Введение. Карнавал ужасов

Мы ощущаем воздействия и объекты, недостижимые нашим пониманием, которые, по-видимому, сотканы из воздуха и которые превосходят по силе, мощности и возможностями самого живого Смертного.

— Ричард Бове, Вавилонское столпотворение

Описания нечисти всегда были с нами. Из глубин веков детства Человечества пришли шепоты жутких созданий, уже не живых (или живых, в недоступном для нас понимании) и все же одновременно не совсем мертвых. Они, вероятно, были древними и примитивными божествами, обосновавшиеся в глубинах окружающих лесов и отдаленных местах, или просто мертвецами, которые отказались покоиться в могилах и бродили в поселениях, физически мучая и пугая все еще живых. В основном это были неидентифицируемые ночные странные звуки вне спасительного света огня или создания, улавливаемые в сумерках боковым зрением на границе стойбища. Они были неопределенны и неясны, но они всегда присутствовали, обладая силой испугать и разрушить. У них была сила проникнуть в умы наших давних предков и заполнить их страхом. Такой страх сформировал основу самых ранних описаний, хотя источник и точная природа этих страхов все еще оставались очень неопределенной.

По мере развития Человечества оно оставляло мрак пещер и формировалось в определенные сообщества – замки, города, целые культуры – и нечисть следовала за ними, оседая в фольклоре так же, как и в старину. Теперь она начала приобретать более определенные формы. Она стала ходячими трупами; физическим воплощением прежних божеств и сущностей, которые существовали рядом с человеком, начиная с Сотворения мира. Некоторые все еще оставались неопределенными и неощущаемыми, но, поскольку Человечество стремилось объяснить страхи, которые оно чувствовало к ним, такие создания легко с готовностью появились в большом количестве. Чтобы подтвердить их необъяснимое состояние, многим из нечисти часто приписывали свойства, которые нарушали естественный ход вещей – способность превращения в другие образы, способность поддерживать себя питьем человеческой крови и способность влиять на расстоянии на человеческий разум. Такие возможности – описываемые как сверхъестественные – только нагоняли на людей еще больше страха.

И также было естественно, что только нечисть должна быть сопряжена с практикой волшебства. С очень ранних времен шаманы и знахари претендовали, по крайней мере, на небольшую толику управления силой и духом покойных предков, и это сохранялось с наступлением “более цивилизованных” времен. Прежде, невидимые дух и сила, которые скапливались вокруг древнейших стойбищ человека, говорили “через” племенных шаманов, и теперь, как объекты их собственного права, они были подчинены магическому управлению и могли быть физически вызваны умелым колдуном. Однако отношения между колдуном и нечистью зачастую были весьма тонкими и неуверенными. Некоторые маги, возможно, после смерти даже становились нечистью, и когда они “шаманили”, возможно, также были восприимчивы к силе других колдунов.

В Средневековье и в Эпоху Просвещения теории нечисти продолжали расти и развиваться. Их имена стали узнаваемыми – оборотень, вампир, вурдалак – каждый способный нагнать страх на обычных людей. Они стали не менее ужасными, чем неопределенные, бесформенные объекты, которые кружились около костров древних людей – только теперь у них появилась форма и обозначение. Теперь они стали определенными в контексте страха. И они отразили некоторые из атрибутов культуры тех, кто в них верил – семит, европеец, африканец и позже житель Вест-Индии. Так големы[2], ифриты[3], зомби[4], джинны[5] и драугры[6] блуждали ночью (а иногда и днем) сея ужас везде, где они обитали. Вероятно, как и прежде, на них смотрели как на физические проявления старых богов и сил или восставших из могил мертвецов. Сюда же включали демонов – существ, которые никогда не были рождены, однако содержали элементы и живого и мертвого. Стоит ли удивляться, что такой сонм ужасов наводнял мир, как днем, так и ночью? Такая нечисть присутствовала всюду и во всех культурах.

Цель этой книги – детальное описание, по крайней мере, некоторых ранее упомянутых существ и исследование их вероятных корней. Однако целью не ставилось отрицание существ, как внушающих страх, объяснения их сущности, ни отрицание ужаса, который они излучают. Скорее это попытка изображения нынешнего представления объектов страха, которые продолжают пугать Человечество все годы; какие имеют кошмары общие черты, наиболее мрачные из которых вдохновили кое-кого на литературное воплощение. Они жаждут славить тех, которые скрываются в тенях и пристально глядят из темноты на одинокого прохожего взбешенными и голодными глазами.

Оглянитесь в темном переулке! Что это за движение на границе света и тьмы самого далекого уличного фонаря? Всмотритесь во мрак из вашего окна! Что это нечто, мелькнувшее на грани бокового зрения? Прислушайтесь! Что за плач или разговор в сумраке прихожей? Древняя ужасная нечисть, возможно, намного ближе к нам, чем этого хотелось бы представить. Перелистайте страницы этой книги – если отважитесь – и узнаете, что могло бы скрываться там, в сгущающемся мраке.

Эта страница преднамеренно оставлена пустой

¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥

Вампиры

Роберт умер в младенчестве и был похоронен на кладбище, но ночью выходил из могилы, беспокоил и пугал сельских жителей, а деревенские собаки преследовали его с громким лаем.

– М. Р. Джеймс, Двенадцать средневековых записок о призраках

Вероятно ни один монстр не оставлял такого глубокого следа в человеческой душе как вампир. У самого слова есть мощь, при виде разрушенного замка, громоздящегося на скале где-нибудь в Карпатах Восточной Европы, вызвать видения укутанных в темные плащи высоких и мрачных румынских дворян и идущих из деревни в деревню испуганных, сбившихся в группки крестьян на лесных дорогах, держащих распятия или самих увешанных чесноком. Также определенно – наводит на размышления о разрушенных церквях, раскрытых гробах и осиновых кольях. Все это, конечно, готовый Голливудский, различного вида гуттаперчевый образ вампира, который преподносился нам в течение ряда лет. Но который из них – истинный образ? Насколько точно сходится наши представления с действительным образом самого известного из монстров?

У понятия вампир, наиболее вероятно, часть его начал – в древнем восприятии неупокоенных мертвецов. Они перемешались с историями других сумеречных страхов, сформировавших основные характеристики вампиров, с которыми мы все хорошо знакомы. Вместе с тем следует понять поведение мертвецов, их взаимодействие с живыми людьми и реакцию на людей.

Греция

В эру греческой Классики Гомера (VIII-VII века до н.э.), души умерших на ложе или убитых в сражении порхая как мотыльки, улетают в некий далекий неопределенный и туманный загробный мир, чаще всего называемый преисподней, и остаются там навсегда. В вечной темноте они коротали время, тихо жалуясь друг другу, возможно, спорили по родословным своих семей, бесконечно описывали знаменитые сражения, жаловались на неправильные решения в прежней своей жизни или просто обсуждали место, в котором они оказались. Они мало интересовались покинутым миром. Действительно, некоторое время существовало мнение относительно мертвых, что они просто забывали свою жизнь в мире живых и тратили вечность, безразлично дрейфуя вдоль берегов подземных рек – Стикс и Леты, ропща и жалуясь сами себе.

Река Лета

Считали, что, как только умерший вдыхал пары реки Леты, он забывал свою прежнюю жизнь и становился вялыми и медлительными – сегодня остались нам слова летаргия и летаргический. Это также соответствует понятиям загробной жизни и в некоторых других древних культурах. Например, ранние семиты полагали, что преисподняя (еврейский загробный мир) была сырым и туманным местом, по которому дух мертвого бесцельно блуждал, способный только смутно вспомнить что-либо их прежней жизни. Они были безопасными – слабыми и малоподвижными объектами, живых они не беспокоили – с материальным миром мертвые вообще не взаимодействовали. С ними можно было бы связаться посредством магических обрядов, чтобы выяснить некоторые аспекты из прежней жизни. Например, ведьмой из селения Эндор, расположенного под горой Тамбор у холма Море, был вызван дух Сэмюеля для пророчества царю Сауле – но вообще-то их не беспокоили в собственном мрачном существовании.

Однако к тому времени, когда Сократ Афинский был вынужден выпить болиголов, от которого он умер в 399 г. до н.э., восприятие мертвых радикально изменилось, по крайней мере, в классической Греции. Больше они не были послушными, безразличными духами; они были теперь крепкими и активными, их блуждания поздно вечером около мест погребения легализовало их присутствие. Они оскорбляли, мучили и пугали прохожих, иногда нападали на живых и даже их убивали. Они могли угрожать своим потомкам и покалечить прежних соседей. Вместо игнорирования духов, как было ранее, живые стали бояться их. Эти восставшие призраки не были иллюзорным, знакомыми отголосками Викторианской эпохи; скорее они были материальными, многочисленными существами, ощущаемыми в реальной жизни. Мир мертвых пересекался с миром живых по различным причинам: принудить потомков к некоторому проступку (реальному или предполагаемому); требовать супружеских прав; завершить незаконченное дело, оставшееся в мире живых; предлагать часто неприемлемый совет; мстить тем, которых не любили, презирали, или поступавшим неправильно; или доставлять неприятности тем, кто пережил их. Такой неприятный подарок, сделанный восставшими фантомами, заставил чиновников в некоторых греческих городах-государствах рассматривать с пристрастием дела окрестных приверженцев культов мертвых и культов древних героев.

Фантомы появлялись не только в ночное время (наиболее благоприятное для вселения в людей ужаса), но также возникали и днем, особенно в полдень, когда утро переходит в день. По прошествии ряда лет, такие появления становились все более опасными и злостными, следом в классических культурах постепенно начинало изменяться и восприятие мертвых.

Вместе с восставшими мертвыми были другие страхи, которые заставляли стыть кровь в жилах греков. Многие из них также осмеливались выходить с наступлением темноты и злонамеренно нападать на живых, стремясь причинить им хоть какой-то вред. Один из этих страхов был Гекатой.

Геката

Геката обладала какой-то двойственной и запутанной позицией, поэтому не вполне ясно, считали ли ее вечерним демоном или темной богиней. Хотя некоторые греки именовали ее Гекатой, другие знали как Аргиопа, подразумевая “жестокое лицо”, намек на более древнюю сущность. Она была дочерью титанов (гигантов) Персея и Астерии, другие считают ее родителями как Зевса и Сциллы (нимфа, которая была превращена в морского монстра волшебницей Цирцеей, пожирающей всех моряков, которые проходили под ее скалой). Она, как также полагали, была темной сущностью богинь Артемиды, Селены (лунной богини) и Дианы и считалась царицей мира призраков и праматерью всех ведьм; хозяйкой потусторонних обрядов и черной магии. С наступлением темноты, она появилась из подземного мира вредить всем, кто вызывал ее злобу. При этом она появлялась в сопровождении множества другой опасной нечисти, жителей мира призраков, управляемых ею. Они были известны грекам просто как “попутчики”, но они включали легион отвратительных гоблинов и “смотрящих ночи” – неточно описанных страхов, у некоторых из которых, возможно, было пристрастие к человеческой крови. Проникая в жилища, Геката вызвала кошмары и ночные лихорадки, иссушающие силу многих спящих, оставляя их усталыми и вялыми утром.

Мормо

Среди ее «попутчиков» был Мормо, ужасное темное существо, часто используемое греческими матерями, чтобы пугать непослушных детей, и Эмпуса, отвратительные и ужасающие существа со многими качествами, характеризующие нынешних вампиров. Пока Геката шла, эти ужасные творения зачастую входили в дома живых, нападали на спящих, особенно на маленьких детей, старых и слабых. Эти фантомы могли принимать тысячи иных личин, каждый раз, верили греки, все ужаснее и отвратительнее чем предыдущие. Писатель Аристофан заявлял, что такое создание было “одето во все покрытое кипящей и пузырящейся кровью” и называл его “грязный вампир”.

Ламия

Помимо Гекаты и ее адского окружения, были другие создания, приходящие ночью к спящим грекам, пугая и вредя их отдыху. Это существо была Ламия, которая, как правило, убивала маленьких детей и нападала на спящих мужчин. Подобно Гекате, Ламия возникла в классическом фольклоре и легендах. Она по легендам была дочерью Бела и Ливии и была красивой царицей ливийской страны. Она была настолько прекрасна, что бог Зевс влюбился в нее и приходил к ней ночью. Она родила ему много детей, что вызвало негодование жены Зевса, богини Геры. В гневе Гера убила всех ее детей, чем свела с ума Ламию, и отправила ее жить в пустынную пещеру. Вскоре ее изумительная красота высохла, и она превратилась в безобразную старуху, которая, заглушая собственную потерю, охотилась на маленьких детей. Под покровом темноты она пробиралась в дома греков, убивала и пожирала плоть всех обнаруженных младенцев. Она стала почти похожа на дикое животное, и даже упоминание ее имени вызывало страх каждой матери. Ламия нападала на стариков и беззащитных людей и, под маской красавицы (которую она волшебным образом могла принять), она совокуплялась со спящими мужчинами. Говорили, что Ламия действительно жила безобразной похотью. Из спящих мужчин она вытягивала сперму и жизненные флюиды, которыми она питалась, оставляя их наутро усталыми и опустошенными.

Ксеркопы

Греки полагали также, что темнота порождала существа, известные как ксеркопы. Они были мрачными и злобными гоблинами, которые следовали за Гекатой и за Ламией с целью причинения вреда. Грабежи и воровство были их призванием, но они, что было тоже известно, пили кровь из рук и ног спящих младенцев. Они были маленькими, приземистыми, быстрыми и невероятно опасными, если их загнать в угол. Они свободно входили в греческие дома и выходили из них. Со всеми этими монстрами и непрекращающейся угрозой возвращения враждебной нечисти – было удивительно, что Греки могли хоть как-то спать!

Рим

Многие из этих страхов передались более поздней римской культуре. Было, однако, определенное накопление плеяды монстров, которые появились после захода солнца. Например – римские Стриги.

Стриги

Название Стриги происходит от латинского слова, означающего «визг совы», а позже трансформировалось в “ведьму или злую колдунью”. Это было также бранью на уродливую старуху. Однако, в своей исходной форме, Стриги были кошмарами, которые иногда посещали людей с наступлением темноты. У них были лица дряхлых женщин, а тела стервятников с большими и бесформенными грудями, которые были полны ядовитого молока. С их когтей стекала грязь, прикосновение которых было ядовитым. Примечательно, говорил кое-кто, что эти создания жили кровью, и было безразлично это кровь животных или людей, и это было причиной для их визита к отдыхающим людям. Идея кровопийства или вампиризма ночными визитерами уже набирала обороты. Мало, что Стриги нападали на спящих, они еще распространяли чуму и болезни из-за грязи на когтях – распространение болезней также стало характеристикой ранней кровожадности, и остается верной в некоторых Западных культурах по сей день.

Инкубы/Суккубы

Другие ужасные ночные визитеры, которые также охотились на спящих римлян, звались инкубы и суккубы. В некоторых случаях говорили, что оба, хотя и отличались некоторыми свойствами, были сущностью одного и того же демона. В принципе считалось, что инкубы были самцами, тогда как другие, намного плодовитее и опаснее суккубы, было самками. Название суккубы, вероятно, происходит от латинского succubare, означающее – «лежащий под”, и вполне может быть, что демон был вариантом греческой Мормо, которая, как иногда полагали, была сексуально ненасытной самкой. Действительно, суккубы были сексуально “озабочены”, и это характерно и для демонов и для суккубов. У обоих демонов (или у разных аспектов одного демона) были половые сношения со спящими мужчинами и женщинами. Суккубы в частности вытягивали семя из спящих мужчин, сексуально опустошали их и, вероятно, даже причиняли им вред. Хотя первоначально боязнь суккубов возникла в древнем Риме, она должна была сыграть большую роль с раннего христианства до Средневековья, когда демоны, как думали, изводили монахов, отвлекая их от святых обетов. Монахи часто испытывали эротические мечты и поллюции, которые списывались на действия ночных суккубов. Так в Конспектах Малефикарума (Compendium Malificarum), написанных где-то в XVI веке, миланский монах и демонолог, издатель Франческо Мария Гуаззо ставил суккубов в список демонов, терроризирующих верующих. Он заявлял, что эти фантазии физически реальны, и испытания монахов муками их эротизма, полностью происходили из-за физического проявления демонов, желающих только, чтобы сломать их обеты безбрачия, но и причинить им физический вред. Гуаззо следовал классификации демонов, учреждённых византийского философа, Михаила Пселла Младшего. Считается, что Пселл родился приблизительно 1018 в городе Никодема (ныне Измир на заливе Astacus (лангуст)) и, будучи ребенком, он впитал и греческую и римскую культуры. И хотя сказывалось сильное влияние школы учения последователей Платона, Пселл выделял определенные категории демонов, одной из них была “вселяющие ужас ночью”, которая включала существ, которые извлекали сперму, и пили кровь. Это, несомненно, вызвало бы вдохновение Гуаззо спустя много столетий.

Шумерия

Понятие хищного духа, особенно женского духа, нашло отражение и в других культурах, особенно, в раннем Шумере. Здесь была широко распространена вера в демонессу Лилит, которая предположительно была первой женой Адама.

Лилит

В III веке до н.э. в Шумере, Лилит была известна, как Лил, крылатый буйный дух, или дух мести. Ее очень боялись. Этот ужас, кажется, проник из древнего Шумера в ранние еврейские предания. Семитская Зогар, или Книга Сияния (часть Кабалы и написанная около XIII века, предположительно использующая чрезвычайно древние источники), полагает, что она родилась из к’лифан, “предела сущности”, который в свою очередь вышел из Изначального Света. В первом веке талмудический ученый Иеремия Бен Елизар связывал Лилит с Адамом, утверждая, что, когда он был выслан из садов Эдема, в пустыне он имел потомство от демонессы – «произвел много призраков и демонов”, которых потом назвали лилн или лилм. Эти создания сопровождали Лилит в ее ночных путешествиях, так же, как “попутчики” сопровождали Гекату в древней Греции, входя и нападая в домах на живых. Также во втором веке, раввин Ганн Бен Доса заявил: “нельзя спать одному в доме, тех, кто спит один в доме, схватит Лилит.” Тогда создания были ориентированы на нападения на одиноких и уязвимых. Здесь также присутствовал сильный сексуальный элемент, поскольку демон также искал связь с жертвой в стиле суккубы. Утром жертв находили изнуренными и истощенными – некоторых даже мертвыми, позже наметился характер для вампирствующих объектов – поглощать энергию, сперму или кровь.

Древние славяне

Развитие представлений о хищных ночных созданиях мы находим в древних славянских верованиях. Ночью, спящих мужчин посещали русалки, водяницы, которые иногда спаривались с людьми. Хотя в общем доброжелательные, эти существа были любвеобильны и движимы сильными эротическими эмоциями. Они физически истощили тех, с кем случайно встречались, выжимая как лимон юные жизнестойкие тела и превращая в иссушенных стариков.

Драугр

Спустя столетия эти древние страхи из всех культур начали объединяться в восприятие гневного и капризного мертвеца. Верования викингов, например, вводили понятие драугра – материального привидения, которое бродило в поселениях, терроризируя былых односельчан или встречных. Многие из этих мертвецов лежали в могильных холмах, которые были рассеяны у скандинавов вдоль и поперек. Они имели сходство с жилищем, в котором покойники могли «жить» и из которого они осмеливались с наступлением темноты выходить для свершения ужасных дел. Хотя многие из рассказов о драуграх, как полагают, исходят из Исландии, они скоро распространились через скандинавский мир еще дальше от места рождения. Есть упоминания о них в Великобритании и Франции, рассказы и в латинских и англосаксонских рукописях. От этих курганов призраки набрасывались с бранью на прохожих и часто забрасывали их с камнями. Они были привязаны к какому-либо кургану, расположенному поблизости, пугали жителей, появляясь с наступлением темноты. Исландская Сага Лаксдаля, написанная в XIII веке (хотя в ней имеются фрагменты рукописей намного древнее), содержит описание некоего Граппа, каждую ночь блуждавшего у своего кургана (могилы) и несущего разорение в округе и даже уничтожившего нескольких своих прежних слуг. Сага Эйрбиджа, написанная в монастыре Хельгафелль, около середины 14-го века, приводит историю о растленном призраке Трольфе Топтуне, который вместе с группой попутчиков-нечисти, вселявших страх и опустошающих местность вокруг его гробницы. Многие из историй о них отражали более ранние рассказы о беспокойных мертвецах Греции и Рима. Однако определенный христианский элемент, утверждающий превосходство Церкви, начинает проникать в западные истории о неугомонных мертвецах.

Например, есть отчет (приблизительно 500 г. н.э.) известного столкновения в часто посещаемом Епископом Германом доме с особо жестоким призраком. Отчет этого сделан Константином, близким современником Германа, намекающим на совпадение жестокостью поведения с призраками древней Греции и Рима. Епископа Ауксер во Франции, в важной поездке со свитой, настигла темнота, и он нашел убежище в довольно подозрительной лачуге, на которую указали местные жители, как часто посещаемую нечистой силой. Как только прибывшие устроились на ночь, они были внезапно разбужены ужасным и злобным привидением, которое восстало перед ними из земли и начало бросать в них с камнями. Епископ попросил призрака угомониться, но он, оскорбляя, начал забрасывать их комьями земли. Герман обратился к призраку с просьбой остановиться во имя всего святого и, при упоминании об имени святых, оно прекратило свои насильственные действия и стало очень покладистым. Этим оно показало свое истинное обличие: дух злого человека, который был похоронен в тех краях без надлежащих церковных обрядов. Епископ попросил, чтобы приведение показало, где его останки были похоронены, и повелел разрыть могилу. Останки были преданы земле; епископ помолился, и привидение покинуло лачугу. В этом рассказе церковь показывала свою силу над неупокоенными мертвецами.

Фактически, дальнейший христианский фольклор о мертвецах, становится все больше и больше подчеркивающим преимущество, торжество силы над восставшими трупами. Те, кто умер в лоне церкви ненасильственной смертью, главным образом были благословлены, соседствовали с теми, кто скончался неумиротворенными или с неотпущенными грехами в результате насилия. Весьма известен был рассказ, изложенный автором раннего христианства Евагрием Понтийским (345–399 гг. н.э.). История касается некоего святого отшельника по имени Томас, который умер на окраине города Антиох. Будучи одиноким и лишенным средств существования, отшельник был похоронен в части городского кладбища, отведенного для бедняков и нищих. Следующим утром, однако, было обнаружено, что труп разрыл землю и пробрался к усыпальнице в самой богатой части кладбища. Там он остановился для отдыха. Труп был немедленно удален и повторно предан земле, но то же самое случилась и на следующее утро, и было отмечено, что был беспорядок в нескольких других могилах вокруг. Люди вызвали патриарха Эфраима, который предложил с почестями внести тело в город, и поместить в раку с проведением в местной церкви специальной службой в честь отшельника. Неясно, была ли она предназначена для восхваления отшельника и препятствия его дальнейшим похождениям или сохранения спокойствия других трупов в могилах. Подобные истории существуют о жизни других отшельников, монахов, епископов, и святых. Например, св. Макарий Египетский, как говорят, поднимал покойника из могилы, чтобы свидетельствовать о невиновности монаха, обвиняемого в его убийстве. Летописи франков, полагают, что были написаны группой монахов, повествуют о св. Энжюрье, известном сенаторе Клермона в провинции Овернь, встал из могилы и перешел в смежную могилу своей жены Схоластики.

Кельты

Древние истории о неспокойных мертвецах и ночных страхах, которые бродили, как только на земле падала темнота, постепенно объединялись вместе, создавая легенды о враждебных трупах, которые покидали свои могилы для нападения на живых. Во многих этих легендах кровь играла не последнюю роль. Кровь, в итоге, была признана со времени римского врача Галена как одна из основной «влаги» тела – силы жизни, без которой ни один не мог жить. Она была также источником тепла разогревающего тело – лихорадки, по учению Галена, были вызваны избытком крови, вот, почему древние и некоторые врачи ранней современности своим пациентам пускали кровь или применяли пиявки, чтобы отсосать кровь. Далее предполагалось, что в земляном холоде могилы трупы ощущали потребность в теплоте крови для обретения какого-то подобия жизни. Также считалось, что после смерти вены и артерии сморщивались и высыхали, и покойники нуждались в крови, текущей в их жилах, чтобы восстановить хотя бы крохи жизни. Первоначально полагали, что трупы могли брать кровь у животных, с которыми они сталкивались, но позже стали думать, что они могли рассматривать соседствующих людей как некий источник отвратительного хлеба насущного.

Йоркширский священник и писатель, Уильям Ньюберг (1136-1198 гг. н.э.), рассказывает о привидении в английском городе Бакингемшир. Последнее, невзирая на усиленную охрану, задавало много хлопот пастухам. Из ночи в ночь, оно беспокоило животных, содержащихся в коровниках и около соседних домов. Хотя неизвестно, было ли это попытками пить кровь этого рогатого скота. Далее отмечалось, что в доме, где приведение когда-то жило, оно попыталось лечь в ложе с его прежней женой, которую Уильям описывает как “честная женщина”. Происходившие события, в конечном счете, предстали перед епископом, советники которого предложили выкопать тело и сжечь его. Однако епископ, был настроен против сожжения – оно слишком походило на святотатство – и вместо этого, повелел отрыть могилу и положить на грудь трупа послание прощения. Это, казалось, произвело желаемый эффект, и мертвец шел не больше. Уильям приводит подобные истории – такие как история призрака из Берика на границе Шотландии, который (с помощью Сатаны – говорит Уильям) блуждал ночью возле своей могилы, нападал на спящих людей. На рассвете труп возвращался в свою могилу для отдыха, чтобы с наступлением ночи восстать и возобновить свои нападения. В дополнение к нападениям ходящий труп распространял болезни и мор у местных жителей. Наконец десять крепких мужчин выкопали тело, которое затем расчленили и сожгли. Однако позже, большая часть населения Берика перенесла большой мор, который был отнесен на деяния Сатаны, мстившего городу за уничтожение его посредника.

Рассказ Уильяма, возможно, дал начало более поздней легенде, которая согласно описанию происходит из Аннандейла, также в южной Шотландии, и датируется с началом 14-го века. Тогда шотландский король, Роберт Брюс (Роберт I)[7], посетил местного лорда, и пока он был там, к лорду был приведен несчастный человек, который занимался браконьерством. Лорд приговорил его к смерти, но король, пребывая в хорошем настроении, отменил наказание и простил браконьера. Роберт покинул те края и местный лорд, в нарушение решения короля, повторно задержал человека и казнил его. С тех пор, край был взволнован ходящим трупом человека. Этот мертвец не только выпивал кровь встречных, но и по его следу распространялась смертельная чума. Были призваны священники, чтобы упокоить тело, но напрасно. В конце концов, слух достиг ушей короля Роберта, который возвратился в эти края и наказал лорда за неповиновение указаниям его величества. По команде короля Роберта труп указанного человека был вырыт из его могилы, разрезан на части и сожжен. И в деревне наступил покой. Места, где происходили эти события, как говорят, был очень близки к Берику, и возможно, что это один рассказ или взаимосвязанные рассказы.

Некоторые варианты историй, однако, заявляют, что это были непосредственно Брюсы – виновник отвратительного действия и ответственный за повешение несчастного человека был отец Роберта I – именуемый также Робертом, но известный как “Противник”. Это происшествие, как говорят, имело место в деревне Аннан близ города Дамфрис округа Галлоуэи, и посещение происходило в 1138 н.э. против пожеланий св. Малачи О'Море, епископа Армы, на севере Ирландии. Когда он узнал о том, что случилось, святой в гневе проклял Брюсов, а покойник поднялся из своей могилы и плутал в поселении, пил кровь рогатого скота и распространял чуму и другие болезни везде, где появлялся. В итоге его, строящего козни, пригвоздили копьем через сердце два рыцаря, а затем его сожгли. Проклятье св. Малачи – “перст Божий” – сохранилось в Брюсах в виде болезни. Отец Роберта I был поражен проказой и провел остаток жизни, в сущности, отшельником.

Лиина Ши

История, возможно, была как-то связана с древними кельтскими верованиями в волшебство. Истории о кровопийцах или лишающих жизненных сил феях (обычно женского пола) существовали и в Шотландии и в Ирландии с самых ранних времен. В Ирландии одно такое существо было известно как Лиина Ши (фея-любовница), создание с особой тягой к людям. Она привлекала воинов и поэтов и часто магически давала мастерство первым и вдохновение последним. Но ее внимание имело цену. При занятии любовью с воином или поэтом, любовницей которого она неизбежно становилась, она вытягивала и силы и жизнь из них подобно древнеримской суккубы. В конце концов, от них оставалась лишь оболочка, а фея искала другого любовника. Лиина Ши фактически не пила кровь, но были другие ирландские феи, которые, как говорили, занимались этим. Кое-какие, поговаривали, обосновались в Макгилликаддис Рикс^[8] графства Керри на крайнем юге Ирландии. В лекции, прочитанной в Колледже Троицы, ранее Архивный, в Дублине в 1963 г. Ирландской Фольклорной Комиссией (поддерживаемая правительством организация, основанная для сохранения ирландских традиций), Шин О'Салливан^[9], (непосредственно Кэрримэн^[10]) заявил, что он слышал о замке, охраняющим горный перевал высоко в Рикс и населенном пьющими кровь волшебными созданиями. Название этого места – Серовато-коричневый Дрокфел (Dun Dreachfhoula), отчетливо слышимым Drac-ola, и значением “форт злой крови”, иногда передаваемым как “форт вида крови”. К сожалению, О'Салливан не сделал уточнений на расположение места ни в его лекциях, ни в книгах. Например, это нет в его самой известной книге, Следы ирландских забав (Irish Wake Amusements) – он умер, оставив нас в неведении. Несколько академиков попытались определить положение этого места, но даже экспертиза множества протоколов по обследованию местности баронства Килкеррон, в котором находится хребет Рикс, ничего не дала. И все же рассказы о кровопийцах и пожирателях плоти в этом районе хорошо сохранились и в XX веке. В 1930-ых, коллекционер Ирландской Фольклорной Комиссии, Тим Мерфи, подробно описал историю из отдаленного горного округа Сним в графстве Керри, которое содержало ссылки на вампиризм. Местный фермер женился на женщине, у которой, как говорили, были связи с феей и которая отказывалась есть любую домашнюю пищу, но ночью, вставала со своего ложа и шла на местное кладбище, где она выкапывала тела, пила кровь и пожирала плоть. Муж последовал за нею на кладбище, где оказал ей сопротивление как вампиру. “Ты не стала есть хорошее мясо и пить хорошее пиво с нашего стола, но пришла сюда ночью, чтобы съесть этот мерзкий обед”, сказал он ей. С этого момента история Мерфи становится неоднозначной и перепутанной с другими рассказами, а судьба этой вампирши остается неясной. Однако, несомненно, повествование было собирательным из множества историй этого изолированного горного района и всего региона.

Абхартах

Еще старше рассказ, возможно датированный 5-ым или 6-ым столетием, также происходит из Ирландии. Это – легенда о Абхартах, корни которой выходят из мест, что теперь является графством Дерри на севере страны. Абхартах был, как утверждают, древним правителем маленького королевства, которое граничило с местностью, что теперь именуется городом Гарвадж. Он был маленьким (возможно горбуном) и утверждают, что был могущественным колдуном и монархом-тираном. Его ненавидели все и желали избавиться от него, но были слишком напуганы, чтобы самим расправиться с ним из-за его предполагаемых магических способностей. Они пригласили из соседнего королевства вождя по имени Кетхейн, чтобы выполнить для них задание. Кетхейн убил тирана и похоронил его стоя, как подобает хоронить кельтских вождей. Но на следующий день, Абхартах вернулся, потребовав кубок крови из запястий заговорщиков, чтобы, как говорят, “поддержать его мерзкий труп”. Снова прибыл Кетхейн, снова убил его и повторно похоронил, но на следующий день ужасный труп вернулся с требованием той же кровавой дани. Кетхейн тогда посоветовался или с друидами (языческие волхвы) или ранним христианским святым (в зависимости от версии рассказываемой истории), почему это происходит. Ему сказали, что Абхартах не был окончательно мертв, и он не мог быть убит, из-за его магической силы. Он был одним из мертвых сомнамбул (marbh bheo – ходящий мертвец), которые мучат людей, пока они условно мертвы. Кетхейн мог достичь результата, убив его мечом, сделанным из тисового дерева, и помолившись похоронить на возвышенности, уложив вокруг него шипы и водрузив большой камень прямо на вершине. Кетхейн все это сделал, даже возвел могилу наверху крутого склона. Этот памятник дал начало городку снаружи Гарваджа, его название – Сладжтаверти (крутой склон Абхартаха). Сегодня, могила не сохранилась, хотя говорят, что один массивный замковый камень остается на реальном месте захоронения, растет тут же – возможно с подлинными шипами, хотя его возраст намного моложе. Землю вокруг считают “плохой землей” и сменила собственников несколько раз, даже сегодня, немного местных жителей отважатся приблизиться к месту после наступления темноты. В округе все еще говорят о “человеке, который был похоронен три раза”. Приведенная история была когда-то чрезвычайно известна в Ирландии всюду. Наиболее вероятно, эта народная легенда была записана на страницах Foras Feasa Eireann (Общая Хронология Ирландии) доктором Джефри Киттигом как факт хронологии, происшедший в промежутке между 1620 г. и 1631 г. – возможно это самый старый письменный источник о вампирах в Западной Европе, дошедший до нас. Она же была позже перепечатана в 1880 г. в Хронологии Ирландии Патрика Уэстона Джойса и это наводит на мысль, что кельтский вождь Абхартах, возможно, был прототипом для образа классического вампира Дракулы Брема Стоккера[11]. Следует принять к сведению, что две самых известных истории о вампирах – Дракуле и Кармилле[12], были и написаны ирландцами, Брем Стоккером и Шеридан Ле Фаном соответственно.

Глейстиги

Рассказы о феях, пьющих кровь, и трупах кельтских вождей также нашли свою дорогу в шотландский фольклор. Истории западных Гебридских островов рассказывали о феях, которые пили и молоко, и кровь рогатого скота. Эти древние эльфы часто отождествлялись с древними курганами – могилами пращуров. Создания, известные как глейстиги часто, населяли курганы или руины былых замков и аббатств, приманивали случайных прохожих, взывая к ним и затем нападая на них. В некоторых случаях они, считалось также, пили кровь проходящих странников.

Банши

В Северо-Шотландское нагорье, обитали существа, известные как Бааван ши – раздражительные, изводившие, а иногда убивающие овчарок и пастухов, т.к. они предпочитали собираться на их пастбищах (огражденных) в высоких вересковых зарослях. Название просто означает “дух женщины”, они относятся к типу фей, корни которых теряются в туманной старине. Она (фея неизменно представлялась, женщиной) была последним представителем стремительных козлоногих, живших на Северо-Шотландском нагорье перед временем истинных мужчин, и у нее была тяга к человеческой крови. Бааван ши была также оборотнем, и могла подойти к своим жертвам, обычно одиноким пастухам, под маской их жен или возлюбленных, которых они оставили дома. Когда они уединялись, тварь показывала свою истинную природу и выпивала его кровь. В своей книге, Сверхъестественное Северо-Шотландское нагорье (The Supernatural Highlands), Френсис Томпсон подробно излагает историю о трех охотниках, которых окружили эти вампиры на холмах около Кинтайла. После дня неудачной охоты, они заночевали в одинокой хижине, высоко в долине реки. Пока один из них, чтобы скоротать время, играл на трампе (щипковый инструмент – арфа в форме грубого треугольника), другой лениво и громко жаловался, что их жен и возлюбленных нет с ними на этих пустынных холмах. Тут же дверь хижины открылась, и вошли три женщины, которые в тусклом свете напоминали их женщин, и присели с двумя из них около огня. Музыкант, очень мнительный, находился с другой стороны очага. А два охотника находились с женщинами, своими возлюбленными, нежно шепча им на уши. В неуверенном свете к своему ужасу музыкант увидел поток крови, стекающий на пол. И поскольку он боковым зрением в сумеречном свете видел больше – стопы женщин на другой стороне огня напоминали копыта козы или оленя. С криком он вскочил на ноги и бросился из лачуги. Убегая в холмы, он слышал преследовавших его женщин. Одна произнесла: “Dhith sibha’ur curhaich fain ach dh’thag mo curhaich fein mise” (“Вы покончили с принадлежащими вам жертвами, а этот ускользнул, и принадлежит только мне”). Наконец он добрался до двери хижины, но войти не решился. На следующее утро, он возвратился к хижине с несколькими другими мужчинами, где он нашел тела своих двух компаньонов, задушенных, изломанных и обескровленных. Всем известно, так ему сказали, что мрачные долины реки Кинтайл были родиной вампиров и фей-кровопийц.

Феи, этому верили во многих местах мира кельтов, могли иногда возвращать к жизни покойников и использовать их в своих собственных целях – часто, чтобы замучить живых. Поэтому похоронные носилки, на которых тело было принесено на кладбище, иногда ритуально разбивались перед тем, как присутствующие на похоронах покидали кладбище. Таким чином, полагали, что препятствуют пагубному духу оживить недавно преданный земле труп. Эти истории существовали вплоть до начала XX века, в таких местах, как остров Айлей в Уэстерн-Айлсе Шотландии и в округах Роскоммон и Карлоу в Ирландии.

Италия

Такое происходило не только в кельтском мире, где рассказывали легенды об оживленных трупах. В некоторых областях Италии существовали легенды о людях, которые просто “отказались умирать”, хотя их телесные функции, как считали, были ограничены. В известной римской байке говорится, что в 1583 г., четырнадцатилетний сын правителя города, Фабрицио Массимо, умер от необъяснимой лихорадки. Однако, после его похорон, мальчика снова видели, но его появление, оказалось, сопровождалось каждый раз болезнями или мором, которые распространялись в определенных районах города. Хотя приведение не пило кровь, но смерть следовала за ним при каждом из его посещений. Римляне не на шутку встревожились, и семья мальчика вызвала священника, св. Филиппа Нери, чтобы исследовать призрак. Священник пошел прямо на могилу мальчика, вскрыл ее и нашел труп ребенка совершенно не разложившимся, хотя он был мертв уже достаточно долго. Св. Филипп приложил ладонь ко лбу трупа и мальчик тут же открыл глаза. “Действительно ли ты не желаешь умирать?” спросил святой. «Нет», ответил ему юноша. “Ты согласен отдать свою душу?” продолжал святой человек. “Я уже ответил” донеслось. “Тогда уходи!” скомандовал св. Филипп, и он благословил тело, после чего юноша умер с безмятежным взором на лице и через секунду исчез. В городе наступил покой – ни новых появлений, ни мора.

Подобная, более ранняя, история VI века повествует о Византийском святом иноке Феодосие и пересказанная Теодором Петрой. В монастыре умер один из послушников Феодосия – монах по имени Базилик, и был похоронен. Но время от времени, некоторые другие послушники видели его молящимся в часовне. Некоторые даже слышали его голос, когда он молился, в тоже время другие видели его в привычном месте на хорах. Вместе с его визитами связывали периодические болезни, настигавшие святую обитель. Монахи советовались со св. Феодосием и предлагали молитву и пост. Сам он молился исступленно и непрерывно, чтобы уменьшить последствия появлений и, согласно легенде, одним вечером во время службы, все монахи увидели Базилика. Призрак сообщил им, что, из-за их молитв (особенно непосредственно святого), что он теперь уйдет от них в мир иной и что тут же, болезни, которые бушевали среди них, прекратятся. Он предложил им благословение “Бог будет с моим отцом и моими братьями”, и он исчез из вида. Вскоре после этого болезни прекратились и больше не тревожили монастырь.

Восточная Европа

Это, возможно, среди славянских и восточноевропейских народов, которые представление о вампирах, кажется, получило поддержку. Действительно, само слово может происходить от древне-турецкого слова, oubir, которое означало “ведьму или злостного мага”. Другие утверждали, что это происходит из малоизвестного греческого слова, означающего, “пьющий”. Считается, что вера в ходящих мертвецов – трупов, которые не обязательно пили кровь, хотя, возможно, и делали это – была довольно широко распространена. Была также вера, что каждого вампира, который был создан или кем-то рожден, тот мог и убить его. Так в конце XIII века в различных частях Центральной и Восточной Европы, дополнительно к вымыслам, получили широкое распространение охотники на вампиров. Фактически, ситуация становилась настолько ухудшилось, что во время господства Венчеслава III, Короля Венгрии (1301-1305) и Короля Богемии (1305-1306), был издан указ, запрещающий вскрытие могил для «убийства» погребенных покойников. Богемия, в те времена, занимала большую часть нынешней Центральной и Западной Чешской республики.

Силезский сапожник

Один из самых ранних рассказов в регионе касается “Силезского сапожника ” и датируется приблизительно 1591 годом. Силезия тогда находилась в пределах нынешних границ Польши и населялась славянскими народностями. Сапожник обосновался в одном из основных городов Силезии где-то в сентябре 1591 г. и он совершил самоубийство в саду соседа, перерезав горло своим ножом. Поскольку грех был настолько тяжкий, что его жена и семья решили похоронить его в месте, соответствующем умершим от некоей неизвестной болезни. Однако некоторые вездесущие люди замечают, что первая версия смерти сапожника реальнее, и власти решили заняться расследованием.

Фантом

Пока длилось следствие, появился сам сапожник или, по крайней мере, некоторая форма (именуемая в отчете «Фантомом») сходная с покойным. Фантом появлялся не только ночью, но и в середине дня. Он бродил городом, проникая в дома, когда ему заблагорассудится. Спящие в кошмарах испытывали адские муки, в которых фигура сапожника играла заметную роль, а, проснувшись, они искали то, что, давило на них тяжелым грузом, принятым от сапожника, хотя и в нереальном состоянии. Со всех концов города поступали бесконечные жалобы. Конечно, эти появления и события, связанные с ними, воскресили память о сапожнике, стали возникать другие вопросы по поводу его смерти, которые его вдова, семья и друзья стремились погасить. Страх был настолько велик, что городские чиновники рассматривали возможность эксгумации трупа сапожника для осмотра. Испугавшись, что теперь раскроется причина кончины сапожника, его вдова и сыновья просили совещание приостановить расследование в связи с намерением обратиться к императорскому суду за судебным решением по этому делу. Однако появления стали смелее – фантом появлялся у кровати вскоре как человек лег или рядом с лежащим человеком и стремился задушить объект своего внимания. Он также бил жертву и защемлял кожу в некоторых случаях, высасывая кровь. Утром были ясно видны ушибы и порезы, а иногда и отметины пальцев на горле. Власти больше не могли игнорировать эту ситуацию, и судья дал команду – выкопать тело.

К этому времени, он был в земле около восьми месяцев – с 22-го сентября 1591 г. до 18-го апреля 1592 г. Однако, когда его выкопали, его тело нашли “неповрежденным и нисколько не гнилым” даже притом, что его похоронная одежда уже истлела. Но не только это – его волосы, ногти на руках и ногах продолжили расти, пока он был в могиле. Исследуя тело, местный судья нашел, как казалось, волшебную метку на большом пальце правой ноги в форме розы. Рана на его горле все еще зияла, но не несла следов заражения и его члены, и суставы были столь же податливы как в день его похорон. Его тело повторно не было захоронено, а было выставлено открытым в лежачем положении с 18-го до 24-го апреля для ежедневного осмотра горожанами. Его ночные похождения не прекращалось, и это многих все еще весьма беспокоило. А труп, казалось, оставался нетленным. В ужасе горожане похоронили его еще раз, на сей раз под местной виселицей в надежде, что это в некотором роде помешает ему, но этого не произошло.

Соседи были еще более потревожены посещениями Фантома, который щипался и пытался душить их, оставляя синяки и отметины по всему телу. Наконец жена сапожника пошла к местному судье и сказала, что следует сделать для упокоения духа ее мужа. Тело было еще раз вскопано из-под виселицы и его голова и ноги были отделены штыком лопаты (было отмечено, что тело стало еще более упитанным и, казалось, несколько добавило в весе), со спины бала вскрыта грудная клетка, и вынуто его сердце. К ужасу окружающих, сердце оказалась живым и полно крови, и, казалась, немного пульсировало, подобно сердцу живого человека. Все это, вместе с остальной частью тела было перенесено вглубь леса и сожжено дотла, пепел насыпан в мешок и развеян на соседней реке. На этом, надеялись местные жители, проблема будет решена. Но кошмар пришел снова, и был еще сильнее.

Вскоре умерла девушка из того же города, где жил сапожник, якобы после посещения Фантома. Восемь дней погодя, она появилась в призрачном образе у постели спящей на ложе, навалилась поперек нее, пытаясь задушить. Она тогда же напала на младенца в кроватке, но убежала ни с чем, т.к. вовремя подоспела нянька и защитила дитя, взывая именем Иисуса, после чего призрак исчез. Однако, она продолжала появляться в различных обликах, включая курицу. Когда одна из девушек решила преследовать ее до могилы и увидеть, были ли она действительно их прежняя подруга, курица выросла до чудовищных размеров и схватила ее за горло. В течение целого месяца мертвая девушка продолжала терроризировать город в различных обличьях: собаки, козы, кошки и старухи. Местные судьи полагалось, что бич нечисти был передан при ее столкновении с Фантомом сапожника. Ее тело было также вырыто и сожжено – похождения фантома прекратились.

Силезский сапожник был лишь одним из предполагаемых случаев вампиризма, которые начали проникать в культуру Центральной и Восточной Европы. В конце XVII века получила дальнейшее развитие нелюдь этого класса, рассеянная по городам и весям Венгрии и нынешней Чешской республики. Блуждающие призраки, иногда в виде животных, тех, кто умер без причастия или согрешивших, скитались повсюду, мучая своих соседей и нападая на их домашний скот. С началом XVIII века просвещения, ученые начали обращать внимание на вампиров и обсуждать, существовали ли они фактически в таком же понятии как ведьмы.

Magia posthuma

Одно из первых обоснованных сообщений об этих проявлениях был трактат «Загробная магия» (Magia posthuma), написанный в 1706 г. Чарльзом Фердинандом де Шертцем. Он было издан в городе Оломоуц в Моравии и было посвящено Принцу Лотарингскому Чарльзу Джозефу, Епископу Оломоуцскому и Оснабрюккскому. Шертц, который был выдающимся адвокатом того времени, обсуждал свои случаи с правовой точки зрения. Основываясь на ряде случаев, он пришел к выводу, что очень много заслуживающих доверия людей пострадали от «вампирского внимания», что было бы разумно предположить, что такие существа фактически существуют. В одном из этих случаев — тот же пастух — он отмечал, что призрак мертвого пастуха оказывается способен вытянуть жизненные силы соседа просто, громко назвав его имя, предположительно, что даже голос вампира обладал свойством высасывать энергию. Он также рассматривал, должно ли быть сожжено тело, и при каких телесных повреждениях, нанесенных им при жизни, это следует делать.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: