Глава 22. «Английское» чайпитие

Суббота

За секунды, прошедшие после ее стука в его дверь, Гермиона успела поразиться, как знакомо было это ощущение. Совсем не так давно она делала ровно то же самое, хоть обстоятельства и были совершенно другие.

Желудок вытворял не пойми что. От каждого вздоха ледок прорастал во внутренности с новой силой. Она слышала каждый шаг, что он делал по квартире, и во рту от этого становилось все суше. Когда он наконец открыл дверь, язык буквально прилип к небу.

– Грейнджер, – поприветствовал он.

– Здравствуй, – смогла пробормотать она.

– Входи, – жестом пригласил ее он. Она выдавила улыбку и подчинилась.

Квартира была намного меньше, чем Гермиона представляла. На самом деле, по сравнению с Малфой-Мэнором она была просто крошечной. И, хотя Министерство конфисковало особняк, денег у Драко все равно должно быть полно. Так почему он живет здесь?

– Ты не это себе представляла? – спросил он, очевидно заметивший ее расширенные от удивления глаза от осмотра его жилища.

– Не совсем. Но здесь очень мило. Правда. – Она действительно не врала. Мебель была новая и современная: черный кожаный диван, стеклянный кофейный столик и книжная полка темного дерева. К ней, конечно, и было немедленно привлечено внимание Гермионы.

– На это не жалко было раскошелиться, – сказал он, когда она уже начала изучать книги.

– Еще бы.

Полки были заполнены стандартным набором любого волшебника: старые учебники из Хогвартса, биографии знаменитых ведьм и волшебников, руководства по игре в шахматы и квиддич. Но затесались среди этих томов и другие тексты – те, которые напоминали о его прошлой жизни: кулинарная книга, книга о футболе и, конечно, «Полное собрание сочинений Уильяма Шекспира». Она провела пальцами по корешку книги.

Единственной фотографией на полке было обрамленное фото Драко, еще начинающего школьника, и его матери. Она наклонялась к нему, чтобы затянутой в перчатку рукой стереть невидимое пятнышко с его щеки, а потом поворачивалась к камере и улыбалась, а Драко обнимал ее.

– Мне разрешили покопаться в вещах из Мэнора, – сказал он. – Книги и фото – оттуда.

– Я… я не… – она быстро отвернулась от фотографии, густо покраснев.

– Там были и другие снимки, но мне только этот понравился, – продолжал он, игнорируя, а то и вовсе не заметив ее бормотание.

– Так… эмм… давно ты тут живешь?

– Несколько месяцев. Они поначалу и не знали, что со мной делать. Я жил в отеле, пока они не дали мне доступ к семейному банковскому счету, – начинал он так, будто дело-то было житейское, но вскоре в голосе зазвучала горечь. – А там уже они не могли диктовать мне, где жить и что делать.

– И ты… переехал сюда?

– Да.

– И тебе… нравится здесь?

– Да.

– Хммм.

Они все еще стояли по разные концы комнаты.

– Ну, отлично.

– Да.

Она положила сумку на пол и оглядела остальную часть квартиры. Окон здесь было намного больше, чем в его предыдущем жилище, но не было телевизора и посудомойки. Но во всем остальном (не учитывая, что на книжной полке книги все же присутствовали) квартира жутко напоминала местечко, в котором он жил в маггловской части Англии.

– Полагаю, что окна на кухне выходят не на помойку?

– Иди посмотри.

Он провел ее на кухню. Там был маленький столик с двумя стульями, плита, на которой грелся чайник, и огромное окно, открывавшее живописнейший вид на парк через дорогу.

– Улучшение налицо, – заметила она, положив локти на кухонную стойку, а подбородок на тыльную сторону ладоней. Деревья в парке были охвачены белым и розовым цветением.

– Ну, не знаю, – задумчиво протянул он, опираясь на стойку рядом с ней. – Я вроде как скучаю по крысам, шныряющим среди мусора в поисках старой заплесневелой картошечки.

– Да уж кто бы не скучал! Здесь такого не увидишь. Одни деревья, да цветочки, да трава. Скукотища.

– Абсолютная.

На плите засвистел чайник.

– Кстати, пахнет у тебя фантастически, – заметила она, пока он разливал чай по чашкам.

– У меня яблочный пирог в духовке.

– Да иди ты, – она неверяще посмотрела на него.

– Чего?

– Ты печешь?

– Духовка, конечно, волшебная, потому что проводить сюда электричество – слишком много мороки, оно того не стоило.

– Знаю, – начала она, подойдя к столу, – просто я всегда думала, что твое увлечение готовкой было результатом подсознательного желания варить зелья.

К концу ее голос сорвался, когда она осознала, как жестоко звучали ее слова. Она не просто в очередной раз показала себя невыносимой всезнайкой, но и превратила его в объект психоанализа. И, хоть в чем-то она могла быть права, все же… говорить этого в открытую не стоило. Он не ответил, вместо того заколдовав руки и вытащив противень из духовки.

– Проще, чем в варежках с хреном, а? – спросила она, попытка загладить сказанное была слабенькой.

– Типа того.

– Драко, прости, что я сказала…

– Да забудь ты, Грейнджер, – он начал резать пирог.

– Хорошо. – Она переступила с ноги на ногу, засунула руки в карманы, вытащила их и наконец скрестила на груди, сев за стол.

Завитки пара поднимались над куском яблочного пирога, который он поставил перед ней. Рот у Гермионы наполнился слюной.

– Спорю, с мороженым будет просто непередаваемо, – сказала она.

– Ну, у меня его нет.

– И так хорошо. У меня все равно зубы болят от резкого перепада температур.

– А твои родители-дантисты ничего не могли с этим сделать? – он сел напротив нее и положил салфетку на колени.

– Я никогда их не просила, – сказала она.

– У тебя оба родителя специализируются на лечении зубов, и ты никогда не подумала попросить их вылечить твои? – с иронией спросил он.

– Это довольно напряжно, когда твои родители – дантисты. Я при них и конфетку стеснялась съесть. Ты бы видел, как разочарованно они выглядели, когда поняли, что у меня будет неправильный прикус. Как будто я их подвела. Так что я решила, что небольшая чувствительность зубов того не стоит. – Она отломила кусочек пирога вилкой и съела. – Очень-очень вкусно.

– Ты на полном серьезе говоришь мне, что родители были разочарованы тобой из-за зубов?

– В смысле, они не то что отреклись от меня из-за этого, но… а чего ты так на меня смотришь?

– У тебя красивые зубы, – сказал он, отпивая чай.

– Полагаю, тут я должна тебя поблагодарить. Твой Дантисимус просто чудо сотворил с моей улыбкой.

– Я метил в Поттера.

– Ну, теперь-то мне намного легче!

Он пожал плечами.

– А что твои родители сказали про творчество Мадам Помфри?

– Они никогда не хотели, чтобы я использовала магию для исправления зубов. Считали, что старые добрые брекеты справятся лучше.

– Как интересно.

– А то, – ответила она.

– Ты же не поверила, что я нахожу это интересным?

– Драко, мои родители маггловские зубные врачи. Как вообще ты можешь находить это интересным?

– Не делай обо мне поспешных выводов, Грейнджер, – он посмотрел на нее тяжелым взглядом. Она сосредоточилась на своей тарелке и размазала последний кусочек пирога по ней.

– Прости, – пробормотала Гермиона.

– Ты знаешь, как умер мой отец? – спросил он, голос еще был резковатым.

– Да.

– Я не спрашиваю тебя, что именно вызвало его смерть.

– Тогда о чем ты спрашиваешь?

Резкость из его голоса передалась и ей.

– Я спрашиваю, знаешь ли ты, о чем мой отец думал, когда умирал.

– Конечно, не знаю.

– Он был во мне разочарован, Грейнджер.

– Ты этого не знаешь.

– Знаю.

– Да как такое можно знать? Ты даже рядом не был, когда он умер.

– Он должен был быть во мне разочарован. Я подвел его во всем.

– Драко… то, что он, наверное, заставлял тебя делать…

– Это не важно, – он завозил своей чайной ложкой по столу.

– Уверена, что еще как важно, – она в ответ завозила своей.

– Не для него.

– А как насчет тебя? Как… насчет твоей матери?

Он снова взял со стола чайную ложку и гневно стал помешивать чай.

– Это совсем другое… – начал было он, но потом закрыл рот, глядя, как ложка крутится по кружке. – Бруствер сказал, что собрал комитет, который пересматривает наложение заклинания на всех остальных. Ну, или разбирает горы бумажной волокиты и подобной кучи мусора, – он остановил ложку и отпил немного чая. – Она все еще счастлива? – голос смягчился. – В Штатах?

– Да, – сказала она, положив вилку на тарелку. – Гарри показывает мне папку каждую пятницу. Она в будущем месяце устраивает огромную вечеринку для детей какого-то известного гольфиста.

– Она… с кем-нибудь встречается?

– Не думаю, что есть что-то серьезное. Но… одинокой она не кажется. Хочешь посмотреть папку? Думаю, я смогу ее для тебя скопировать.

– Нет.

– Уверен?

– Так проще.

– Хорошо.

– Но ты скажешь мне, если…

– Обещаю.

Выражение его глаз в эту секунду заставило ее захотеть взять его за руку, совсем как раньше, накрыть его ладонь своей, погладить костяшки его пальцев… Вместо этого она сказала, что чай очень вкусный.

– Это она меня научила, – ответил он. – Она всегда сама его делала, вместо того, чтобы наколдовать или попросить домашних эльфов принести его.

В любом другом случае упоминание домашних эльфов из дома Малфоев исторгло бы из Гермионы длинную тираду о благосостоянии магических существ, но в данной ситуации она сочла это неуместным.

– Где она этому научилась? – спросила она. А лучше бы промолчала.

– Понятия не имею, – он отглотнул еще чая. – Вряд ли у тети Беллы.

Гермиона буквально одеревенела от этого имени. Она открыла рот, но закрыла его до того, как успела что-нибудь сказать.

– Если сожмешь пальцы вокруг чашки еще сильнее, она треснет.

– Наверное, – ответила она сквозь зубы.

– Вот поэтому у нас ничего не получится, Грейнджер.

Она ослабила хватку и попыталась, чтобы голос не выдал ее беспокойства.

– Ты это о чем?

– Почему ты так загрустила после пьесы? И утром, после того, как мы переспали?

– Потому что знала, что долго это продолжаться не может. Так или иначе, это должно было кончиться.

– Ты все еще так думаешь?

Она закусила одну щеку, думая, как бы лучше ответить. А, черт с ним, решила она. Можно и правду резануть.

– Я не хочу, чтобы это заканчивалось.

– А как же твои гребаные друзья? Твоя семья?

Она не ответила. Но, очевидно, ее молчание стало самым красноречивым ответом.

– Ты полная дура, – резко сказал он голосом, полным презрения.

– Может и так.

Он что-то пробормотал под нос.

– Что?

– Ничего, – вздохнул он. – Послушай, мне нужно кое-что спросить у тебя.

– О чем? – она с подозрением посмотрела на него.

– О том, что со мной случилось.

– А я могу вести себя как сволочь, отвечая на вопросы?

Его брови поднялись так, что аж скрылись под волосами. Смешок сорвался с губ.

– Если пожелаешь, – ответил он.

– Хорошо. Тогда спрашивай.

– Во-первых, – начал он, глубоко вдохнув, – какому гребаному идиоту пришло в голову назвать меня Дрейк О. Малфорд?

Она улыбнулась в чашку, отчаянно пытаясь не рассмеяться.

– Я не могу тебе сказать.

– Это Дин Томас, верно?

– С чего ты взял?

– Потому что именно он пришел в больницу с тобой, когда я очнулся. И еще потому что он хренов идиот.

– Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть твои подозрения, – сказала она, хотя была уверена, что ее полуулыбка выдала ее с потрохами.

– Справедливо. Кстати, это была попытка быть сволочью?

– Не совсем.

– Отлично. Потому что выглядело жалко.

– Я буду стараться лучше.

– Уж пожалуйста. Зачем ты принесла мне ту книгу?

– Шекспира? Я… я просто…

– И не пытайся скормить мне ту брехню про пустой книжный шкаф.

Она закатила глаза.

– Потому что я хотела, чтобы она у тебя была, придурок ты хренов.

– Уже лучше, – с одобрением кивнул он. – В следующий раз попробуй что-нибудь посильнее, чем «хренов придурок». – Если бы он хоть улыбнулся, говоря это, она бы поверила, что он шутит. – Дальше, – продолжил он, – когда ты заметила, что что-то… пошло не так с заклинанием.

– Ты пришел в себя после комы через двадцать три дня. Все остальные – через три месяца.

– Хм. – Казалось, он почти гордился этим обстоятельством.

– Кроме этого в первые недели никаких других признаков я не заметила. В основном, потому что ты был изрядной скотиной и не желал со мной разговаривать.

– Лучше. Но не намного. А когда ты заметила, что все идет не совсем правильно, почему просто не наложила заклинание еще раз? Или не заставила кого-нибудь из Министерства это сделать?

– Потому что не знала, как это отразится на тебе.

– Я бы не смог снова использовать Окклюменцию. Все бы сработало на ура.

– Я не знала, что ты использовал Окклюменцию в первый раз, идиот.

– Так почему ты, к чертям, боялась, что со мной что-то произойдет?

– Я не знаю, – она почти кричала. – Но могло стать хуже.

– Хуже, чем что? – тон его голоса тоже поднялся. – Грейнджер, я, блять, был готов себя убить.

– Да знаю я! Почему, думаешь, я обратила заклинание?

– Ты, блять, не очень-то торопилась!

– Я не знала, было ли это лучшим решением. Мне нужно было провести исследование до того, как я…

– Блять, исследование?! Конечно, Гермиона Грейнджер должна была провести хреново исследование!

Было четко видно, как вены пульсируют на его бледной шее.

– А что ты, блин, предпочел бы, чтобы я сделала? Просто ткнула в первое попавшееся решение и скрестила пальцы на удачу, надеясь, что еще больше тебе не наврежу?

– Тебе-то какая была разница?

– Это самый тупой вопрос, который ты только мог задать, – закричала она, поднимаясь со стула.

– Почему? – его стул перевернулся на спинку, когда он поднялся напротив нее.

– Потому что ты знаешь, что я к тебе чувствовала, тупая ты скотина!

– А почему ты это чувствовала?

– Потому что… я… я… я просто чувствовала, понятно? И ты это тоже ко мне чувствовал. И не притворяйся, как будто это не правда! – она все еще кричала.

– Я Драко, блять, Малфой! – заорал он в ответ.

– И, блять, что?!

– И ты не видела меня в нем, верно? Ты смотрела на меня, как на Дрейка Малфорда, – не вопрос, обвинение.

– Естественно, – ответила она. Казалось, гнев заполнял все ее тело. – А как иначе? Ты не вел себя, как Драко Малфой. Ты говорил со мной по-доброму. Ты… смотрел на меня, как будто… как будто…

– Как будто что?

– Как будто я была человеком, а не куском дерьма, прилипшим к твоей подошве. – Слезы стали обжигать уголки глаз.

– Я не Дрейк Малфорд, – прошипел он ей. – Тебе придется это понять.

– Тогда ты и не Драко Малфой, – сказала она, утирая глаза салфеткой. – Потому что ты до сих пор смотришь на меня, как на человека. Потому что всего несколько минут назад мы разговаривали, как обычные люди. Потому что ты…

– Блять, Грейнджер, – сказал он, пересекая кухню. – Сколько еще это будет продолжаться?

– Что? Что ты хочешь, чтобы я сделала? Игнорировала тебя? Так я с этим прекрасно справлялась, до того, как ты меня сюда пригласил, непроходимая ты сволочь! Ты приготовил мне чай и яблочный пирог! Я не знала, что ты все еще хранишь листок из того блокнота! Я не пыталась написать тебе! Это ты послал мне ту бумажную розу на Рождество! Так что если ты хотел забыть это все, то как-то очень странно ты это пытаешься сделать!

– Да не могу я забыть об этом, Грейнджер! Я это, блять, тебе и пытаюсь объяснить! Я не могу забыть о том, что произошло!

– Какая ирония, верно? – огрызнулась она. – Учитывая, как отчаянно ты хотел все вспомнить еще несколько месяцев назад.

С его губ сорвался короткий лающий смешок.

– Ну, хотя бы ты наконец смогла повести себя как сволочь.

– Я не извинюсь.

– А я и не прошу, – хрипло отозвался он.

– Так о чем ты меня просишь? Я не понимаю, Драко! Найди тут хоть какой-нибудь гребаный смысл! – Она скинула чашку со стола, и та кусочками разлетелась о плиточный пол.

Он ничего не сказал, только быстро пересек кухню в ее направлении, керамические черепки прохрустели под подошвами его ботинок. Он схватил ее за руки, впившись пальцами в плоть так сильно, что она знала – останутся синяки. Она полностью сосредоточилась на том, чтобы не дать страху отразиться в ее глазах. Мышцы напряглись, когда он усилил хватку, и тут же расслабились, когда он прижал ее к себе и накрыл ее губы своими.

Он был жесток и настойчив. Его горячее дыхание скользило по ее носу, его руки запутались в ее волосах. Она ощутила, как его язык скользнул в ее рот, а тело прижалось ближе. Его рука скользнула вниз по спине и оказалась на бедре. Низкий стон вырвался из его горла за секунду до того, как он сам оттолкнул ее, задыхающийся, покрасневший и, очевидно, возбужденный.

– Блять, – пробормотал он, утерев губы тыльной стороной ладони и оперевшись на раковину, будто боялся, что его может стошнить в любую секунду.

Она смотрела на него в упор, кажется, целую минуту, тщетно пытаясь сообразить, что только что произошло. Губы распухли, а трусики постыдно намокли.

– Я… я просто пойду, Драко, – сказала она, когда наконец смогла говорить. – Это для меня слишком.

– Что слишком? – прохрипел он.

– Да эти игры с мозгами, в которые ты со мной играешь! Это что, типа мести за Рескрипсо? – она быстро прошла в гостиную и взяла сумку. – Если так, то отлично справился. Ты поимел мне мозги так же, как мы поимели твои. Удовлетворен? – всхлип она подавить не успела.

– Грейнджер, постой. – Она слышала его шаги за своей спиной.

– Прощай, Драко, – она коснулась дверной ручки.

– Грейнджер! Пожалуйста.

Это слово заставило ее остановиться и повернуться к нему. Она постучала ногой по полу и посмотрела на него самым злобным своим взглядом.

– Слушай, я… я не… – он с усилием вздохнул. – Я с тобой ни в какие игры не играю.

– А что ты тогда делаешь? – она убрала руку с дверной ручки.

– Я… даже близко не представляю, – он посмотрел в пол, потом поднял глаза на потолок.

– Зачем ты пригласил меня к себе?

– Потому что хочу понять.

– Понять что? – ее раздражение достигло предела.

– Я хочу понять, что со мной произошло и что мне делать дальше.

Она глубоко вздохнула.

– Драко, – начала втолковывать она, – ты не можешь ждать от себя, что все у тебя в голове будет разложено по полочкам. Ты прошел через нечто… экстраординарное.

– Не помогает, Грейнджер.

– А я тебе большего предложить не могу, – она снова отвернулась и коснулась дверной ручки.

– Не уходи, – он накрыл ее руку своей. – Пока не уходи.

– У меня для тебя нет ответов.

– Просто останься. Пожалуйста. Еще чуть-чуть. Я тебе даже записную книжку могу наколдовать, если хочешь.

Ей пришлось закусить губу, чтобы скрыть улыбку.

– В этом нет необходимости.

– Хорошо. Посидишь со мной?

Он опустился на краешек дивана. Она села с другой стороны. Скрестила руки на груди и подождала, пока он что-нибудь не скажет. Но он молчал, и ей пришлось взять инициативу в свои руки.

– Почему ты обставил квартиру именно так? Почему живешь здесь? – спросила она.

– Не знаю. Просто так комфортнее.

– Эта малюсенькая квартирка комфортнее роскошного дворца, который, мы оба знаем, ты можешь себе позволить?

– Зачем ты меня об этом спрашиваешь?

– Пытаюсь ответить на твои собственные вопросы, Драко. Разве ты не понимаешь? Части тебя, очевидно, нравилось быть Дрейком Малфордом.

– Я это знаю, Грейнджер.

– Да?

– Конечно, да. Думаешь, я идиот? После обращения заклинания я и двух дней не выдержал без пробежки. Я читал маггловские газеты, чтобы узнать футбольный счет. Я даже немного скучаю по работе бухгалтера, веришь ты или нет.

– Так в чем проблема, Драко? – спросила она, потирая виски. Голова уже гудела. – Если ты счастлив, живя здесь, и выходя на пробежку, и делая что там ты еще полюбил делать, то делай!

– Все не так просто.

– Почему нет?

– Грейнджер, – медленно проговорил он, – у меня очень много времени ушло на то, чтобы принять тот факт, что он и я на самом деле один и тот же человек. Ты сама сказала, что думала обо мне, как о Дрейке Малфорде.

– Но я…

– Послушай, – остановил ее он. – Когда с меня сняли заклинание, я попытался вернуть так много из своей прошлой жизни, как только мог. Я пытался проводить время с людьми, которых знал.

– Типа Астории Гринграсс? – Слова вылетели изо рта быстрее, чем она успела их остановить, и тоном более ревнивым, чем она могла бы это сказать.

Он изогнул бровью

– Да. Типа нее. А что с того?

– Ничего, – отрезала она. – Забудь.

– Ревнуешь? – звучало так, будто на губах его была довольная ухмылка, но она не удовлетворила его взглядом в его сторону.

– Я сказала забудь, Малфой, – кожаный диван проскрипел, когда она закинула одну ногу на другую. – Просто закончи, что ты там хотел сказать.

– Верно… ну… Министерство согласилось вернуть мне все мои старые вещи, всю мою одежду, мебель из Мэнора, все реликвии, что принадлежали моей семье. А я не хотел ничего. Мне тошно стало от одного взгляда на них. Это все так и лежит где-то на складах Министерства. Все, что я взял, уместилось вот на той книжной полке. – Он указал на полку, которую она изучила по прибытии, потом закрыл глаза и провел пальцами по лбу. – Я был магглом, Грейнджер. Во всех смыслах, как ни интерпретируй, я был магглом. У меня была маггловская работа, я жил в маггловской квартирке, у меня была, как я полагал, маггловская девушка.

– Девушка?

– А потом, когда я обо всем этом подумал, – продолжил он, то ли не услышав, то ли проигнорировав ее реплику, – когда я посмотрел на это шире… я стал себе отвратителен. Не Дрейк, Драко, потому что, как я мог вложить столько энергии, столько страсти в ненависть к магглорожденным? И к магглам. К магглам.

– Тебя так воспитали, – сказала она. Все это звучало очень просто на словах, но как-то опускало все те жестокие вещи, которые он делал и говорил, следуя суровому принципу.

– Но я никогда не ставил это под вопрос, Грейнджер, – он шлепнул ладонью по подлокотнику дивана.

– Ты был ребенком.

– Я вырос, а лучше не стал. И то, что я сделал будучи подростком… то, что я почти сделал… – он так и не договорил, дыхание сделалось тяжелым.

– Он угрожал тебе. Твои родители…

– Прекрати искать мне оправдания! Я их не хочу! Я сам годами их искал, и становилось только хуже… потому что когда я думал о тебе… о… нас… Грейнджер, я неделями не мог на тебя смотреть. Я на себя едва мог смотреть. Потому что я знаю, что Дрейк к тебе чувствовал. И я знаю, что Драко к тебе чувствовал. И эти два чувства взаимоисключающие.

– Поверь, я понимаю, – сказала она, откидываясь на диванные подушки.

– Не понимаешь. Не до конца. Потому что ты знала, кем я был, и что ты делала, ты знала все это время. Ты могла заставить себя поверить, что я другой человек, но ты помнила все, что я сделал. Как ты… как ты вытерпела, просто находясь со мной в одной комнате, Грейнджер? Я уже… про все остальное молчу. – В голосе его звучала смесь восхищения и отвращения.

– Я не буду тебе лгать и говорить, что это было просто, Драко. Не было. Я просто… воспринимала это как работу. Тем поначалу и жила. Но со временем мне… – голос ее сорвался.

– Тебе что?

– Мне… как-то даже начало нравиться проводить с тобой время.

– Да как так может быть? – спросил он недоверчиво.

– Не знаю, – всплеснула руками она. – Я этого определенно не планировала! Что ты хочешь, чтобы я сказала? Что на самом деле я тебя ненавидела? Что мои очевидно теплые чувства к тебе были просто хитрой уловкой?

– А были?

– Ну, конечно, Драко! И именно поэтому я все еще сижу здесь, когда любая другая, даже с половиной мозга, свалила бы еще несколько часов назад, если бы вообще появилась. Господи ты Боже мой!

– Ты не ответила на вопрос.

– Знаешь, ты, конечно, прости, что я сейчас поиграю с тобой в психиатра, но кажется мне, что ты спрашиваешь, как это я смогла простить тебя, чтобы самому понять, как простить себя.

– И вовсе нет, – быстро ответил он.

– Я не могу ответить на твой вопрос, – продолжила она, глядя ему прямо в глаза, – потому что не знаю, как простила тебя, да и простила ли вообще. Потому что для меня вопрос так никогда не стоял. Я не пыталась свести твое прошлое и настоящее в одну точку. Я просто любила человека, который был рядом со мной. И вот чем это кончилось.

Она непроизвольно клацнула зубами, закрыв рот, и отвела взгляд. Она определенно не собиралась позволить всему этому выйти наружу. Напряженную тишину, повисшую между ними, можно было хоть ножом резать. Он откинулся на диване и уставился в потолок.

– И ты все еще на это способна? – сказал он наконец.

Она медленно вдохнула и задержала дыхание на секунду, прежде чем ответ просочился между губ:

– А ты способен?

– Не переворачивай все с ног на голову.

– Но дело-то не во мне, Драко! Дело в тебе. Не у меня экзистенциальный кризис.

– Да если бы не ты, у меня бы не было «экзистенциального кризиса», Грейнджер!

– Отлично. Довольно. – Она поднялась. – Ты, очевидно, не хочешь…

– Я рад, что у меня экзистенциальный кризис, – выпалил он.

– Чего?

– Правда рад. Я… Слушай, мне нелегко это говорить. Пожалуйста, сядь, а? Спасибо. Я очень много об этом думал. Больше, чем ты можешь представить. То, что Министерство сотворило со мной и моей матерью – это полная хрень. Мы ничего плохого не делали. Просто старались не высовываться.

– Мы этого не знали… и не могли рисковать… – начала она.

– Дай мне закончить, Грейнджер. Что я пытаюсь сказать, так это вот: как бы жутко это все ни было… я просто… я не вижу другого способа, как я бы смог взглянуть на вещи иначе. Так что, Грейнджер… Гермиона, я то любезен, то холоден с тобой и веду себя как сволочь, потому что я теперь многого не понимаю, и я не знаю когда это прекратится и прекратится ли вообще. Но что бы я ни говорил, как бы я себя ни вел, я хочу чтобы ты знала, что я бесконечно благодарен за все то, что ты для меня сделала. Не Министерство. Ты.

– Драко, я была в Совете! Я согласилась на Рескрипсо!

– Это я знаю, Грейнджер. Просто дай мне…

– Нет. Послушай. Мне жаль, Драко. Мне искренне жаль, что мы…

– Мерлин, Грейнджер! Да ты даешь кому-нибудь хоть слово вставить? Я знаю, что делал с тобой и с людьми, которые тебе дороги. У тебя не было причин заботиться обо мне и ставить столько на кон ради меня. Мне это непонятно, но, видимо, только потому, что мы с тобой очень разные.

Это заявление в момент заставило ее замолчать.

– А может и нет, – сказала она наконец.

– Я бы для тебя такого не сделал, – пробормотал он. – Мы это оба знаем.

– Дрейк бы сделал, – прошептала она.

Он сглотнул ком в горле, несколько раз моргнул, но промолчал.

Она поднялась и направилась к двери.

– Я сейчас уйду. В этот раз не останавливай меня, пожалуйста.

– Не буду.

Он остался верен своему слову, даже не поднялся с дивана. Она взяла сумку и накинула ее на плечо.

– Спасибо… за чай.

– Не за что.

– Ну, я… наверное, увидимся.

– Я думал о тебе каждый день, Грейнджер.

Она повернулась к нему. Он на нее не смотрел, уперев взгляд в стену. Лицо его было бледное, как полотно, руки сцеплены и мелко дрожали. Каждая клеточка ее тела требовала бежать к нему, заключить его в объятия, прижать его лицо к шее.

– Прощай, Драко.

– Прощай, Грейнджер.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: