Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Гуревич, Павел Семенович. 2 страница




Человек палеолита, удачливый охотник, преисполненный здра­вого смысла, не хоронил своих мертвецов. Для него не существова­ло прошлого, но не существовало и будущего. С культа предков начинается миф — миф рождает историю. Древний Египет довел этот культ, почитание прошлого и стремление гарантировать буду­щее (в потусторонней жизни, конечно) до колоссальных размеров. От живого Египта не осталось почти ничего — дворцы фараонов, которые строились так же, как последняя хижина, из сырого кир­пича и соломы, разваливались, не успев постареть. Однако гробни­цы и храмы остались и могут простоять еще не одну тысячу лет. Но ведь египетская культура не достояние мертвых: она существует для живых. Сами египтяне понимали, что достойные произведения уве­ковечивают имена их авторов лучше надгробных памятников: «...Имена их (речь идет о пишущих людях) пребывают вовеки, хотя


они отошли, закончили свои жизни и неизвестно уже потомство их. Они не делали себе пирамид из бронзы с надгробными плитами из железа. Они не заботились о том, чтобы оставить наследниками детей, которые произносили бы их имена, но они сделали своими наследниками писания и поучения, которые они сотворили. Они поставили себе свиток вместо чтеца и письменный прибор вместо любимого сына. Книги поучений стали их пирамидами, тростнико­вое перо — их ребенком, поверхность камня — женой...»

Писания и поучения остались, но египетское государство, про­существовав почти неизменным более трех тысяч лет, распалось. Египет был покорен и переустроен цивилизациями, которые были моложе и гармоничней, хотя отнюдь не богаче. Все двойственное содержит в себе тенденцию роста, развития: двойственное стремит­ся к единству. Трудно представить себе цивилизацию более двойст­венную и более противоречивую, чем цивилизация Древнего Егип­та, и в то же время не было в истории человечества другого приме­ра, когда цивилизация просуществовала три тысячи лет, стянув эти противоречия стальными обручами социально-государственной структуры и в то же время не подвинувшись ни на йоту к тому, чтобы эти противоречия как-то изжить.

Египетскую цивилизацию можно сравнить с чрезвычайно слож­ным, замысловатым механизмом, который сконструирован ради движения, но механизм этот заклинило, и он застыл навсегда. Еги­пет жил медленно, поэтому он жил долго.

Ощущение времени как красоты

Египтяне, по свидетельству Освальда Шпенглера (1880—1936), хоро­шо чувствовали образ времени, его точный ход. Они сохранили свое прошлое в памяти, в камне и иероглифах. Сегодня, когда прошло уже четыре тысячелетия, мы можем с точностью опреде­лить годы правления их царей. Увековечены их великие фараоны — потрясающий символ времени — они и теперь еще лежат в музеях с прекрасно сохранившимися чертами лица. Никакой истории забот­ливость о бессмертии не присуща в такой степени, как египетской. Она распространяется как на все прошлое, на храмы, имена и му­мии, так и на будущее. Египетское чувство заботы уже во времена Хеопса, т.е. за три тысячи лет до н.э., привело к глубоко продуман­ной государственности.

Пирамиды, эти грандиозные произведения египетской истории, нельзя рассматривать как стереометрические сооружения. Образ мира и красоты у египтян был иной, нежели у античного зрителя. Этот образ был резко подчеркнутым в отношении целевой направ-



Тема 1


Красота как феномен



 


       
 
   
 


ленности, пространство понималось как процесс осуществления цели. Это изначальное переживание, пробуждающее внутреннюю жизнь, делает египтянина обладателем своеобразного внешнего ми­ра. Ощущение красоты становится признаком глубины пространст­ва и превращает время в третье измерение пространства, в удален­ность. Громадные площади стен, барельефы, ряды колонн, мимо которых проходит египтянин, представляют «длину и ширину», т.е. ощущение протяженности жизни.

Таким образом, путник переживает пространство как бы в его элементах, еще не связанных воедино, поэтому египетское искусст­во стремится не только к плоскостному воздействию — даже в тех случаях, когда используются и кубические средства. Для египтяни­на пирамида над царскою гробницей была треугольником, гранди­озной, чрезвычайно выразительной плоскостью, замыкающей путь и господствующей над ландшафтом, плоскостью, к которой он приближался. Строго скомпонованные и покрытые украшениями колонны внутренних переходов на темном фоне действовали как совершенно вертикальные плоскости, ритмически сопровождавшие процессию жрецов. Рельеф (в противоположность античному) с трудом связывается с плоскостью, его фигуры движутся. Все не­удержимо устремлено к одной цели. Господство горизонтальных и вертикальных линий и прямых углов, стремление избежать неожи­данных ракурсов усиливают принцип двухмерное™ и изолируют переживания пространственной глубины, совпадающей с направле­нием пути и целью — гробом. Это искусство не допускает никакого отклонения, облегчающего напряжение души.

Само освоение пространства, отражавшее смысл внешнего ми­ра, было символическим переживанием того, кто от ворот храма-пирамиды на берегу Нила шел по закрытому жертвенному пути, стороны которого были украшены глубокомысленными изображе­ниями всех символов бытия. Сквозь узкие ворота мощного порта­ла — чувственный образ рождения — судьба неумолимо вела по все более суживающемуся проходу к последней келье, которая со­держала увековеченное путем превращения в мумию тело, прико­вывающее к себе «Ка» умершего фараона. Эта метафизика из кам­ня воспроизводит единственный символ пути и воплощает смысл египетской земной жизни чище и полнее, чем мог бы воплотить любой из античных и индийских символов. Он сообщает языку форм Египта такую чистоту и простоту, которые люди других культур способны ощущать только как оцепенелость.

Эстетика египетского стиля абсолютно выразилась в художест­венных закономерностях архитектуры вплоть до того, что здесь ис-


черпалась египетская душа. Она не позволяет никакого уклонения в другие искусства, не позволяет украшений вроде стенной живопи­си бюстов, музыки мирового значения. В Египте господство архи­тектуры остается непоколебленным. Мы можем говорить лишь о смягчении ее языка. В залах храмов-пирамид IV династии (пирами­да Хефрена) стоят лишенные всякого украшения остроугольные колонны. В сооружениях V династии (пирамида Сахура) появляется колонна с растительным орнаментом. Исполинские лотосы и пучки папирусов произрастают из прозрачной алебастровой почвы, озна­чающей воду, с пурпурными стенами между ними. Потолок укра­шен птицами и звездами. Священный путь от портала к гробнице, символ жизни, есть не что иное, как река. Эта река Нил, который тождествен изначальному символу направленности. Дух родного ландшафта соединяется с душой.

Египетскому стилю свойственна полнота выражения, которая кажется просто недостижимой в других культурах. Скука была не­известна египетской душе. Жить, и только жить, вкладывать в каж­дое мгновение возможную полноту содержания — вот что харак­терно для этого мира красоты с его символикой мумий, иероглифов и пирамид-гробниц. Характер египетского «этоса» (жизненного ук­лада) мы можем только чувствовать, выразить же в словах не в со­стоянии — не в письме и не в чтении, а в рукотворном создании образа. Глубокое безмолвие — таково первое впечатление — вводит в заблуждение относительно силы его жизненности. Здесь нет куль­туры обнажать высшие способности души.

Египетский стиль есть выражение отважной души. Его стро­гость и значительность никогда не ощущались и не подчеркивались египтянами. Египтяне отваживались на все, но они не хвастались. Египтянин любил твердый камень массивных построек, он отвечал его склонности выбирать самую трудную задачу.

И все-таки мы имеем возможность судить о том, как жили древние египтяне и какие представления о красоте они вынашива­ли. Об этом рассказывает древнегреческий историк Геродот (490 или 480—425 до н.э.).

&^ Теперь я хочу подробно рассказать о Египте, потому что в этой стране более диковинного и достопримечательного сравни­тельно со всеми другими странами. Поэтому я должен дать более точное ее описание. Подобно тому, как небо в Египте иное, чем где-либо в другом месте, и как река у них отличается иными при­родными свойствами, чем остальные ре ки,, так нра вы и обы ча и египтян почти во всех отношениях пр<



Тема 1


Красота как феномен



 


           
   
 
   
 
 


обычаям остальных народов. Так, например, у них женщины хо­дят на рынок и торгуют, а мужчины сидят дома и ткут. Другие народы при тканье толкают уток кверху, а египтяне — вниз. Мужчины у них носят тяжести на голове, а женщины — на плечах1.

В других странах жрецы носят длинные волосы, а в Египте они стригутся. В знак траура у других народов ближайшие родственни­ки, по обычаю, стригут волосы на голове, египтяне же, если кто-нибудь умирает, напротив, отпускают волосы и бороду. Другие на­роды живут отдельно от животных, а египтяне — под одной кры­шей с ними. Другие питаются пшеницей и ячменем, в Египте же с презрением относятся к пище из этих злаков. Хлеб там выпекают из полбы...

Египтяне — самые богобоязненные люди из всех, и обычаи у них вот какие. Пьют они из бронзовых кубков и моют их ежеднев­но, при этом именно все, а не только некоторые. Они носят льня­ные одежды, всегда свежевыстиранные; об этом они особенно за­ботятся. Половые части они обрезают ради чистоты, предпочитая опрятность красоте. Каждые три дня жрецы сбривают волосы на всем теле, чтобы при богослужении у них не появилось вшей или других паразитов.

На пиршествах богатых людей после угощения один человек обносит кругом деревянное изображение покойника, лежащего в гробу. Изображение представляет собой расписную фигуру вели­чиной в один или два локтя (от 40 до 90 см) с чертами покойника. Каждому сотрапезнику показывают эту фигуру со словами: «Смот­ри на него, пей и наслаждайся жизнью. После смерти ведь ты бу­дешь таким!» Таковы обычаи египтян на пиршествах.

У египтян есть еще и другой обычай, сходный с эллинским, именно лакедемонским. При встречах со старцами юноши усту­пают дорогу, отходя в сторону, а при их приближении встают со своих мест. Напротив, следующий египетский обычай не похож на обычай какого-нибудь эллинского племени: на улице вместо словесного приветствия они здороваются друг с другом, опуская руку до колена.

Каждый месяц и день (года) египтяне посвящают какому-нибудь богу. Всякий может предугадать заранее, какую судьбу, ка­кой конец и характер будет иметь родившийся в тот или иной день. Плач по покойникам и погребение происходят вот как. Если в доме умирает мужчина, пользующийся некоторым уважением, то все женское население дома обмазывает себе голову или лицо грязью. Затем, оставив покойника в доме, женщины обегают город и, вы-

Геродот. История. Л., 1962. С. 91—92.


соко подпоясавшись и показывая обнаженные груди, бьют себя в грудь. С другой стороны, и мужчины бьют себя в грудь, также вы­соко подпоясанные. После этого тело уносят для бальзамирования1.

О египетском идеале красоты, о чувстве прекрасного можно уз­нать из египетских древних мистерий. «В храме Изиды на горе Ва-ти-эль-Хав только что отошла первая часть великого тайнодейст-вия, на которую допускались верующие малого посвящения... Сего­дня был седьмой день египетского месяца Фаменота, посвященный мистериям Озириса и Изиды. С вечера торжественная процессия трижды обходила вокруг храма со светильниками, пальмовыми ли­стьями и амфорами, с таинственными силами богов и со священ­ными изображениями Фаллуса».

Эти строчки из рассказа А. И. Куприна «Суламифь». Они вводят нас в первый фрагмент нашей темы. Эрос — изначальная, стихий­ная, мощная страсть, которая запускает в действие механизм по­рождения мира. Образ живительной природы был непременным компонентом мистических культов начала времен. Поклонение ей проявлялось в разнообразных формах, иногда аскетических (аске­тизм — учение и практика, позволяющие достичь нравственного совершенства путем подавления чувственных влечений), иногда бурных, оргиастических, разнузданных пиршествах.

О том, каким был Эрос в древних цивилизациях, мы можем су­дить по уникальным памятникам культуры — мистериям, духовным драмам, которые рассказывали о важнейших событиях прошлого, о сугубо секретных обрядах Древнего мира, с участием лишь посвя­щенных. Только в Средние века они превратились в театрализован­ные представления, доступные зрителям. Вот одна из мистерий.

&Э Сет (злой бог) решил погубить собственного брата, божествен­ного Озириса (бог плодородия и повелитель загробной жизни). Пригласил его на пиршество. Там с помощью лукавых слов заста­вил лечь в роскошный гроб и захлопнул крышку. Так свершилось задуманное преступление. Гроб с телом великого бога оказался в Ниле.

См.: Геродот. История С. 103—105.

Жена Озириса только что родила сына и ничего не знала о судь­бе супруга. В тоске и рыданиях она отправилась на поиски. Рыбы рассказали ей историю о гробе, который волнами отнесло в море и прибило к Библосу. Там выросло громадное дерево и скрыло в своем стволе тело бога и его плавучий дом. Царь той страны даже не дога­дывался, что в мощной колонне, которую он приказал сделать из де­рева, покоится сам бог Озирис — великий податель жизни.



Тема 1


Красота как феномен



 


Изида отправляется в Библос. Тяжелая каменистая дорога, жа­жда и зной подрывают ее силы. Однако ей удается освободить гроб из середины дерева. Она уносит его и прячет в городскую стену. Но Сет опять тайно похищает тело Озириса, разрезает его на че­тырнадцать частей и рассеивает по дорогам и селениям Египта. И все равно верная супруга не прекращает странствий и поисков.

В Древнем Египте оргии входили в высший культ скоптическо-го (скопец — это кастрат) служения Изиде. Мистерия как раз и воспроизводила тайный смысл происходящего. Десять жрецов в белых одеждах, испещренных красными пятнами, выходили на се­редину алтаря. Двое других, одетых в женское платье, изображали Нефтис и Изиду, оплакивающих Озириса. Мистерия также расска­зывала об обряде скоптической жертвенности. Вернейшие поклон­ники Изиды соглашались на оскопление, ибо эта их жертва напо­минала о расчлененном теле бога.

Многие ученые, психологи, культурологи пытались распознать ускользающий смысл древних мистерий. Какие реальные события! человеческой истории нашли отражение в культовых действиях? От-j чего они вновь и вновь разыгрывались на протяжении веков? В чем! была связь между священной жертвой и божественным шюдороди-1 ем? Наконец, какие стороны человеческой природы проявлялись щ культовых действиях?

Разгадать смысл священных историй — значит проникнуть в тайну человеческой природы. Раскрыть тайну любви — по сущест­ву, распознать феномен человека с его идеалом прекрасного. Ведь каждый из нас, независимо от того, к какой культуре принадлежит, пытается преодолеть одиночество, обрести сладчайший миг едине­ния. В человеческой любви коренится та поэтическая сила, которая создала миф.

Древние мистики утверждали, что духовная любовь первична по отношению к любви тела. Любовь открывалась в мистериях во все времена у многих народов. Это единственный путь к богу, к жизни вечной, к нетленной красоте. Только она освящает землю. Возмож­но, здесь и таится первоначальная разгадка. Любовь плоти делается великой и святой, когда она становится реализацией и завершением любви духа. Какие чувства испытывал человек после и благодаря мистерии? Возвращаясь к обыденной жизни, он не мог забыть о своих глубинных переживаниях. Человек испытывал необыкновен­ное потрясение, завораживающее все его существо. В сравнении с этим очарованием рутинная жизнь казалась пресной и малопривле­кательной.

Однако наступал и третий акт этой истории — возвращение в мир обновленного бога. Оно сопровождалось всеобщим примире­нием и ликованием. Эрос увлекал не только в «недра душ помраче-


нье» (М. Цветаева), он просветлял душу, пробуждал совесть. «Не позволяйте себе превратить этот ужас в повседневность. Оказав­шись действующим лицом этой драмы, опомнитесь, прокляните разрушительные страсти» — таков урок древних мистерий... Как пишет отечественный философ Ю. Бородай:

Несомненно одно: важнейшая функция этой грозной мистерии, ее всеблагая цель, тот примиряющий человека с самим собой, «очи­щающий» душу эффект (катарсис), который достигался путем пре­дельного напряжения и реального воспроизведения (и изживания) прямо противоположных, страшных и разрушительных сил. Загадка трагедии, таким образом, состоит в том, что цель (нравственное просветление) и средства достижения этой цели прямо противопо­ложны. И тем не менее необходимый эффект — катарсис — здесь налицо1.

О большом общественном значении музыки в Египте говорят многочисленные барельефы с изображением певцов и инструмента­листов, начиная с Древнего Царства (III тыс. до н.э.). Музыка со­провождала трудовые процессы, массовые празднества, религиоз­ные обряды, а также действа, связанные с культом богов Озириса, Изиды и Тота. Она звучала на торжественных шествиях и во время дворцовых развлечений. С глубокой древности существовало в Египте искусство хейрономии, сочетавшее дирижирование хором и «воздушное» нотное письмо (по-древнеегипетски «петь» — букваль­но производить рукой музыку). Среди изображений часто встреча­ются ансамбли арф. В период Нового царства (XVI—XI вв. до н.э.) при дворе фараона наряду с местной капеллой вводится сирийская капелла. Развивается военная музыка. В эллинистический период в Александрии, одном из крупнейших культурных центров древности, был сооружен первый орган (гидравлос — водяной орган, III в. до н.э.).

Холодный мрачный загадочный мир древнеегипетской красоты, оставивший нам имена богов в их странных для наших представле­ний обличиях. Мир, полный загадок и уходящих вдаль пространст­венных линий.

Язык древнеегипетской культуры

По словам Т. Шерковой:

Этот спектакль начался в III тысячелетии до н.э. и завершился в канун христианской эпохи, его постановщиками были древнееги­петские боги, а их великие замыслы осуществляли обитатели доли­ны и дельты Нила. Не существует единого сценария этой пьесы. Он

Бородай Ю.М. Эротика, смерть, табу. М., 1996. С. 134—135.


 
 

I Тема 1 Я Щ и, полу- I

развеян временем по различным памятникам письменности, полу­чившим условные названия: «Тексты пирамид», «Тексты саркофа­гов», «Книга мертвых». Их сохранилось много, хотя время оставило свой разрушительный след, вымарав большие части текстов. Но де­ло не только в этом. Язык древнеегипетской культуры, полный иносказательности, мифопоэтической образности и символов, не имеет адекватных переводов на языки современных культур. Мно­жество прекрасных интерпретаций древнеегипетской культуры соз­дано со времени ее ухода в вечность, и в каждой из них отразился портрет эпохи их написания и конкретного автора, предпринимав­шего иногда очень удачную попытку живописать культуру древнего Египта как бы изнутри1.

Древний Египет — это образ юной, наполненной чистой радо­стью начинающейся жизни, упивающийся ею, жизнью, неомрачен­ной зрелищем гибнущих культур, ведающей и чтящей строгий поря­док, знающей один мотив дороги и одну цель — путь к гробу, со­вершаемый бесстрастно, повинуясь предначертанное™, судьбе. Но, может быть, путь к гробу — лишь пролог к главному содержанию культуры? Ведь гроб — это дорога в вечность, и о ней написана дра­ма древнеегипетской культуры, названная «Выхождение в день».

Во всех известных космогонических мифах начальным актом творения мироздания, собственно бытия, является создание тверди, первохолма, поднявшегося над водами первобытного океана Нуна. Этот образ был рожден самой природой — ежегодные разливы Ни­ла оставляли на почве долины и нижней пустыни возвышенные участки земли, на которых еще первобытное население Египта ос­новало поселения, святилища и некрополи.

Этот первобытный холм-космос персонифицировался с образ­ами богов-творцов: Атума гелиопольской космогонии, Птаха-Татена j Мемфиса и Амона Фиванского. Они олицетворяли целостность, полноту, единство, замкнутый космос, который состоит из частей других первоматерий, символизированных божествами. Свет — не­отъемлемое качество космоса, поэтому в гелиопольской, видимо, наиболее древней версии о сотворении мира, бог Атум слился с солнечным богом Ра и величался Атум-Ра. Это, однако, не мешало египтянам относиться к ним как к двум разным богам. В контексте полярных представлений солнце в течение дня, проплывая на своей небесной ладье, старело: на восточном горизонте солнечное боже­ство именовалось Хепри, в зените — это был Ра, на западном гори­зонте оно превращалось в Атума. Ночью бог Ра плыл во тьме под-

Шеркова Т. Выхождение в день // Архетип. 1996. № 1. С. 63.


 

 

Красота как феномен

земного Нила, сражаясь со своим извечным врагом змеем Апопом, поднимаясь через расщелину, соединяющую Нижний мир, Средний мир и Верхний мир.

Смутные воспоминания о том, что человеческий род — египтя-не _- чуть не был уничтожен, сохранились в одном из мифов о боге Ра. Этот бог, собственно говоря, и создал людей, именно людей — древнеегипетская мифология не знает первочеловека. По одной версии, люди вышли из тела Ра, по другой — из его слез. Однажды люди задумали недоброе против своего старого царя, поэтому он призвал к себе любимую дочь Око Ра и велел наказать всех людей. После того как богиня в образе огнедышащей змеи истребила ог­ромное количество людей, Ра, испугавшись за жизнь человеческого рода, приказал ей остановиться.

Напоенная вином цвета крови, она утихомирилась, и остав­шимся на земле людям была сохранена жизнь. В основе событий этого мифа — представления о разрушительной для египтян силе засушливых периодов, с которыми весьма часто им приходилось сталкиваться. Египтяне имели обыкновение отмечать возвращение богини Ока Ра. Люди отправлялись на берег Нила, канала или дру­гого водоема и проводили там весь день, поклоняясь воде, дарящей им жизнь. Кстати, обычай обводить глаза краской также пришел из древности. Правда, в те времена использовалась зеленая краска — малахит, символизировавшая воскресение, новое рождение.

Ритм как понятие эстетики

Ритм — один из фундаментальных принципов бытия, означающий периодическое повторение каких-либо явлений через определенные промежутки времени. В глубокой древности было замечено, что вся живая и неживая природа подчиняется определенным ритмам. День сменяется ночью, сменяются времена года, рождение и смерть, вос­ход и закат — все это имеет определенную повторяемость. По мне­нию американского социолога Льюиса Мэмфорда (1895—1990), именно в Древнем Египте реализовалась магия ритма. Он считал, что уникальным феноменом египетской культуры можно считать концентрацию рабочей силы и создание основ организации, кото­рые сделали возможным выполнение работ невиданных ранее мас­штабов. Все это требовало огромной восприимчивости к ритму. Ведь гигантские инженерные задачи, выполненные пять тысяч лет назад, были невозможны без ритмически организованных усилий.

Механизация социальной жизни в древней форме ритуала роди­лась значительно раньше, нежели механизация орудий труда. Но как только новый механизм был создан в виде коллективной рабо-



Тема 1


Красота как феномен



 


ты строителей, он начал быстро распространяться и приводил к такому увеличению выработки энергии и объема выполняемой дея­тельности, которые были немыслимы до этого. Вместе с умением концентрировать колоссальные механические силы возник новый вид динамизма, который преодолевал инертность и узкие рамки ограниченной земледельческой культуры абсолютной новизной своих достижений.

Мэмфорд разъясняет: примененные царской властью силы зна­чительно раздвинули пространственно-временные границы. Работы, для завершения которых когда-то требовалось несколько столетий, теперь выполнялись за период меньший, чем жизнь одного поколе­ния. По распоряжению царя создавались горы из камня и обож­женной глины, пирамиды и зиккураты: фактически весь ландшафт был изменен, в его точных границах и геометрических формах от­разились космический порядок и несгибаемая воля человека. Ни одна сложная механическая машина, хоть сколько-нибудь сравни­мая с этим механизмом, нигде не использовалась вплоть до IV в. н.э., когда в Западной Европе получили распространение часы, вет­ряная и водяная мельницы.

Как считал древнегреческий философ Платон (ок. 428 — ок. 348 до н.э.), порядочный и мужественный человек живет в ином ритме, нежели, к примеру, злой человек, отдавшийся безобразию. На са­мом деле есть ритмы возбуждающие, окрыляющие человека и вдох­новляющие его на активные действия. Другие же ритмы расслабля­ют людей, порождают уныние и тоску. Платон считал, что есть «со­ответствие между благообразием и ритмичностью, с одной стороны, и уродством и неритмичностью — с другой»1.

Аристотель (384—322 до н.э.) также толковал ритм как фено­мен, который помогает обрести душевную гармонию, пробуждает творческие способности. Ритм он считал одним из основных прин­ципов, который определяет взаимодействия человека и мира. В ра­боте «Политика», задумываясь над проблемами воспитания, Ари­стотель сначала выявлял особенности воздействия на человека рит­ма и его силы. «Ритм и мелодии, — писал он, — содержат в себе ближе всего приближающиеся к реальной действительности ото­бражения гнева и кротости, мужества и умеренности и всех проти­воположных им свойств, а также и прочих нравственных качеств»2.

Аристотель также указывал на этико-эстетический аспект рит-мико-гармонических сочетаний в искусстве, в действительности и в самом человеке. «Да и у гармонии и ритмики существует, по-


 

софов и утверждают, что сама душа есть гармония, а другие гово-

видимому, какое-то сродство их (с душою), почему одни из фило­софов и утверждают, что сама душа ее рят, что душа носит гармонию в себе»1.

Многие категории эстетики сложились задолго до того, как появи­
лось само это слово. В египетской культуре мы встречаемся с поня­
тиями стиля, ритма. Возникает представление о красоте, о протя­
женности пространства и времени. В последующие века эти поня­
тия будут обогащаться, вбирая в себя художественный опыт других
поколений. (

Пройдут тысячелетия, но никогда мировая культура не создаст больше таких загадочных образов прекрасного. Парадоксален знак красоты, понимаемый как дорога к смерти. Тягуче время, но в то же время оно воспринимается как ясный символ движения. Внутри культуры скрыта мощная динамика, но какая-то неведомая сила остановила ее, придав цивилизации оттенок стылости, медлитель­ности. Кстати, Нефертити вряд ли воспринималась бы как краса­вица в иной культуре. В ней нет пышнотелости, которая ценилась в эпоху Возрождения. Нет в ней античной гармонии человеческих черт, своеобразного эталона красоты, открытой древнегреческими скульпторами. Но в ней, в Нефертити, есть ощущение детскости, таинственности и в то же время грозной силы.

Литература

Бородой Ю.М. Эрос, смерть, табу. М., 1996. Бычков В.В. Эстетика. Краткий курс. М., 2003.

Карцева Г.А. Ритм как философско-антропологический феномен. М, 2003.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных