказанное относится к фундаментальным при-чинным зависимостям, которые описываются в естественных нау-ках?
Например, физические законы не обусловлены человеческой деятельностью и потому считаются независимыми от сознания. Но, повторяя этот тезис из учебников марксистской философии, следует иметь в виду два решающих обстоятельства, затрагивающих гносео-логический и онтологический аспекты вопроса.
Первое состоит в том, что наука физика и ее законы - это факт культуры, т.е. продукт человеческого сознания, которое по опреде-лению исторично, а значит, исторически ограничено. Архимед (сти-хийно пользовавшийся индуктивной логикой), И. Ньютон или Г.С. Ом, обобщая свои наблюдения, распространяли выводы на беско-нечное количество тождественных ситуаций. Разумеется, они очер-чивали значимые параметры ситуации, т.е. условия ситуационного тождества, не ведая о результатах последующих наблюдений и тео-ретических расчетов. Можно ли упрекнуть Архимеда в незнании то-го, что при нейтрализованной гравитации (в космическом аппарате) обнаруженная им зависимость перестает соблюдаться; Ньютона - в неверном представлении о бесконечной скорости сигнала; Ома - в игнорировании феноменов сверхпроводимости? Пожалуй, еще на-ивнее было бы только убеждение в окончательности принятых ныне моделей и установленных закономерностей.
В этом состоит гносеологический кошмар историзма. Риск ин-дуктивных, как, впрочем, и дедуктивных умозаключений для исто-рически конкретного субъекта всегда стремится к бесконечности, но без таких процедур не останется ни науки, ни мышления вообще. "Если мы хотим, чтобы от науки была какая-то польза, - писал вы-дающийся американский физик Р. Фейнман [1987, с.66], - мы долж-ны строить догадки. Чтобы наука не превратилась в простые прото-колы проделанных экспериментов, мы должны выдвигать законы, простирающиеся на еще не изведанные области. Ничего дурного тут нет, только наука оказывается из-за этого недостоверной".
Физик не знает наверняка, в какой степени тот или иной экс-перимент в центре Галактики, при высоком скоплении гравитацион-ных масс, даст результат тождественный полученному на периферии Галактики (на Земле). Еще труднее утверждать что-либо подобное в отношении ранних стадий развития Вселенной. И это только самые очевидные трудности.
Любой научный вывод опирается, помимо конечного количе-ства более или менее эксплицированных посылок, на едва ли не бес-конечное количество посылок имплицитных, само собой разумею-щихся и потому нерефлектируемых. Между тем изъятие из фунда-мента хотя бы одного элемента способно нарушить устойчивость теоретической конструкции или, во всяком случае, решающим обра-зом ограничить мощность полученных выводов. Отказ от совершен-но не осознанного убеждения в бесконечной скорости сигнала пре-вратил механику Ньютона из учения о всеединых законах мирозда-ния в предельный частный случай более общей физической теории. В свою очередь, А. Эйнштейн не мог бы предвидеть, исключение каких именно из его собственных самоочевидных допущений завтра и послезавтра дезавуирует универсальные притязания релятивист-ской теории.
Трудность усугубляется тем хорошо известным психологам и методологам науки обстоятельством, что "от теории зависит эмпи-рия", т.е. в структуре любого факта содержится рабочая концепция [Чудинов Э.М., 1977]. В повседневной жизни и в научном исследо-вании мы видим то, к чему нас подготовила актуализованная гипоте-за, а чтобы увидеть нечто радикально новое, нужно сменить модель.
Весьма проблематична и апелляция к "потомкам" как конеч-ным арбитрам и носителям истины. Такая апелляция имеет как ми-нимум три неудобства, которые назовем вертикальным, горизон-тальным и семантическим. Будут ли "они" думать по интересующе-му нас вопросу одно и то же через 10, 100 и 500 лет? Будут ли "все они" когда-либо думать об этом одно и то же? Наконец, главное: ес-ли бы некий Сверхпотомок, химерический лапласовский Демон из тейяровской Точки Омега возжелал информировать ученого обо всех уточняющих оговорках, необходимых для абсолютной достоверно-сти вывода, ему (Демону) потребовалось бы для этого бесконечное количество слов.
Философ, использующий кантовские категории относительной и абсолютной истинности, подразумевает наличие надежных средств их различения, т.е. возможность раз и навсегда выделить неизменяемое ядро некоего конечного суждения. Однако подвох со-стоит в том, что сколь угодно богатый конечный опыт недостаточен для установления окончательных границ достоверной экстраполя-ции. Этот принцип "неопределенности заблуждения", или неоконча-тельной фиксируемости экстраполяционных границ, служит мето-дологическим аргументом против истинностной гносеологии и тем самым - в пользу гносеологии модельной [Назаретян А.П., 1986-a, 1995].
Но скептические соображения касаются, по большей части, стиля научной полемики и коммуникативной установки на взаимо-исключающие истины. Вместе с тем "теория всего" (the theory of everything) остается вожделенной мечтой и влечет ученых к универ-сальным обобщениям, содержание которых охватывало бы предель-ное многообразие предметных ситуаций. Здесь и обнаруживает себя второй, еще более важный для нас аспект вопроса - онтологический.
Как социальные законы являются функцией структуры чело-веческих взаимодействий, так физические законы производны от физических структур. При обсуждении антропного космологическо-го принципа физиками-теоретиками было, кажется, единодушно признано, что самые фундаментальные законы природы заданы уни-версальными константами "нашей" Вселенной; в "другой" вселен-ной с иными фундаментальными параметрами физические свойства и закономерности могли бы коренным образом отличаться от на-блюдаемых (в частности, исключать возможность образования орга-нических молекул). Добавим, "по мере того как эволюционирует /известная нам/ Вселенная, обстоятельства создают новые законы" [Пригожин И., 2003, с.103]. Наконец, теория не исключает наличие экзотических объектов, типа черных дыр, в которых теряют силу даже такие мощные обобщения, как закон сохранения энергии и за-кон возрастания энтропии.
Все эти рассуждения, кажущиеся заоблачными абстракциями, имеют прямое отношение к вполне актуальным теоретическим и практическим проблемам.
Тезис о независимости фундаментальных физических законо-мерностей от человеческого сознания справедлив постольку, по-скольку они определяются мега- и микроструктурами метагалакти-ческого порядка, по сравнению с которыми влияние разумной дея-тельности пока исчезающе мало. Иначе обстоит дело в масштабе планетарном. Внешний наблюдатель, сравнив физические процессы в биосфере Земли с процессами в эквилибросферах соседних планет, обнаружил бы массу странных вещей. Главное - то, что, хотя все за-коны равновесной термодинамики выдерживаются, общее состояние системы остается неравновесным за счет регулярного перекачивания свободной энергии от более равновесных к менее равновесным под-системам.
Наблюдатель вынужден был бы предположить наличие до-полнительных звеньев в цепи причинно-следственных связей, и убе-дился бы, что активность белково-углеводороных тел образует сис-тему качественно нового типа, в иерархической структуре которой складываются более сложные причинные зависимости. Поэтому мо-дели, построенные для эквилибросферы, во многом теряют здесь объяснительную силу, и требуются модели, учитывающие большее количество параметров и наличную иерархию управлений.
"Земные" экологи-биоцентристы всего этого не могут не по-нимать, но сделать следующий шаг к уяснению реального положе-ния отказываются. То, что биоценоз с человеком (антропоценоз) - принципиально другая система, чем дикий биоценоз, что в ней скла-дывается более объемный комплекс зависимостей и что поэтому мо-дели классической экологии (экологии волка, осьминога или березы) неприменимы к экологии человека, все еще приходится доказывать. Но это и означает, что социоприродная система не способна жить по законам (дикой) природы: по отношению к образующимся в ней за-кономерностям законы девственной биосферы представляют собой не более чем предельный частный случай.
Только недоразумением можно объяснить упорное отрицание экологами сущностного различия между человеческим обществом и муравейником. Когда же они пишут, что "часть биосферы, занятая цивилизацией (так же как и муравейником, гнездом или берлогой), должна следовать требованиям законов биосферы" [Арский Ю.М. и др., 1997, с.311], то это уже лавина недоразумений.
Ибо законы природы не могут предъявлять требований и, в отличие от юридических законов, не предполагают произвольного долженствования или нарушения. Законы образуются структурой отношений, в данном случае включающей сознательную регуляцию. Задача человека - выстраивать такие структуры, которые бы обеспе-чивали комфортное существование общества. Превышая оптималь-ный для данного исторического этапа масштаб управленческого воздействия, социум подрывает естественные основы своего бытия, и причины этого (как мы убедились, обсуждая закон техно-гуманитарного баланса) кроются в диспропорциях культурного раз-вития.
Ставшее анахронизмом представление о человеке как равно-ценной части биосферы заводит экологов в концептуальный и стра-тегический тупик. Сегодня влияние человеческой активности дос-тигло таких размеров, что пора перенести акцент на обратную сто-рону социоприродных отношений: биосфера становится подсис-темой планетарной цивилизации.
Работами В.И. Вернадского и его последователей на большом фактическом материале показано, что деятельность человека разум-ного давно уже стала геологическим фактором. Она все более пре-вращается в управляющий блок глобального процесса, в котором каждая из подсистем обладает собственным комплексом закономер-ных связей, выстраивающихся в иерархическую систему управле-ния.
Термин "разумный" здесь - не оценка, а констатация: в Очер-ке II показано, сколь часто неадекватное качество разума и управле-ния оборачивалось саморазрушительными последствиями. Но эво-люционная антропоцентрическая модель включает в причинную цепь социоприродной устойчивости сознательную деятельность, а значит, человеческие ум, волю и культуру, и ориентирует на сбалан-сированное развитие этих качеств. Натуралистические же модели, представляя человека только агентом разрушения, формируют ком-плекс мифической вины, видовой мазохизм и нагнетают межэтниче-скую враждебность под шумок разговоров о необходимой депопу-ляции.
Подчас это сопряжено с прямым искажением исторических фактов. Поскольку биоцентристы отрицают масштабные антропо-генные кризисы в прошлом, неолитическая революция трактуется ими как грехопадение, а земледелец и скотовод - "экологические контрреволюционеры" - выскакивают, как черти из табакерки. Ме-жду тем, согласно данным археологии, в палеолите влияние челове-ка на природу носило по преимуществу разрушительный характер и, когда оно превысило репродуктивные возможности биосферы, раз-разился тяжелый кризис. Конструктивным следствием этого кризи-са, как мы видели (см. разделы 2.6, 2.7), и стал неолит - начало "со-трудничества" человека с природой, по Г. Чайлду.
Прежде люди только брали у природы, а в неолите начали вкладывать в нее трудовые усилия, перестраивая среду в соответст-вии с растущими материальными и духовными потребностями. Они повышали совокупное разнообразие социоприродных систем за счет ограничения разнообразия природной составляющей: окружали себя искусственно выведенными животными и растениями, выпалывали сорняки, оттесняли опасных хищников, ядовитых змей и насеко-мых.
Таким образом, биоценозы антропоцентризировались и антро-поморфизировались, их элементный состав, поведение и рефлексы животных адаптировались к усиливающимся признакам человече-ского присутствия. Одновременно наши предки учились контроли-ровать природные импульсы собственного организма, сублимируя их в социально приемлемые действия и организуя свой внутренний мир согласно изменяющимся ценностям культуры, а культура, асси-милируя опыт антропогенных катастроф, вырабатывала эффектив-ные модели управления природными процессами.
Экологу трудно принять подобные соображения до тех пор, пока он работает в парадигме классического естествознания, для ко-торого категории, связанные с субъектностью - управление, цель, информация, ценность, интеллект, история, - чужеродны. Только освоив концептуальный аппарат постнеклассической науки, можно разобраться, каким образом усложняющаяся социоприродная систе-ма способна образовывать новые объективные закономерности, включающие сознательное действие.
Первым прорывом в эту сферу из области классического есте-ствознания стал мысленный эксперимент Дж. Г. Максвелла. Мы рассмотрим его в следующем подразделе, исследуя, каким образом творческое мышление внедряется в систему универсальных причин-но-следственных зависимостей и преобразует их своим вмешатель-ством.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: