ТРОЦКИЙ и ГЛАВКОКРАТИЯ

Однако было бы ошибочно думать, что вакханалия с переименованиями распространяется только на граждан. И именно об этом со свойственными ему жесткостью и безаппеляционностью вел речь член Московского Совета Лев Троцкий в № 14 «Рабочей Москвы» от 1922 года:

«…Главкократия превратила заводы в номера и думала, что этим можно ограничиваться. Все попытки побудить переименовать заводы и фабрики на советский лад разбивались о высокомерие главкократии и непонимание психологической и даже политической стороны этого дела. Это все равно, как если бы в армии сохранили полки имени великого князя или герцога Ольденбургского и проч. и проч.

Пора дать, наконец, заводам и фабрикам советские имена.

Наряду с именами вношу предложение: 1) предложить заводоуправлениям, по соглашению с завкомами, представить на общее собрание заводов несколько названий на окончательное голосование самой массы; 2) окончательное утверждение названия принадлежит Московскому Совету; 3) вся эта работа переименований должна завершиться до 5-й Октябрьской годовщины; 4) празднование имени заводов и фабрик приурочить ко дню Октябрьской годовщины; 5) строжайше воспретить, после определенного срока называть заводы в официальных документах, заявлениях, речах, статьях и проч. – именами бывших владельцев».

КИЛЛЕР или УБИЙЦА?

Возможно, кто-то и спросит: а не все ли равно, как называть? Спешу уверить таковых, что все не так просто, как может показаться на первый взгляд. Так, слово бродяга отдает некоей болью, чего никак нельзя сказать об аббревиатуре, из которой выхолощено человеческое чувство, в том числе и чувство сострадания к ближнему. Аббревиатура не может вызывать сострадания по определению! Как не может вызывать естественного гадливого чувства у русского человека слово киллер, будучи лишенным русских корней, в противовес разящим наотмашь – убийца и душегуб.

Бескорневой язык – это беда. Лишая родных корней наш язык, мы, тем самым, грубо обрываем нити, связующие нас с Богом, ибо многие факты русского языка свидетельствуют о том, что он есть для нас не просто лингвистическая система, а живая жизнь, освещенная Божественным светом. В нашем языке удивительным образом запечатлена высокая миссия русской нации.

Слово святой сродни слову свет. И это не только и не столько поэзия, сколько запечатленная самим языком истина. Вспомним знаменитую беседу преподобного Серафима Саровского с Н.А. Мотовиловым о смысле христианской жизни. По свидетельству Николая Александровича, «служки Божией Матери и преподобного Серафима», как он себя называл, благодаря которому мы являемся свидетелями замечательного откровения величайшего подвижника нашей веры, келья тогда наполнилась невообразимым благоуханием, а лицо преподобного просияло таким неземным светом, что глазам его собеседника стало невозможным взирать на святого старца. Да и многих святых отшельников люди, искавшие у них утешения в своих скорбях, находили, как известно, по тому дивному свету, что озарял по ночам укромные места их подвижнического обитания.

Печальный парадокс заключается в том, что очевидное одним совсем не обязательно становится таковым для других. Им невдомек слова одной из утренних молитв, обращенных к Создателю: «Ты бо еси истинный Свет, просвещаяй и освящаяй всяческая…». Вот и слово просвещение приобрело в России во времена Екатерины II совсем иной смысл. Новоявленными кумирами российской знати становятся в ту пору известные французские философы и писатели Жан-Жак Руссо и Франсуа Вольтер, перепиской с которыми так гордилась тогдашняя императрица. Но это их имена начертают на своих знаменах французские бунтовщики: те, кому надлежало положить предел христианской Европе, те, кто посягнет на установленный Богом миропорядок. Это они, ученики «великих французских просветителей» будут свергать королей и рубить им головы на потеху черни. Случится непоправимое, что в свое время отзовется кровавым эхом и в нашем Отечестве: тягчайшим грехом цареубийства – прервется генетическая преемственность высшей власти.

А в далеких от буйно помешанного Парижа чистых снегах Сарова денно и нощно будет молить Царицу Небесную старец Серафим, смиренно именующий себя убогим. Коленопреклоненно стоя на камне тысячу дней и ночей, он умолял Пречистую Матерь предстательствовать пред Божественным Сыном, чтобы отвести от России (пусть на время) эту страшную болезнь и заразу – революцию. И пусть хотя бы на одно столетие, но вымолит.

Невольно позавидуешь А.С. Шишкову, воскликнувшему некогда: «Слава тебе, русский язык, что не имеешь слова революция и даже равнозначащего ему! Да не будет оно никогда тебе известно, и даже на чужом языке не иначе, как омерзительно и гнусно!»

Да, в те воистину благословенные времена русский народ «страшно далеко» отстоял даже от декабристов, поднявших бунт против помазанника Божьего. Так что дирижер другого всеразрушительного бунта, сокрушаясь о провале декабристского восстания (дескать, «страшно далеки они от народа»), был не так уж неправ в характеристике русского народа.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: