СУМЕРКИ В РАЮ: МИНОЙСКИЙ КРИТ И ЭЛЕВСИНСКИЕ МИСТЕРИИ

В отсутствие партнерской общины и с утратой психоактивных растений, стимулирующих и сохраняющих партнерство, в обществе владычества вполне естественно появляется ностальгия по раю. Забвение первоначального катализатора возникновения саморефлексии и языка – содержащего псилоцибин гриба Stropharia cubensis – было длительным процессом, состоящим из. четырех четко выраженных стадий. Каждая стадия представляет собой дальнейшее ослабление осознания силы и божественного смысла, кроющихся в этой тайне.

Первым шагом в сторону от симбиоза партнерства “человек– грибы”, характеризовавшего ранние скотоводческие общества, было введение других психоактивных растений – заменителей первоначального гриба. Их психоактивность может колебаться от психоактивности, равной по глубине опьянения псилоцибиновому грибу Stropharia cubensis (как в случае классических галлюциногенов тропиков Нового Света), до сравнительно тривиальных. Примером последних является использование в качестве заменителей сомы эфедры, какого-нибудь стимулятора или забродившего меда.

ЗАБВЕНИЕ ТАЙНЫ

Что касается использования Stropharia cubensis в Африке, то весь сценарий постепенной его тривиализации является вполне обоснованным: с изменениями климата – частыми, если не сказать постоянными, – сниженный уровень потребления грибов постепенно уступал место сезонному потреблению. Сознательное церемониальное потребление грибов, видимо, достигало вершины в пору их сезонной доступности, и так могло продолжаться много тысяч лет. А поскольку грибы и необходимые для них условия, встречались все реже, могли возникнуть какие-то усилия, направленные на сохранение грибов путем сушки или консервирования их в меду. Так как сам мед легко ферментируется в алкогольный напиток, то, возможно, что со временем практика подмешивания все меньшего и меньшего количества грибов ко все большему количеству меда могла способствовать замещению культа грибов культом медового напитка. Невозможно себе представить более значительного смещения социальных ценностей, чем то, которое сопровождало постепенное переключение с культа псилоцибинового на культ алкогольный.

Такое постепенное профанирование таинства психоактивного растения легко переходит в следующий шаг – к забвению первоначальной психосимбиотической тайны. Этот второй шаг – замена совершенно неактивными материалами материалов активных. В этой ситуации заменители, хотя это обычно все еще растения, на деле не более чем символы прежнего влияния этой мистерии, способной к действительному побуждению посвящаемых.

И третья стадия процесса: все, что осталось, – это всего лишь символы. Теперь уже не только не присутствуют психоактивные растения. Вместо них остаются лишь эзотерические учения и догма, ритуалы, акцент на линии преемственности, жестах и космогонических диаграммах.

Третья стадия ведет к еще одной. Она является, конечно же, стадией полного исчезновения даже претензии на память о пережитом опыте тайны. Эта последняя стадия характеризуется светским научным подходом, завершающимся в XX веке.

Мы могли бы выдвинуть и дальнейший аспект этой – четвертой – стадии процесса забвения тайны: открытие тайны заново и ее интерпретирование в качестве зла и угрозы для социальных ценностей. Нынешнее запрещение психоделических исследований и истерия, раздутая через посредство фармакофобии, – явный тому пример.

Обращение к минойской цивилизации и мистериальным культам, которые она породила и хранила под своим покровом, поведет нас в сферу растений-заменителей псилоцибинового гриба Stropharia cubensis. Это были мощные культы с сильнодействующими растениями, которые помогали в выражении религиозной онтологии, но, в достижении экстаза они, по всей вероятности, не зависели непосредственно от источников псилоцибина. На минойском Крите, а еще позднее в Элевсине, на греческом материке, в качестве техник вызывания экстаза использовались галлюциногенные индолы другого вида. Культурные и климатические условия превратили первоначальный источник растворяющего границы “эго” псилоцибинового экстаза всего лишь в воспоминание, а образ его – не более как в символ.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: