Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Повесть о каменном хлебе 8 страница




Отсмеявшись, Лави протянула «кукле» руку — такой знакомый жест! — и девочка приняла ее, чтобы встать. Оказалось, что роста в ней чуть меньше, чем в Аэниэ — пушистая, слово увенчанная золотистым нимбом головка едва доходила эльфке до бронзовой застежки плаща на горле. Лави легко перехватила гитару девочки, повесила себе на плечо. Снова — сияние улыбки, снова — о чем-то говорят… Аэниэ закусила губу. Как-то сразу — по блеску глаз Лави, по ее преувеличенной галантности — она поняла, что это — надолго.

Разумеется, и раньше бывало, что Лави, в сопровождении свиты гордо шествовавшая по Эльфятнику, останавливалась возле какой-нибудь стайки девочек, привлеченная милой мордашкой, симпатичным прикидом или голоском чуть лучше, чем "вой менестреля, что чернее ночи". Эльфка подходила рассмотреть подобное явление, и девочки узнавали ее (а кто не узнавал, того быстро просвещали). Девочки приседали под тяжестью оказанной им чести, дышали чаще и отвечали на вопросы едва слышными голосками, срывавшимися в писк — а то и в благоговейный шепот. Лави благосклонно кивала, улыбалась и пыталась беседовать. Но как правило уже после двух-трех вопросов на ее лице появлялась легкая презрительная гримаска — ухмылка в уголке губ, чуть приподнята бровь — и девушка сворачивала разговор и уходила. Правда, бывали и забавные случаи — как-то раз эльфка поставила на место очередную новоявленную Сауронушку, разразившись длиннющей фразой на Ах'энн и многозначительно выгнув бровь в ответ на беспомощное "Чего?".

Все это было не так. Аэниэ даже гордилась тем, как здорово Лави ухитряется высмеивать этих девочек — причем так, что вся свита падала со смеху, а объект веселья до последнего ничего не понимал. Аэниэ смирилась с тем, что у Лави есть еще и Чиаран… и Гэль… и Нэр… Но это все — свои… А сейчас?!

Придерживая на плече ремень гитары, Лави двинулась дальше. Свободной рукой она приобняла за плечи кудрявую девочку — губы ее шевелились, она улыбалась, и девочка улыбалась в ответ.

За Лави двинулась вся свита, и в самом хвосте плелась Аэниэ, задыхаясь от слез.

 

* * *

 

Очередь в столовой двигалась медленно — две дородные тетушки едва успевали наваливать пельмени в тарелки, разливать кофе-чай-компот ("Кофе или чай? Чай. А вот и не угадали, кофе…" — съязвила про себя девочка) и считать деньги, и Аэниэ прикрыла глаза и задумалась. Сколько еще надо было успеть за сегодня: беготня по семинарам вместе с Лави и всей свитой отнимала кучу времени, а надо было еще зайти на свою выставку, и попробовать попасть на концерт древней испанской музыки — и кого-нибудь с собой сманить, а если не получится, то не пойдет она ни на какой концерт, лучше побудет с эльфкой, а ближе к вечеру еще семинар, но может быть на него тоже не удастся попасть, если Лави передумает. А без нее идти… Как-то неуютно одной… А если пойти одной — то Лави будет со всеми — и с этой новенькой… Как там ее — Золотинка? Кажется, так…

— Аэниевьель? — знакомый журчащий голос. Девочка обернулась:

— Здравствуйте… — вежливое приветствие далось с трудом — уж слишком отчетливо вспомнилось предупреждение Лави. Аэниэ во все глаза глядела на Гвендалин, пытаясь обнаружить признаки обещанной злокозненности, и даже ухитрилась найти их. "Выдающиеся скулы — признак хитрости" — всплыла в памяти строка из прочитанной в детстве приключенческой книги, и сейчас девочка готова была в это поверить, — "Ой… Отвязаться бы побыстрее… И в глаза не смотреть!"

— Я Вам не успела дать адрес своей студии… И свой телефон. Держите, — Гвендалин протянула девочке картонный прямоугольничек. "Ой, визитка…" — девочка помедлила, но все же взяла карточку. "Надо потом Лави отдать. Или выкинуть… Еще намагичила что-нибудь…"

От Гвендалин не укрылось ее колебание, и тонкие губы женщины тронула горькая усмешка:

— Скажите, пожалуйста — Вы давно… с Филавандрелью?

— Нууу… — Аэниэ прикрыла глаза, прикидывая. — Года два… Или три. А что?

Женщина кивнула, но на вопрос не ответила. Рассеянно покрутила кольцо на безымянном пальце:

— Вы все-таки приходите как-нибудь. — хотела еще что-то добавить, передумала, зачем-то поправила очки, хотя они были в полном порядке. — Что ж, удачи. Аэниевьель. — и отошла, не дожидаясь ответа девочки.

"Ффффу…" — с облегчением выдохнула Аэниэ, — "пронесло…"

 

* * *

 

Темная комната — и за окном темно, плотные облака затянули небо, так что не видно ни луны, ни звезд, и даже фонари не горят. Бледно-зеленые стрелки на слабо светящемся циферблате будильника показывают полночь. Лежащего на застеленном диване человека совсем не видно, и не угадать очертаний среди складок и теней.

В коридоре раздается резкая трель телефона, человек шевелится, приподнимается на локте, собираясь встать, но в коридоре раздаются мягкие шаги и вспыхивает свет. Кто-то берет трубку, отвечает приглушенным голосом — как не вслушивается лежащий, но не может разобрать ни слова. Свет гаснет.

— Э-эй!

Дверь приоткрывается.

— Что, солнце?

— Это кто был?

— Гэль сказал, что его сегодня не будет.

— А… И где его носит?

— Где… У Кошей, вестимо. Там какие-то существа стопом из Казани пришли…

— Понятно… — с размаху утыкается лицом в подушку.

— Лав… — Чиаран прикрывает за собой дверь, подходит к дивану и присаживается возле него на корточки. — Хороший… — осторожно кладет руку на голову эльфки.

Лави приподнимается, глядя на Чиарана сухими блестящими глазами:

— Чиаль… — шепотом.

— Да? — глуховатый, тихий голос.

— Как думаешь, здесь еще есть… Из наших?

Чиаран пожимает плечами, опускает голову:

— Не знаю, Зарэк. Не знаю.

— Они же все идиотки… — свистящий, резкий шепот. Лави садится на диване, сбрасывает руку Чиарана, вцепляется ей в плечи, — Им скажи, что люди ходят на руках и люди ходят на боках — поверят! Они же думать не умеют! Игрушки безмозглые… А, к леш-шему… — передергивает плечами, — какая разница, из кого пользу извлекать… К тому же — я же им романтику даю… Сказку… И стаю. Правда, здорово, когда все свои? Правда? — голос звенит растревоженной струной, и Чиаран становится на колени, бережно берет ладони Лави в свои, согревает дыханием:

— Зарэк, мой лорд, тише, тише… Все будет хорошо. Правда. Правда…

Лави осторожно высвобождает одну руку, кладет на затылок Чиарана, перебирает темные волосы — и внезапно до боли стискивает несколько прядей.

 

* * *

 

Длиннющий серый дом, прозванный в народе "тещиным языком", все никак не заканчивался. Аэниэ бежала по тротуару, пытаясь одновременно и спрятать нос в воротник, и отвернуться от ветра, и при этом хотя бы одним глазом видеть дорожку. Левая рука благополучно пряталась в кармане, а вот правая мерзла нещадно — в правой девочка несла мороженое на палочке, купленное на последнюю собранную по всем карманам мелочь.

Никогда прежде девочку особо не волновало, как она будет добираться до метро, но в этот раз она почему-то долго стояла перед киоском, запустив руку в карман и нерешительно перебирая холодные монетки. Вспомнились сердитые контролеры: ее обычно не высаживали из троллейбуса, но как же стыдно было каждый раз опускать глаза и едва слышным шепотом бормотать что-то о бедных студентках и о том, что стипендию задерживают.

Странно. Раньше она никогда об этом не думала.

Разозлившись на себя, Аэниэ выковыряла мелочь и все же купила мороженое, но обычной радости все равно не почувствовала. Раньше достаточно было одной мысли: это мороженое для Лави. Лави будет рада. И все. Сейчас почему-то не помогало…

"Она любит эскимо в шоколаде… И с вареньем…"

Морозный ветер жжет щеки, нос и лоб, пробирается под куртку. Аэниэ ежится, пытается идти спиной вперед, но чуть не падает.

"Ему понравится… Всегда нравится."

В прошлый раз тоже было мороженое ("Угу, кысь, положи в холодильник… Чего, Нэр? Ну возьми. Аэниэ, солнышко, ты же не против?"), и блины были домашние, и конфеты, и ярко-рыжие мандарины — мелкие, но сладкие, и яблоко, которое мать дала с собой погрызть, и апельсин, купленный на деньги, что мать давала на обед, тогда пришлось весь день вообще не есть… Вспомнилось, как мама мыла ей яблоко, делала бутерброд — и говорила вредничающей сестренке, что тебе мы еще купим, а вот Леночка весь день учиться будет, ей нужно… Старалась для нее, для Аэниэ. Заботилась. А она… Кровь приливает к щекам.

("Кысь, ты? Ты как раз вовремя — сделай нам чаю…")

Ветер унялся, на ресницах мерзнут слезы.

("Кысь, пойми — у меня нет времени. Не все же тебе, правильно?")

Аэниэ мотает головой — слетает капюшон, и вновь поднявшийся ветер свирепо вымораживает обнажившуюся полоску кожи между шапкой и воротником свитера. А ведь то яблоко так и пролежало на кухне у Лави — пока не испортилось.

("Открой дверь, ага?")

Аэниэ всхлипывает.

("Так, тут я кому-то говорил сделать браслет — если мне ни с кем не изменяет память. И где оно?")

Аэниэ останавливается. Аэниэ сдирает обертку — пальцы скользят, срываются, кусок мороженого падает под ноги, туда же летит обертка, ветер тут же уносит ее, какая-то бабка бурчит: "Мусорят тут…" — девочка кидает на нее злобный взгляд, какая разница, плевать, плевать… Вгрызается в мороженое. Холодные куски проваливаются в желудок, зубы ломит, все тело сотрясает крупная дрожь. Выступающие слезы замерзают мгновенно.

 

* * *

 

Все как всегда, все как обычно: смех и песни, разгоряченные лица, на столе — пиво и вино, только вот рядом с Лави — золотоволосое хрупкое создание с кукольным личиком, ей эльфка подливает в стакан газировки (или уже не газировки?), ей подает печенье и делает бутерброды, ее гладит по голове и с ней переговаривается, доверительно понизив голос. Аэниэ почти не ест и не отвечает, когда к ней обращаются. Она просто не слышит. Болезненно сжимается сердце, пропуская удар, и девочка закусывает губу, чтобы не дать вырваться стону. "Какого черта ее занесло на этот КОН? Мелкая же еще… Сидела бы себе дома…"

— А пушистая с руки ест? — и смех, переливчатый звонкий смех…

Сил больше нет. Аэниэ встает, неловко протискивается мимо Зю, наступает на ногу Чиарану. В дверь. Дверь — прикрыть. Плотно. Теперь можно остановиться и дать себе волю, все равно никто не заметит — а как хотелось бы, как хочется, чтобы Лави вышла следом, пришла, обняла… Слезы текут по лицу девочки. Она оглядывается — в коридоре темно, это хорошо, вот вешалка, заваленная грудой одежды, под вешалкой — скамеечка. Если сесть на нее и закрыться куртками, пальто и плащами — зарыться в них — то никто не увидит… Спрятаться.

"Меня тут нет. Меня больше нет. Меня вообще нет. Лави, любовь моя, Лави… Нет, меня нет…"

 

Кто-то раздвигает куртки. Шепотом:

— Кто тут? Аэниэ? Ты чего тут?

Сердце подскакивает к самому горлу — и тут же обрушивается вниз. От разочарования почти пропадает голос:

— Да нормально, Дарк.

— Ага, как же… — Дарки сощурилась, пытаясь разглядеть в темноте лицо Аэниэ, потом провела пальцем по щеке девочки, — Ну вот, я так и думал. Ревешь. Что такое-то?

— Ничего страшного. Я буду нормально, ты иди.

— Ню-ню… — девушка легко потрепала Аэниэ по волосам и встала.

 

Одежда снова сомкнулась. Звук удаляющихся шагов, скрип двери. Но наплакаться так и не удалось — снова дверь, снова шаги, но на этот раз перед девочкой оказалась Лави.

— Так, Артануш. Ты с чего это вдруг?

Губы девочки жалобно искривились, но она не смогла выговорить не слова. Все упреки вдруг показались такими нелепыми и ненужным…

— Пушистая, говори. Что такое?

— Ты… — судорожный вздох. Слова не шли. Девочка со страхом всмотрелась в глаза Лави — они были темны. Непроницаемы.

Лави вздохнула и взяла в ладони лицо Аэниэ:

— Это из-за Золотинки, так?

Девочка не ответила, но слеза, скатившаяся по щеке, оказалась достаточным подтверждением.

— Понятно… Слушай меня, — строгий, жесткий голос. — Ты же знаешь, что завязки мои — не только на тебя. Я не могу быть только с тобой. Сейчас это нужно ей, и я даю ей, что могу — этого не так много… Но я должен. Да, тебе я уделяю меньше времени. Но вас много, а я один. Понимаешь?

Аэниэ попыталась выдавить что-то, потом просто молча кивнула.

— Пушистая, ревность — это очень плохо. Она разъест тебя изнутри и уничтожит наши отношения. Тебе это надо? Мне совсем не хочется, — голос эльфки смягчился. — Ты мне дорога, и Золотинка тоже. Лучше — будь лапушкой, сделай мне приятное. Подружись с ней. Она у нас новенькая, стесняется, боится… Помоги ребенку. Ей будет легче, а мне будет приятно видеть вас вместе. Ты же можешь ей браслетку сделать или колечко? Ну, вот, умница. И мне тоже будет муррр, что вы не грызетесь, а дружитесь.

— А… Как?

— Ну как это — как? — подняла брови эльфка. — А со мной ты как начинала дружить? Поговори с ней — о том, что ей интересно. Расспроси ее про нее саму, о себе все любят говорить. Слушай внимательно, задавай вопросы, хвали почаще… Ты умница, все у тебя получится. И меня порадуешь.

— Честно?

— Конечно, честно, пушистая моя.

— Лави… Я люблю тебя…

— И я тебя люблю, — эльфка крепко обняла девочку, потом мягко отстранилась, мгновение вглядывалась в ее поднятое лицо — и легко поцеловала. — Ну, а теперь беги умойся и приходи. Муррр?

Девочка кивнула.

 

Пустив холодную воду, девочка осторожно присела на край ванны, тяжело оперлась на раковину. Надо, надо было умываться и возвращаться, тем более что обещала… Не хотелось.

Из-за шума воды Аэниэ не услышала шагов и, когда в дверях появилась Дарки с сигаретой в зубах, девочка вздрогнула.

— Ага, теперь ты сюда перебрался. И чего?

— Ничего.

— Ревел, да?

— Ну и что с того? Хорошо и делал!

— Да не кусайся ты, — Дарки затянулась, выпустила тонкую струйку дыма. Вошла и присела рядом. — Что, из-за Лави все переезжаешься?

— Слушай, да отстань ты! — ощетинилась Аэниэ.

— Да не страдай ты так, — продолжала девушка, пропустив ее слова мимо ушей, — а то ты его не знаешь. Он всегда такой, тоже мне, новости… Успокаивайся давай, и пойдем обратно.

— Ага…

Дарки снова затянулась:

— Не пробовал, кстати? От стресса хорошо помогает. Сразу, знаешь, так споко-ойно становится. И непереездно.

Аэниэ заворожено следила за появляющимися кольцами — одно, второе, третье… Расплылись. От дыма щипало в носу.

— Помогает? Ну давай…

 

* * *

 

— Он говорил никому не говорить, но… Ты никому не скажешь? — Золотинка пытливо вглядывалась в опущенное лицо Аэниэ. Та встрепенулась:

— Конечно, не скажу. А что там у вас?

— Ну… — Золотинка смущенно потупилась, потом снова вскинула голову. — Понимаешь, Лав нас нашел! Причем знаешь где? В Арде!

— В Арде или в Арте? — не удержалась Аэниэ.

Помня наставление Лави, она действительно подружилась с новенькой девочкой — это оказалось на удивление легким делом. Золотинка, все еще чувствовавшая себя чужой в этой стае, с такой доверчивой готовностью откликнулась на попытку Аэниэ наладить отношения, что той даже стало не по себе. Ей-то эта девочка была совсем не нужна… Только потому, что об этом просила Лави… Да и не то, чтобы это имело такое уж огромное значение — просто если делать то, что хочет Лави, то можно получить кусочек самой эльфки — ее время, ее внимание, ее саму.

Золотинка оказалась страшной болтушкой, можно было просто задать ей вопрос — а дальше спокойно слушать и иногда даже отключаться, потому что трудно было вынести непрерывный поток речи. Правда, слушать Золотинка тоже умела — другое дело, что сама Аэниэ не была расположена что-либо ей рассказывать. Тем не менее, иногда приходилось, и Аэниэ по мере сил просвещала ее, объясняя и про тусовку, и про глюколовство, и про игры… Золотинка поглядывала на нее с опасливым восхищением, видимо, считая ее древним и многоопытным монстром.

— Наверное, в Арте все-таки…

— Вот и не путай, — наставительно сказала Аэниэ, щелкнула зажигалкой, закурила — слегка закашлялась, — и?

— Понимаешь… Там мы были муж и жена… — девочка смущенно засмеялась, покрутила головой, — эльф и майя.

— Да-а? — Аэниэ выгнула бровь, изобразила удивление.

— Да! Только там так забавно получилось! Я — эльф! Из Эллери! Представляешь? Я всегда это чувствовала… Чувствовал!

Аэниэ сморщила нос, притворяясь, что вот-вот чихнет — так смешно девочка старалась втиснуть себя в образ эльфа-Эллеро.

— И звали меня там — Ахто!

Аэниэ вскинула голову:

— Что?!

— Ну, Ахто! А майю — Тхурингветиль! Представляешь? Та самая Тхурингветиль! И потом меня казнили на скале, а ее хотели развоплотить, но ничего не вышло, только изранили ее, а потом мы…

Аэниэ уже не слушала. На забытой сигарете нарастал столбик пепла, но она не замечала этого. Она ничего не слышала и даже почти не видела — все утратило очертания, расплылось в мутном тумане, затянувшем глаза. В голове билась только одна мысль: "Не может быть."

 

— Что с тобой, пушистая?

— Ничего…

— Ну я же вижу… Что случилось?

Лави рядом, Лави обнимает за плечи, Лави легонько касается ползущей по щеке слезы. Совсем близко — сквозь тонкую рубашку чувствуется тепло ее тела. Дыхание — у самого уха.

— Да так… Дома всякое-разное… Родители… — язык с трудом поворачивается на вранье, но не говорить же, что на самом деле! По крайней мере — сейчас.

А Лави обнимает крепче, прижимается — и горячая волна поднимается изнутри, кружит голову.

— Бедная пушистая… — шепот, и нежно-щекотное движение губ эльфки — от уха, по шее вниз…

Глаза закрываются сами, в голове все мутится, хочется — таять в руках, все забыть, все отбросить. Какое значение имеет вся эта ерунда? Главное — Лави тут. Ее можно взять за руку, можно обернуться к ней — всем телом, прильнуть — вот она я, я твоя…

Звонок. В дверь. Аэниэ почувствовала, как мгновенно напряглась Лави, вся превратилась в слух — Нэр пошла открывать — кого там принесло?

— Мяу! Золотинки пришли!

Словно ушатом холодной воды окатили. Аэниэ вздрогнула.

— Мур! — крикнула Лави в коридор, а на ухо девочке прошептала: — Ну, держись там, пушистая! — тут же извернулась, вскочила — выбежала в прихожую, и оттуда донесся ее веселый голос. Что именно она говорила — Аэниэ не стала вслушиваться. Машинально пригладила успевшие растрепаться волосы, стараясь не встречаться глазами с Дарки и другим застольным народом. Взяла со стола бокал — чей? Свой? Чужой? Неважно… Поставила обратно, так и не сделав ни глотка, поднялась.

— Народ, пойду я.

— Чего ты? Рано же еще! — это Йолли. ("Ну, спасибо, лапушка…")

— Рано-то рано, но у меня на завтра еще одна фигня не доделана. ("Ага, сделаем хорошую мину при плохой игре… Вдруг да и поверят…")

— Нууу… — протянула длиннокосая девочка, — а жаль.

— Удачи. — Аэниэ взмахнула рукой и вышла, не дожидаясь ответных прощаний.

 

В прихожей уже никого не было, значит, лишних вопросов тоже не будет. Как же жжет глаза… "Что, нравится литовский праздник Обломайтис?" — язвительно спросила себя. — "Будем праздновать… До утра… Дура…" Она и сама не знала, кого так ласково поименовала.

Звон чашек из кухни, голоса, смех. Нэр явно занята чаем. "Ма-астер," — передразнивает про себя Айрэнэ.

— Ну, Тху-ури! — игриво звенит радостный голосок, и тут же, другим голосом — успокаивающее бормотание.

"Уговаривают деточку поумерить децибелы…"

Так, шнурки готовы, плащ есть, застегнуть можно и потом, перчатки вроде не потерялись… Теперь тихонько открыть дверь ("Треклятый замок!"), теперь — на лестницу, дверь — прикрыть. Все.

 

Пассажиры троллейбуса с неприкрытым изумлением и страхом косились на девочку, застывшую на заднем сидении у окна. Лицо девочки было неподвижно, но ногтями правой руки она медленно, размеренно полосовала кисть левой — сначала следы оставались белые, потом розовые, затем розовое набухло красным. Люди отводили взгляды. Девочка сложилась пополам, ткнулась лицом в ладони. Плечи дрогнули и застыли. Больше она не шевелилась до самого метро.

 

— Ой, а ты сердиться не будешь?

— Ну как же я могу сердиться на таких пушистых… А что такое?

— А… — золотоволосая девочка потупилась, стрельнула лукавым взглядом из-под ресниц, — я нечаянно Аэниэ сказала…

— Что?

— Ну, про нас… Я правда нечаянно… А он хороший… Правда, это не страшно?

— Сказала… — Лави усмехнулась, хрустнула пальцами, — Сказала — так сказала, что уж теперь… — вполголоса, — поживем — увидим.

— Чего?

— Да ничего, муррр, — эльфка нежно улыбнулась Золотинке, легонько стукнула ее по кончику носа, — все нормально, пушистая… Ты лучше расскажи, что там еще насмотрела…

 

Звонок.

— Ма-ам, возьми трубку, я занята! — Аэниэ со злостью швырнула на стол карандаш, схватила другой. Карандаш, конечно, ни в чем не виноват, но надо же хоть на чем-то сорвать злость?

— Алло? Да, конечно… Спасибо, хорошо… Светочка, давно вы к нам не заглядывали…

Карандаш хрустнул в пальцах и сломался.

Мать заглянула в комнату:

— Держи, доча. Тебя Света.

— Слышала… — процедила Аэниэ, забрала трубку, вернулась к столу. — Алло?

— Привет, пушистая! — "Какая веселая… С чего бы это?" — Ты чего — уже который день не показываешься? Дорогу забыла? Ты же знаешь — у нас наработки к игре, все такое… А ты взял и делся. И ни слова, а? Ну что я должен думать?

— Да ничего страшного… Просто дел полно, по учебе… — набрав в грудь побольше воздуха, — Знаешь, мне бы поговорить с тобой…

— Ну так в чем дело? Приходи, выберем время.

"Неужели еще не знает? Не верю…"

— Да у тебя вечно шум такой… Давай лучше в городе.

— Ладно тебе! Посидим на кухне — первый раз, что ли?

— Ну… Посмотрим…

— Так когда будешь?

— На днях постараюсь. Вот подразгребусь с делами…

 

* * *

 

Кругом сновал народ: кто-то садился за столик, кто-то уходил, кто-то пытался куда-то подсесть, а его не пускали, кто-то выкликал знакомого, и изредка из общего шума плескали выкрики молодых ребят на раздаче, но Аэниэ любила эту забегаловку. Здесь никто ни на кого не обращал внимания, и можно было быть в толпе — но одной. Вздохнув, девочка обернулась — как раз вовремя, чтобы заметить нацелившуюся на место рядом с ней раскрашенную девицу:

— Занято здесь!

— А…

— За-ня-то! — как всегда в таких случаях, Аэниэ яростно подумала что-то вроде "Только попробуй — убью!!!", и это, как всегда, сработало. Видимо, кровожадная мысль достаточно ясно отразилась в ее глазах, так что девица, посмотрев на нее получше, спорить не стала и убралась восвояси. — Дхойна… — презрительно пробормотала Аэниэ и тут же забыла о ней. Аэниэ ждала Лави.

Ей стоило огромных усилий выцепить эльфку и вытащить ее в город — та упорно не соглашалась, предлагала поговорить у нее дома или пересечься в Эльфятнике, но Аэниэ, проявив неожиданное для себя самой упрямство, все же настояла на своем. Она прекрасно знала, что дома никакого разговора не получится: рядом будет крутиться кто-нибудь из свиты ("А если Золотинка, так вообще кранты…"), да и сама Лави — просто посмотрит, улыбнется, скажет что-нибудь, и решимость растает, как снег, а вся старательно заготовленная речь вылетит из головы, и останется только глупо улыбаться и таращиться как завороженной…

— Ага, вот ты где, пушистая! Ну закопалась, ну даешь!

Аэниэ вздрогнула и подняла голову. Лави, ослепительно улыбаясь, пробиралась к ее столику, попутно отряхивая мокрый берет и ничуть не беспокоясь о том, что капли летят на окружающих — какой-то мужчина в кожаной куртке было вскинулся, но эльфка мило ему улыбнулась, а как только он отвернулся, презрительно наморщила нос.

— Нет, я тебя высматриваю-высматриваю… Конспиратор фигов… — стянула куртку, повесила на спинку стула, но сама не спешила садиться. — Слушай, тебе чего взять?

— Ничего… Я уже. — Аэниэ указала на стоящий перед ней стакан с чаем.

— Ну ладно, тогда я быстро, сиди жди. — Лави устремилась к стойке, а Аэниэ проводила эльфку тоскливым взглядом и стиснула руки так, что побелели костяшки пальцев.

 

— …Как ты могла! — со слезами в голосе воскликнула Аэниэ и поспешила отодвинуться от протянутой руки Лави — только не дать ей прикоснуться, иначе… — Это же наша квэнта! Ахто и Тхури, это же мы с тобой!

— Кысь, успокойся, — промурлыкала эльфка, наклоняясь к девочке через столик, — ну что ты шипишь? Так надо было.

— Но ты же… ты ей неправду сказала! — даже сейчас грубое «наврала» застревало в горле. — Я ей все расскажу!

— Да-а? — протянула эльфка, и глаза ее опасно блеснули и сузились. Она откинулась на спинку стула и смерила девочку этим новым, жестким и неприятным взглядом, — А она поверит тебе, радость моя? — губы скривились в усмешке. — Неужели ты думаешь, что напугал меня? Бред ревности, радость моя, и только. Сама подумай — оно полезно, для разнообразия…

— А Нэр, а Зю? Они же знают, они подтвердят!

— Да ну? — выгнула бровь Лави, и Аэниэ осеклась, проглотив готовую вырваться тираду.

— С какого это дуба, радость моя?

Аэниэ промолчала. "Ну разумеется…"

— Лапушка… — голос эльфки вновь потеплел, в нем появились мягкие, успокаивающие нотки, — ну что ты завелась, а? Успокойся. Какая разница? А ревновать — это ты брось. Ты же знаешь, я не только с тобой связан… К тому же — природа у меня такая, — эльфка лукаво подмигнула, — и, можно подумать, тебе плохо было… Брось, кыса. Не дури, не валяй ежей. Хочешь, — Лави снова перегнулась через стол, заглядывая девочке в глаза, — поехали сейчас ко мне?

Аэниэ опустила глаза и уставилась на собственные пальцы — с удивлением заметила, что они, оказывается, уже успели растерзать вдребезги и пополам пластиковый стаканчик и принялись за ложечку. Сейчас можно согласиться, плюнуть, забыть — поехать с Лави, быть с ней, быть с ней сегодня, и снова — бездна нежности, и снова — рядом, касаясь теплого плеча, снова — вместе… А потом — опять стискивать кулаки в бессильной ярости, вонзать ногти в ладони, видеть, как Лави ухаживает за Золотинкой, как понимающе переглядывается свита… Опять — служить, исполнять все, что скажет, ради одного взгляда, прикосновения, легкого поцелуя — мимоходом, в темном коридоре, на кухне, в другой комнате…

— Лав, прости… — "Еще я и извиняюсь!", но иначе никак, нет сил, невозможно, — прости, но… Ты сделал мне слишком больно. Ты… говоришь неправду. Я пока уйду… Понимаешь, я боюсь — вдруг ты и мне когда-нибудь, так же…

— Значит, нет?

Все еще глядя вниз, Аэниэ помотала головой.

— Что ж… — сухо проговорила эльфка, — как хочешь. Когда-нибудь, значит?

Странные нотки в ее голосе заставили девочку поднять голову — Лави, нехорошо улыбаясь, накручивала на палец выбившуюся прядку.

— Когда-нибудь… — повторила она, словно пробуя слова на вкус, и вдруг выпрямилась, резко подалась вперед и прошипела прямо в лицо Аэниэ, — а откуда ты знаешь, что не уже?

— Что?!

— Да ничего, — с довольной улыбкой Лави откинулась назад. — Кыса, ты всегда была удивительно наивным ребенком. — нарочито неторопливо взяла стакан кофе, поднесла к губам, наблюдая за девочкой.

— Что? — горло перехватил спазм, слезы сами собой навернулись на глаза — вот-вот прольются. — Погоди…

Что угодно ожидала девочка — только не это, только не так…

— А вот так… — Лави поставила стаканчик на место, так и не сделав ни глотка, и склонила голову к плечу, — а знаешь… — помедлила немного, — на тебя ушло гор-раздо меньше времени, чем на Золотинку.

Мысли путались, в голове звенело как от хорошей полновесной оплеухи.

— Погоди, Лав… Это что — ты и мне?.. Все — наврала?!

— Ну почему же сразу все… — эльфка передернула плечами, — так, кусками в кустах. А много знать будешь — скоро состаришься, — неожиданно резко заключила она и встала, — хотя тебе бы это не повредило, ребенок.

Сквозь пелену слез Аэниэ смотрела, как Лави собирается, накидывает куртку, убирает под берет волосы. Все плыло, звон в ушах становился все громче, но девочка нашла в себе силы выговорить:

— Ла-ави… Но… Если не все — то что?

Лави приостановилась, искоса взглянула на нее:

— Теперь-то тебе зачем? — резко развернулась и ушла.

 

* * *

 

Тикают часы. Секундная стрелка, подергиваясь, совершает который уже по счету круг. Почти полночь. Полночь. Чуть-чуть за полночь. Аэниэ сидит, положив руки на стол, и голову — на скрещенные руки. Следит за движением стрелок. Как медленно тянется время… Свет выключен, горит свеча в покрытом копотью металлическом подсвечнике. Тишина — только потрескивает фитилек.

Одна. Совсем одна. Уже несколько дней молчит телефон, и некуда пойти вечером, и не с кем поговорить — обо всем и ни о чем, так, чтобы отключиться от боли и ноющей пустоты внутри. Одна.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных