Винтер: Вообще–то я в аэропорту, собираюсь лететь в Нью Йорк повидаться с бабушкой, так что не могу. L Хотя, стоит попытаться с Луной. Я думаю, на этой неделе она в Риджфилде.

Когда я открываю другое полученное сообщение, то вскоре обнаруживаю, что Винтер не права насчет Луны.

Луна: О Боже! Это хреново! Жаль, что у меня нет возможности приехать и забрать тебя, мы с Греем уже на пути в Вирджинию. Мы выехали около трех часов назад, но можем развернуться и приехать обратно, если ты в нас нуждаешься.

Несмотря на панику, выжимающую воздух из моих легких, ничего не могу поделать с улыбкой. Луна – одна из самых милых людей, которых я знаю, и если попрошу ее развернуться, она так и сделает. Но я не собираюсь заставлять ее забивать на поездку со своим парнем, чтобы приехать и подобрать мою жалкую задницу.

Я ей отписываюсь и говорю, что все в порядке. Затем с крошечным завистливым огоньком, тлеющем в моей груди, отправляю сообщение Винтер, чтобы она повеселилась в Нью–Йорке.

Это выходные Дня Благодарения. Я должна была отправиться в поездку, чтобы провести праздник с семьей, или, по крайней мере, заняться чем–то еще, а не застрять на обочине дороги, уехав с работы, которая оставляет после себя чувство отвращения внутри.

Закрываю глаза и делаю несколько размеренных вздохов, но воспоминания о том, что было несколько часов назад вспыхивает в моей голове, и моя грудь сжимается.

Музыка гремит, огни мелькают, а воздух воняет алкоголем и грязными деньгами.

Когда я прохожу мимо бара, мужчина просовывает в мой карман двадцатку.

– Разреши мне купить тебе напиток, красотка, – говорит он с зубастой ухмылкой, его рука покоится на моем бедре.

Я с трудом сдерживаю желание врезать своим кулаком по его лицу за то, что он положил на меня свою руку, а вместо этого мило улыбаюсь.

– Извини, но я не могу пить на работе.

Другая его рука находит мою талию, и он притягивает меня к стулу, на котором сидит. От него пахнет несвежим арахисом, а его лысая голова отражает неоновые потолочные лампы.

– А как насчет попозже, – он наклоняется, прислоняя свои губы к моему уху. – Когда закончишь свою смену, встретимся у черного входа, – его руки блуждают по моей заднице. – Обещаю, ты не пожалеешь, если сделаешь это.

Я инстинктивно поднимаю руку, чтобы ударить его по лицу, но Гас, управляющий, стреляет в меня предупреждающим взглядом из бара. Исправляясь, я напяливаю фальшивую улыбку, которая начинает казаться все более настоящей с каждым проходящим днем.

Телефон жужжит в моей руке, сильно меня пугая. Мои пальцы дрожат, когда я открываю сообщение, надеясь на то, что оно от Ари, который отвечает «да», он приедет и заберет меня. Но на экране высветилось имя Луны.

Луна: Я написала Беку, и он сказал, что остался дома вместо того, чтобы отправиться с семьей в Вейл [горнолыжный курорт в штате Колорадо, США], поэтому приедет тебя забрать. Просто сообщи ему, где ты находишься. И обязательно напиши мне, когда доберешься домой, чтобы я знала, – ты добралась благополучно J

Ее сообщение милое, но упоминание Бека заставляет мой желудок связаться в узел. Бек все еще один из моих лучших друзей в целой вселенной, возможно больше, чем даже Винтер, Луна и Ари вместе взятые. Но, хоть я и рассказываю ему практически обо всем, никогда не упоминала и не планирую упоминать о своей новой работе. А когда он увидит меня в моей униформе, противно воняющую потом и пивом, он поймет, что что–то случилось.

Я шлепаюсь головой назад, на подголовник, и пялюсь вверх на дыру в обивке потолка. Черт, что мне ему сказать? Я всегда вожу с собой дополнительную сменную одежду, но полночи не ложилась спать, пытаясь выследить свою мать в местном баре, и закончила тем, что спала дольше, чем обычно. Я спешила, когда уезжала из дома, и забыла взять свою обычную одежду.

Прежде чем у меня поучается прийти к решению, звонит мой телефон, и экран освещает темную машину.

– Легок на помине, – вздохнув, отвечаю я. – Привет.

– Привет, – отвечает он легким тоном. – Слышал, что ты попала в небольшую беду.

– Ага, моя машина снова сломалась, но следует отметить, что ты, кажется, доволен этим фактом.

– Я лишь счастлив, что снова могу приехать и разыграть из себя рыцаря в сияющих доспехах для тебя.

– Разве ты не достаточно этого делал? Я думала, что ты, должно быть, уже устал.

– Это поэтому ты мне сама не написала? Потому что думала, я ленивый рыцарь в сияющих доспехах? – шутит он, но капля обиды присутствует в его интонации.

– Нет, я думала, что ты в Вейле, – отвечаю я, наблюдая за проезжающей машиной.

Правда в том, что я не была уверена, – в Вейле он, или нет. Я просто не позвонила ему, потому что:

1) Бек уже сделал для меня слишком много. И это казалось нормальным, пока мы были моложе, я чувствую себя жалкой из–за того, что мне постоянно нужна его помощь, а я уже взрослая.

2) В целом, что он увидит меня в этом барахле, моей рабочей униформе.

3) Бек из очень богатой семьи, и иногда ему тяжело понять финансовую борьбу, например, почему я до сих пор не отремонтировала свою дерьмовую машину. А ответ «потому что не могу себе это позволить» приводит к предложению дать мне денег, которые я никогда не приму, не смотря на настойчивость.

Есть еще номер четыре, но я ненавижу о нем думать, в большей степени потому, что ненавижу сам факт его существования. Но он должен быть. Другими словами, Бек и наша дружба как–то стала слишком сложной. Середина года в старшей школе была прекрасным примером именно этого.

Мы были на вечеринке, и после слишком большого количества напитков и грязных танцев, мы оказались в спальне Бека, что не было странным, мы много раз это делали, но та ночь чувствовалась по–другому. В ту ночь его прикосновения и улыбки были причиной того, что мой живот трепетал.

– Ты кажешься нервной, – сказал он, когда мы сидели на его кровати лицом друг к другу со скрещенными ногами. Музыка вибрировала через пол, а мягкий свет просачивался через комнату.

– Я всегда нервная, – призналась я. Из–за Бека, единственного человека, который на самом деле понимал глубину моей тревожности. – Ты это знаешь.

– Я знаю это, – он заправил прядь волос мне за ухо. – Но это не значит, что я хочу знать меньше, так что выкладывай.

– Просто сегодня вечером ты заставляешь меня слегка нервничать, – я не знала, что еще ему сказать, если не правду, даже если это связано с ним.

Он в шоке прижал руку к своей груди:

– Я?

Я кивнула, уставившись вниз на стеганое одеяло.

– Хотя, я не знаю почему, – или я, возможно, знала, но просто не хотела этого упоминать.

Он обхватил рукой мой подбородк и поднял мою голову вверх.

– Я не хочу, чтобы ты когда–нибудь нервничала рядом со мной. Что я могу сделать, чтобы стало лучше?

Я потрясла головой, и по какой–то дикой странной причине мой пристальный взгляд блуждал по его губам. Я делала так всю ночь, задаваясь вопросом, каково будет целоваться с ним? Я знала, что он перецеловал кучу девчонок, и знала о слухах, что он великолепно целуется. Мне было любопытно узнать не только, как целоваться с Беком, а вообще узнать о поцелуях. У меня насчет этого были правила. Правила оберегали меня от того, чтобы я не превратилась в свою мать. Конечно, с алкоголем в моей системе, кажется легко нарушать правила.

– Я на самом деле не знаю, – прошептала я, не в силах оторвать взгляд от его губ.

Наступила тишина, за исключением громыхающей музыки, играющей внизу. Мне было интересно, что делают прямо сейчас остальные, что делали мои друзья. Им было веселее, чем мне? Сомнительно, поскольку мои самые веселые моменты связаны с Беком. Плюс, он заставлял меня чувствовать себя такой защищенной, особенно когда обнимал меня. Иногда мне хотелось навечно остаться в его руках. Жизнь была бы намного проще в этом случае.

– Виллс, – его голос был низким и хриплым.

Я оторвала свои глаза от его рта и встретилась с его пристальным взглядом. Его глаза горели не поддающимся расшифровке голодом. Я не могла понять, что стало причиной взгляда, пока он не нагнулся и не притронулся своими губами к моим губам.

Я сильно зажмурилась, раскрыла свои губы и на останавливающий–сердце, сжигающий–душу, возбуждающий–момент жизнь была прекрасна. Затем я отделалась от своей глупости и вспомнила, что жизнь не идеальна. Я жила в несовершенстве с тех пор, как мне исполнилось шесть.

Внутри меня поднялась паника, и я сбежала, как трусиха.

В течение нескольких недель после этого, я едва ли могла смотреть Беку в глаза. То были самые одинокие дни за всю мою жизнь. Единственной причиной, по которой мы с ним могли снова быть друзьями, было правило. Простое правило. По крайней мере, казалось таким на бумаге.

Абсолютно никакого контакта губ.

Да, это было мое правило. Я отдала Беку копию, а оригинал держала в своем бардачке. Наличие этой написанной на бумаге границы, казалось, сработало для нас.

Вроде…

– Ты кажешься напряженной. Что происходит? – тревожный голос Бека выманивает меня из воспоминаний.

Страх промчался сквозь меня, когда рядом загудела машина, а я опустилась еще ниже на сидении.

– Я всегда напряжена. Это приходит, когда ты беспокойный человек, – говорю ему. – Но то место, где я сломалась, также не помогает моей тревожности.

– Где именно ты находишься?

– На трассе между Риджфилдом и Фэйрс Холлоу.

– Бля, это на середине в никуда.

– Да, я знаю. Я… – я что? Еду домой с работы? Ведь он думает, что ты работаешь в библиотеке, которая далеко–далеко отсюда. – Мне пришлось съездить по нескольким поручениям своей матери, а моя тупая машина решила, что стоит снова перегреться. – Боже, я ненавижу ему врать. От этого болит мое сердце.

– Тебе действительно нужно, чтобы твою машину посмотрели, – говорит сквозь болтовню и фортепианную музыку, которая усиливается на заднем фоне.

– Я так и сделаю, – лгу я. Я подчеркивала это ранее, пытаясь объяснить отсутствие денег, но с Беком это не работает. – Где ты? Я слышу сильный шум.

– Я у сестры. Она закатывает вечеринки за неделю до дня Благодарения.

– В чем смысл?

– Точно. По крайней мере, для нее. Но ты же знаешь, какая Эммалин. Она устраивает вечеринки за неделю до всех праздников. Помнишь, что она сделала на Пасху, несколько лет назад?

Я улыбаюсь.

– Да, помню. Ты заставил меня пойти с тобой и рассказал всем детям за детским столом, что мы ели кролика. Они посходили с ума и начали плакать, а твой отец так разозлился.

– Мой отец всегда злится, – напоминает он с оттенком горечи. Единственное время, когда Бек кажется ожесточенным, это когда говорит о своем отце, холодном, неэмоциональном мужчине, который больше любит работать, чем быть отцом и мужем. – Но в тот раз, это того стоило, хотя бы чтобы посмотреть на лица тех детей.

– Иногда ты можешь быть таким злым.

– Как и ты. Поэтому вместе мы такие классные. На самом деле, думаю, что мы можем создать воплощение совершенства.

В глубине души я знаю, что он не имеет в виду, что мы были бы классной парой, но мои губы все равно тянутся вниз. Не из–за того, что Бек был бы плохим парнем; я просто предпочитаю не думать о парнях: о том, чтобы иметь одного и разрушить свою жизнь, иметь одного и быть поглощенной им, закончить как моя мать, потому, что буду так зациклена на нем. А Бек, он определенно сможет меня поглотить. Я чувствую магнитное притяжение, ошеломляющее чувство погружения каждый раз, когда я рядом с ним.

Я бросаю взгляд на бардачок, думая о правиле. Понимая, что от его существования мне легче дышать.

– Может, мне попытаться снова написать Ари, – меняю я тему. – Не хочу, заставлять тебя уезжать с вечеринки твоей сестры.

– Слишком поздно для этого. Я уже в машине.

Если бы мне давали пенни за каждый раз, когда он это говорит, начнем с того, что я бы не была в этой грязи.

– Кроме того, – продолжает он. – Я не собираюсь упустить свой шанс стать твоим рыцарем в сияющих доспехах, только для того чтобы остаться здесь и послушать болтовню друзей моей сестры о фондовом рынке.

– Именно об этом вы, богачи, теперь разговариваете? – дразнюсь я, затаившись на своем сидении, когда свет фар проходит через заднее стекло моей машины.

– О, Боже, ты и понятия не имеешь, – ворчит он. – Клянусь, если бы я еще послушал о биржах, объемах и доходности, мне бы пришлось начать петь песню Linkin Park’s «One Step Closer» во все горло.

Я хихикаю:

– Боже, я бы с удовольствием посмотрела на это.

– Однажды я сделаю это ради тебя.

– Я буду настаивать на этом, – дразнюсь я, затем резко вздыхаю, когда фары приближаются.

Я оборачиваюсь, чтобы мельком посмотреть в окно, но не могу сказать, машина едет до смешного медленно, или же она остановилась. Я проверяю еще раз, чтобы убедиться, что двери закрыты, затем опускаюсь ниже на сидении.

– Хотя это должно быть на одной из твоих вечеринок. Такая фигня точно соответствовала бы тупым вечеринкам, которые постоянно устраивает моя мать. Кто–то постоянно о чем–то кричит, – я прикусываю язык, как только это произношу. Пока Бек знает, каким человеком является моя мать, он не нуждается в моем нытье о своей жалкой жизни. – Извини. Не хочу наговаривать на свою мать. Она просто добавила мне головной боли за последнее время.

– Полагаю, Клод «ковыряльщик в носу» порвал с ней?

– Разве он «ковыряльщик в носу»? Я думала, это был Валли.

– Нет, я абсолютно уверен, Клод – «ковыряльщик в носу». А Валли – «брови–гусеницы».

– Знаешь, что? Думаю, ты прав, – я на грани того, чтобы улыбнуться, только Бек может заставить меня сделать это, когда мы разговариваем о куче бывших моей матери.

Вообще–то, это была его идея, давать им клички, после того, как я сообщила, что мне тяжело запоминать их имена. Мы начали давать им причудливые прозвища, основываясь на их привычках и странных характеристиках, таких, как Клод «ковыряльщик в носу», Валли «брови–гусеницы «, Эд «застрявшие трусы».

Фары осветили мою машину, когда автомобиль остановился позади меня.

Черт, кто–то остановился.

Когда я сжимаюсь на сидении, кто–то стучит в мое окно. Повернувшись, я чуть не ударяюсь головой о потолок.

– Тебе нужна помощь? – парень за двадцать улыбается мне через окно. – Я не очень хорош с машинами, но и могу тебя куда–нибудь подвезти.

Я проглатываю судорожный вдох:

– Я в порядке. Вообще–то мой друг уже в дороге, чтобы забрать меня. Он будет здесь через несколько минут, – вру я. Беку понадобится, по крайней мере, двадцать минут, чтобы сюда добраться.

– Ты уверена? – спрашивает он, щурясь, чтобы получше меня рассмотреть через окно.

Я сглатываю:

– Я в порядке. Обещаю.

Его внимательный взгляд путешествует по моим выставленным на показ ногам, и я ерзаю на сидении, одергивая ниже край куртки.

– Ну, тогда хорошо, – он пялится на меня еще одно шумное биение сердца, прежде чем отправиться назад к своей машине.

– Виллоу, что, к чертям, происходит? – спрашивает Бек через сжимаемый мной телефон.

Выпуская неравномерный вдох, я обратно прикладываю телефон к уху.

– Какой–то парень просто остановился, чтобы посмотреть, не нужно ли меня куда–нибудь подвезти, – я бросаю тревожный взгляд в зеркало заднего вида на неподвижную машину. – Как далеко ты находишься?

– Я буду на месте где–то через десять минут, – говорит он. – Тот парень уехал?

– Нет. Он сейчас просто сидит в машине… хотя уверена, что он скоро уедет, – я надеюсь.

– Твои двери закрыты?

– Да.

– У тебя все еще есть тот перечный спрей, который я тебе купил?

– Да, он в бардачке, – я наклоняюсь через консоль, чтобы его достать. – Надеюсь, что он еще работает. Ты мне его дал вечность назад, – около года назад после того, как мне пришлось подбирать маму из какого–то подозрительного бара, и я подверглась нападению группы каких–то пьяных парней. Когда рассказала Беку о том, что произошло и как была напугана, он пошел и купил мне баллончик перечного спрея, и заставил пройти курсы самообороны.

Это Бек делает для меня, всегда присматривает за мной. Он был таким с тех пор, как мы были детьми, и пообещал мне в машине, что всегда будет рядом для меня.

В то время я верила, что он никогда не нарушит того обещания. Сейчас, когда я старше, то понимаю, что однажды, когда он влюбится, то станет рыцарем в сияющих доспехах для кого–нибудь другого. Кем бы она ни была, она будет очень счастливой, потому что Бек – замечательный. Идеальный. Но не для меня.

Ни один парень идеально мне не подходит. И я не идеальна для любого парня.

Ничто никогда не идеально.

Мне действительно стоит научиться тому, как прекратить полагаться на него так часто. Прекратить проводить так много времени с ним.

От последней мыли мне плохо.

Я сжимаю баллон перечного спрея в своей руке.

– Интересно, когда заканчивается срок годности перечного спрея.

– Не уверен, – он, кажется, встревоженно–взволнованным, редкий случай для Бека, и мое беспокойство стремительно возрастает. – Он все еще там?

– Ага, – мне даже не нужно смотреть, чтобы знать. Ослепляющие фары говорят о его присутствии.

– Если он снова выберется из машины, клади трубку и звони в полицию.

Скорость моего сердца увеличивается так быстро, что я беспокоюсь о том, что могу получить сердечный приступ.

– Бек, я думаю…

Парень стучит в окно со стороны пассажирского сидения, а я испуганно бросаю телефон.

– Твою мать.

– Эй, я тут подумал, может, я могу посидеть с тобой, пока не появится твой друг, – его губы кривятся в ухмылке. – Кстати, я – Дэйн.

Типа то, что он назвал свое имя, как–то заставит меня больше желать его проникновения в машину.

Удерживая взгляд на нем, я наклоняюсь и ощупываю вокруг в поисках телефона.

– Ну же, – продолжает Дэйн, ухмыляясь мне. – Я не кусаюсь. Клянусь.

– С–слушай, Дэйн, спасибо за предложение, – глубоко вдыхай, Виллоу. Глубоко вдыхай. Найди свой телефон и позвони в полицию.– Н–но, как я и сказала, мой друг будет тут в любую минуту.

Он бросает быстрый взгляд в обе стороны пустой дороги, затем снова на меня.

– Ты точно в этом уверена? Потому что я не вижу ни одной приближающейся машины.

– Д–да, я уверенна, – успокойся. Стабилизируй свой голос. Прекрати паниковать.

Его глаза жадно впитывают мою униформу.

– Твоя одежда выглядит, как у одной из тех девочек из «Crazy», «Crazy Morellisin's» Ты там работаешь? [название переводится как «грех сумасшедшего Морелли»].

Я тяжело сглатываю. «Crazy Morellisin's» – так называют постоянные клиенты клуб, где я работаю. Постоянные клиенты – самые ужасные. Иногда они ждут у задней двери, чтобы сделать незаконные предложения танцовщицам и официанткам, когда мы уходим с работы. Некоторые девушки соглашаются. Хотя я никогда не нуждалась в деньгах настолько отчаянно. По крайней мере, это – то, что я говорю себе. Но иногда, я спрашиваю себя, насколько сильно похожа на свою мать. Наверное, я живу в отрицании, когда говорю, что никогда не буду, как она. В конечном итоге, это именно тот вид работы, которым занималась моя мать, чтобы заработать наличку.

– Нет, – я вру парню. Мои пальцы касаются телефона, и я неуверенно выдыхаю, когда сажусь обратно и прикладываю к уху трубку.

– Эй, Бек, ты все еще тут? – говорю я достаточно громко, чтобы слышал парень. Я пытаюсь не дать дрогнуть выражению лица, когда понимаю, что линия разъединена. – Пару минут? Да, хорошо. Звучит здорово.

Парень осматривает меня, словно сомневаясь, лгу я или нет. Ну, или это, или он просчитывает возможность, как пробраться в мою машину и не попасть под распыление перечного спрея, который я держу в руке.

– Ты уверена, что твой друг едет? – спрашивает он. – Кажется, словно дорога сюда занимает у него ужасно много времени.

Я начинаю отодвигать телефон, чтобы позвонить в полицию, когда BMW выскакивает на обочину дороги, паркуясь прямо впереди меня. Дверца со стороны водителя открывается, и выскакивает Бек.

Спасибо Господи. Спасибо Господи. Спасибо Господи!

Я бросаю взгляд на чувака.

– Видишь? Мой друг…

Он уже трусит обратно к своей машине.

Бек направляется вниз по обочине дороги, проходит мою машину, и направляется прямо к парню с выражением на лице, которое кричит я–собираюсь–надрать–чью–то–задницу. Бек не любитель подраться, поэтому несмотря на тот факт, что я с удовольствием посмотрела бы, как надерут задницу гадкому чуваку, я поспешно выбираюсь из машины, чтобы его остановить.

– Просто дай ему уйти, – говорю я Беку, следуя за ним.

– Ни хрена, – он продолжает двигаться вперед, когда парень запрыгивает в свою машину.

Я хватаюсь за рукав Бека.

– Я не хочу, чтобы ты ввязывался в драку на обочине дороги, где–то на середине в никуда, с каким–то странным, гадким чуваком. Это того не стоит.

Он пытается вырвать руку из моего захвата, но я держу из последних сил, не давая ему освободиться до тех пор, пока парень не выезжает резко на дорогу.

Бек ругается, когда машина увеличивает скорость, оставляя позади облако пыли.

Освобождая его рукав, я быстро двигаюсь по обочине дороги и щурюсь в темноте, пытаясь разобрать модель транспортного средства. Мне удается распознать металлическую лошадь сзади на багажнике и приходит мысль присматривать за Мустангами на парковке у клуба. По крайней мере, тогда я буду предупреждена, что он там.

Мой желудок скручивается от тошноты из–за мысли, что я снова увижу гадкого Дэйна.

– Тебе стоило позволить мне надрать его задницу, – ворчит Бек, быстро несясь ко мне.

– Нет, я не должна была, – я скрещиваю руки на своей груди. – Ты не ввязываешься в драки. И я не собираюсь позволять тебе превращаться в такого человека из–за меня.

– Это не было бы твоей виной. Он заслуживает того, чтобы ему надрали задницу, – тон его голоса неожиданно резкий, и очень не похож на спокойного, собранного Бека, которого я знаю. Он медленно двигается ко мне, и пусть я и высокая, мне приходится поднимать подбородок, чтобы встретиться с его пылающим, внимательным взглядом. – Я слышал каждую хрень, которую он тебе говорил. Пытаясь принудить тебя впустить его в машину… – он трясет головой, сжимая и разжимая свои ладони. – Мы должны сообщить о нем в полицию.

– У меня есть только марка его машины, нет номерного знака. Так что они, возможно, не смогут выследить его, – мое тело дрожит либо от шока, либо от того, каким расстроенным кажется Бек. – Кроме того, что я им скажу? Что какой–то парень стоял около моей машины и разговаривал со мной? Технически, он не сделал ничего плохого.

– Ага, потому что появился я и напугал его, – он грубо проводит своими пальцами по своим светлым волосам. – Бля, Господь знает, что он сделал бы, если бы я не … – он в который раз трясет своей головой, гневно смотря на мою машину. – Я бы хотел, чтобы ты просто разрешила мне купить чертову новую машину.

И вот началось.

– Ты не будешь покупать мне машину, так что не будь занудой.

Он подходит ко мне и заправляет прядь волос за мое ухо, буря в его глазах превратилась во что–то нечитаемое, но это заставляет мое сердце пропустить удар.

– Тогда дай мне заплатить за ремонт твоей машины.

Я трясу головой, говоря бабочкам в моей груди заткнуться. Бабочки, которые не покидают меня с нашего поцелуя. Хотя это не значит, что я должна их слушать. Они просто такие глупые и неважные. Из–за того, как я веду себя с ними, позволяя им контролировать меня, – от этого у меня настоящие проблемы.

– Заботиться обо мне – это не твоя обязанность.

– Почему не моя? Я обещал тебе, что буду.

– Да, но… Это было много лет назад. Мы были детьми. Ты даже не знаешь во что ввязываешься.

– Я не чувствую себя обязанным, если это то, что ты подразумеваешь, – он дотрагивается кончиком пальца до кончика моего носа, его губы дергаются в полу–улыбке. Клянусь, мое сердце ощущает приятную теплоту. – Заботиться о тебе – самое любимое занятие, поэтому прекрати спорить и дай сделать то, что я люблю.

– Бек… – я напрягают свой мозг, чтобы сказать что–то правильное. – Ты – мой лучший друг, и предполагается, что лучшие друзья не платят за ремонт машины друг друга. Это не правильно, не важно, как сильно ты любишь это делать.

Он выгибает бровь.

– Кто говорит, что это не правильно?

– Я, – я провожу ладонями вверх и вниз по своим рукам, когда холодный ночной воздух проходит через ткань моей куртки. – Мне надо начать больше заботиться о себе самой и прекратить так часто на тебя полагаться. Я слишком взрослая, что бы ты все еще меня спасал, – вот, я сказала то, что нужно было сказать. Я должна чувствовать себя лучше, правильно?

Тогда почему я так хреново себя чувствую?

Он коснулся моей щеки, заглядывая в мои глаза.

– Я не пытаюсь тебя спасти. Мне просто не нравится, что ты катаешься на небезопасной машине, особенно, когда допоздна работаешь и направляешься по дороге, которая ведет в чертово никуда, – его брови резко опускаются, когда его внимательный взгляд направляется к шортам, которые на мне и едва прикрывают мою задницу. Несколько мгновений он моргает, затем его глаза снова встречаются с моими. – Подожди… Где ты сегодня была? Я думал, что ты работала.

Паникуя, я придумываю, какую ложь рассказать ему. Была на вечеринке? Танцевала в клубе? Ха! Типа это когда–нибудь сработает. Я редко выбираюсь на вечеринки и еще реже одеваю такие короткие шорты.

Невозможно придумать хорошую ложь, я решаю, что вечеринка – мой лучший выбор.

– Я была на той вечеринке с девчонками из своего класса по химии. Это была вечеринка у бассейна, но ты же знаешь, как сильно я ненавижу плавать, так что просто пошла в шортах.

Боже, я ненавижу ему врать.

Но будет хуже, если рассказать правду.

Его внимательный взгляд снова падает на мои ноги. Кусая свою губу, он тянется и проводит своими костяшками по внешней стороне моего бедра.

– Как так происходит, что ты никогда не одеваешь такие вещи на мои вечеринки у бассейна?

Я дрожу от неожиданного прикосновения, и Господи боже, эти глупые бабочки практически лишаются своих чертовых рассудков.

– Я, ммм... – я прочитаю свое горло, пытаясь очистить свою систему от дрожащей интонации. Не то, чтобы он никогда раньше не трогал твою ногу. Иисус, возьми себя в руки. – Я не знаю… потому что я знаю тебя и знаю, что ты не рассердишься на меня за то, что не следую дресс–коду вечеринки.

Сжимая вместе свои губы, он медленно бредет взглядом по моему телу к моему лицу. Я изучаю его глаза, пытаясь интуитивно его почувствовать, смотрю, купился ли он на мою ложь. Если кто и может распознать мое вранье, так это Бек. Хотя, я вообще не могу понять его настроение. Я всегда могла это делать, но в последнее время что–то изменилось. Так, что я потеряла возможность читать своего лучшего друга, или он стал сильнее закрыт?

Его губы кривятся в хитрой ухмылке.

– Ну, больше нет.

– Хм?

– С этого момента, я буду выходить из себя, если ты не будешь следовать дресс–коду моей вечеринки, – он скрещивает руки и кажется очень довольным собой. – Поэтому в пятницу, тебе лучше показаться на моей вечеринке, одетой в сексуальное черное платье.

Я морщу нос.

– У тебя вечеринка на следующий день после Дня Благодарения, что требует от людей одеваться в сексуальные черные платья? Какая у нее тема?

– Сделаю–такую–черт–возьми–какую–захочу тему, – его глаза сверкают в свете моих сигнальных огней. – А так как ты такая любительница вечеринок, теперь мне не надо умолять тебя прийти.

Дерьмо. Я не очень хорошо продумала это.

Почему меня не отпускает чувство, что он знает, где я сегодня была, и просто пытается заставить меня сознаться?

Он дает мне секунду признать, что я лгунья, но будучи большой трусихой, все, что делаю, – киваю.

Разочарованно вздыхая, он прогуливается мимо меня.

– Поехали, давай доставим тебя домой. Я бы спросил – хочешь ли ты, чтобы я заказал эвакуатор, который забрал бы твою машину, но уже знаю ответ, – он останавливается перед моей машиной, где я оставила фонарик, балансирующий на бампере, и нагибается, чтобы осмотреть двигатель. – Итак, еще я могу завтра забрать тебя, и мы вместе приедем сюда и починим это, или можем одолжить грузовик Ари и отбуксировать машину к дому твоей матери.

– Возможно, отбуксировать будет лучше, учитывая, что я на сто процентов уверена, что с ней не так, – я отхожу за него, чувствуя себя взволнованно из–за того, что произошло, и от желания этой утешительной близости.

Он внимательно смотрит на двигатель, нагнув свою голову, его рот сжимается в тонкую линию. Я не знаю, что творится у него в голове, но мне не нравится, каким расстроенным он выглядит, и я ненавижу то, что я приложила к этому руку.

– Спасибо за спасение моей задницы, – я чувствую необходимость сказать, так как вина шевелится в моей груди. – А также за то, что снова был моим рыцарем в сияющих доспехах.

Он глубоко вздыхает, прежде чем поднять на меня внимательный взгляд, улыбка играет на его губах.

– В любое время, принцесса.

Я сдерживаю вздох.

– Бек… я думала, что у нас было соглашение о том, что ты больше не будешь использовать это прозвище. Я стала для него слишком взрослой.

– Я никогда ни на что не соглашался. Ты просто мне сказала, чтобы я остановился, а я сделал это на некоторое время, – он плавно обвивает рукой мои плечи, и все, о чем я могу думать, – безопасность, безопасность, безопасность. – Но считаю, раз я сегодня вечером твой рыцарь в сияющих доспехах, то ты должна быть моей принцессой. Это часть правил, а ты не можешь спорить с правилами.

Я качаю головой, позволяя ему выиграть в этот раз, даже учитывая, что это прозвище заставляет меня чувствовать себя ребенком или девицей в беде.

– Ладно, но этой принцессе нужно добраться домой, – сквозь зевоту говорю ему я. – Она действительно хочет спать.

– Хорошо, миледи. Ваша колесница ожидает, – он кланяется, и смешок срывается с моих губ, звук, которого я не ожидала услышать в такой отвратительный вечер.

Он с гордостью смеется, а я начинаю думать, – может, в его намерениях заставлять меня все время смеяться. Он действительно самый лучший друг на свете. Я никогда не буду способна его отблагодарить достаточно. Я все еще хочу попытаться, поэтому, может быть, я не сломаюсь, когда он найдет любовь своей жизни.

Я обвиваю руки вокруг него и с благодарностью его обнимаю.

– Спасибо тебе. Я действительно ценю все, что ты для меня делаешь, даже если это не всегда заметно, – я вдыхаю его запах. Спокойствие. Я чувствую такое спокойствие.

Он обнимает в ответ, скользя вокруг меня своей рукой, потом придвигает ближе наши тела.

– Ты же знаешь, что я всегда буду рядом, Виллс. Даже если нам будет семьдесят лет, и я едва смогу ходить, я использую трость, чтобы держать плохих парней подальше от тебя.

Я улыбаюсь, но грусть отягощает мое сердце. Сейчас он может и имеет это в виду, но однажды у него появятся другие люди, о которых он захочет позаботиться больше, чем обо мне. Или хуже, он узнает, какая я большая врунья, и решит, что я больше не стою спасения.

Глава 3

Бек

Виллоу. Виллоу. Виллоу. Она – самая удивительная, смелая, сильная, красивая девушка, которую я знаю, даже если она так не думает. И еще она попадает в самые неприятные ситуации. Хотя опять же, большинство из них – не ее вина.

У нее тяжелая жизнь, начавшаяся с того, что отец ушел, когда ей было шесть. Я повстречал ее вскоре после этого. Тогда она была такой тихой, грустной и сгорбившейся. Иногда она все еще так выглядит, ее большие глаза настолько переполнены болью, печалью и напряжением от тяжелой жизни. Все, что мне хочется сделать, – это обнять ее, что я стараюсь делать так часто, как она мне позволяет.

Но все эти дела с прикосновениями становятся настоящей проблемой в последнее время. Во всяком случае, для меня.

Где–то на пути нашей дружбы я начал видеть в ней больше, чем друга. Намного–намного больше.

После того, как мы забираемся в мою машину, я везу её домой, неуловимо вдыхая, чтобы, твою мать, успокоиться. Обычно я довольно спокойный парень и предпочитаю разговоры вместо того, чтобы наносить удары. Но когда я услышал, что тот парень пытался уговорить Виллоу открыть дверь, во мне вскипела неконтролируемая ярость. Затем я примчался и увидел его, бегущего к своей машине, и растерял любые капли спокойствия, которые остались. Если бы Виллоу меня не остановила, я не представляю, что бы сделал. Возможно, вколачивал бы свой кулак в его лицо, пока не разбил бы свои костяшки. Я должен был почувствовать себя смущенным из–за этого, но мысль о том, что этот малый хотел с ней сделать…

Я разжимаю и сжимаю свои пальцы, судорожно вдыхая.

– Ты в порядке? – Виллоу смотрит своими большими глазами на мои руки. – Почему твои руки трясутся?

– Просто спазм, – вру я, усиливая свой захват на руле. – Думаю из–за того, что слишком много напечатал домашнего задания.

Она смотрит на меня подозрительно.

– С каких это пор ты делаешь домашнее задание?

Я прижимаю ладонь к груди в притворной обиде.

– Ты говоришь, что я – лодырь?

– Нет… но ты обходился тем, что просто сдавал тесты в течение нашего выпускного года.

– Эй, не моя вина, что тесты были такими чертовски простыми. И если я могу сделать их в лучшем виде без того, чтобы выполнять домашнюю работу, тогда зачем её делать!

Она пожимает плечами.

– Не знаю… думаю, я вроде как понимаю твою точку зрения. Хотя я бы никогда не справилась, поступая также.

Я нагибаюсь и легонько дергаю прядь ее волос.

– Конечно же, ты могла бы. Ты самый умный человек, которого я знаю, – я дарю ей косую улыбку. – Просто ты – трудяга.

Ее лицо кривится.

– Хотя иногда мне хочется, чтобы не была ею.

– С каких это пор? – я слежу за ее глазами, интересуясь, что беспокоит ее сегодня вечером.

– Не знаю… полагаю, всегда, – она пожимает плечами, теребя свои ногти. – Я лишь думаю, что жизнь была бы намного легче, если бы я постоянно не старалось так сильно и просто не беспокоилась бы ни о чем.

– Это не так, – говорю я ей. – Поверь мне, я знаю.

Она дарит мне взгляд, тот, который говорит, что она практически защищает мое поведение бездельника и поглаживает мое эго.

– Ты – не лодырь. Ты просто не любишь тратить свое время, занимаясь тем, что не нравится. Но ты так усердно трудишься и всегда делаешь то, что любишь, – она вздыхает, прислоняясь головой к окну, витая в своем маленьком мирке. – Жаль, что я не могу проводить свою жизнь, больше развлекаясь и меньше нервничая.

– Ты можешь, – я тянусь и кладу свою ладонь поверх ее. – Тебе лишь надо прекратить так сильно обо всем волноваться.

– Ага, но у меня не только я, о ком стоит волноваться, – бубнит она, ее рука подергивается под моей, но она не убирает ее.

Нас окутывает тишина, Виллоу пристально вглядывается в окно, потерянная в мыслях, возможно, напряженная из–за своей машины, ее мамы, школы, счетов. В восемнадцать лет у нее больше ответственности, чем у большинства людей за всю жизнь. Мне бы хотелось, чтобы я мог снять с нее чуть–чуть груза, но она редко принимает мои предложения о помощи. Я люблю ей помогать. Я бы хотел, чтобы она прекратила быть такой упрямой и разрешила мне починить ее машину, чтобы я перестал волноваться о том, что она может попасть в другую ситуацию, похожую на сегодняшнюю. До тех пор пока она не починит свою машину, я проведу ночи, беспокоясь о ее безопасности.

С другой стороны, к этой стороне своей жизни мне стоило бы привыкнуть.

Даже с момента в младшей школе, когда мы только стали друзьями, я чувствовал необходимость защищать Виллоу, тогда, как другие дети дразнили ее из–за того, что на ней старая одежда и очки, которые были слишком большими. Плюс ко всему, она была такой застенчивой и редко могла постоять за себя. Это быстро стало моей работой, и я проводил свои школьные перемены, удерживая на расстоянии любого, кто посмел пройти мимо нее на детской площадке. Хотя в течение средней школы дни моей охраны уменьшились, в большей степени потому, что Виллоу изменилась.

Также изменилось то, как я на нее смотрел.

Я чётко помню тот момент. Моя мать потащила меня с собой во Францию на целое лето, и я не видел Виллоу три месяца подряд. К тому времени, как вернулся, я был взволнован тем, что снова пойду в школу, вернусь к повседневности, к возможности съесть чизбургер и увидеть своих друзей, особенно Виллоу. Частично из–за того, что я хотел проверить ее состояние, и частично из–за того, что просто по ней скучал.

У меня не было возможности увидеть ее до первого дня в школе, но несколько наших друзей, я и она, – все договорились по телефону встретиться перед входом, чтобы вместе зайти.

Первой показалась Винтер. Она выглядела практически также как и в начале лета. Ее светлые волосы были чуть длиннее, и на ней, как и всегда, было платье.

– Привет Беккет. Давно не виделись, – она шлепнулась рядом со мной на низкую стенку, которая шла вдоль лестницы, ведущей в школу.

– Я бы хотел, чтобы ты прекратила меня так называть, – мои губы дернулись. Я ненавидел, когда она звала меня Беккетом. Отец использовал мое полное имя, когда кричал на меня, сообщая о том, как сильно я напортачил. Винтер знала, что я ненавидел это имя, но ей нравилось меня раздражать.

– Почему? – ее глаза злорадно сияли на солнце. – Это твое имя, не правда ли?

– Ага, но ты знаешь, что я его ненавижу.

– Что делает его еще привлекательнее.

Я сердито выдохнул, держа свои губы плотно закрытыми. Было слишком рано, чтобы с ней спорить, чем мы часто занимались. Некоторые друзья говорили, что мы вели себя так потому, что были слишком похожи. Возможно, это было правдой. Винтер, как и я, была из богатой семьи, и наши родители иногда могли быть невнимательными. Но они возмещали свое отсутствие, засыпая нас подарками. И всё–таки я думал, что Винтер вела себя более испорчено, чем я.

Она скрестила ноги, играя своим бриллиантовым браслетом.

– Ну, так как, в Париже было весело? Бьюсь об заклад, что было. Я бы хотела, чтобы родители взяли меня туда. Хотя они ненавидят брать меня с собой в путешествия. Ты такой счастливый, что твоя мама иногда берет тебя.

– Ага, думаю так, – я не хотел казаться раздраженным, но ездить с мамой в путешествия значит сидеть в норме отеля, пока она ходит за покупками. Единственной причиной, по которой моя мать взяла меня с собой, было то, что отец не хотел отвечать за меня.

Я сидел, сложа руки, и пялился на людей, идущих перед нами вверх вниз по ступенькам.

– Хотя еда отстойная.

– Какая разница. Спорим что это не так. Спорим, что ты просто был… ну, собой.

Я стрельнул в нее злым взглядом.

– Что это должно означать?

Она слегка пожала плечами.

– Что иногда ты не ценишь прекрасные вещи в жизни.

Я бросил многозначительный взгляд на браслет на ее запястье.

– Кто бы говорил.

Она накрыла браслет ладонью.

– Это другое. Я благодарна своим родителям, что они подарили мне это.

– Я тоже благодарен маме, что взяла меня в Париж. Но это не означает, что я должен врать и говорить, что мне понравилась еда, или говорить, что оттянулся по полной, если этого не было.

– Боже, ты такой испорченный.

Я закатил глаза, прикусив свой язык. Опять же, было очень раннее утро для этого говна.

– Ты знаешь в какое время Виллоу и Луна предположительно будут здесь? – я бросил быстрый взгляд на место у подножия лестницы, где родители оставляли своих детей. – На самом деле, я хочу пойти посмотреть, где находится мой шкафчик до того, как прозвенит звонок. Ох, да, и я встретил этого парня, Ари, на днях, пока болтался на площадке для скейтборда. Он недавно сюда приехал. Казался довольно клевым. Я сказал ему, что он может позависать с нами.

– Какой он? Симпатичный?

– Что я похож на девчонку?

– Иногда ты ведешь себя так.

Боже, мне действительно нужно больше друзей парней.

– И ты иногда бываешь таким ребенком, но разве ты заметила, чтобы я указывал на это каждые две секунды? – я помахал Леви и Джеку, еще двум своим друзьям, игнорируя уничтожающий, пристальный взгляд Винтер.

Леви приложил руку ко рту:

– Здарова, Бек, идешь?

– Чуть позже, – ответил я. – Я жду появления Луны и Виллоу.

– Ну, так с кем из них ты сейчас встречаешься? – пошутил Леви, а Джек засмеялся.

Я показал им средний палец, и они завыли от смеха перед тем, как протолкнуться через входную дверь.

– Я не могу поверить, что люди до сих пор говорят тебе херню из–за того, что ты зависаешь с девчонками, – хмуро сказала Винтер. – Им действительно надо заканчивать с этим.

– В смысле, как только что сделала ты? – спросил я.

Она пожала плечами:

– Это другое.

– С чего ты взяла?

– Потому что я – твой друг.

Я даже не заморачивался, чтобы понять ее логику. Вместо этого я спросил у нее, какие курсы обучения она выбрала, что, казалось, безопасной темой.

Мы с Винтер болтали, пока не заметили фургон матери Луны, останавливающийся у зоны высадки. Боковая дверь отъехала, и выскочила Луна. Она была одета в ужасную желтую водолазку и широкие джинсы. Бедная девочка. Не знаю, почему она одевается в такую отвратительную одежду. Я считал, что ее заставляла мать. Хотя точно не знал. Другие дети много над ней смеялись, а я за нее заступался, когда мог, но казалось, что этого никогда не было достаточно.

Одевая свой рюкзак на плечи, Луна двинулась к открытому пассажирскому окну, чтобы поговорить с мамой, пока выпрыгивала Виллоу. Ну, по крайней мере, я подумал, что высокая девочка без очков была Виллоу. Я не был уверен.

Она выглядела по–другому. Ее длинные каштановые волосы были распущены и вились, она была одета в плотные черные джинсы, пару толстых сапог, зашнурованных до колен, и в рубашке в клетку, поверх майки на лямках.

Я оценивал ее, пока она ждала, когда Луна закончит говорить с матерью. Ее одежда не была кричащей, но обычно Виллоу надевала джинсы свободного покроя, обвисшие футболки, очки, а ее волосы были завязаны в конский хвост. Она выглядела настолько по–другому, что я обалдел.

Пока они обе поднимались вверх по лестнице, я оттолкнулся от стены, чтобы встретить их на полпути. Чем ближе я подходил, тем больше я замечал, что Виллоу стала выше, и что одежда лучше на ней сидела. Она выглядела хорошо. Действительно, действительно хорошо.

Я быстро оттолкнул подальше эту мысль. Ни хрена, я этого не сделаю. Увлечься моим лучшим другом было бы глупо. И вокруг было много других девушек, тех, кто не разрушит мою жизнь, если мы разбежимся. А именно это произойдет, если я приглашу Виллоу на свидание, и мы разойдемся. Я бы потерял единственного человека, который знал большинство моих секретов, кто знал, как хреново я себя чувствовал, когда отец мне говорил, что я напортачил, кто знал, что я иногда тайно плакал во время грустных фильмов, кто знал, что я очень одинок. Кто также сильно сломается, если потеряет меня. Потому что Виллоу нуждалась во мне так же, как и я в ней.

Прочищая голову от неожиданно «сексуальной» Виллоу, я спустился вниз по лестнице прямо к ней. Когда Виллоу увидела меня, ее глаза осветились, она подпрыгнула и обвила меня своими руками.

– Я так рада, что ты вернулся, – своими объятиями она выдавила из меня эту хрень. – Я скучала по тебе.

Я обнял её в ответ, кружа ее вокруг, пока она не засмеялась.

– Я тоже по тебе скучал, – и я так за тебя беспокоился, когда меня не было.

Винтер сердито посмотрела на меня, когда я поставил Виллоу на ноги.

– Почему я не получила такого приветствия?

Я пожал плечами, и ее глаза сузились еще сильнее. У меня не было для нее ответа, не тот, которым я мог бы поделиться.

Правда была в том, что с тех пор, как Виллоу доверила мне то, как она живет дома, я чувствовал с ней какую–то непреодолимую связь, достаточную для того, чтобы я ей тоже рассказал некоторые свои секреты.

– Ну, так как там Париж? – возбужденно спросила Виллоу. – Такой же клевый, как кажется? Потому что кажется он действительно клевым.

– Он в порядке, – я засунул руки в задние карманы. – Он был бы более веселым, если бы ты была там.

– Видишь? И опять, он более милый с Виллоу, – Винтер пожаловалась Луне. – Почему мы не получаем такое же обращение?

– Бек мил с нами, – сказала Луна, теребя воротник своей водолазки.

Игнорируя их, я достал из заднего кармана маленькую коробочку.

– У меня есть кое–что для тебя, – я передал Виллоу коробку. – Я увидел это в аэропорту, и это напомнило мне о тебе.

– Тебе не стоило мне что–то привозить, – но она улыбнулась и открыла коробку. – Ох! Клёво! – она достала миниатюрный снежный шар и встряхнула его. Затем ее глаза встретилась с моими, ее улыбка практически сияла, что заставило меня почувствовать, что и я сам сияю. – Спасибо, Бек. Ты – лучший. Серьезно, ты очень сильно меня балуешь.

Я пожал плечами, делая вид, что мне все равно, но на самом деле я чувствовал себя супер гордым, что заставил ее улыбнуться.

– Я представил себе, что ты можешь добавить его к той коллекции, что подарил тебе отец.

Счастье в ее глазах сменилось грустью, пока ее глаза путешествовали по снежному шару.

– Ага, могу.

Черт. Я не очень хорошо продумал это.

– Извини. Я не хотел напоминать тебе об отце, – я потянулся к снежному шару. – Я могу избавиться от него, если хочешь.

Она спрятала его за спину, качая головой.

– Ни за что. Мне он очень сильно нравится. К тому же, он из Парижа.

Я расслабился, задумываясь из–за чего волновался.

– Хорошо. Я рад, что он тебе понравился. Моя мать пыталась уговорить меня купить тебе браслет, но я сказал ей, что ты не та девушка, которая любит браслеты.

– Нет, определенно нет, – Виллоу пошла со мной, когда мы направились вверх по лестнице, уставившись на снежный шар в своей руке. Луна и Винтер следовали за нами, занятые своей собственной беседой.

– Ну, так как прошло твое лето! – спросил я, надеясь отвлечь ее от мыслей о ее придурке отце, который бросил их с матерью. – У тебя ведь не было проблем, правильно? Я имею в виду с твоей мамой?.

– Думаю, нет… Ее новый бойфренд жил с нами около месяца… у него кот… – она вздохнула, вращая снежный шар в своих руках. – Думаю, у меня аллергия на кошек. Я каждый день просыпалась с чиханием, а мои глаза всегда были красными.

– Ох, Виллс, мне так жаль, – я обвил ее рукой и направил в сторону, когда маневрировал с открытием двери. – Что мне сделать, чтобы ты почувствовала себя лучше?

– Не думаю, что есть что–то, что ты можешь сделать, – она сильнее нахмурилась, пока мы шли по забитому коридору с Луной и Винтер, все еще плетущимися позади нас. – Ты знаешь, какой моя мама становится… А это всего лишь кошка, – еще один нервный вздох. – Просто это хреново, потому что её тупой бойфренд даже не любит детей. Когда он въехал, то сказал мне, что ненавидит детей, и что мне следует удостовериться, что я не стою у него на пути, или он может отослать меня в интернат, – она покачала головой, сжимая пальцами снежный шар. – Будто он действительно мог это сделать. У него даже не было работы.

Я ненавидел то, что ее мать ставила своих парней выше Виллоу, и то, что она приводила в дом таких поверхностных типов. Однажды я предложил Виллоу жить в одной из пяти наших гостевых комнат, чтобы она могла убраться подальше от гадких парней своей матери. Я сомневался, что мои родители заметят, что она с нами живет, учитывая, что они едва ли бывают дома. Но Виллоу отказалась, как делала всегда, когда я пытался помочь ей. Даже когда ей нужна была помощь, ей трудно было просить.

Я сжал ее плечо.

– Мне следует подарить тебе собаку, которая будет хорошо натренирована и будет держать подальше от тебя парней и котов.

– Возможно, моя мама избавится от нее, – она сунула снежный шар в боковой карман своего рюкзака, затем посмотрела на меня, заставив себя улыбнуться. – Расскажи мне побольше о Париже. Ты видел Эйфелеву башню? Ох, пожалуйста, скажи, что ты ходил в катакомбы.

Заметив отчаянную попытку сменить тему, я начал рассказывать ей о своем путешествии, хотя и не хотел о нем говорить.

К тому времени, как мы достигли моего шкафчика, я заметил, что несколько человек, в частности парней, смотрели в нашем направлении. Я предположил, что они смотрят на Винтер, потому что так часто случалось. А иногда парни подходили и спрашивали меня о ней, чтобы узнать, есть ли у нее парень. Позже, когда черкал что–то на математике, я осознал, что пялились вовсе не на Винтер.

– Эй, Бек, могу я кое–что спросить? – Леви шлепнулся на парту передо мной. – Это о той девчонке, Виллоу, с которой ты постоянно тусуешься.

Я оторвался от своего рисования, находясь в замешательстве.

– Давай.

Он поёрзал на своем сидении и прислонил руки к моей парте.

– У нее есть парень?

Этот вопрос застал меня врасплох.

У Виллоу?

У моей Виллоу?

Я не был уверен в том, как ответить. Обычно о Винтер я честно отвечал. Сейчас мне отчаянно хотелось соврать, сказать, что у нее есть парень, а у нее Леви не спросит. Не то чтобы мне не нравился Леви, мне просто не хотелось, чтобы у Виллоу был парень.

– Вообще–то есть, – я откинулся на своем стуле. – Думаю, старше нас.

– Правда? – Леви нахмурился, барабаня пальцами по моей парте. – Ну, это хреново. Она кажется действительно клевой. К тому же, она сексуальная.

Я пожал плечами, чувствуя себя чуточку виновным за ложь. Что сделает Виллоу, если узнает, что сделал я? Она всегда мне доверяла. А я только что предал ее доверие?

Что если она хотела пойти на свидание с Леви? Тогда бы я меньше ее видел, и вряд ли смог бы пережить лето без нее.

Она так сильно мне доверяла, а она с трудом верила кому–то вообще.

Я вздохнул и решил рассказать ей об этом во время ланча, даже если не хотел этого.

– Я нравлюсь Леви? Правда? – спросила она после того, как я сел за стол для ланча и неохотно рассказал ей о том, что случилось на математике.

– Ага, он так сказал, – я набил полный рот чипсов, смотря на нее. – Ты не кажешься довольной из–за этого.

– Это потому что Леви – не ее тип, – Винтер протиснулась между мной и Виллоу, пока Луна занимала место напротив.

– У тебя есть тип? – спросил я Виллоу.

Она покачала головой, но румянец залил ее щеки.

– Нет.

– Да, есть, – Винтер открыла банку содовой. – Ты мне сказала этим летом, что тебе нравится….

Виллоу кинула в Винтер морковку, попадая ей прямо в лицо.

– Цыц. Ты обещала, что не расскажешь.

Я нахмурился. Виллоу рассказала Винтер секрет, который не сказала мне?

– Эй, – заныла Винтер, бросая морковь обратно в Виллоу. – Это было не очень–то мило.

Виллоу быстро отодвинулось с траектории, и морковь упала на пол.

– Ну, ты обещала, что никому не расскажешь.

– Что в этом такого? – спросила Винтер, открывая пакет с чипсами. – Ну и что с того, что тебе понравился парень? Когда–нибудь это должно было случиться.

Виллоу свирепо посмотрела на Винтер.

– Прекрати говорить об этом пред всеми.

Мой хмурый взгляд усилился. Окей, теперь я часть всех.

Затем самая бредовая мысль пришла мне в голову. Что если Виллоу втрескалась в меня, и поэтому так злилась на Винтер? Эта идея должна была принести мне неудобства, но честно говоря, мне она вроде как понравилась.

Хотя, несколько мгновений спустя Винтер разболтала, что Винтер влюбилась в Доминика, парня, который был на год старше нас, и который был усыпан браслетами, и я точно уверен, подводил глаза карандашом. Именно в тот день я понял, что у Виллоу был тип, и я под него не подходил.

Еще я понял, что влюбился в своего лучшего друга

Моя любовь длилась всю среднюю школу и до младшего года старшей школы. В тот год все изменилось. Я пришел от мыслей о Виллоу, как о сексуальном лучшем друге, к мыслям о том, что она была красивой, доброй, умной, заботливой девушкой, которую я постоянно хотел поцеловать.

И я имею в виду, все чертово время.

Я помню первый раз, когда, действительно, рассмотрел такую возможность. Мы зависали в моем доме, смотрели какую–то тупую мыльную оперу, которая была чертовски скучной, но больше ничего не было. Виллоу приглушила звук и начала пародировать персонажей. Я присоединился, и к тому времени, как шоу закончилось, мы надорвали свои животы.

В тот момент зашел мой отец и разрушил момент, будучи придурком.

– Что, черт возьми, вы делаете? – он выхватил из моей руки пульт и выключил телевизор. Он был одет в серый костюм и красный галстук, готовый пойти на работу, в воскресенье, то, что он делал каждую неделю, никогда не брал выходные, всегда волновался о работе, работе, работе. – Поднимай свою задницу и займись чем–нибудь. Хватит попусту тратить свою жизнь.

Он не был ужасным парнем, лишь абсолютно верил в то, что каждый должен проводить свое время, надрывая задницу на работе. Проблема в том, что мне нравилось бездельничать, веселиться, устраивать вечеринки и заниматься спортом. У меня не было больших целей или настоящих планов, отличных о того, чтобы сдать алгебру и надрать задницы на футбольном поле. Я знал много людей своего возраста, у кого все еще не было крупных жизненных целей.

– Мы просто смотрели телик, – я нахмурился из–за разочарования на его лице. – Сейчас утро воскресенья. Больше нечего делать.

Он скрестил свои руки и уставился на меня сверху вниз.

– Ну, если бы у тебя была работа, тогда это не было бы проблемой.

– У меня есть работа, – возразил я, опуская лицо в пол.

Он засмеялся, и этот шум заставил мои мышцы сжаться.

– Продавать дерьмо и одалживать мои деньги – не работа.

– Почему? – спросил я, выгибая свою бровь. – Делать деньги. Не это разве называется работой?

– Следи за своим языком, – предупредил он. – И нет, это не работа… пока что ты хочешь заниматься продажами. Разве этим ты хочешь заниматься до конца своей жизни? Проводить часы в магазине, пытаясь вешать лапшу на уши людям, покупающим хлам? И делать это за дерьмовую зарплату? – его интонация источала сарказм. – Кажется стоящим, не правда ли?

– Некоторые люди должны работать продавцами. Нет ничего неправильного в этом. И я уверен, что это такая же трудная работа, как и то, что делаешь ты, – я хотел добавить, что его работа так же не такая стоящая, что его карьера адвоката превратила его в лжеца, придурка и сноба. Пофиг. Только так я мог задеть своего отца, чтобы это не привело к экстремальным последствиям.

– Поднимай свою задницу и приходи помочь в моем офисе, – резко оборвал он. – Я собираюсь научить тебя кое–чему на тяжелой работе.

Его внимательный взгляд переместился к Виллоу, и у меня появилось сильнейшее желание встать перед ней и защитить ее, хоть я и знал, что мой отец не навредит ей. Мне даже не нравилось то, что она тут сидит и является очевидцем его дерьма.

– Тебе тоже следует принять мой совет, юная леди. Можно заняться чем–то получше, чем сидеть тут, попусту растрачивая свое время, и время моего сына, – он осмотрел ее обрезанные и потертые джинсы, ее расшнурованные ботинки и заношенную футболку, в которой она была, и отвращение вспыхнуло в его глазах. – А еще я бы предложил чуть–чуть привести себя в порядок, прежде чем ты попытаешься подать заявление при устройстве на работу. Большинство компаний не наймут людей, которые выглядят так, словно провели ночи, проспав в картонной коробке.

Мои руки сжались в кулаки, и я начал вставать. Я редко кричал на своего отца, но когда мои губы открылись, я знал, что собирался наорать на него, чтобы он, блядь, заткнулся.

Однако, прежде чем крик смог покинуть мой рот, Виллоу опередила меня.

– Прежде всего, я не думаю, что проводить время с вашим сыном является тратой времени, – Виллоу высоко подняла свой подбородок, ее голос немного колебался. – Я многому научилась, проводя время с вашим сыном. И второе, у меня есть работа. Вообще–то две. Так что мне не нужен ваш совет.

Мой отец моргнул, когда его отшили. Его взгляд посуровел.

– Чему ты могла научиться у моего сына? – его глаза охватили комнату, замусоренную обертками от конфет и банками от содовой. – Кроме того, как целый день сидеть на своей заднице и быть абсолютно бесполезной?

Боже, я ненавижу своего отца. Все, чтобы я ни делал, не было достаточно хорошо. И я ненавидел то, что Виллоу была здесь и пострадала от этого. Конечно, она знала, что мой отец был хером, из тех историй, которые я ей рассказывал, и из–за того, что была свидетелем, как он меня иногда пилил, но он никогда ранее не направлял на нее свое мудачества.

– На днях он научил меня играть в футбол, для которого, стоит отметить, необходимо много терпения, – она загибала свои пальцы, ее глаза яростно горели. – Он научил меня водить, помог мне открыть сберегательный счет, показал, как на нем заработать проценты. Вообще–то он очень умный, когда дело касается чисел, но вы наверно уже знаете об этом, учитывая, что вы – его отец, – ее губы расширились в улыбку. – Ох, да, и он научил меня, как можно сразу есть печенье и пить молоко, что не кажется серьезным, но когда вы участвуете в соревновании по поеданию печенья, это на самом деле пригодится. А выиграть соревнование по поеданию печенья действительно важно для меня. В действительности, я думаю о том, чтобы стать профессионалом. Но точно в этом не уверена. Хотя, может, вы знаете, учитывая, что вы такой умный.

Я не был уверен, прыгнуть ли мне перед ней, засмеяться или поцелуями избавить ее от чертова дерьма.

Из ушей отца практически валил пар, когда его внимательный взгляд стрельнул в меня.

– Беккет, у тебя есть пять минут, чтобы попрощаться со своей маленькой подружкой и подготовиться, чтобы пойти со мной в офис. И убедись, что соответственно одет, – затем он повернулся и унесся из комнаты.

Как только он ушел, я выдохнул, даже не заметил, что задержал дыхание, и повернулся к Виллоу.

– Я так чертовски сожалею об этом, Виллс. Серьезно, я не могу поверить, что он это сделал.

– Тебе не стоит извиняться, – настаивала она. – Я уже знала, что твой отец – мудак.

– И все же… Мне следовало сказать ему, чтобы шел в задницу, когда он сказал тебе все то дерьмо. Я планировал это, клянусь. Просто ты меня перебила, – я ухмыльнулся. – Когда захочешь, ты становишься крутой.

Она улыбнулась мне в ответ:

– Я посчитала, что могу вернуть должок за все те годы, что ты за меня заступался, когда дети называли меня четырехглазой уродкой. Просто хреново, что он заставляет тебя идти с ним. Я знаю, как сильно ты не хочешь работать в его офисе.

– Я буду в порядке, – я пытался казаться убедительным и эпически не облажаться. – Несколько дней не навредят мне.

– Однако, если тебе понадобится, чтобы я тебя спасла, звони мне, – она подползла на кушетке ближе ко мне, и когда наши колени соприкоснулись, мой внимательный взгляд упал на ее ноги.

Она надела шторы, что делала редко, и что я определенно заметил, когда она появилась в моем доме. Ее ноги были такими длинными, а кожа выглядела такой мягкой. Она была великолепна. Клянусь Богом, когда–нибудь это сведет меня с ума. Я все время думал о том, чтобы коснуться ее, пробежаться своими пальцами вверх по внешней стороне ее ног, может даже по внутренней стороне ее бедер. Мне всегда было интересно, если бы я так сделал, она бы задрожала? Я представлял, что да. Конечно, возможно, это было из–за того, что я ужасно хотел ее.

– И все–таки, ты в порядке, а? – ее голос был полон беспокойства, когда она положила свою руку на мою ногу, отвлекая мое внимание от ее ног. – Ты знаешь, то, что он сказал, не правда, да?

Я старался сморгнуть желание, понимая, что она, возможно, убежит к чертям от сюда, если узнает мои мысли. Ну или так, или надерет мне задницу.

– Ага… я уже привык к его дерьму, – мой печальный голос предполагал другое. Я не был точно уверен, была ли моя печаль из–за отца или из–за того, как сильно хотел ее, не волнуясь о своих действиях.

Она ударила меня кулаком в бок, и я вздрогнул, но засмеялся.

– Не давай ему превратить себя в утопленника. Ты не такой. Не позволяй ему забрать у тебя то, кем ты являешься.

– Может, будет лучше, если он так и сделает. Я имею в виду, все, что он говорил, было похоже на правду. У меня на самом деле нет никакого направления или целей или чего–то такого, – я был чересчур драматичным. И в то же время, мне вроде как нравилось слушать, что она меня защищает. От этого я чувствовал себя хорошо внутри. Мне хотелось ее обнять… поцеловать… пробежать своими пальцами по внутренней стороне ее бедра..

Видите? Опять я пришел к этому.

– У тебя есть направление и цели – сказала она. – Они просто отличаются от его.

Я заставил себя сконцентрироваться на беседе, выдерживая ее взгляд.

– И от твоих.

– Ага, ну? Мои цели скучны. Ты намного веселее, чем я. Иногда мне хочется, чтобы я могла быть большее похожей на тебя, – она накрутила прядь волос на свой палец и прикусила верхнюю губу, привлекая все мое внимание к ее рту.

Больше не способный контролировать себя, я начал наклоняться, чтобы просто это сделать.

Ее глаза быстро расширились.

– Ты что делаешь? – зашипела она, отклоняясь назад.

Вот же блядь, это выходит из–под контроля.

Я попытался, черт возьми, успокоиться.

Отгоняя проклятье, практически убившее меня. Это пошло против всего, что я хотел.

В тот момент я понял, как сильно она мне нравится. И не только потому, что она сексуальная. Мне она нравилась за все, что из себя представляла, за все, что сделала для меня, за все, чем мы были. Несколько из любимых моментов моей жизни были пережиты с ней.

Она заставляла меня смеяться. Она говорила мне вещи, в которых, я убеждал себя, что мне не нужно их слушать. У нее был я. А у меня была она, и я знал, что никогда не буду потакать своим чувствам, потому что это нарушит ее правило никогда ни с кем не встречаться, по крайней мере, до тех пор, пока она не закончит колледж. Она создала это правило из–за веры в то, что это поможет ей не стать такой, как ее мать. Я знаю, она такой никогда не будет. Но если Виллоу в чем–то уверена, она приложит к этому все усилия, что означает – нет ни малейшего шанса, что все хорошо закончится, если я стану потакать своим чувствам.

И так начались последние три года моего самобичевания, ожидания того, чего я не могу иметь. Того, что всегда было передо мной, напоминая мне о том, какой прекрасной может быть жизнь.

И некоторое время мое самобичевание работало.

Пока не настал тот день, когда я сломался.

Мы были наедине наверху в моей комнате, на моей кровати, во время вечеринки, чуть–чуть пьяные. Я представлял себе, как кладу ее на спину, целую, пока изучаю ее тело. Я знал, что не смогу воплотить свои желания. По крайней мере, пока она не сказала мне, что я заставляю ее нервничать, уставившись на мой рот, словно хотела попробовать меня также сильно, как и я.

Надежда выросла внутри меня, и я приступил к поцелую.

На микросекунду все было идеально, когда наши губы первый раз соединились.

А затем она прервала поцелуй и сбежала, забирая с собой эту идеальность.

Она до сих пор продолжает придерживаться этого, и я задаюсь вопросом – смогу ли получить это обратно, даже после того, как она дала мне кусок бумаги, который очень четко проинформировал меня, что мы больше не целуемся.

Тупой кусок бумаги с тупым правилом: абсолютно никакого контакта губ.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: