Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






27 страница. – А оружие, Ларки? «Колебатель Земли»?




– Начался Чарльз Боннер…

– Ну конечно.

– А оружие, Ларки? «Колебатель Земли»?

– А, он уже бог весть сколько провисел на чертежной доске. Еще со времен рейгановских «звездных войн». При Шермане Тейлоре начало что-то получаться. Чистое совпадение, что его удалось осуществить… как раз теперь.

– Знаешь, кто ты такой, Ларки?

– Конечно. Я, что называется, делатель королей, власть за сценой.

– Ты самый обыкновенный убийца. Ты пытался убить Элизабет…

– Нет-нет, вот это – нет! Это все Тейлор, это он говорил с Боханноном. Я был потрясен, когда узнал, что пострадала Элизабет… Это случайность, ты должен мне поверить, Бенджамин. Я обожаю Элизабет…

– Ну, это, конечно, утешает.

– Сейчас, может быть, и нет, но ты увидишь, время все лечит. – Он пожал округлыми покатыми плечами. – Ты ведь уже взрослый и не станешь делать глупостей… Тебе не грозит то, что случилось со свидетелями по делу Кеннеди. – Он тронул меня за плечо, медленно улыбнулся. – Шутка, Бенджамин.

Мне нечего было сказать Эллери Ларкспуру. Мне в жизни не подобрать стоящих слов. Ларки стал плотью от плоти американского образа жизни – один из тех, кто составляет большие планы и добивается их осуществления, так или иначе. Типичный американец. Даже будь у меня сила свалить его, меня никто не поблагодарил бы. К тому же я понимал, что при всей своей аморальности Ларки будет честно работать на Чарли Боннера, будет помогать ему до конца срока. Думаю, Ларки действительно любил Боннера. Мысль о покушении на Чарли даже не появлялась в сценарии. Однако все случилось из-за Чарли. Он решил, что Чарли недостаточно силен, чтобы вести страну. И многие умерли, но Чарли уцелел…

В дверях я остановился и оглянулся. Он смотрел мне вслед, уютно свернувшись в своем мягком светлом халате, а за его спиной выгорала утренняя дымка. Не знаю, что он увидел в моем лице. Не знаю даже, о чем я думал. Но он взглянул на меня и снова заговорил:

– Правда, Бенджамин… просто шутка. Ты – один из нас, а они, в конце концов, были не нашими, верно?

– Я иду к президенту.

Да, он должен был понимать, о чем я думаю.

– Как хочешь, Бенджамин. Только не жди слишком многого. Доказательства Саррабьяна недорого стоят. Он сам слишком замазан. К тому же это плохо отразится на Дрю и на вашей милой старой фирме.

– Я рискну.

– Конечно, и я тоже. – И тут он добавил еще кое-что: – Смотри веселей, Бен. Это тот же шоу-бизнес, как ты не видишь? Мы, как и все прочие, просто участвуем в представлении. – Он улыбнулся. – Смешно, правда? А как серьезно мы к себе относимся! – И помахал мне. – Ступай, Бен. Живи своей жизнью и будь счастлив.

 

Президент уделил мне время в тот же день. Он вносил последние исправления в речь по случаю выдвижения его кандидатуры. Решили, что съезд нуждается в катарсисе. Сегодня объявят, что выдвигают кандидатуры Чарли и Дэвида Мандера, потом короткое выступление Мандера, собственно, не более чем представление, а затем, по следам всех смертей – речь Чарльза Боннера, который обратится к нации, собирая в свой лагерь самых разных людей и неразрывно связывая их с собой.

– Бен, ты с давних пор мой друг, но то, что ты сделал для меня в последние дни… – Он вдруг всхлипнул – впервые на моей памяти. – Никогда не думал, что я заслуживаю такой дружбы… а может, и не заслуживаю. Но ты это сделал… все равно. Я кое-чему научился за эту неделю, Бен. Я узнал, что я политик до мозга костей. Вывари меня на огне, и вот что останется в осадке: чистый политик. – Он вытер нос белоснежным носовым платком. Мы были одни. – А ты… ты великий человек… Я знавал всего двоих великих… Дрю Саммерхэйз – и ты. Только это и могу сказать, наверно, никогда не найду нужных слов. Но я никогда не забуду, что сделал для меня Архангел.

Видите, как ловко? И я в его руках. Он залез в душу и нажал нужную кнопку у меня в груди. Все он о себе знал и выложил мне без обиняков и заставил меня думать, что, может быть, как бы я не сопротивлялся этой мысли, он и обо мне сказал правду.

– Не стану с вами спорить, мистер президент. Но я не великий человек, и сдается мне, даже просто хорошим человеком быть не так-то легко. Сейчас мне трудно. Есть вещи, которые я, кажется, должен вам рассказать… хотя, видит бог, не знаю, зачем и что это изменит… и вы – то, что вы есть, но кое-чего у вас не отнимешь. Никогда не забуду, как ты выскочил на линию огня, чтобы подхватить падающего Шерма Тейлора. Не знаю, кто еще из общественных деятелей способен на такое: преодолеть все основные инстинкты, чтобы прикрыть и поддержать раненого врага. – Я сам чуть не плакал, совсем размяк. Я прикусил губу. – Хотел бы я только знать… о чем ты думал? Что творилось у тебя в голове?

– Ты и правда хочешь знать, дружище?

– Хочу.

– Ну, всех мыслей не помню, но среди них была одна: что выйдет роскошный кадр, что с этой фотографией я войду в историю. – Он чуть прищурился и наградил меня улыбкой кинозвезды, как герой из «Бешеной команды»: говорю тебе, богом клянусь, я мелкий сукин сын. Все тот же трюк…

– Есть одно дело… мне обязательно надо поговорить с тобой, Чарли.

– Заезжай в Вашингтон. После съезда. Сейчас все время будут отвлекать. – Он махнул рукой на пачку бумаг на столе. – Предстоит еще победить на выборах… Я наконец додумался до умной мысли, Бен. Я только что назначил Ларки возглавлять кампанию. У него это в крови.

– Ты прав, Чарли. А я уезжаю домой. С меня хватит.

Он рассмеялся:

– Да уж, тебе хватило, отдаю должное. – И прервал сам себя: – Кстати, тут тебе звонят. – Кивнул вошедшему секретарю: – Это мистера Дрискилла, Джен?

– Да, мистер президент. Мистер Ларкспур переключил вызов сюда.

Он указал на стоявший на столе аппарат и отошел к окну с текстом речи в руках, чтобы не подслушивать.

– Алло, это Бен Дрискилл?

Несколько минут я слушал. Слезы текли по щекам, и я едва сумел выговорить:

– Элизабет…

Она пришла в себя. Вернулась.

Когда я повесил трубку, президент характерным жестом протянул руку. Я принял ее, и мы долго стояли так, а потом, уже в дверях, я остановился, чтобы дать ему совет на вечер.

– Заставь их тебя полюбить, Чарли.

 

К тому времени, как я добрался до О'Хара, сгустилась летняя ночь, над взлетной полосой стоял туман, и от духоты некуда было деваться. На западе громоздились грозовые облака, температура не опускалась ниже девяноста. Летний Чикаго! Я добрел по коридору до турникета, но ждать предстояло еще больше часа. Аэропорт был полон отдыхающих. Я ловил обрывки разговоров, но по большей части здесь были мужья и жены с детьми. Никого не интересовала политика.

Я высмотрел в маленьком баре, где можно было убить время, пустую табуретку, прошел туда и сел. Здесь было неправдоподобно уютно, и я почувствовал, как меня отпускает. Заказал пива, и бармен подвинул ко мне блюдечко с арахисом. По телевизору над стойкой уже отзвучали речи претендентов, и теперь шла подготовка к голосованию – вернее, к единодушному одобрению кандидатур. Все, как на съездах прошлых лет. По меркам моего детства и ранней молодости – огромное событие, но для последних лет – ничего особенного. Режиссура Эллери Ларкспура была безупречна, остальная команда, в том числе Эллен и Мак, держалась в первых рядах. Все они скоро впрягутся в предвыборную гонку. Но сейчас президент купался в волнах поддержки. Кто не знал, что произошло на прошлой неделе, не увидел бы в этом ничего странного. Живучий народ эти американцы.

Играли оркестры, люди танцевали и махали флагами, и в эту минуту я настроился на разговор двух типов, сосавших пиво рядом со мной и закусывавших сырными рыбками и орешками. Один говорил:

– Штука в том, что никакой разницы, кого выбирать. Все эти мудаки одинаковы. Меня убивает, как они стараются нам внушить, что есть разница. Демократы, республиканцы… Едва ли на грош отличий. Может, республиканцы чуточку облегчат налоги, а демократы малость увеличат. Но как раз про это они молчат… талдычат: «Ты жопа», «А ты еще больше жопа», и «Ты убийца», «И ты тоже, говнюк». Политическая дискуссия!

И весь этот бред насчет прищучить ЦРУ и прочих. Сколько шуму, а все – деньги. Как всегда. Куда мы денемся без разведслужб, которые за всеми шпионят, пытаются свалить плохих парней; следят за террористами и складами нервно-паралитических газов? Да никуда. Ну, угробил кого-то этот Хэзлитт – кого там нашли в реке, еще по ящику показывали? Ну и что? Я работаю на компанию, у которой больше миллиона рабочих по всему миру, и ни хрена их не волнует, кроме курса акций – и не говорите мне, что они никогда не убивали никого, кто оказался у них на дороге! Бизнес есть бизнес, что, не так?

Лучшее решение – всегда самое быстрое, а это и есть самое быстрое решение. Мир принадлежит корпорациям, и играют они по правилам корпораций. Или мы теперь по тем же правилам играем. Черт его знает, кто начал первый. Но речь Боннер толкнул что надо.

Они свели весь шум и буйство кампании к простой сути. Ведь в конечном счете все просто.

– Скажем прямо, с экономикой порядок. Боннер с налогами не пережимает. У моих ребят хорошая работа. И я не живу в каких-нибудь там городских трущобах, и они тоже не живут. Производим больше на экспорт: Индия, Япония, Китай. Вовсе неплохо, если подумать. А наркотиками уже так сыты, что, пожалуй, спрос упадет. И мы с женой проводили отпуск в Аризоне. Катались на верблюдах. А они всю кампанию втолковывают нам про разведывательные сообщества! Боннер, мол, продает нас в низовья реки! Да это наша река! Все реки наши, если хочешь знать. Террористы – это да, проблема. Но они что, взорвали Чикаго? Или Айвеннстоун? Да ни черта! Что они, в сущности, могут-то? Тут вопрос в том, откуда смотреть, так? Если влез в вашингтонскую кучу дерьма, начинаешь думать, будто это важно. А мой совет: держись настоящей жизни. Все будет нормально. Америку не так легко потопить. Мы на вершине, на вершине и останемся. Кого-то, может, и убьют, но Америка выживет, будь уверен.

– Чертовски верно! Знамена еще реют, мой друг.

– За это и выпьем! Знамена еще реют!

Президент собирался начать, и двое говорунов, подняв тост, сползли с табуреток и положили на стойку плату за выпивку. Потом переключились на обсуждение разных моделей механических газонокосилок и, смеясь, спорили, кто намотал на них больший километраж. Лицо президента подали во весь экран.

– Друзья мои демократы. Я принимаю ваше выдвижение.

Новый взрыв восторга: воздушные шары, музыка, плакаты. Я посмотрел немного, заказал еще пива, а потом отправился искать туалет. Когда я вернулся, президент говорил:

– Разумеется, без мощной разведки государство безоружно. Я никогда с этим не спорил… Но разведка должна стать лучше, чем есть сейчас, действовать лучше старой. И, под конец… – Он говорил, и одновременно говорили люди в баре, так что продолжения я не уловил, но не жалел об этом. Глаз камеры высмотрел Терезу Роуэн и первую леди, обе сияли, и Ларкспур в ВИП-секции то понимающе кивал чему-то, то улыбался какой-то шутке. Таким молодым и здоровым Ларки не выглядел много лет. Он снова был в центре событий, адреналин всей нации струился в его жилах, и молодость словно вернулась к нему. Лицо светилось уверенностью и обостренным пониманием нужд народа. Моя работа становилась труднее и труднее. Ларки внушал инстинктивное доверие.

Аплодисменты были бурными и продолжительными, в толпе улыбались, приветственно кричали, радовались и предвкушали победу на выборах. Воспоминания о потере Хэзлитта и Тейлора уже поблекли. С неимоверной скоростью поток информации, вынесший на миллионы телеэкранов лицо президента, уносил в прошлое жизнь и смерть. Происходящее одним словом объясняло природу времени, и любое односложное слово подходило для объяснения. Имя Эллери Ларкспура уже оттесняло их имена – как-никак он был жив и продолжал игру, а что касается двух других, поговорка «с глаз долой – из сердца вон» представлялась в общем неплохой идеей. Правда о Хэзлитте и Тейлоре должна была проникнуть в общественное сознание, как не слишком приятный вирус, от которого лучше избавиться поскорее, без лишних анализов, потому что, вполне возможно, вам ни к чему или не хочется знать правду. Общество охраняет себя, предпочитая сегодняшнее и мимолетное мертвому, и думает о будущем, а не о прошлом. В целом так даже лучше. В конце концов, каждому приходится решать, что делать с собственной жизнью, будь он президент, или Том Боханнон, или Элизабет Дрискилл. И мне тоже. Ты еще не успеешь заметить набегающую волну, а она захватит тебя и унесет в прошлое, будто тебя никогда и не было в живых, и я подозревал, что именно потому многие, предчувствуя наступающее цунами, ищут веру. Я допил пиво и поймал себя на том, что задумчиво разглядываю отражение в зеркале за баром. Я улыбался. Совсем чуть-чуть. Бармен поймал мой взгляд и повернулся ко мне.

– Легко пришло, легко ушло.

Я согласно кивнул.

В самом деле, поразительно! Чарли заставил их себя полюбить.

Я задумался, стоит ли поступать хорошо и правильно. Доводы были не в мою пользу.

Я подхватил портфель и замешался в толпу занятых только собой пассажиров. Они спешили по коридорам к своим самолетам, погруженные каждый в свою жизнь, и так и должно быть. Радости недельного политического представления остались позади. Все закончилось, рейтинги на высоте, рано или поздно мы узнаем, имеет ли все это хоть какое-то значение для нашей жизни. Я чувствовал себя затерянным в толпе: обычный американец, который любит свою страну и для которого она вовеки остается тайной. Я остановился перед последним телеэкраном перед выходом на посадку. Поднял глаза и почувствовал, как комок подкатил к горлу при виде старого друга. Его лицо было спокойным и внушало уверенность, взгляд говорил каждому, что все будет хорошо. И я с трудом сглотнул, потому что, как каждый американец, услышавший призыв к порядку и действию, знал, какие слова прозвучат сейчас. Его лицо чуть расплывалось у меня перед глазами, и я делал, что мог, чтобы мои чувства не отразились на лице. Я из тех, кто всегда со слезами на глазах смотрит на флаг своей страны, и ничего тут не поделаешь. И я услышал эти слова, и увидел первой мою любимую Элизабет, а потом Рэйчел Паттон, Хэйза, Дрю и Уоррингера, Ника Уорделла, Криса Моррисона, Лэда Бенбоу и остальных, я видел, как они смотрят и слушают, видел их всех и слышал слова, и я стиснул зубы, отгоняя глупое, непреодолимое чувство, вросшее в плоть и неподвластное мне.

 

…А теперь мы должны укрепиться духом и приготовиться к кампании, которая даст нам право гордиться…

…Мы должны помнить о принципах свободы и демократии, за которые из года в год гибли американцы…

…Я со смирением принимаю ваш выбор и посвящу все силы души и тела тому, чтобы оправдать ваше доверие…

…А теперь пора пожелать вам доброй ночи со словами, записанными в глубине сердца каждого, кому приходилось занимать этот пост…

Благослови и храни, Господь, всех вас…

Благослови, Господь, Америку.

 

 

Нью-Йорк–Вашингтон–Шугар-Буш,

Вермонт–Шелтер–Айленд,

Нью-Йорк–Дюбек

 


[1] Дайм (англ. dime) – монета достоинством в 10 центов, или одну десятую доллара США. Дайм является самой маленькой (как по толщине, так и по диаметру) из всех монет, выпускаемых в настоящий момент в США. – Прим. ред. FB2.

 

[2] Прозвище жителей Айовы. – Примеч. перев.

 

[3] Цитата из книги Л. Кэролла «Сквозь зеркало, и что там увидела Алиса». – Примеч. перев.

 

[4] Аллюзия на «Скотный двор» Дж. Оруэлла. «Все животные равны… но некоторые более равны, чем другие». – Примеч. перев.

 

[5] Франклин Делано Рузвельт (1882–1945) – 32-й президент Соединенных Штатов с 1933 по 1945 годы (4 раза избирался на этот пост). – Прим. ред. FB2.

 

[6] НДК – Национальный демократический комитет – Прим. ред. FB2.

 

[7] Выражение принадлежит Аристотелю. «Человек – политическое животное». – Примеч. перев.

 

[8] Один на один (исп.).

 

[9] Эрхарт А. (1897–1939) – американская летчица, первая женщина, перелетевшая Атлантику; пропала без вести над Тихим океаном во время кругосветного перелета.

Хьюз Г. (1905–1976) – американский мультимиллионер, киномагнат, авиатор-любитель и плейбой; в пятьдесят лет резко порвал с прежним образом жизни и фактически исчез – лишь в 1971 г., после публикации его «автобиографии», написанной на самом деле К. Ирвингом, выяснилось, что он живет отшельником в некоей гостинице в Лас-Вегасе, откуда и руководит своей империей. – Примеч. ред.

 

[10] LA – Лос-Анджелес. Прим. ред. FB2

 

[11] Джон Фитцджеральд Кеннеди, 35-й президент США – Прим. ред. FB2.

 

[12] Берл М. (настоящее имя Милтон Берлингер, 1908–2002) – американский комедийный актер и ведущий юмористического шоу «Звезда Тексако» на канале Эн-би-си. – Примеч. ред.

 

[13] Пьеса Т. Уильямса, по которой снят одноименный фильм с участием Э. Тейлор и П. Ньюмена.

 

[14] Б. Айвс (1909–1995) – американский киноактер, снимался в таких фильмах, как «Большая страна», «Любовь под вязами», «Кошка на раскаленной крыше»; реплика – из последнего фильма.

 

[15] Персонажи телевизионного шоу 1950-х годов, любящая мать семейства и ее отпрыск.

 






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных