Комментарий к индукции с Салли и Розой 3 страница

Зейг: Мы остановились на том, что ты вывел Салли из транса и приступил к индукции в отношении Розы. Ты объяснил, что хотел, чтобы Салли пережила ощущение, вызванное допущенной ею ошибкой. Салли сказала, что следующим человеком, который войдет в транс, будет Роза и что у нее это легко получится, но на деле Роза долго не поддавалась гипнозу. Давай еще разок посмотрим эту последнюю часть записи.

Роза: Мне и со скрещенными ногами удобно. (Пожимает плечами.)

Эриксон: Я не сказал, что тебе будет неудобно. Никто этого не говорил. (Роза соглашается кивком головы.) Я только спросил у Салли, сколько времени тебе понадобится, чтобы распрямить ноги, закрыть глаза и войти в транс. (Роза согласно кивает. Пауза. Э. выжидающе смотрит на Розу. Обращаясь к сидящей слева от него Салли.) Наблюдай за ней. (Пауза. Роза закрывает и открывает глаза.)

Зейг: Ты использовал множество косвенных приемов, чтобы заставить Розу подчиниться. Пока ты этим занимался, находившаяся между вами Салли перестала реагировать на происходящее. Тогда ты заставил Салли снова включится в работу и велел ей наблюдать за Розой по двум причинам: во-первых, Салли должна воочию убедиться в своей ошибке, а во-вторых, это было дополнительным воздействием на Розу с целью добиться от нее гипнотической реакции.

Эриксон: Да.

Зейг: Но Роза остается все в той же “скрещенной” позе. Интересно наблюдать это столкновение двух сильных характеров, ведь ты не собирался допускать такого отпора. Роза уже приближается к тому, чтобы закрыть глаза и распрямить ноги, но сопротивляется изо всех сил. Это уже похоже на битву, и все же она вот-вот сделает то, что ты от нее ждешь, и подчинится твоему внушению.

Эриксон: Хотя это и битва, самое главное заключается в том, понимает ли это Роза и насколько.

Зейг: Насколько она понимает? Думаю, она осознает, что это битва.

Эриксон: Да. Насколько очевидно мое боевое усилие?

Зейг: По-моему, с твоей стороны никакого боевого усилия нет. Ты воздействуешь косвенно. Просто разговариваешь с Салли. Но в то же время выжидательно смотришь на Розу.

Эриксон: Мой голос направлен на Розу.

Эриксон: Она закрыла и открыла глаза. Сколько еще тебе надо времени, чтобы закроешь [sic] их и больше не откроешь [sic]? (Пауза. Роза закрывает и открывает глаза.)

Зейг: В прошлый раз мы говорили о грамматической ошибке, которую ты сделал, чтобы сконцентрировать внимание Розы на слове “закроешь”.

Эриксон: Именно так. Потому что, если бы я сказал “чтобы закрыть их”, с этим можно дальше бороться, а “чтобы закроешь” — как с этим бороться? Ей пришлось прибегнуть к ряду психологических маневров, чтобы определить, что это грамматическая ошибка.

Зейг: Да. Ей стало труднее сопротивляться, потому что часть своей энергии она направила на определение грамматической ошибки.

Эриксон: Совершенно верно. Когда затрагиваешь в лекции какой-нибудь спорный вопрос, надо быть чрезвычайно осторожным. Сразу замечаешь в аудитории враждебные лица оппонентов, и стоит тебе оговориться, как тут же раздается: “Я бы лучше справился”. Автор реплики полон чувства собственного превосходства, но не осознает, что это чувство зиждется всего лишь на одном неправильном слове.

Зейг: То есть он спорит с формой, а не с содержанием.

Эриксон: Угу.

Зейг: Это вариант того случая, когда пациенту предлагается символ, способный принять на себя его эмоции. Помнишь ту историю, когда ты посоветовал женщине, у которой умер ребенок, посадить дерево. Символ поглотил горькие чувства. Так и здесь: ты делаешь грамматическую ошибку, и она отвлекает на себя и поглощает часть эмоций.

Эриксон: Можно единственным словом вызвать враждебность, и в то же время подарить людям ощущение счастья.

Зейг: Ощущение собственного превосходства.

Эриксон: Угу. Они воспринимают счастье как счастье, не вдаваясь в его природу.

Зейг: Не определяя его как чувство высшего порядка?

Эриксон: Не соотнося это чувство с породившей его причиной. Они тебя слушают и счастливы.

Зейг: Потому что ты оговорился.

Эриксон: Однажды со мной вступил в спор один преподававший в Чикаго приверженец Адлера. Я пытался уйти от этого спора, возражал, но он решил, что я его боюсь. Я использовал массу отвлекающих маневров, включая неправильное произнесение слов. Он с таким ликованием поправлял меня и был так счастлив по этому поводу, что это счастье стало излучаться на то, что я говорил. Он давно возглавлял чикагскую школу и знал об Адлере больше меня. Но я продолжал все в том же духе, пока он, наконец, не расплакался.

Зейг: Отчего он расплакался?

Эриксон: Он слушал меня с возрастающим восторгом, но не осознавал, что его эмоции вызваны тем, что он без конца поправлял мои неверные слова и неправильное произношение. В конце концов, он обнаружил, что соглашается с моими доводами. Но он не собирался соглашаться, он намеревался разбить мои доводы в пух и прах.

Эриксон: (Роза моргает.) Ей все труднее открывать глаза. (Роза закрывает глаза, затем, прикусив губу, открывает их. Пауза. Салли закрывает глаза.)

Эриксон: Зря она сопротивляется.

Зейг: Я показал кое-кому эту пленку, так они даже расстроились, что ты так сильно давишь на Розу. Хотя в самом начале можно было заметить кое-какие признаки, на несловесном уровне, указывающие на ее готовность к сотрудничеству. Она закрывает и открывает глаза.

Эриксон: Я понимаю, почему они расстроились. Не умея отождествить себя с Розой, они предпочли бы отступиться. Но Роза не хочет от меня отступаться.

Зейг: Нет, не хочет.

Эриксон: Она надеется на победу, но для нее неясно, чья это будет победа — моя или ее. Ей хочется, чтобы кто-то победил, но ей пока не позволено сказать: “Я хочу победить”. Вот почему у нее закрываются глаза и она шевельнула рукой. Она все время смотрит на меня. Она надеется на успех, но это неопределенный успех. Но я-то знаю, что это мой успех. Но она намерена упираться до победного конца.

Эриксон: Видишь, как она старается пересилить меня, но проигрывает. (Пауза.) Она даже не осознает, как она близка к трансу. (К Розе.) Ну, закрой теперь глаза.

Эриксон: Вот еще что следует запомнить. Пациент приходит к вам за помощью. Он может сопротивляться этой помощи, в то же время отчаянно надеясь на вашу победу. Роза пришла на семинар за информацией, но понимает, что может получить ее только через мою победу. Она мечется, как в ловушке, между желанием победить и еще более сильным желанием учиться.

Зейг: Да. И это очень хорошо, что тебя не оставляет охота продолжать эту борьбу. В этом есть трогательная доброта. На предложенных тобой условиях, она, хотя и проиграет, в конечном итоге победит.

Эриксон: Совершенно верно.

Зейг: Вот сейчас ты косвенно комментируешь, например: “Она старается пересилить меня, но проигрывает”. Ей все труднее открывать глаза”. Но вот ты прямо смотришь на нее и говоришь, обращаясь непосредственно к ней: “Ну, закрой теперь глаза, и пусть они остаются закрытыми”, — хотя ты знаешь, что она не собирается сразу же закрыть глаза. Ты даешь ей еще один шанс...

Эриксон: Самой выбрать время. Закрыть или не закрыть глаза — о на не это выбирает. Для нее важен выбор времени. Я могу позволить себе и подождать.

Зейг: Да. Кроме того, у нее могут сейчас возникнуть опасения относительно твоей победы — вдруг ты проиграешь. А это в итоге может подтолкнуть ее на твою сторону.

Эриксон: Угу.

Эриксон: И пусть они остаются закрытыми. (Роза с трудом продолжает моргать.) Ну хорошо, я подожду... (Опять моргает.) Но ты их закроешь. (Моргает.) Когда глаза закроются в следующий раз, не открывай их. (Пауза. Роза закрывает глаза и опять открывает, еще раз закрывает и снова открывает.) Ты уже и сама понимаешь, что глаза у тебя закроются. Ты сопротивляешься и не понимаешь, почему я выбрал тебя. (Роза дважды открывает и закрывает глаза.) Вот так. (Закрывает глаза и больше не открывает.) Очень хорошо.

Зейг: Больше она их не открывает.

Эриксон: “Вот так”. (Тихо.) “Очень хорошо”.

Зейг: Понимаю, ты произносишь эти слова утешающим тоном.

Зейг: Все это время ее глаза прикованы к тебе. Не думаю, что она может реагировать на происходящее в пределах ее периферического зрения. Она не отрывает от тебя глаз.

Эриксон: Я утешаю не тоном победителя.

Зейг: Понимаю. Ты хочешь ее успокоить.

Эриксон: Если бы я сказал “закроются” победным тоном, она бы открыла глаза.

Зейг: Да.

Эриксон: Я произнес эти слова успокаивающе.

Зейг: Так что, в конечном счете, выигрывает все-таки она.

Эриксон: Она выигрывает покой. Она достигает абсолютно новой цели — покоя.

Зейг: Да, можно с полным правом сказать, что перед нами один из тех случаев, когда выигрывает Эриксон, но приз получает пациент. Кстати, она окончательно закрывает глаза, когда ты произносишь: “Ты не понимаешь, почему я выбрал тебя”. Похоже, это в какой-то мере разрядило напряжение. Почему?

Эриксон: “Ты не понимаешь, почему я выбрал тебя?” Вопрос как бы рассеивает ее сопротивление “по площади”.

Зейг: То есть у нее возникает множество ассоциаций, когда она пытается объяснить себе, почему ты выбрал ее.

Эриксон: И ни одной правильной.

Зейг: Так почему же ты выбрал ее?

Эриксон: Чтобы ослабить ее сопротивление, которое я извлек из глубины и рассеял по поверхности, так сказать.

Зейг: Блестящий ход в работе с сопротивлением! Ты рассеял его таким тонким слоем...

Эриксон: Что оно больше не вызывало затруднений.

Зейг: Итак, она смотрит на тебя не отрываясь, ее внимание предельно сконцентрировано. Она делает довольно много движений. В двигательном плане она не скована, но если понимать гипноз как состояние сфокусированного внимания, она находится в трансе.

Эриксон: Этими движениями она старается уверить себя, что она не в трансе. Она ищет дополнительного доказательства в каждом новом движении, а это указывает нам на ход ее мыслей: “Предыдущее движение меня не убедило, попробую еще, тоже не убедило, и это тоже нет”.

Зейг: Значит, она продолжает бороться, делая ориентировочные движения для собственной уверенности.

Эриксон: И с каждым разом проигрывает. Из всех, кого я встречал, ты первый, Джефф, кто старается разобраться в том, что происходит в гипнотизируемом, да и во мне самом. Ты сумел обратить внимание на слово “покой” и заметить, что в ее движениях как раз отсутствует покой. Этими движениями она не убеждает себя, а лишь еще больше разубеждает.

Зейг: Когда я веду практические занятия по эриксоновской терапии, в первой части я обучаю диагностике по Эриксону. Это необычная диагностика. Как определить, например, насколько пациент может сосредоточиться? Какова степень его реакции на внушение? Как определить его коммуникативность, его языковой стиль? Это не психиатрический диагноз, а диагноз, позволяющий понять внутри- и межличностные факторы, как например, манера поддержания установившихся взаимоотношений.

От диагностики я перехожу к следующему разделу, рассказывая о том, как ты увязываешь свои внушения с установленным диагнозом. Возьмем пример: надо вынести мусор. Замкнутому на себе человеку предложение вынести мусор делается одним тоном, а человеку, ориентированному на окружающий мир, совсем другим. Ты будешь искать особый подход и к “забияке”, и к “побитой собаке”, выражаясь метафорически. Я думаю, слушателям полезно это знать, потому что некоторые обращают внимание лишь на твою технику, а не на то, что в своей работе ты руководствуешься конкретным диагнозом данного пациента.

Эриксон: И результатом воздействия на гипнотизируемого.

Зейг: Ты изучаешь его внутренний мир и, исходя из своего диагноза, даешь установки. Ты используешь совсем особый вид диагностики.

Эриксон: Вот еще что следует принять во внимание: как мы все учимся говорить. Мы проходим через длительный период ошибок. “Я видю [sic] его. Я увидю [sic] его”. У нас у всех за плечами богатый опыт ошибок, как грамматических, так и фонетических. Как многому мы учимся на этих ошибках! Можно нарочно сделать ошибку в расчете на помощь тех, кто приобрел знания, учась на собственных ошибках, и кто с готовностью принимает поправку от более знающего.

Зейг: И этим ты как бы возрождаешь в них...

Эриксон: Свежесть восприятия.

Зейг: Свойственную детству.

Эриксон: Да. “Мама, я увидю [sic] того-то?” А мама отвечает: “Надо говорить ‘увижу’”. И ребенок благодарен. Поэтому, когда я неправильно произношу слово, меня тут же поправляют и к слушателям возвращается их забытая система ориентиров. Они испытывают чувство умиротворения и благодарности, не понимая, откуда это пришло. А лектор тем временем переходит к другому вопросу.

Вот тебе пример. Когда мы с Бетти отправились в свадебное путешествие, Бетти не умела водить машину. Мы ехали по пустынной сельской дороге. И вдруг в окно влетела пчела и ужалила ее в колено. Бетти ее прихлопнула и выбросила за окно. На первом же повороте я съехал с дороги, остановился и произнес с глубоким чувством: “Как я рад, что она ужалила тебя, а не меня”.

Зейг: Не понял.

Эриксон: Я действительно был рад. Ты бы видел ужас и негодование на ее лице! Я ей объяснил, что меня уже однажды ужалила пчела. Я три дня лежал без сознания. При этом сообщении маска ужаса и негодования мгновенно сменилась полнейшим ликованием по поводу того, что пчела ужалила именно ее.

Зейг: Сработало желание защитить тебя.

Эриксон: Угу. Вот пожалуйста, жених желает ей зла, а она испытывает чувство благодарности. Она из-за меня прямо в ужас приходила, как только поблизо­сти появлялась пчела. Но тот ужас, который вызвали у нее мои слова, просто невозможно описать. И вдруг вслед за этим страшным смятением следует нечто еще более страшное. Сразу два шока.

Зейг: Интересная последовательность эмоций — отрицательное чувство мгновенно преображается в положительное.

Эриксон: Когда во сне меня кусает комар, я просыпаюсь с поносом и страшной аллергической сыпью по всему телу. Мне приходится по часу отлеживаться в горячей ванне. Поэтому стоит Бетти заметить в спальне комара, как она вооружается аэрозолью и хлопушкой.

Зейг: Значит, ты можешь ассоциативно пробудить в пациенте или гипнотизируемом желание кого-то защитить и направить это чувство на себя.

Э. Верно. Ей вовсе не хотелось, чтобы ее ужалила пчела, но она почувствовала не больше боли, чем обыкновенный человек от укуса заурядного комара.

Зейг: То есть чувство боли было поглощено другими нахлынувшими на нее эмоциями.

Эриксон: Охватившим ее чувством ужаса от высказанной мной радости, что именно ее укусила пчела, а затем еще более сильным чувством страха при мысли о том положении, в котором она могла бы очутиться на этой пустынной дороге — водить машину она не умеет, а я лежу без сознания. Ситуация могла оказаться трагической.

Зейг: Сказав это, ты имел в виду заботу о Бетти, что ей не стоит обращать внимания на укус пчелы. Ведь все могло окончиться гораздо хуже.

Эриксон: Нет. Я действительно почувствовал огромное облегчение от того, что пчела выбрала не меня, и только потом осознал, как я выглядел в ее глазах. Я смог поправить положение. Но Бетти сначала охватило жуткое негативное чувство, а затем мощное положительное чувство.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: