Технология чуда и чудо технологии. Интеллект как Демон Максвелла

Каждое чудо имеет свою технологию. И всякая технология есть чудо. В. Гарун

Разум - это способность при мини-мальных расходах собственной энергии орга-низовать и запустить процесс с вовлечением в него... практически неограниченного количе-ства энергии окружающего Космоса. М.И. Веллер

В 60-е годы ХХ века ученые обнаружили в пустынном районе Австралии незнакомое племя и смогли уговорить аборигенов прие-хать с ними в город. Гости с удивлением и испугом смотрели на вы-сокие здания, автомобили, корабли, радиоприемник и телевизор, но по-настоящему потрясающее впечатление произвела на них... спич-ка, которую, закуривая, зажег один из ученых [Беркинблит М.Б., Петровский А.В., 1968].
Такие забавные случаи, часто приводимые этнографами, пси-хологически и философски весьма поучительны. Для первобытного человека спичка оказывается бoльшим чудом, чем автомобиль или телевизор. Она "непонятна" ровно настолько, чтобы вызвать актив-ное любопытство, удивление и интерес, тогда как телевизор - меха-низм чересчур далекий от понимания, так что туземец, попав в го-родскую среду, скорее привыкает к нему, чем успевает по-настоящему удивиться. Статусом чуда в его глазах не обладают и привычные явления природы. Они либо давно объяснены в системе магического знания, либо не интересны. Соответственно, на вопрос о причинах (например: почему Солнце ежедневно поднимается на вос-токе и опускается на западе?) туземцы либо дают исчерпывающий ответ, либо безразлично отвечают "мы не знаем", "это происходит само собой", либо проявляют раздражение: "Только очень глупый человек может спрашивать об этом. Так было всегда" [Анисимов А.Ф., 1966], [Шахнович М.И.,1971].
Сильно ли отличаются от этого типичные реакции современно-го горожанина? В самолете или телевизоре нет ничего чудесного, так как механизм этих явлений, якобы, понятен (хотя немногие готовы его основательно объяснить). Компьютер пока еще поражает взрос-лого человека в первые недели работы, но с освоением сотни эле-ментарных операций наступает иллюзия понятности. Растущий цве-ток и поющая птица с детства так же привычны, как автомобиль, а школьные учителя успели убедить нас, что механизмы всех этих яв-лений хорошо известны "науке". Иногда удивляют фокусы выдаю-щихся циркачей, но мы уверены, что за ними кроется всего лишь "ловкость рук". Некоторые из наших современников в тоске по чу-десам обращаются к чему-нибудь вроде плачущей иконы или изле-чения через молитву, но другие резво растолковывают и механизм таких явлений, и причину их необычности.
Архаическое сознание оценивает некоторое явление как чудо, если оно в меру необычно и в меру непонятно. Современное обы-денное мышление расслоилось на два типа, которые назовем "чудо-творным" и "технологическим". Носитель первого типа мышления, поверхностно образованный и удрученный кажущимся всезнанием "науки", озабочен поиском экзотических явлений будто бы недос-тупных науке - это способствует психологическому самоутвержде-нию. Его идейный антипод немедленно находит "механизм" любого явления, а неудачу объясняет временным недостатком знания (лично своего или "современной науки").
Но опытный ученый, обладающий навыком методологической рефлексии, сознает, что всякое исчерпывающее объяснение является таковым только в рамках определенной модели, и до тех пор, пока несущие конструкции (аксиомы) последней не сделались предметом критики; поскольку же постнеклассическая наука предполагает мно-жественность моделей, она остается принципиально незавершенной и открытой для чуда.
Классическая научная картина мира, напротив, всегда претен-довала на потенциальную завершенность, и в ней имеется недву-смысленное определение чуда как события, противоречащего зако-нам природы. Отсюда вытекает и обратный логический вывод - ин-тердиктивный подход: закон природы (и вообще истинное знание) есть теоретическое обобщение необходимого и достаточного опыта, исключающее возможность определенных событий. При этом счита-ется само собой разумеющимся, что "техника никогда не отменит законов природы" [Качановский Ю.В., 1983, с.57].
Некоторые авторы даже умышленно строят дефиниции таким образом, чтобы исключить запрещенное техническое решение. На-пример, вечный двигатель - это механизм, нарушающий второе на-чало термодинамики. Додумайся кто-нибудь в свое время опреде-лить самолет как аппарат, нарушающий закон тяготения, - и, вероят-но, студенты все еще рассказывали бы на экзаменах, почему такой аппарат в принципе невозможен…
Правда, в теоретической науке подчас возникают задачи, за-ставляющие круто изменить ход мысли. Например, И.С. Шкловский [1977] предложил искать противоестественные явления в космосе как признаки активности цивилизаций. Но в последующем и он сам, и особенно его сотрудники [Гиндилис Л.М., 1996] подвергли эту идею сомнению: явления, вызванные "ударной волной интеллекта", побудили бы выстраивать концептуальную конструкцию таким обра-зом, чтобы они объяснялись как естественные в рамках физической модели. С аналогичной проблемой ("презумпция естественности") физики сталкиваются при обсуждении Большого Взрыва, феноменов типа черных дыр и т.д.
Еще раньше эта презумпция была спародирована М.А. Булга-ковым в "Мастере и Маргарите" [1984]. Целую неделю в Москве резвились Воланд и его свита, но в милицейском отчете все странные факты нашли стройные естественные объяснения, и "в свете таких объяснений решительно все понятно" (с.360). Из общей схемы выпал только один факт - исчезнувшая голова Берлиоза. Но с этим при-шлось смириться.
Методологи хорошо знают, что даже самая стройная научная концепция имеет свою "исчезнувшую голову", в поисках которой и приходится изобретать гипотезы ad hoc или уповать на будущее ре-шение проблемы. Типичный сценарий сводится к тому, что накапли-вающиеся вспомогательные гипотезы и (или) вопросы без ответов расшатывают концептуальную конструкцию, она теряет конкуренто-устойчивость и рушится под натиском новых парадигм [Кун Т., 1977].
Все это превращает интердиктивный подход, сам по себе дос-таточно остроумный, в чистую абстракцию. Попытавшись его кон-кретизировать, мы обнаруживаем, что теоретическое знание раз за разом оказывается посрамлено техническими находками.
Действительно, большинство элементов, составляющих техно-логическую среду в начале ХХI века, отвечают критериям чуда с точки зрения науки середины ХIХ века, многие - с точки зрения нау-ки начала ХХ века, а некоторые - даже с точки зрения науки середи-ны ХХ века. Они "нарушили законы природы" в том смысле, что преодолели абсолютные ограничения, логически вытекающие из них и фиксировавшиеся учеными, причем такие нарушения чаще всего происходили без дисквалификации тех законов, из которых запреты выведены.
Многотонные лайнеры бороздят воздушное пространство, а космические корабли уносят за пределы атмосферы аэробные организмы, не дискредитируя ни законов гравитации, ни законов химии или биологии. Миллионы телезрителей в Европе наблюдают прямые репортажи из Америки, не сомневаясь на этом основании в шарообразности Земли или в свойствах светового луча. Принципиальную неосуществимость множества привычных на ру-беже тысячелетий технических эффектов убедительно доказал бы любой солидный ученый сотней лет ранее.
И такие доказательства неоднократно приводились. Из истории известно, сколь фундаментальные расчеты демонстрировали, что ап-парат тяжелее воздуха непременно упадет на землю, каким насмеш-кам подвергались Г. Маркони, заявивший, что передаст радиосигнал из Европы в Америку (этот неуч не знает о шарообразности Земли!) или К.Э. Циолковский, предрекавший выход человека в космос…
Подобные примеры можно приводить очень долго. В основном они касались бы XIX-XX веков, поскольку, во-первых, прежде наука с ее строжайшими запретами не была достаточно развита, а во-вторых, эти века отличаются от прежних сотен, тысяч и миллионов лет интенсивностью событий. Между тем каждая кардинальная инновация и в истории социальных технологий, и в истории "технологий", выработанных живой природой, может быть представлена как преодоление запретов, налагаемых теми или иными физическими законами, без малейшего нарушения последних. Если бы такие законы и запреты формулировал какой-то воображаемый естествоиспытатель (подобный "палеолитическому экологу", обра-зом которого мы воспользовались в Очерке II), он бы измучился от недоумения по поводу происходящего. Нашего бессмертного физика поражали бы теперь телевизоры, космические корабли и компьюте-ры, а сотни миллионов лет назад - освоение живыми организмами суши и воздушного пространства, перестройка ими энергетических потоков атмосферы и т.д. и т.п.
Основу "парадокса интердиктивности" составляет психофизи-ческая проблема - одна из самых глубоких загадок современной нау-ки. Ее формулировка в версии В.И. Вернадского приведена в эпи-графе к разделу 3.2.
Рука, подчиняясь мысли и воле, выводит строки на бумаге, подъемный кран перемещает тонны грузов, электростанция направ-ляет в нужный канал миллиарды киловатт энергии, искусственно из-меняются русла рек, перестраиваются ландшафты… Нейрофизиолог может подробно описать, как последовательное возбуждение нейро-нов приводит к сокращению мышц, инженер расскажет, как движе-ние руки приводит в действие мощный механизм, а эколог - как на-рушение ландшафта ведет к антропогенному кризису. Но как и по-чему идеальный образ (мысль, воля) способен регулировать матери-альное движение? И каким образом "нематериальный" интеллект способен вторгаться в систему физических взаимодействий, пере-страивая их и образуя качественно новые механизмы и закономерно-сти?
Эти вопросы до сих пор не имеют ясного ответа. Приблизить-ся к нему, осмыслить психофизическую проблему и "парадокс интердиктивности" помогает анализ технического творчества на стыке термодинамики, кибернетической теории систем и гештальтпсихологии. Исходной моделью для такого анализа послужил мысленный эксперимент, предложенный в 1871 году Дж. Г. Максвеллом [1888].
Великий физик, обсуждая закон возрастания энтропии и его возможные ограничения, представил наглухо закупоренный сосуд с газом, разделенный на две половины почти непроницаемой стеной. В стене имеется единственное отверстие, защищенное подвижной заслонкой, которой распоряжается разумное "существо" (названное впоследствии Демоном Максвелла). Если Демон станет пропускать из одной части сосуда в другую быстро летящие молекулы, а медленно летящие задерживать, то постепенно энтропия газа снизится: образовавшаяся разность температур создаст "из ничего" отсутствовавший энергетический потенциал.
Многолетние дискуссии привели к выводу, что нарушения закона здесь не происходит, так как на манипуляции заслонкой Демон должен затрачивать энергию, привнесенную извне сосуда, который, следовательно, не является закрытой системой [Бриллюэн Л., 1960]. Но при этом не сразу удалось оценить по-настоящему оригинальный результат рассуждения Максвелла. А именно, он впервые сформулировал на физическом языке идею управления (ср. [Поплавский Р.П., 1981]) и показал, как целеустремленный субъект, нимало не ущемляя законы природы, но используя наличную информацию, в принципе (при неограниченной когнитивной слож-ности) способен получать полезный энергетически выраженный эффект, сколь угодно превышающий сумму затрат.
Способность информационной модели увеличивать энергети-чески полезный эффект на единицу входящего ресурса тождественна способности моделирующего субъекта перекачивать энергию от более равновесных к менее равновесным зонам. Это почти мистическое ("максвелловское") свойство является настолько существенным эволюционным фактором, что может служить исходным определением интеллектуальности, если интеллект, соответственно, рассматривать как инструмент устойчивого неравновесия.
В теории систем показано, что антиэнтропийный потенциал пропорционален богатству информационной модели; по мнению В.В. Дружинина и Д.С. Конторова [1976, с.105], "эта зависимость выражает один из основных законов природы". Психологами же исследован когнитивный механизм, посредством которого облада-тель более сложной информационной модели преодолевает ограни-чения, накладываемые законами природы и остающиеся непреодо-лимыми для обладателя более простой модели [Дункер К., 1981].
Дело в том, что каждое объективное ограничение абсолютно в рамках более или менее замкнутой системы зависимостей, которая на поверку всегда оказывается фрагментом более общих причинных сетей бесконечно сложного мира. Решение любой инженерной зада-чи состоит в том, чтобы найти более объемную модель - "метаси-стему" по отношению к исходной.
В более мощной информационной модели те параметры ситуации, которые прежде выступали в качестве неуправляемых констант, превращаются в управляемые переменные. Это и позво-ляет интеллектуальному субъекту упорядочивать хаотические (с точки зрения данной задачи) природные силы, ограничивать степени свободы вещественно-энергетических потоков ("превращать энер-гию многих степеней свободы… в энергию одной степени свободы" [Хакен Г., 1980, с.21]) и тем самым произвольно перестраивать объ-ективный мир.
Таким образом, субъект, обладающий интеллектом, который превосходит по информационной мощности интеллект остальных элементов системы, выступает по отношению к ней как аналог мак-свелловского Демона. С появлением такого субъекта образуется система с Демоном: в ней причинные зависимости кардинально ус-ложняются.
Живое вещество по отношению к физическому миру Земли, а затем культура по отношению к биосфере выступают в роли Демо-нов, отбирая полезные для себя процессы и состояния, ограничивая вредные и тем самым формируя качественно новые типы систем. С выделением более развитых культур "пирамида Демонов" продол-жала надстраиваться, образуя усложняющуюся иерархию управле-ний. Энергия и вещество в таких системах последовательно перека-чивались от сравнительно более равновесных к менее равновесным составляющим (ведь степени свободы естественных потоков ограни-чивались!), и уровень неравновесности всей социоприродной систе-мы повышался, в противоположность тому, что должно происходить в "системе без Демонов".
В социально-исторической развертке роль Демонов играли племенные союзы неолита по отношению к палеолитическому окру-жению, городские цивилизации по отношению к архаическим обще-ствам, осевые культуры по отношению к доосевым, индустриальные страны по отношению к колониям и т.д. И по мере того, как склады-валась эволюционная необходимость, сначала биота, а затем социум находили средства преодолевать объективные ограничения, бывшие прежде абсолютными, не нарушая сложившихся ранее законов при-роды, но создавая оригинальные структуры и "технологии".
Каждый скачок придавал новые свойства интеллекту, над-страивая блоки в иерархии управлений. Подсистема с более емкой и динамичной информационной моделью (со временем информация стала кодироваться товарными эквивалентами типа золота, ассигна-ций и т.д.) ориентировала потоки энергии на себя, повышая уровень разнообразия и неравновесности совокупной системы. И почти неиз-бежно наращивала управленческие притязания по отношению к "об-крадываемым" подсистемам.
При этом каждый Демон оказывался жизнеспособным по-стольку, поскольку ему удавалось внутренне уравновешивать свои управленческие притязания; в противном случае он со временем раз-рушал управляемую систему и погибал под ее обломками. Через этот жестокий селективный механизм (который на социальной стадии кристаллизовался в закон техно-гуманитарного баланса) происходи-ло и происходит эволюционное созревание интеллектуальности.
Поэтому не совсем случайно то, что "Демон" Максвелла и "даймон" Сократа (напомню: одно из ранних обозначений совести как высшего звена в иерархии нравственного самоконтроля) получи-ли одинаковое наименование. Отсюда вырисовывается определение, предложенное В.А. Лефевром [1996]: разум - это космический субъ-ект с совестью.
Отмеченные обстоятельства вносят решающие коррективы в методологию анализа системы с Демонами (каковой, несомненно, является антропосфера). Как ранее отмечалось, достоверность нату-ралистических моделей, часто используемых экологами и футуроло-гами, применительно к такой системе весьма ограничена. Прогноз ее поведения настоятельно требует других моделей, учитывающих субъективные свойства Демонов, и особенно того, который находит-ся на вершине иерархической пирамиды - его цели, ценности, акту-ально и перспективно доступные средства. В нашем случае речь идет, конечно, о человеческом разуме, хотя как адекватно выстроить цивилизационную пирамиду - большой вопрос.
Мы вернемся к этому и другим вопросам прогностики в Очер-ке IV, но для этого необходим ряд дополнительных обобщений.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: