ГРУСТЬ ПО ПРОСВЕТЛЕНИЮ

Человек — это канат, натянутый между животным

и сверхчеловеком, — канат над пропастью.

Опасно прохождение, опасно быть в пути,

опасен взор, обращенный назад,

опасны страх и остановка.

В человеке важно то, что он мост, а не цель;

в человеке можно любить только то,

что он переход и гибель.

Ф. Ницше

Если вы посмотрите внутрь себя, если вы посмотрите вокруг себя, то увидите свой внутренний и внешний мир как мир ограни­чений. Личность для своего существования всегда придумывает карцер. Для некоторых установленность и однозначность решетки напряжений создает ту гурджиевскую личность, которая была им обозначена тюрьмой сознания.

Устойчивость и возможность самоорганизации, самоидентифи­кация, автономность обеспечивается, как мы указывали выше, не­ким напряжением между «Я» и «не-Я». Эта уникальная архитекто­ника напряжений и создает личность, как некую динамическую систему отношений, оценок, качеств, свойств и состояний.

Личности нет вне этих напряжений. В обыденной жизни толь­ко личность Проявляется и имеет значимость. Если мы будем ис­ходить из определения сознания как «живой открытой системы, наполняющей внутреннюю и внешнюю реальность смыслом, от­ношением и переживанием», то личность мы можем рассматри­вать как некую многоцветную призму, искажающую реальность. Мы можем так же рассматривать личность как некую уникаль­ную разноцветную мозаику, особым образом фильтрующую ре­альность (внутреннюю и внешнюю) и в соответствии с гаммой переживаний дарующую человеческому сознанию состояния души (эйфории, дисфории, скуки, депрессии, экстаза, веселья, умиротворенности, тоски, печали и других, часто даже не пере­даваемых словами).

Я не могу передать свое состояние прямо сейчас: сижу в своем кабинете, за столом компьютера, кресло облегает тело, смотрю по­верх монитора, а там медная статуя Эйфелевой башни, покрытая пылью, а за ней Сергий Радонежский смотрит мне в глаза с какой-то невыразимой грустью над распятием Спасителя; через науш­ники льется музыка Клауса Шульца, моя левая рука устало лежит на столе и капля пота катится на левую бровь и сотни других сиг­налов, пробивающихся сквозь мозаику моей личности создают не­кое состояние, которое я уже не в силах описать словами.

Почему мне так трудно описать свое состояние? Неужели оно настолько глубоко, что не касается языка слов. Неужели 25 лет за­нятий практической психологией сделали мою личность настоль­ко прозрачной, что сознание стало воспринимающим, но не пере­живающим. Имеет ли смысл трансформация, если она ведет к ти­шине, к покою, Равностности? Не лучше ли страдание, чувство вины, страха? Они ведь так реальны и предельно ощутимо связа­ны с жизнью на земле.

Может — «вкусить соль земли» и есть страдание, а кто не стра­дает, тот и не живет вовсе.

Может — благостное смирение и есть Равностность, но из чув­ства полного принятия страдания как факта человеческого суще­ствования, через жизнь, Эго, личность, сопереживание (я говорю не о сознании: сознание не способно к страданию). То, что созна­ние не способно к страданию, я окончательно понял, вернувшись

после конференции в свою квартиру. Я чем-то заболел на этой кон­ференции. Но пик этой болезни пришелся на тот момент, когда я после приезда с конференции лег на свой кожаный диван. Поме­рил температуру — было около 40 градусов. Это меня не удивило, не обрадовало. Это были цифры на градуснике. Я был покрыт ка­ким-то странным, липким потом, все плавало, стягивало, сводило ноги. Нутром я понимал, что где-то рядом блуждает смерть. При этом мое сознание просто наблюдало, что происходит. И с любо­пытством ждало, что произойдет дальше. Не хотелось никого звать, тем более звонить «03». Ничего не хотелось предпринимать. На­блюдалось.

«Только перед лицом смерти рождается «Я» человека» — эти слова принадлежат блаженному Августину. Говорят, что трансфор­мационная сила, заложенная в столкновении со смертью, способ­на совершить огромный сдвиг в жизненных стратегиях человека. Будто смерть действует как катализатор, способный поднять чело­века с одного уровня существования на другой, более высокий. Я не знаю, что бы было дальше, если бы с дачи не вернулась Ольга (моя жена). Может — мое стремление встретиться лицом к лицу не только с физической смертью, но и со смертью своего Эго закон­чилось бы успешно и окончательно. Я всегда думал, что самый ве­ликий подвиг не завоевание мира, а покорение себя. Вот он, Козлов Владимир, жаждущий и страждущий был покорен. Но почему-то после этого опыта мне грустно. Неужели годы жизни ушли только на то, чтобы потерять даже свою породу, мощную инстинктивную жажду жизни? Неужели я все время шел не туда?

Во всех мировых религиях страдание является центральным мо­ментом бытия. Собственно, первая благородная истина Будды Ша-кьямуни «есть страдание» является первой и в других теологичес­ких системах. Каждый из нас без его проповедей понимает, что жизнь хрупка, ненадежна и недолговечна, а коан болезни, старо­сти и смерти явлется центральным и для человека XXI века. Мы уже предельно ясно понимаем факт существования страдания как неизбежной принадлежности жизни. Мир полон страдания и зла, с буддийской точки зрения это единственный факт, который мы можем и должны принять для того, чтобы начать свой путь восхож­дения к добру и нестраданию.

Великий Будда, после растворения в нирване под деревом бо и переживания чувства единства с остальным миром, наполнился осознанием того, как он хрупок и полон страдания. Именно в этот момент он испытал Махакаруну (Великое Сострадание) и «посмот­рел на мир живой и неживой любящим взором».

Во всех религиях и духовных традициях высшая точка пробуж­дения — это смотрение на мир оком Духа, любящего, всемилости­вого и всемилосердного Бога.

Но также во всех религиозных системах есть факт «не-страда-ния» в основных трех ипостасях:

1) вынесенный за пределы земной жизни в двух временных на­
правлениях:

а) уже давно было — «золотой век», рай, «Сад Эдема», «изна­
чальное состояние», природно-гармоничное существова­
ние аркадьевых пастушков, первобытный коммунизм...

б) еще будет — второе пришествие и тысячелетнее царство
Христа, коммунизм, Город Солнца, «Вечный Град», тыся­
челетний Рейх...

2) возможное состояние при жизни («саттори», «нирванический опыт», «будхи», «благодать Господня», простветление), но име­ющее качество непостоянства, исключительности;

3) состояние вне личности (ущербные, «дети божьи», «благо-стненькие»).

Вот начало XXI века и вроде бы у современного человека есть выбор в пределах «трех нестрадающих», но в норме для здраво­мыслящего азиата и европейца первый вариант недостоверен, тре­тий непривлекателен и патологичен.

Единственный правильный вариант — жить и двигаться по сред­нему пути.

Тем более что именно срединный путь неосознанно культиви­руется в религиозных системах.

Только у современного человека появился выбор религиозно-духовного пути. Это показатель удивительной свободы. Даже в XIX веке люди этой свободы были лишены — религиозно-духовный уклад передавался по традиции через семью, этническую и касто­вую принадлежность.

Сегодняшний житель крупного города имеет целую палитру выбора:

— христианство (во всех возможных школах и направлениях, начиная от православия, католицизма, кончая баптизмом, исихазмом, или какими-то новыми структурами типа «Новое Поколение»;

— буддизм (Большой и Малой колесницы и огромной палитры различных сект, направлений, культов);

— ислам (канонического и неканонического типа — суфиев или баха-улла);

— эзотеризм (тут предлагается выбор любых школ и сект — ал­химические, экстрасенсорные, бело-черномагические, ме­дитативные, аскетические практики и др.).

Но готов ли был человек к этой свободе выбора?

Могут ли 99,99 % людей присоединиться честно и открыто к ста­рым духовным традициям?

Опыт показывает, что нет. Бог умер для европейского мышле­ния. К сожалению, даже индусы и африканцы уже обладают этим способом осмысления реальности, европейское мышление стало общечеловеческим феноменом. Барьер недоверия сковывает ин­терес к традициям, а потребительское, рыночное общество погло­щено потребительской моралью и профаническими ценностями. Внутри потребительского общества страдание необходимо. Оно является мерилом успеха и неуспеха жизни. Но и традиционные религиозно-духовные практики не предлагают ничего, кроме стра­дания, и нирванический опыт, благодать уникальны и даются не необходимо, а случайно, каждый раз после прохождения пути стра­дания и борьбы с негативными аспектами бытия.

Одновременно потребительское общество дает колоссальное ко­личество сладких пилюль «как бы не-страдания», начиная от пам­персов и заканчивая райским отдыхом на островах Тихого океана. При этом пилюли «не-страдания» касаются всех аспектов челове­ческого существования.

А духовные практики предлагают состояния «не-страдания» в наших неопределенных психических пространствах, опираясь при этом на мифы, рассказы, притчи, которые воспринимаются изощ­ренным умом современника не более чем сказки...

Даже когда предполагается практика типа «Випассаны», то ос­воивший ее с тоской узнает, что просветление не просто как чере­паховый суп — не каждому доступно, но редко настолько же, как падение Тунгусского метеорита.

Нирванический опыт, по-крупному соприкасающий индивиду­альное сознание с божественным, с Брахмой, с Целостным созна­нием, без сомнения был у Будды, Лао-цзы, Христа, Бодхидхармы. Но часто даже неизвестно, жили ли эти люди реально. И самое главное — никто и сказать не может, что такое по-крупному «не­страдание».

Великое и беспредельное Просветление смотрит в глаза чело­веку, и он содрогается от ужаса.

Это касается того, кто встал на путь.

Один из тысячи людей, кто осознанно встал перед выбором пути, уже принимает три основных факта пути к «не-страданию»:

Збб

а) возможность усиления страдания,

б) возможность одиночества,

в) возможность неудачи пути.

«Илия, илия, ламма савахам».

Нужно признать, что это героические люди, настоящие воины, умеющие говорить «нет» самой жизни.

Не страдать — значит не относиться ни к чему и не переживать.

Не страдать — значит погрузиться в поток чистого осознания. He-страдание — значит быть за пределами дуальностей страда­ние—наслаждение, любовь —ненависть, богатство — бедность.

He-страдание означает распороть брюхо своего Эго и родить изнутри глаза, вывернутые зрачками в Свет. И тогда есть встре­ча света со Светом, не-страдания с не знавшим страдания, встре­ча двух братьев, знавших друг друга вечность. Может это и не встреча. Это смятение, узнавание индивидуального осознания и Сознания, пульсирующего во вселенной в разных причудливых формах.

Легко ли быть не-страдающим? Невозможно.

Что может питать человека, кроме надежды?

Что может питать человека, кроме веры?

Сколько нужно вложить любви к истине, к божественному внут­ри себя и как центрировать осознание, чтобы «не-страдание» рас­крылось в тебе райским цветком.

Прошлое рассказывает удивительные истории о том, как люди ухаживали за этим цветком. Возьмем традицию столпника. Стоял человек на одной ноге с утра до вечера, с вечера до утра, подняв голову к небесам и молился Богу и при этом превозмогал удиви­тельные страдания только затем, чтобы когда-то достигнуть неко­его состояния. И что происходило с его Эго? Куда оно должно было спрятаться, чтобы выжить? Выживало ли оно? Когда умира­ло — возникало новое существо — святой чудотворец, который жил уже за пределами страдания, в «не-страдании», вне страда­ния и нестрадания.

Меня всегда поражали крайние формы аскезы. Из них было 4 выхода:

— просветление,

— сумасшествие,

— профаническая жизнь,

— смерть.

Каждый, кто выбирает срединный путь, выбирает ко всему еще эти четыре возможности. А ты готов к этому?

Я не обращаюсь к вам. Я обращаюсь к себе. И понимаю, что ни к одному варианту я не готов и потому остаюсь в начале пути, как наивный ребенок.

Самое страшное, насколько я понимаю, то, что все люди явля­ются детьми в ожидании «пряника», не осознавая и не принимая трагичность бытия.

Я не один. Это меня успокаивает. Всем плохо. Почему мне долж­но быть хорошо.

Умение, свойство, инстинкт присоединяться, быть со всеми, на­ходить в этом поддержку — в этом, наверное, божественная сила человека, влачащего юдоль земного существования.

Темнота в ночи, темнота в душе. Где он — срединный путь? Сколько мне еще молиться тебе, Господи?

Ужель всем так тяжело...

Состояние безысходности от страдания. Именно это место и яв­ляется неким трамплином в бездну «Не-страдания».

Но не все готовы прыгнуть и не прыгают.

Ибо даже безысходность привычна. Она внутри Эго. Она внут­ри общества и цивилизации.

Безысходность в состоянии, безысходность в движении, безыс­ходность в цели.

Стрела, пущенная в никуда. Слепым стрелком.

Что происходит в жизни? Почему нам так приятно «страдание»?

Ухоженность, обжитость, бытийность страдания.

Это как родной дом. Все было, все есть, все будет. Как в детстве, когда ты живешь в мгновенном времени и жизнь кажется вечной.

А что там? За привычным? И опять, будь ты молодым или ста­рым, умным или глупым, злым или безнадежно добрым — прихо­дит осознание шага в бездну. И самое приятное в этом то, что это не происходит со всеми. Углубление в страдание. И выбора нет. Путь за пределы Эго — это путь в пустоту через боль и страдание. Но не только. Это еще путь к состраданию и сопереживанию.

Наклонись над ребенком. Посмотри. Там есть это. Мудрое при­нятие. Сопереживание. Милость.

Вроде бы все упрощается. Путь к не-страданию — это вечный возврат в изначальное состояние — в детство, состояние открыто­сти, милосердия и любви как качества жизни.

Вы видели глаза детей, оторванных от любви. Насколько они открыты для энергии, сопереживания, ласки. В них видится на-

дежда: еще не все потеряно, ворота Рая еще открыты и возможен безнаказанный возврат — еще не настигнет огненный меч херу­вима, Хранителя Пути к «не-страданию».

Будьте как дети — призыв к «не-страданию», призыв вопиюще­го в пустыне. Есть путь к вопиющему через пустыню страданий. И в центре этой пустыни Смерть, Одиночество и Просветление танцуют под музыку Вечного Просветления — Не-страдания.

Готов ли ты пустить этот танец в себя?

Нет никакой разницы — готов или не готов. Танец уже проис­ходит в твоей душе.

Можешь ли ты взглянуть на этот танец и вслушаться в музыку «Не-страдания»?

Не можешь. Мир вокруг и мир внутри предлагают тебе какофо­нию желаний, отношений, оценок и переживаний и тебе не пре­возмочь.

Закрой глаза и уши, отбрось тело и может в этой оглушающей тишине ты услышишь музыку гармонии и увидишь танцующую троицу.

Или: раскрой полностью глаза, открой уши, почувствуй свое тело тотально — погрузись полностью в волну жизни и случится чудо — ты завертишься в вихре танца, в котором ангелы будут петь боже­ственные гимны «не-страдания».

Вот и осуществлен выбор. Путь принятия, путь интеграции, путь к целостности.

Там, где нет противостояния, нет личности. Принятие — путь к просветлению и Равностности, к не-страданию через открытость любому опыту.

Но первым объектом внутренней медитации на духовном пути является человек страдающий, загнанный в страдание как в состо­яние.

Вроде существует 1001 способ стать просветленным, ведь про­светлением наполнена реальность, как внутренняя и внешняя. Ты можешь концентрироваться на белом листке бумаги, на черном или другого цвета, ты можешь концентрироваться на обшивке крес­ла или кармане сумки; на голубом небе или облаках, пылинке или звездах, на ощущении в теле, мыслях или звуках, дыхании или же­лании.

Все дороги концентрации ведут в Рай. И в этом самый глубокий и сокровенный смысл интеграции.

Концентрация осознания — самый краткий способ достигнуть целостности. И здесь дело не в объекте. Дело в способе и умении прокладывать путь за пределы видимости к реальности состояния. А состояние одно за пределами всего.

Еще несколько лет назад я думал, что для медитации и концен­трации нужны особые условия, место, поза, дыхание, тишина... Сейчас я знаю, что жизнь во всем ее многообразии является уди­вительной мандалой концентрации. Когда начинаешь это пони­мать, то ничто не может помешать твоей концентрированное™: ни отношения людей, ни комфорт или дискомфорт тела, ни жела­ния, ни недостаток желания, так как все это является некой кар­той, ведущей и направляющей к интеграции.

Просто расслабься, отпусти, войди в Равностность и Целост­ность как в родной Дом. Двери всегда открыты. Пригласи реаль­ность полностью и тотально.

Если что-то начинает тебя доставать по жизни — рассмотри это как объект концентрации. И выйди за пределы. Как малень­кий ребенок играет с игрушками, узнавая их и отпуская их после узнавания. Поиграйте с проблемой, как с новой игрушкой, на­сытьтесь этой игрой с этой игрушкой, предельно осознавая, что игрушка вам не принадлежит. Вам принадлежит игра.

Личность — главная игрушка в жизни человека. Если бы ее не было, то осознанию было бы грустно и скучно на этой земле.

Недавно я рассматривал «Психологический словарь». Читая все новые и новые тексты, я узнавал, что знал и что не знал: тео­рии, концепции, суждения о психическом. Касались ли они само­го психического? Трудно сказать. Психолог мне всегда казался больше художником, чем ученым. Безумным художником — меч­тателем, имеющим сокровенное желание нарисовать поток: на­чинаешь рисовать «Осень золотую», пока заканчиваешь карти­ну, осень уже стала черной и дожди льют с утра до вечера, листья желтые гниют уже, притянутые мудрой землей.

Легче прыгнуть выше себя, чем описать психическую реаль­ность. Это серьезно. Любая гипотеза, концепция, теория имеют статичный характер, а психика — потоковый, динамичный ха­рактер. И кто говорит об обладании психологическим знанием, тот похож на сумасшедшего, режущего ножницами воздух или рисующего по воде.

Зачем же тогда теория? Кстати, миллиарды людей жили и жи­вут без всяких теорий, особенно сформированных на том языке, в том терминологическом поле, внутри которого существует совре­менная психология. Часто живут намного гармоничнее, эффек­тивнее, полноценнее, богаче, счастливее.

Психолог и нормальный человек — разные люди.

Человек проживает жизнь, а для психолога жизнь и пережи­вание дополнительно запакованы в словесно-логические струк­туры.

Часто психолог центрируется на теории и на своих предполо­жениях больше, чем на потоке живой психической реальности. Те­ория, особенно когда в нее врастаешь, обладает качеством универ­сальности и само обозначение уже «как бы» объясняет.

Этот человек — мазохист, этот — садист, этот живет в Эго-со-стоянии «Взрослого», эта — в состоянии «Ребенка», и все вроде становится понятным. На самом деле все запутывается еще боль­ше. Я помню свои мудреные эксперименты с Анимой и Анимусом. Я даже начал консультировать по этому поводу — до тех пор пока не почувствовал, что за деревьями не вижу леса.

Я знаю о существовании интеграции. Что там — впереди, за гранью интеграции. Неужели вечный танец троицы? Уже есть ин­тегрированность, целостность, божественность человеческого со­знания. Неужели вечный возврат питает человеческую надежду?

Есть вопросы. Значит, будут ответы.

Вы видели, как люди ведут себя на Байкале.

Как многие подходят к озеру и смотрят на него.

Некоторые осмеливаются войти в озеро или пробовать своим телом тело озера.

Есть герои, которые кидаются в объятия озера и плавают быст­ро-быстро.

Есть всего несколько среди тысячи, которые входят в тело озе­ра, умудряясь при этом сохранить осознание, полностью суще­ствуя.

Дело в том, что озеро Байкал очень холодное + 4 — 7 С, и метафо­ра вхождения и купания в этом озере — это очень точная и яркая метафора взаимодействия человека с духовным сердцем транс­формации.

Все находятся у этого великолепного «озера» и многие смотрят на это «озеро», их тянет в духовное сердце трансформации, но при этом они полностью погружены в профаническую жизнь, как ми­фический Прометей, они прикованы к скале привязанностей, от­ношений, привычек, оценок, и с утра до вечера «клюют их печень» стервятники желаний, склок, конфликтов. И смотрят они уже на «озеро» с тоской и беспредельным отчаянием: все близко, все ря­дом; искрит и манит озеро, но тяжелы путы и сильна боль, напоми­нающая о том, что принадлежишь ты земной юдоли, и удел твой — страдание.

Самое удивительное, что они осознают свою прикованность, даже осознают, что они могут распутаться, но не хотят. Идеи стра­дания для них адекватны идее и силе жизни.

Те люди, которые близко подходят и пробуют воду, как правило, являются пророками для людей берега. Это те учителя, которые с

утра до вечера рассказывают об опасности изменений, об опасно­сти духовного пути. Они с восторгом рассказывают, насколько опасны воды озера, какой холод одиночества сковывает душу и тело. И люди берега внимают им, и путы их становятся еще сильнее. В некотором смысле это хранители традиций и ценностей профа-нической, обыденной жизни, хранители Эго.

Что касается героев, то для них путь интеграции является, как правило, единственным путем, ведущим к некоторым новым со­стояниям. Их героизм обусловлен тремя факторами:

1) сильным социальным сжатием, когда обыденное существова­ние становится почти невозможным из-за невыносимых отно­шений и условий жизни в общественных структурах;

2) девальвацией ценностей в обыденной жизни;

3) уникальным состоянием спонтанной решимости, которое пе­реходит в волевой акт особой силы. В этом случае люди говорят о «божественном провидении», об «особом стечении обстоя­тельств», что их «толкнуло», «так случилось». Человек не осоз­нает значимых причин, побудивших сделать этот экстремаль­ный шаг. Все было нормально как у людей. Но вдруг «озарило». Спонтанность, сила и индетерминизм шага иногда просто по­ражают воображение. Часто в традициях говорят о «боговдох-новенности» этих состояний, о «указующем персте Божьем». Совершается некий «инсайт» чрезвычайной важности, являю­щийся поворотным моментом человеческой судьбы. Я не уве­рен, что это является заслугой личности. Есть в этом нечто ро­ковое, надличностное, судьбоносное в прямом смысле этого слова.

Четвертая ситуация касается тех, кто осознанно встал на путь. Они похожи на скалолазов, которые решились достичь той высо­ты, которая находится за пределами земной стратосферы. Это странные люди, темны и опасны их тропы, невыносимы страда­ния и лишения, которые они испытывают по дороге, невыносимы для жизни вершины, где танцует троица во всем блеске.

Особенно невыносим возврат в лоно человеческого существо­
вания....

У других нет ушей, чтобы услышать музыку Его речи, нет слов, через которые они могут понять Его проповедь, нет глаз, чтоб уви­деть Его красоту и нет души, способной вместить Его опыт.

Но они принимают вызов пути. Они принимают факт того, что не любой дар Бога является праздником для живущего. Более того, они понимают, что наиболее ценные дары невыносимы.

Я часто думаю: «Сколько должен понять, узнать, осознать и ос­воить человек, для того чтобы встать на духовный путь и преодо­леть зло и страдание?»

И вдруг понять, что мир уже устроен абсолютно гармонично. И что ты уже абсолютно гармонично устроен. Не надо даже шеве­лить пальцем, не надо даже открывать глаза, не надо даже раскры­вать уста... Просто принять свою божественную природу как факт той же достоверности, как дыхание, сердцебиение, боль, наслаж­дение или страдание.

Уже 15 лет я занимаюсь осознанным естественным связным дыханием. Тысячи и тысячи раз мне люди рассказывали об особом состоянии духа, которое проживалось как некое «мини-саттори», «малое просветление». Некоторые из них, и я в том числе, прожи­вали это по-крупному, как некое пространство нирванического опыта, как погруженность в это состояние. И выходили люди из этого опыта с полным пониманием состояния Будды Шакьямуни, когда он «посмотрел на мир живой и неживой милосердным взгля­дом» и с чувством огромной любви и соучастия ко всему окружаю­щему миру. Это был прекрасный и совершенный опыт целостнос­ти, который невозможно описать словами. Все любишь вне всяких оценок и отношений.

Проявленная Равностность — это любовь.

Любовь... Удивительная притягивающая сила, манящая в таин­ственное путешествие, открывающая все новые неизведанные про­сторы; сила, заставляющая человечество бесконечно думать о ней, мечтать о ней, посвящать ей свои творения...

Сколько тысячелетий люди рассуждают о том, что же такое лю­бовь, пытаются рассказать о ней друг другу, спорят, какая она на самом деле и не находят конечного ответа. Это слово непрерывно звучит с экрана, продолжая вызывать неустанный интерес зрите­лей. Порой одно лишь упоминание о любви вызывает целую гамму переживаний и разнообразных чувств.

За все время своего существования человечество накопило ог­ромный опыт любви, отразившийся в многовековом творчестве и передававшийся из поколения в поколение в виде бессметного ко­личества художественных произведений, легенд, мифов. Во всем этом проглядывается какое-то общечеловеческое представление о любви, которое впитывает каждый.

У любого человека есть определенное понимание того, что та­кое любовь, где-то основанное на переданном ему знании, где-то на собственном опыте переживания, где-то на интуиции. Уже в раннем детстве маленький человечек узнает о любви, волшебным

образом преодолевающей все препятствия и трудности, возника­ющие перед сказочным героем на пути к своей возлюбленной.

Таким образом, еще в детском возрасте формируется представ­ление о том, какой должна быть любовь. И вот, в сладком и мучи­тельном ожидании человек мечтает то о чистом светлом чувстве, похожем на безоблачное небо, то о кипящей страсти бушующего моря. А через некоторое время он впервые испытывает то восхи­тительное чувство полета, как будто он летит на ковре-самолете, и все вокруг преображается под неудержимым напором перепол­няющей душу радости. Небывалый прилив сил, ощущение полной гармонии с миром и наполненности жизни.

Но что же ждет его дальше после удивительных переживаний, уносящих из реального мира наскучившей обыденности, когда, ка­залось бы, осуществилась давняя мечта, когда жизнь прекрасна и наполнена счастьем?

А дальше к чистой первоначальной любви примешивается уп­рямое человеческое желание продлить счастливое мгновение или, что еще лучше, сделать его вечным. Человек не хочет мириться с тем, что все хорошее, равно как и плохое, проходит. Он попадает во власть страха потери чего-то ценного и дорого для него. Он боится одиночества и защищается от него верой в один из многих мифов о любви, созданных человечеством. Этот миф гласит о том, что лю­бовь вечна.

А чтобы уверенно и безмятежно продолжать жить в этой иллю­зии, необходимо охранять свое счастье, для чего нужна гарантия стабильности отношений и ее подтверждение. Как должна подтвер­ждаться гарантия (в народе это называется доказательствами люб­ви), — тоже уже досконально продумано предшественниками. Са­мое простое и не требующее особенных усилий — это заверение в пылкой страсти любящего и торжественная клятва в вечной люб­ви. Эти процедуры желательно время от времени повторять, дабы у объекта любви не возникли определенные сомнения в истиннос­ти чувств партнера. Другой, более сложный способ включает в себя конкретную линию поведения, состоящую в замысловатой цепоч­ке действий от мелких ритуалов в. виде преподношения цветов до героических подвигов, совершаемых ради любимой. Здесь очень важно не допускать никаких просчетов: не приведи бог запропас­титься на неделю или увлечься еще чем-либо, существующем в этом мире.

Таким образом, по отношению к партнеру формируются опреде­ленные ожидания, которые затем переходят в требования. Любовь становится обязанностью! Как часто мы слышим фразы вроде «если ты меня любишь, то...» (дальше предлагаются варианты действий,

которые нужно совершить). И вот (о ужас!) он предпочел помочь другу сделать ремонт, чем пойти с ней в театр. А после — обиды, претензии, непонимание, разочарование...

Боязнь потерять — нет, уже не любовь, а объект, с которым было связано это чувство, порождает привязанность. Люди привязыва­ют к себе и привязываются сами. Привязываются сами, потому что слабы и не уверены, что способны жить счастливо независимо от внешних обстоятельств. Привязываются, потому что живут уже не своей жизнью, а жизнью другого, и от одной только мысли о разрыве отношений из души вырывается крик отчаянья: «Я не смогу без тебя жить!» Привязываются, потому что пользуются теми ка­чествами партнера, которых у самих нет. И дорог уже не сам чело­век, а потраченные на него усилия, время, деньги. А привязывают к себе, потому что сами бедны и нуждаются в любви, а любовь дру­гого льстит их самолюбию и заставляет гордиться собой.

Свои неудачи в любви люди объясняют несовершенством дру­гого или других.

Такое отношение к происходящему возникает вследствие гло­бального недоверия к миру. А не доверяет человек, потому что сам закрыт. Закрыт от природы, закрыт от людей, закрыт от любви.

Удивительно, что этот человек, мечтающий о любви, желаю­щий ее, сам же ограждается от нее плотным высоким забором своего несовершенства. А чтобы жить в потоке любви, чтобы ку­паться в ее энергии нужно всего лишь открыться ей, очистить путь к ней от прочего мусора, мешающего наслаждаться перво­зданным чувством.

Открытость состоит в осознании своих собственных чувств и отношений такими, какими они существуют в действительности, в осознании реальности вне себя без втискивания ее в заранее при­нятые схемы.

Тогда человек начинает видеть, что не все деревья зеленые, не все женщины его отвергают, не все случаи его опыта свидетель­ствуют о том, что люди плохие и т.п. Человек склонен принять оче­видное таким, каким оно и является, не искажая его, чтобы оно соответствовало уже ранее принятой схеме. Тогда человек ощуща­ет себя плывущим по удивительной реке жизни, которая не стоит на месте. Она постоянно течет, движется, меняется. У нее есть на­чало и есть конец. И она не вечна, как и все на Земле, в Космосе, во Вселенной. Поэтому нет смысла цепляться за свои переживания как нет смысла в том, чтобы остановить течение. Л.Н.Толстой пи­сал: «Любовь — это проявление божественной сущности, для ко­торой нет времени, и поэтому любовь проявляется только в насто­ящем, сейчас, во всякую минуту настоящего». Человек начинает

полностью проживать текущий момент и ценить его, потому что это мгновение больше не повторится.

Любовь становится доступна, когда человек позволяет себе быть свободным. Одно из определений любви говорит о том, что любовь — это единство трех влечений: души, ума и тела. Но влече­ние — это не свобода. Когда человек подчиняется каким бы то ни было силам, он становится рабом. А любовь не живет в рабстве. Она ни в чем не нуждается и ни от чего не зависит. Она самодоста­точна и свободна. Поэтому любви можно достичь, лишь сняв с себя оковы своих влечений.

Любовь совершенна, и путь, ведущий к ней, неизбежно прохо­дит через собственное совершенствование.

Именно любовь дает человеку качество солнца, раздаривающе­го свое тепло вне всякой зависимости от того, кто ты или что ты — булыжник на обочине дороги, алкоголик, валяющийся в грязи, убий­ца, святой, комар, сосущий кровь у святого, король на троне или умирающий от истощения ребенок, или мать, вынесшая этого ре­бенка замерзать на подоконнике в лютый мороз (я не придумал эту ситуацию, она из воспоминаний одного из моих клиентов).

Но опыт «мини-саттори» или даже нирванического порядка про­ходит и настолько быстро растворяется в обыденности, как вода исчезает в горячем песке, как выдыхаемый пар на улице зимой.

Остается ощущение того, что обладал знанием, легкое смуще­ние от происшедшего, которое затем переходит в разочарование, сталкиваясь с недоверием других. Затем наступает тоска. Тоска по потерянной Родине и отчаяние от того, что дороги забыты.

Когда бываешь там, кажется, что ничего другого не бывает. Мир, жизнь, все смыслы предельно просты и понятны.

Когда тропы к озеру зарастают, то постепенно Эго начинает шептать: «Было ли это? Не самообман ли это? Не обманывал ли ты других? Правильно ли это, если так просто и доступно. Насколько это этично, быть в Равностности, морально ли всех любить?» От этих вопросов становится еще тоскливее и тропы зарастают еще гуще.

Я знаю, что Ревностность живет в энергии Доверия. Если Лю­бовь — это очи Равностности, то сердце ее — Доверие.

Если бы мы научились доверять жизни, то у нас не было бы про­блемы духовного пути. Мы бы уже были в конце пути, в теле Хрис­та, в нирваническом опыте, в Раю.

Доверие — это открытость энергии жизни. Доверие означает пол­ную реализацию. Доверие — камень преткновения на начале ду­ховного пути. Сердце пути не бьется вне доверия. Нет энергии для продолжения пути. На языке метафоры мы можем сказать: «Дове-

рие — это открытые врата в Рай, река, втекающая в сад Эдема». И стоит войти в реку, отдаться потоку, и принесет тебя в место веч­ного блаженства.

Я не видел ни одного человека, качающегося на волнах этой реки Жизни. Более того, многие люди даже смотреть на эту реку счита­ют грехом. Недоверие потокам этой реки настолько велико, что сам факт существования реки подвергается умозрительному ана­лизу. Вне сомнения, где есть этот анализ, нет состояния присут­ствия в потоке. Мысль выстраивает бутафорию, но не может вдох­нуть в нее жизнь. Это похоже на прогулку по саду Эдема, но выст­роенном на театральной сцене.

Мысли, знанию и не нужен этот поток. Поток нерасчлененный, состоянческий, недифферинцированный. Знание, мысль всегда яв­ляется неким расчленением реальности. Разум и поток — разные реальности. Знающий уже не может войти в поток реки Жизни. Где есть знание, даже абсолютное, для человека есть сомнение.' Где есть сомнение, там нет доверия, где нет доверия, там нет цело­стности, потока той реки, которая на волнах своих, как на крыльях ангельских, несет в Рай — Равностность, Любовь, Доверие.

Есть другие реки в других направлениях. Но именно их мы счи­таем водами Жизни. Особенно полноводна Река Страдания, стис­нутая берегами равнодушия.

Мы можем преодолеть страдание, если встанем на путь выс­шей нравственности, духовного развития, сострадания. Мир не требует иллюзий. Мудрость в том, чтобы решительно взглянуть на мир, как он есть, со всем его несовершенством, страданием и злом.

Жизнь хрупка, ограниченна, коротка, и мы очень уязвимые су­щества, подвластные страданию, старости, болезням и смерти.

Зло, страдание существуют просто потому, что так устроена жизнь и в этом естество мира.

Зло существует, а добро нужно делать.

Принять вызов абсурда бытия — в мире, где все преходяще и недолговечно, лживо и тварно, изменчиво и неустойчиво, — тво­рить сострадание и добро.

Не уповая на Бога, приняв болезнь, старость, смерть, зло как фак­ты бытия в мире, наполниться мудростью творения блага и состра­дания всем, с кем у нас одна судьба — рождение, юдоль поиска смыс­ла, смерть.

Часто, когда я застаю себя держащим ручку, задаю себе воп­рос — зачем мне это?

Иногда в мое осознание приходит много ответов, но чаще я ловлю пустоту. Это очень похоже на то, как человека запускают в темную комнату, обещая, что он встретится со сказкой его жизни.

И человек шарит, шарит в темной пустой комнате, пока не осоз­нает, что «пуст орех бытия». Самый плодотворный опыт в этой ситуации — «обшаривать стенки». Хотя это достаточно грустно. Любое ограничение наводит тоску, особенно когда есть иллюзия и желание безмерности.

Часто, когда я провожу тренинги личностного роста и транс­формации, я думаю, нужно ли это людям. В конце концов — каж­дый из них уже совершенен. Я давно догадывался об этом, но сей­час твердо уверен. Мир совершенен и каждый человек в нем.

Вы можете представить, чтобы все люди были одинаково умны, воспитаны, благопристойны и осознанны?

Это нагоняет тоску и печаль.

Будто мир стал вдруг серым.

Мир совершенен потому, что в нем есть место разнообразию.

Прямо сейчас я смотрю в свое тело и вижу, как творится в нем чудо жизни. И всему в нем есть место — силе и слабости, расслаб­ленности и напряжению, боли и наслаждению, жизни и смерти.

И все просто занимается своим делом и занимает свое место: сердце, печень, легкие, кишечник, мозг... Нет ничего второстепен­ного. Все значимо.

То же самое происходит в гигантском организме, который мы обозначаем человечеством:

— где-то льются слезы горя, и звучит истошный вой потери,

— где-то счастье переполняет человеческое существо, и сердце стучит в ликовании от праздника жизни,

— где-то тело в истоме сладострастного наслаждения за предела­ми времени и пространства,

— где-то боль и страдание выворачивают нутро наизнанку...

— где-то сила неуемная пульсирует в теле и кажется, что асфальт прогибается под ногами,

— где-то слабость живет, и человек не может даже веком шевель­нуть,

— где-то мудростью и знанием светит дух человеческий,

— где-то сенильный старец смотрит на мир прозрачным взором и даже не помнит, как его зовут, какое время года и как надевать штаны,

— где-то буйствует весна любви и мир кажется прекрасным и божественным,

— где-то ненависть даже солнце раскрасила в черный цвет,

— где-то младенец сделал первый вдох и провозгласил свое появ­ление миру криком,

— где-то слышен последний хрип и конвульсии ухода вибрируют в теле...

Всему есть место и потому все совершенно.

И у тебя есть совершенный выбор — присоединиться к любому состоянию.

Все мы совершенны и это нас объединяет.

В остальном мы разные, но не чужие, а другие.

Я знаю, что эта мысль и эта вера в совершенство человека могут показаться кощунственными и нелепыми.

Кому дозволено смотреть на людей, как на богов? Кому позво­лено иметь эти глаза?

Тебе, ему, всем.

И это станет твоим, когда ты поймешь суть изменений.

Но если не поймешь — все равно ты будешь совершенен, ибо место твое таково.

Глава 8

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: