ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
В ШИЗО вместо хлеба кайло
В те годы выходных заключенным вообще не полагалось, а пересмену делали, выходя «через восемь». Это очень тяжело. Если утренняя смена заканчивается в четыре часа, то на вахту пока соберутся, то уже пять, а то и все шесть часов. В зону добираешься к семи вечера. Пока получишь свою баланду, пока поешь – вот уже и восемь вечера, а в полдесятого надо собираться на развод, чтобы быть в шахте в полночь. От моего первого дня в шахте меня разломило изрядно. А тут сразу, не отдохнув, опять на работу! А хлеба я так и не получаю, питаюсь объедками, что мне оставляет дневальная. Все те же тресковые головы. Утром, вернувшись из шахты, я решила пойти к нарядчику – выяснить, где же, наконец, мое питание. Увы, я совсем забыла, что бывает поверка. Люди работают в разные смены, и очень часто женщины остаются в Угольном Оцеплении, у любовника, а чтобы сошелся счет, подруга выходит с разводом и сейчас же возвращается вместо той, что развлекается, а та через восемь часов уходит в зону за нее. У наших дам подобная выручка – закон, поэтому поверка оказывается филькиной грамотой. Но формальность дороже всего бюрократам, а если она дает возможность покуражиться над бесправными заключенными, то для «псарни» это просто наслаждение! Сколько раз тех, которые после изнурительного труда легли отдыхать, будят, чтобы пересчитать! Вернувшись с ночной смены и убедившись, что моей пайки все нет, я пошла в бухгалтерию. И вдруг мне навстречу – начальник режима. Укажу попутно, что на эту должность назначают самого жестокого из числа псарей. Или право проявлять жестокость развращает даже и неплохого человека? Несомненно одно: профессия, а тем более профессия палача, налагает свою печать. – Ты чего это шляешься по зоне? – Я иду в бухгалтерию. Я работаю, а своей пайки вот уже четыре дня не получаю. – А, еще смеешь рассуждать? Забрать ее в ШИЗО! И вот я вместо отдыха – в штрафном изоляторе. Я была голодна, до предела измучена и охотно повалилась бы на голые доски в нетопленом помещении, где гулял ветер. Уснуть... Отдохнуть... Но дежурнячка вывела меня на работу. Надо было кайлом и ломом раздолбить целую гору нечистот, скопившихся за зиму, и выбросить их за частокол.
В Евангелии сказано: они просят хлеба, а им дают камень. Так те просили подаяния, а я – своего, заработанного в шахте, хлеба! И то получила кайло и гору нечистот. В пять мне разрешили отдыхать. Питания, даже того, что дают штрафникам (350 граммов хлеба и два раза в день по пол-литра жидкой баланды), мне не полагалось. Первое, но не последнее столкновение с «псарней» В восемь часов меня разбудили: ночью предстояла работа. – Послушайте, я всю ночь работала в шахте, здесь весь день убирала нечистоты. Разве допустимо вторые сутки работать без отдыха и без еды?! – Поздно рассуждать! Я уже расписалась, что всех пятерых, что тут сидят, посылают мыть полы в казарме после побелки. Погода очень приятная. Солнце, которое уже давно не заходит, светит каким-то густо-желтым светом – особенный цвет ночного солнца. Жучки, мои компаньонки, перебрасываются непристойными шутками с конвоирами. Они, видимо, рады и предвкушают удовольствие. Вохровская казарма где-то на Железнодорожной улице. Грязи тут после побелки – по колено; работы – невпроворот. Девки скрываются со словами: – Мы ненадолго, ты тут как-нибудь сама. Всю ночь я скоблю, мою, выношу помои, таскаю воду. И простая известь разъедает руки, а тут белили хлорной известью! Во всех пальцах известь выела глубокие дыры. Течет кровь. Когда я выкручиваю тряпку, в ведро течет красная вода. Прошу солдат дать мне хотя бы того, чем смазывают ружья. Искали. Не нашли. – Как-нибудь обойдешься! К утру, измученная, ошалевшая от усталости, я закончила уборку всей казармы. Когда за нами пришел конвоир, появились и те четыре девки. Вид у них был утомленный, но довольный. Они многозначительно хмыкали, на ходу что-то жевали и в узелках несли пшенную кашу. Когда мы добрались «домой», то есть в штрафной изолятор, у меня был вид... Я даже не берусь подыскать сравнение! Больше всего подошло бы – «как с креста снятой», тем более что ладони были все в крови. Было очень больно. А тут – еще сюрприз: – На работу собирайсь!
Я уже знала, что ни на какую пощаду рассчитывать не приходится, но все же, когда в штрафной изолятор заглянула медсестра (для проформы, разумеется!), я указала на свои израненные руки и попросила помощи. Вначале эта сестра немилосердия Гутя, хорошенькая, но очень развратная брюнеточка, пожала плечами и сказала: – Пустяки. Затем, присмотревшись, принесла вазелин и смазала раны. Воспользовавшись оказией, я высказала свою жалобу: – Я двое суток работаю, днем и ночью. Можно ли, не дав отдыха, вновь посылать меня на работу? Гутя с дежурнячкой со смеху покатились: – Она устала! Ой, не могу… Ей надо отдохнуть! И они продолжали захлебываясь смеяться. Наконец до меня дошло. Женщин посылали в казарму не для работы, а как проституток для солдатского борделя, их кормили, поили, платили по договоренности. И им это нравилось. Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|