Удовлетворение влечения и отказ от него

Немецкие психоаналитики, пытавшиеся осуществить унификацию психоанализа — будь то из-за буржуазности собственной натуры, будь то под большим давлением политической ситуации в Германии, — приводили в оправдание своего поведения, не совместимого с наукой, как раз такие цитаты из работ Фрейда, в которых, как им казалось, можно было еще в догитлеровские времена усмотреть обоснование их стремлений к унификации. И действительно, в трудах Фрейда имеются формулировки, лишающие клинические открытия психоаналитиков свойственной им взрывчатой силы, их революционного по отношению к современной культуре воздействия. Это цитаты, выражающие во всей глубине противоречие между естествоиспытателем и буржуазным философом — исследователем культуры, свойственное личности Фрейда. Вот одна из таких характерных цитат:

"Злое и оправдываемое только незнанием недоразумение — считать, что психоанализ ожидает излечения невротических расстройств в результате "свободного переживания" сексуальных ощущений. Напротив, осознание минувших сексуальных влечений, наступающее в ходе анализа, делает возможным господство над ними, которого нельзя было достичь с помощью одного только вытеснения события из сознания. Можно с гораздо большим основанием сказать, что анализ освобождает невротика от оков его сексуальности".

Если семнадцатилетняя дочь некоего высокопоставленного национал-социалиста заболевает истерией, точнее говоря, истерическими припадками из-за вытесняемых желаний совершить с ним половой акт, то в ходе психоаналитического лечения эти желания поначалу признаются кровосмесительными и в качестве таковых осуждаются. Но что же происходит далее с сексуальной потребностью? Согласно формулировке, цитировавшейся выше, девушка "освобождается" от оков собственной сексуальности. С клинической же точки зрения, дело обстоит следующим образом: если с помощью анализа девушка отдалится от отца, то она освободится только от оков стремления к инцесту, а не от своей сексуальности в целом. В формулировке Фрейда упущено из вида как раз это важнейшее обстоятельство. Можно сказать, что научный спор о роли генитальности разгорелся как раз при такой постановке вопроса и образует важнейший элемент различий между сексуально-экономическим тезисом и психоаналитическим подходом, проникнутым конформизмом. Формулировка Фрейда постулирует, что девушка отказывается от всякой сексуальности. В такой форме психоанализ приемлем и для нацистских сановников, а с точки зрения Мюллер-Брауншвайга, он является инструментом для "выращивания героического человека". Но эта форма не имеет, однако, ничего общего с психоанализом, книга по которому Гитлер приказал сжечь.

Подлинный психоанализ, не обращающий внимания на буржуазные предрассудки, однозначно констатирует, что девушка сможет выздороветь только в том случае, если она перенесет свои сексуальные желания с отца на друга и удовлетворит их с ним. Но как раз это и противоречит всей Нацистской идеологии и со всей неумолимостью ставит вопрос о сексуальном устройстве общества. Ведь для того, чтобы соответствовать требованиям сексуальной экономики, девушка должна быть свободна не только с точки зрения своей генитальной сексуальности. Ей нужны квартира, противозачаточные средства, друг, обладающий способностью к любви и потенцией, то есть человек, структура характера которого не отвергает сексуальность и не соответствует, следовательно, национал-социалистским представлениям. Нужны чуткие родители и атмосфера в обществе, включающая признание сексуальности. Причем чем меньшими денежными средствами она располагает, тем более все это необходимо, чтобы взломать общественные рамки, поставленные перед половой жизнью юношества.

Вопрос о смене механизма вытеснения сексуальности механизмом отказа от влечения или механизмом осуждения, применяемым в психоаналитической работе, можно было бы легко решить, причем в соответствии с фрейдовской формулировкой, если бы осуждение инстинктивных потребностей и отказ от влечения не были бы связаны с экономикой инстинктивной жизни. Психический аппарат может осуществить отказ от влечения только при совершенно определенных сексуально-экономических условиях. Точно так же и сублимация влечения связана с определенными предпосылками. Результаты клинического анализа характера учат, что продолжительный отказ от патогенного или асоциального инстинктивного побуждения возможен только в том случае, если урегулировано сексуальное состояние человека, то есть если не накапливаются и не застаиваются нерешенные сексуальные проблемы, придающие силу проявлению предосудительных побуждений. Регулировка же психоэнергетического состояния требует возможности сексуального удовлетворения, соответствующего каждому возрасту. Это значит, что взрослый может отказаться от стремлений детского и патогенного характера только в том случае, если перед ним свободен путь к нормальному генитальному удовлетворению и если он на деле испытывает его. Способы удовлетворения, связанные с извращениями и имеющие невротический характер, способы, от которых следует защищать общество, сами являются заменителями генитальной половой жизни и формируются только в том случае, если она нарушена или встречается с препятствиями. Отсюда следует, что нам нельзя говорить в общей форме, неконкретно, об удовлетворении влечения и отказе от него, а следует поставить вопрос конкретно — о каком удовлетворении влечения и об отказе от какого влечения идет речь.

Аналитическое лечение может практически достичь отказа от способа удовлетворения потребностей, не соответствующего стадии развития, только в том случае, если оно будет заключаться лишь в устранении механизмов вытеснения, не сочетающемся с проповедями на моральные темы. К примеру, такое лечение приведет девушку, достигшую половой зрелости, в характере которой инфантильная привязанность к отцу порождает невротические симптомы, к осуждению ее кровосмесительных притязаний благодаря одному лишь осознанию ею сути этих притязаний. Но это еще не означает освобождения от желаний, так как постоянные сексуальные раздражители вновь и вновь побуждают бороться с ними. Только прибегнув к моральным аргументам, можно побудить девушку к отказу от такого сексуального удовлетворения, но это будет означать грубейшее нарушение терапевтических принципов и поставит под угрозу саму цель излечения. Девушка может избавиться от фиксации на отце единственно при условии, что ее сексуальность обретет другой, соответствующий объект и испытает реальное удовлетворение. Если этого не произойдет, то инфантильная фиксация не прекратится или влечение обратится на другие инфантильные цели, так что проблема останется нерешенной. То же относится и к любому другому случаю невротического заболевания. Женщина, неудовлетворенная в браке, бессознательно активизирует детские сексуальные притязания, от которых она сможет отказаться только в том случае, если ее сексуальность будет удовлетворена каким-то иным образом — вне брака или в новой связи.

Насколько само осуждение детских инстинктивных импульсов является предпосылкой нового способа решения половых проблем, настолько же и это переустройство и эффективное удовлетворение представляют собой совершенно неотъемлемые предпосылки окончательного освобождения от болезненного стремления. Убийцу, побуждаемого к преступлению нарушениями сексуального характера, можно отвлечь от его целей, только открыв перед ним биологически нормальный путь половой жизни. Альтернатива, следовательно, формулируется не "отказаться от влечения или подчиниться ему", а "в каких случаях отказываться от влечения и в каких удовлетворять его".

В абстрактных рассуждениях о греховной природе вытесняемого бессознательного затушевываются обстоятельства, имеющие важнейшее значение не только для лечения и профилактики неврозов, но и для всей педагогики. Фрейд открыл, что содержанием бессознательного у невротиков — а это в наших культурных кругах подавляющее большинство людей — являются в основном инфантильные, жестокие и асоциальные импульсы. Это верно. При этом, однако, не учитывалось еще одно обстоятельство, а именно: наличие в несознательном притязаний, вполне соответствующих естественным биологическим потребностям, например сексуальных потребностей у подростков в период полового созревания или у людей, несчастных в браке.

Позднейшая интенсивность асоциальных и инфантильных побуждений вытекает как исторически, так и экономически из неудовлетворения этих естественных притязаний, ибо неудовлетворенное половое влечение отчасти усиливает до безграничных размеров примитивно-инфантильные побуждения, отчасти же порождает совершенно новые, большей частью антисоциальные потребности, как, например, потребность в эксгибиционизме или импульс к убийству ради сексуального удовлетворения.

Этнология учит нас, что такие импульсы отсутствуют в примитивных обществах — вплоть до достижения ими определенного уровня экономического развития — и возникают только как замена обычной любовной жизни, когда общество начинает подавлять ее. Эти побуждения, порожденные только развитием определенных форм сексуальности в обществе и вынужденные переместиться на уровень несознательного, так как общество отказывает в их удовлетворении, в психоанализе сплошь и рядом рассматриваются как биологические факты. Такой взгляд не особенно отличается от другого, представленного Хиршфельдом, считавшим, что причина эксгибиционизма — существование особых эксгибиционистских гормонов. Данный простой механистический биологизм трудно поддается разоблачению потому, что он выполняет в нашем современном обществе определенную функцию. Мы имеем в виду перенесение постановки вопроса об общественном явлении в биологическую сферу, а тем самым, в практически недоступное. Существует, следовательно, социология несознательного и асоциальной сексуальности, то есть социальная история неосознанных побуждений, рассматривающая как количественную, так и качественную сторону вытесненных побуждений. Не только вытеснение как таковое представляет собой общественное явление. Результат этого процесса — также общественное явление.

Исследование возникновения частных влечений должно будет ориентироваться на этнологические факты такого, например, рода, что в некоторых племенах, жизнь которых регулируется материнским правом, мало что можно увидеть из анальной фазы развития либидо — фазы, которая у нас, как правило, оказывается между оральной и генитальной фазами, так как дети в этих племенах вскармливаются грудью до третьего или четвертого года жизни, а затем активизируют непосредственно генитальные игры.

Психоаналитическое понятие абсолютной асоциальности инстинктивных побуждений приводит к заключениям, которые вступают в конфликт с фактами. Если рассматривать их как нечто относительное, то появятся принципиально иные последствия для восприятия не только аналитической терапии, но и особенно для социологии и сексуальной экономики. Анальные манипуляции, совершаемые ребенком на первом или втором году жизни, не имеют вообще ничего общего с понятием "социального" или "асоциального". Если при взгляде с абстрактной точки зрения руководствоваться представлением об асоциальной природе анальных побуждений ребенка, то результатом будет правило, которому охотно следуют и которое заключается в попытке сделать ребенка, чего доброго, уже на шестом месяце жизни "способным приобщиться к ценностям культуры". Следствие этого представления, проявившееся позже, — труднопреодолимые препятствия анальному сублимированию и анально-невротические нарушения.

Механистическое представление об абсолютной противоположности сексуального удовлетворения культуре обусловливает и принятие родителями, разделяющими идеи и выводы психоанализа, мер против детского онанизма, среди которых меньшее — "мягкое отвлечение". Если я не ошибаюсь, то нигде в трудах Анны Фрейд не сказано, что она как частное лицо соглашается с выводом из теории психоанализа, в соответствии с которым онанизм у детей следует рассматривать как проявление физиологического развития и поэтому не подвергать ограничению.

Исходя из представления о том, что объект бессознательного вытеснения противоречит культуре, следует поставить под угрозу осуждения генитальные притязания зрелого человека. Это и происходит обычно, причем с благожелательным замечанием о том, что принцип реальности требует отложить удовлетворение влечений. Тот факт, что сам этот принцип реальности относителен, что сегодня он служит интересам авторитарного общества и определяется этим обществом, исключается из дискуссии как политика, не имеющая ничего общего с наукой. При этом не замечают, что и само такое "исключение" — тоже политика. Наибольшие сомнения в данном случае вызывает то обстоятельство, что рассматриваемый подход создал самую серьезную угрозу проведению психоаналитических исследований, не только препятствуя открытию определенных фактов, но и парализуя, а отчасти даже и фальсифицируя проверенные результаты, когда дело доходило до практического применения. Чтобы достичь такой цели, эти результаты связывались с реакционными аспектами о понятиях культуры. Поскольку психоаналитическое исследование непрерывно оперирует как воздействиями общества на индивид, так и оценками здоровья и нездоровья, социальности и асоциальности, не осознавая при этом революционного характера своего метода, то эти оценки вращаются в трагическом круге между констатацией того факта, что вытеснение сексуальности враждебно культуре, с одной стороны, и необходимо для культуры — с другой.

Стоит суммировать факты, которые психоаналитические исследования оставляют без внимания, ибо они противоречат представлениям о культуре, на которых зиждутся эти исследования:

— само несознательное обусловлено культурой как в качественном, так и в количественном отношении;

— осуждение инфантильных и асоциальных инстинктивных притязаний предполагает в каждом случае удовлетворение физиологически нормальных и необходимых сексуальных потребностей;

— сублимация как наиболее существенное достижение культуры, реализуемое психическим аппаратом, требует ликвидировать всякое вытеснение сексуальности и у взрослых противоречит лишь удовлетворению прегенитальных, но не генитальных потребностей;

— генитальное удовлетворение как фактор, имеющий с сексуально-экономической точки зрения решающее значение для предупреждения неврозов и формирования социальной эффективности, противоречит с любой точки зрения нынешним законам государства и принципам всякой патриархальной религии;

— ликвидация вытеснения сексуальности, начатая практическим психоанализом в качестве лечения, а наукой в социологической форме, самым резким образом противоречит тем элементам культуры, которые зиждутся как раз на этом вытеснении.

До тех пор пока психоанализ продолжает придерживаться своей точки зрения на культуру, это оказывается возможным в ущерб результатам собственных достижений психоаналитиков, так как психоанализ пытается разрешить в пользу мировоззрения противоречие между представлением исследователей о культуре и результатами научных исследований, направленными против этой культуры. В тех случаях, когда психоанализ не отваживается сделать выводы из собственных исследований, он оправдывается якобы аполитичным ("непрагматичным") характером науки, в то время как каждый шаг в развитии аналитической теории и практики означает рассмотрение политических ("прагматических") фактов.

Тот, кто будет исследовать церковные, фашистские и другие отсталые идеологии с точки зрения их неосознанного психического содержания, придет к выводу, что они в значительной мере являются защитными конструкциями, возникшими из страха перед неосознаваемым адом — страха, который каждый человек носит в себе. Отсюда и только в том случае, если бы антисоциальные бессознательные инстинктивные побуждения были биологическими, абсолютными, можно было бы вывести оправдание аскетической морали и понятия Бога, направленного против всего "дьявольского". Тогда реакционеры были бы правы, но всякая попытка устранения сексуальных бедствий оказалась бы бессмысленной. Консервативный мир имел бы все основания ссылаться на то, что разложение "высокого", "божественного", "морального" начал в человеке порождает хаос в его социальном и нравственном поведении. Именно это и подразумевается бессознательно под понятием "культур-большевизм".

Революционное движение, кроме представителей своего сексуально-политического крыла, не знает об этой связи и очень часто, если предметом конфликта оказываются основы сексуальной экономики, выступает единым фронтом даже с силами политической реакции. Правда, оно выступает против сексуально-экономического закона по иным причинам, нежели это делает политическая реакция. Революционное движение не знает этого закона и его исторических изменений. Оно верит также в абсолютную природу злых сексуальных инстинктов, а следовательно, и в необходимость морального торможения и регулирования. Революционное движение в столь же малой степени, как и его противники, замечает, что моральное регулирование как раз и порождает то, что оно может, по словам его сторонников, укротить, то есть асоциальную инстинктивную жизнь.

Сексуальная экономика учит, что неосознанная инстинктивная жизнь современного человека, поскольку она действительно является асоциальной, а не только оценивается таким образом со стороны моралистов, представляет собой продукт морального регулирования и может исчезнуть только с его ликвидацией. Только социально-экономический принцип морального регулирования может устранить противоречие между культурой и природой, устраняя вместе с сексуальным угнетением и противоестественные или асоциальные влечения.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: