Основные этапы развития западноевропейской эстетической мысли 1 страница

Научный характер эстетического знания связан отнюдь не с претензией на «истину в последней инстанции» и не с канонизацией неких абсолютных правил для художественного творчества, асо способностью этого знания отображать и фиксировать наиболее существенное, важное в эстетическом освоении человеком действительности, анализировать проявляемые в этом процессе закономерности, выделяя общее и типологическое в диалектической увязке с уникальным и неповторимым.

Данный критерий однако значим как при анализе эстетической (чувственно-ценностной) проблематики, так и вопросов, подпадающих под компетенцию общефилософской теории искусства.

Эстетика, не будучи наукой о нормах, между тем содержит в себе знания в известном смысле нормативного характера. В ее арсенале целая система типологических понятий — категорий, фиксирующих самые разные и наиболее существенные стороны проявления эстетической практики и сознания.

Использование их при анализе процесса эстетического освоения человеком действительности позволяет глубже, всестороннее и целостнее познавать и преобразовывать ее «по законам красоты». Сами эстетические категории и критерии, будучи важным инструментом познания и практического освоения действительности, есть следствие длительного исторического процесса эстетического взаимодействия человека с миром, его очеловечивания, создания мира «второй природы», т. е. культуры.

Акцент на общем и типологическом в эстетическом знании очень важен.

Противоположная точка зрения, сосредоточивающая внимание лишь на индивидуальном и неповторимом, что характерно для концепций позитивистского и интуитивистского толка, по существу, отказывает эстетике в научности, ведет к ее ликвидации. Так, еще в XIX в. известный французский философ и эстетик Ипполит Тэн (1828-1893), стоявший фактически на позициях позитивистской методологии в анализе искусства, писал: «Мое дело изложить факты и показать каким образом произошли они» (И. Тэн. Философия искусства.— М., 1996.— С. 13).

Представители ряда современных ведущих на Западе интеллектуальных направлений в своем отрицании научности эстетического знания идут значительно дальше. К примеру, сторонники лингвистической философии, иначе называемой «концептуальный анализ», вообще не зачисляют эстетику в разряд «респектабельных» философских дисциплин на том основании, что язык ее полон неясности и эстетические суждения зачастую демонстрируют бессмысленность. Однако отказывать эстетике в способности проникновения в суть соответствующих явлений на основании, что эстетические термины подчиняются иной логике, нежели логика обычных описательных выражений, вряд ли обоснованно. Как утверждает один из видных английских эстетиков Р. Вудфилд, оппонируя позитивистам-логикам, «назвать китайскую вазу «элегантной» не то же самое, что назвать ее «красивой», «изящное» отличается от «тонкого», — и все эти терминологические различия доступны анализу» (Р.Вудфилд. Мозаика мировой эстетики//Искусство.— 1989,— № 9.— С. 47). Представляется, что данный вывод более конструктивен.

Разумеется, к эстетике нельзя относиться как к некоему своду вполне сформировавшихся законченных знаний. Как и любая другая наука, эстетика, развиваясь вслед за развитием общества и приращением знания, постоянно уточняет свой предмет, меняет акценты, откликаясь на те или иные запросы общественной практики, порой даже кардинально пересматривает свои основы. Относительно предмета эстетики следует заметить, что он не выносится участниками периодически возникающих дискуссий за рамки того, что мы уже обозначили выше, то есть сферы эстетического отношения человека к миру окружающей действительности. Находясь к ним в практическом отношении, он научился находить и в природе, и в общественной жизни различные эстетические ценности, подходить ко всему, что его окружает с эстетической мерой, преобразовывать мир «по законам красоты». Эстетика, отражающая этот процесс в системе типологических понятий, критериев, принципов, есть наука о наиболее общих закономерностях эстетического, в том числе художественного, освоения человеком действительности.

Позиции большинства отечественных авторов по данному вопросу в основном совпадают, хотя при ближайшем рассмотрении определений можно обнаружить те или иные различия делаемых акцентов, за которыми просматриваются не расхождения точек зрения по существу, а скорее просто терминологические пристрастия. В данном случае важно констатировать то, что объединяет подходы большинства ученых. И это, прежде всего, понимание чувственно-, ценностной природы эстетического отношения, его объектно-субъектного проявления.

Единой смыслосодержательной доминантой анализа эстетической проблематики является при этом феномен красоты, стремление познать и объяснить ее законы. Искусство с его спецификой в целом не выносится за границы эстетической сферы, его наиболее общие закономерности есть закономерности эстетического (художественного) освоения человеком действительности.

2.

Эстетика в современной системе гуманитарного знания: поиск новой методологической парадигмы. Задачи эстетики

Современная отечественная эстетика после длительного периода идеологической засоренности, догматизма и нетерпимости к иным, кроме марксистско-ленинского, направлениям пытается найти себя на позициях диалогичности, плюрализма и толерантности, полагая себя преемницей замечательного наследия российской эстетической мысли в лице ее величайших представителей: В. Соловьева, Н. Бердяева, П. Флоренского, А. Лосева, М. Бахтина, Г. Шпета, В. Шкловского, Ю. Тынянова, Е. Поливанова, Ю. Лотмана и др. Очевидно, что этот процесс связан также и с освоением всего позитивного и ценного, что наработано мировой эстетической мыслью в XX веке.

Наблюдаемое концептуальное предметно-содержательное самоопределение эстетики — своеобразная реакция на требования современной историко-культурной ситуации. Пересмотр ориентиров общественного развития, новые реалии самой жизни, переживаемый ценностный кризис — все это обусловило повышенную востребованность знания, не только освобожденного от идеологических и политических спекуляций, но и максимально способного к поиску ответов на коренные вопросы бытия современного человека. Эстетика в ее современном виде стремится стать адекватной природе и меняющемуся положению в мире, критерием при выработке целостного отношения к окружающей действительности в единстве ее природных и социальных компонентов. В общем комплексе наук о человеке у эстетики свое незаменимое ничем место. Чувственно-ценностная природа эстетического знания, его критериальный характер в отношении ведущихся культурных и художественных поисков дают основание относиться к эстетике как к «специфической аксиологии культуры», как к ее «самосознанию», имеющему самое прямое отношение к формированию культурно-ценностных эталонов и приоритетов.

Создав мир культуры, человечество от века пребывает среди грандиозного многообразия эстетических ценностей и антиценностей, соотношение которых в их актуальной востребованности зависит каждый раз от особенностей переживаемой конкретно-исторической ситуации. Эстетический параметр культуры, связанный с ее ценностно-смысловой доминантой, является при этом чрезвычайно важным ориентиром развития человеческого общества, предохранения от негативных следствий «культурной экспансии», сопровождаемой опасным креном в сторону производства антиценностей, превращением культуры в свою противоположность — антикультуру.

В XX в. способность культуры выходить из-под контроля человека, превращаться в «стихию» нового типа стала очевидной. Угрожающий характер для самого существования человека приобрели такие явления, как загрязнение окружающей среды, милитаризация космоса, истощение природных ресурсов, валообразное распространение так называемого «масскульта», сопровождаемое общим снижением культурного уровня людей, стандартизацией их жизни, деперсонализацией личности. В феномене «массового человека», бесчувственного к Красоте, Истине и Добру, кроются опасности новых войн, массовых разрушительных движений, техногенных катастроф. Это путь к уничтожению человеческой цивилизации.

В этих условиях, сложившихся в рамках традиционной эстетики — философии прекрасного, уровень анализа эстетического отношения человека к миру явно ограничен и не соответствует назревшим потребностям современного общественного развития. Не случайно все чаще пишут и говорят о необходимости смены парадигмы в эстетической науке.

Смена научной парадигмы — не самоцель, она есть следствие существенной коррекции общей картины мира и возникшего во второй половине XX в. нового понимания соотношения человека и природы. Ранее, как известно, главенствующее место в этой диспозиции неизменно отводилось человеку, пребывавшему то в качестве «царя природы», то «центра мироздания», либо «меры всего». Сегодня мало кто сомневается в том, что данная парадигма не выдержала испытания временем и есть все основания говорить о иной роли человека в его взаимодействии с окружающим миром, более подобающей его истинному призванию быть частью природы, жить в ней максимально сообразуя свою деятельность с ее законами, не пытаясь изменить или «отменить» их вовсе.

Эстетика с ее подходом к миру с позиций целостного восприятия, единства материального и духовного, ценностного отбора наиболее значимого для развития человеческого рода из того, что содержится в исторической практике человечества, способна внести в процесс гармонизации жизни людей XXI в. свой особый, ничем незаменимый вклад. Условием этого является решительный поворот ее к реальным проблемам духовно-творческой жизнедеятельности общества, эстетического самосознания человека, всей сферы современной художественной жизни. Важно при этом отказаться от претензии возвести в абсолют «истины» какого-либо одного направления эстетической мысли, встать на позиции диалога, быть способным услышать и понять другого. За многовековую историю своего развития эстетическое знание приобрело многомерный, весьма сложный и противоречивый характер. Особенно это относится к эстетике XX в. При мысленном обозрении эстетических концепций и теорий, которым «несть числа», невольно возникает образ лабиринта.

Проникновение в суть эстетических взглядов связано, между тем, с ощущением многосторонности и многомерности практически любого явления эстетической и художественной действительности. На этой основе возникает понимание ограниченности любого их однозначного и абсолютного осмысления. А потому, конфронтация и противоборство различных точек зрения, связанные с претензией на абсолютную истину, представляются малоконструктивными и, в известном смысле, могут тормозить развитие научной мысли. Именно в контексте такого подхода сегодня все больше утверждается себя так называемая «плюралистическая эстетика», в которой вся сложность и многообразие эстетического опыта человечества представлены, разумеется, приблизительно, через всю совокупность существующих эстетических концепций и теорий. Данное обстоятельство объясняет также и взгляд на эстетику в статусе учебной дисциплины, как на историю эстетической мысли. С этим, безусловно, можно согласиться, полагая, что освоение учащейся молодежью достижений мировой эстетической мысли, дело весьма необходимое и полезное. Обращаясь к летописи эстетических учений, важно при этом уйти от их сухого академического толкования и уметь прочитывать их через контекст духа и характера современной историко-культурной ситуации. Императивы конца второго и начала третьего тысячелетий предъявляют свой счет характеру и направленности научного знания. Последнее проявляет свою мощь, в конечном счете, не в абстрактно-схоластическом теоретизировании, а через практическое приложение к решению жизненно важных для человека и общества задач.

Дальнейшее развитие эстетического знания просматривается ныне в предпринимаемых попытках построения концептуальной философской модели эстетики природы, а также при осмыслении новой художественной практики, не вписывающейся в традиционные представления об эстетическом и художественном. Все это предполагает разработку новой системы критериев эстетических оценок, более универсальное определение природы эстетической ценности, уяснение и описание различных систем ценностей и эстетических вкусов. К этому подталкивает общая ситуация, сложившаяся в мировой эстетике к концу XX века.

Признание «плюралистической эстетики» между тем не означает легализации систематического релятивизма в эстетических исследованиях.

Прежде всего это касается такой важной предметной области в эстетическом познании, каковой является искусство. Нельзя не видеть, что значение данного фундаментального понятия в современной западной, особенно англо-американской, эстетике варьируется зачастую весьма произвольно. О том же свидетельствует и сложившаяся там художественная практика. В музеях современного искусства можно увидеть бесчисленные «шедевры», которые уже самим фактом экспозиции дают основание считать искусством все, что угодно — от «унитаза Дюшана» до не менее умопомрачительных инстилляций в духе поп — и лэнд-арта. Предложенная американским эстетиком Дж. Дикки так называемая институциональная теория искусства, в частности, провозглашает, что произведение искусства является таковым постольку, поскольку оно получает соответствующее обозначение в границах художественной среды, представленной критиками, сотрудниками музеев и галерей, ну и, конечно, самими творцами. Однако зачастую мерилом выступают не художественные достоинства «артефактов», а то внимание, пусть даже скандальное, которым они отмечены со стороны представителей художественного мира. Модернисты 60-70-х вообще высказывались за то, чтобы считать произведением искусства любой предмет, если художник провозгласил его таковым.

Нередко апологетика модных на Западе направлений в искусстве идет под знаком борьбы «за чистоту живописной формы», поиска так называемой»первичной эстетической ценности», лишенной связи с какими-либо иными видами человеческого опыта. Именно в рамках подобного рода теорий и рождаются представления об искусстве беспредметном, не изображающем узнаваемые реалии, об эстетическом как самодостаточной самой в себе ценности, об абсолютном разрыве эстетического и этического и т. п.

Среди проблемных узлов современной эстетики — соотношение эстетического с областью художественного, определение статуса целого ряда явлений «пограничного» происхождения, которые, предназначаясь для эстетического потребления, далеко не всегда рассматриваются в качестве самостоятельной художественной ценности. В модернистской эстетике, например, открыто противопоставляются искусство и декоративизм. На этом основании все, что является орнаментальным, к искусству не причисляется. С другой стороны, имеют место попытки художественной обработки природы, стремление изменить ее так, чтобы она напоминала произведение искусства. Неудивительно, что для многих эстетиков поиск ответа на вопрос «Что есть искусство?» лишен всякого смысла и ничего, кроме выражения «пристрастного взгляда» в итоге не приносит. Данная логика связана с представлением об открытости понятия искусства и необходимости его постоянного пересмотра. Вопрос о сущности искусства, его природе является далеко не риторическим еще и потому, что решение зачастую не выносится за рамки обсуждения чисто прикладных его функций. Искусство при этом предстает лишь в качестве своеобразного средства нравственного, идейно-политического, трудового и т. п. воспитания. При этом предполагается однонаправленность воздействия искусства на человека — исключительно позитивная, соответствующая утверждаемым ценностям той или иной общественной системы. Такой подход наиболее характерен для эстетических теорий в условиях тоталитарных обществ. Естественно, что он не может выявить всю полноту эстетического выражения образного строя искусства и, стало быть, адекватно представить его природу. Это сопряжено с тривилизацией искусства, сведением всего художественного опыта к некой единой схеме.

Для современного эстетического знания важно не только отвергнуть крайности в понимании искусства, с одной стороны, как выражения «чистого видения», а с другой — как сугубо утилитарного средства в решении задач по улучшений/общественного состояния, но и более глубоко и всесторонне обосновать необходимость соответствия искусства характеру жизненного опыта современного человека и общества в целом.

Как специфический социокультурный феномен, искусство сохраняет свою подлинную эстетическую значимость и художественность, если несет в себе духовные начала, утверждающие человечность, свободу и социальную самостоятельность личности. Важно, чтобы интересы искусства и человека как родового существа в конечном счете совпадали. Там, где данное совпадение отсутствует, где нет выражения человеческой жизни во всей ее полноте и глубине, — там возникает переход искусства в антиискусство, художественности в антихудожественность. «Цель искусства всегда в том и состоит, — пишет Г. Д. Гачев,— чтобы дать почувствовать людям, как внутри условий их жизни (так это — в реализме) или за и под ними (как в романтизме и других формах искусства, более широко пользующихся фантастическими образами) совершается жизнь и движение глубинной действительности, которую называют идеалом» (Гачев Г. Творчество, жизнь, искусство.— М., 1980.— С. 95). Вне достижения этой цели — нет настоящего искусства.

Эстетика, вырабатывая критерии художественности, проистекающие из самой сущности искусства, не может отрешиться от данного его социального предназначения. Искусство, будучи социально ценностным по своей природе явлением, выражает эстетическое отношение человека к миру, как отношение, воспитанное культурой, а не ее антиподом. Культура же, как известно, есть всегда выражение подлинно человеческих родовых начал в жизни. В данном контексте участие искусства в переустройстве общества на истинно человеческих началах, в гуманизации жизни людей выступает как его важная функция, органично связанная с художественностью, не противостоящая ей.

Противоречия, однако, возможны и имеют место тогда, когда методология отдельных художественных направлений строится на абсолютизации частностей, на принципах, страдающих одномерностью. Очевидно, что эстетическое знание нуждается в более обобщенных и универсальных системах критериальных оценок искусства, отражающих всю сложность и многомерность данного феномена.

Интенсивное развитие современной художественно-эстетической практики, особенно таких ее массовых форм, как кино, телевидение, архитектура, принимающих характер «массового производства», выявляет ограниченность чисто интуитивного понимания специфики и функций эстетической деятельности, требует от теории научно выверенных критериев и обоснований.

Эстетика в анализе эстетических явлений, помимо традиционных для нее методов абстрактно — теоретического мышления, все чаще обращается к данным научных дисциплин, имеющим с ней смежный предмет исследования, таких, как социология, психология, семиотика, подвергая при этом философско-эстетической интерпретации их выводы и специфизируя применительно к своим задачам методы этих наук. Диапазон исследовательских возможностей в эстетике при этом значительно возрастает. Научному анализу становятся доступными не только результаты эстетического освоения человеком окружающей действительности, но и сам процесс эстетического отношения и эстетической деятельности, познание их сущности, структуры и функций.

Полифонизм реального мира, многоголосие духовного бытия человека отражается в полифонизме и разнообразии видов и форм их художественного выражения. Усиливающиеся процессы синтеза в современной художественно-культурной практике перерастают рамки сугубо искусствоведческого анализа и требуют выхода на уровень философско-эстетических обобщений. Целый ряд традиционных для эстетики вопросов получает новое осмысление и интерпретацию. В частности, оказывается возможным понять «тайну» творчества как особого вида деятельности, включенного в систему современного художественно-эстетического производства. В контексте развития средств массовой коммуникации, предполагающих массовую аудиторию в восприятии искусства, эстетическое отношение трактуется уже не как простой результат, а как процесс сотворчества.

Универсальный характер эстетической деятельности наглядно проявляется в таких ее формах, как дизайн, организация окружающей среды, массовые зрелища и т. п. Есть необходимость эстетически осмыслить назначение и роль их в жизни общества и это требует новых теоретических категорий для их определений. В частности, перед эстетической наукой стоит задача идентификации таких понятий, как целесообразность, предмет деятельности и ценность как ее специфический продукт, технические средства, синтез и полисинтез как феномен современной художественной культуры и др. Одновременно, анализ эстетических явлений в структуре деятельности предоставляет возможность содержательного уточнения некоторых традиционных для эстетики понятий и категорий, в частности, таких, как «эстетический идеал», «эстетическая ценность», «эстетическое отношение» и др. Эстетическое познание проявляет свою творческую природу прежде всего в раскрытии закономерностей исследуемой предметной области. Жизнь общества и человека находится в постоянном изменении и развитии. В этом процессе обнаруживаются новые аспекты взаимосвязи человека и природы, личности и коллектива, труда и культуры. Часто это оказывает большое воздействие на характер деятельности людей и образ их жизни, на всю структуру искусства и его отношение к культуре в целом. При этом происходит расширение сферы эстетических переживаний, появляются новые направления активности эстетической деятельности людей. Неимоверно возрастает роль и значимость эстетической культуры общества и каждого человека в отдельности. Эстетическое знание, таким образом, востребовано самой жизнью, необходимостью проникновения в суть, возникающих в соответствующей сфере действительности, явлений, выявления их функций, определения условий, механизмов и средств реализации эстетического потенциала общества и личности.

В этих условиях эстетическое знание, выступая в единстве своих познавательных, прогностических и воспитательных функций. Организация жизни человеческого сообщества по законам эстетического освоения мира будет характеризоваться гармонией и полнотой, всеобъемлющей красотой природы, культуры человеческих отношений, глобальной эстетичностью. Прекрасное утвердится повсеместно, приобретет общечеловеческий масштаб. Иного пути и иных средств у человечества в его стремлении избежать гибельных для него угроз просто не существует.

ЛИТЕРАТУРА

Борев Ю. Эстетика.— М., 1988.

Вопросы истории и теории эстетики/ Под ред. М. Н. Афасижева.— М., 1975.

Герман Ш. М., Скатерщиков В. К. Беседы об эстетике.— М., 1982.

Зеленев Л. А., Куликов Г. И. Методологические проблемы эстетики.— М., 1982.

Малышев И. В. Эстетика: Курс лекций.— М., 1994.

Столович Л. Н. Красота. Добро. Истина. Очерк истории эстетической аксиологии—М.,1994.

Тема 2

Основные этапы развития западноевропейской эстетической мысли

I/ Феномен античного мифа 2/ Эстетика древней Греции и Рима

З/ Эстетика Византии и западноевропейского средневековья 4/ Эстетика Возрождения 5/ Эстетика Классицизма б/ Эстетика Просвещения

7/ Немецкая классическая эстетика (конец XVIII — начало XIX вв.) 8/ Проблемы эстетики в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса 9/ Западноевропейская эстетика второй половины XIX в.

9.1. Германия

9.2. Франция 9.3. Англия 9.4. Эстетическое обоснование основных европейских художественных стилей и направлений второй половины XIX в.

10/ Эстетика XX в.

10.1. Основные тенденции развития эстетической мысли в XX в.

10.2. Западная эстетика конца XIX — первой половины XX вв.

10.3. Развитие эстетики после второй мировой войны

Теорию любой науки невозможно изложить вне ее истории. Проверяемая и обогащаемая исторической практикой, теория в решающей мере направляет эту практику на развитие. Данные положения распространяются и на эстетику, ее историю и теорию. Эстетика подходит к исследованию художественно-эстетических явлений, отношений и процессов как к исторически возникшим, развивающимся и изменяющимся.

1. Феномен античного мифа

Исторической предпосылкой, сформировавшей эстетическое сознание, стала мифология, «... то есть такая природа и такие общественные формы, которые уже сами по себе бессознательно-художественным образом переработаны народной фантазией» (Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 годов. Соч. 2-е изд.— Т. 46. Ч. 1.— С. 47). Мифология охватывала и отражала все стороны общественной жизни. Она была первой архаичной формой донаучного синтеза всего наличного знания, от которого в дальнейшем отпочковались важнейшие области человеческого познания и творчества — философия, искусство, наука, религия и т. д.

В этот период в продуктах духовно-практической деятельности, которые принято называть произведениями первобытного искусства, переплетались реальные жизненные представления с фантастическими (тотемными, первобытно-культовыми), конкретные образы с элементами отвлеченных представлений. Это было свидетельством рождения высших механизмов мышления и становления различных форм общественного сознания.

Представления, обладавшие безусловной наглядностью, сочетались в чувственно-образные ассоциации и, трансформируясь бессознательно-художественным образом, персонифицировались, обретали значение антропоморфных символов и аллегорий. Таков механизм становления различных преданий, поговорок и пословиц, представляющих собой «... в большей мере лишь искание воплощений в образной форме» (Гегель Г. Эстетика. В 4-х тт. Т. 1.—М., 1968.—С. 82).

Примитивный характер производственной деятельности в архаическую эпоху обусловливает мифологический тип сознания. В нем мир воспринимается как всеобщая незыблемость всех вещей, которую община (род) отождествляла со всей природой. «Ведь мифология, — как пишет А. Ф. Лосев, — это и есть понимание природы и всего мира, как некой универсальной родовой общины» (Лосев А. Ф. История античной эстетики— М., 1963.— С. 127).

Практическая ситуация, в которой находился первобытный человек, была крайне сложна. В ней было много случайного, непредвидимого, ибо индивид был еще очень слаб, а бесконечно могущественная природа слишком сурова к нему. Наконец, эта практическая ситуация была связана с тем, что коллектив (община) играл для индивида роль среды.

Индивид имел перед собой коллектив и только через него приспосабливался к природе. Как верно заметил Л. К. Науменко: «Мифологическое сознание воспринимает вещь, событие, поступок не столько соответственно их собственной природе, их собственной мере и ценности, сколько через отношение к... запредельной реальности, через призму коллективного родового сознания, через отношение к традициям рода, авторитета его основателя.... Поэтому вещь выступает и как символ, знание которого выходит за пределы самой вещи. Это значение не прочтешь в свойствах самой вещи. Логика здесь бессильна. Здесь работает фантазия» (Науменко Л. К. Монизм как принцип диалектической логики.— Алма-Ата, 1968.— С. 23).

Постепенное овладение человеком «... силами природы (пусть в фантазии) означает начало истории «духа» и конец чисто животного бытия» (Кессиди Ф. X. От мифа к логосу.— М., 1972.— С. 44). Мифологическое сознание становится творческой деятельностью всего рода, в которой отсутствуют различимые границы между объективной реальностью и воображением.

В свою очередь, мифологическое воображение самым причудливым образом сочетало явления действительности, при этом руководствуясь не знанием их сущностных связей, а представлением об их случайных отношениях и формах. Как подчеркивает А. Ф. Лосев:

«Ни в какой вещи человек не находит ничего устойчивого, ничего твердого, определенного. Каждая вещь для такого сознания может превращаться в любую другую вещь. Другими словами, всеобщее, универсальное оборотничество есть логический метод такого мышления.... Здесь господствует принцип «все есть все» или «все во всем» (Лосев А. Ф. Античная мифология в ее историческом развитии.— М., 1957—С. 12-13).

В ходе эволюции общины постепенно осуществляется поступательное движение человечества на путях его духовного развития. Происходящее восхождение общечеловеческого сознания «от мифа к логосу» (то есть к расширительному природопониманию) нельзя воспринимать как простое линейное движение. Это — новый, более абстрактный тип мышления, связанный с обобщением многообразного индивидуального опыта людей, касающегося свойств природных явлений. Как правильно заметил А. С. Богомолов: «Движение «от мифа к логосу» подразумевает участие зачатков, элементов научного знания» (Богомолов А. С. Диалектический логос.— М., 1982.— С. 29).

Существенной особенностью мифа, генетически связавшей его с художественным творчеством, явилось богатство образной фантазии, метафоричность, чувственная наглядность представлений. В собственном смысле слова они не были художественными образами. Они становились таковыми в процессе обработки, в практике формировавшихся видов искусств: скульптуры, трагедии, музыки, живописи. Мифология была базой развития искусства всех народов мира, составляя, как, например, в древней Греции, не только «... арсенал греческого искусства, но и его почву» (Маркс К. Введение (из Экономических рукописей 1857-1858 гг.)Собр.соч. Т. 12.— С. 736). «Живая мифология народа, — отмечал Гегель, — составляет, следовательно, основу и содержание его искусства» (Гегель Г. Эстетика. Т. 4.— С. 160). Мифы подготовили соответствующий уровень развития художественного сознания членов общества, их способность создавать и осваивать художественные ценности. Из мифов художники черпали сюжеты для своих образов, использовали и развивали уже найденные формы.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: