Философия в будущем

(Фрагменти тексту друкуються за виданням: Ясперс К. Философия в будущем. \\ Феномен человека. - М.: Высшая школа, 1993. - С.207-221.)

Философия хочет достичь вечной истины. Разве эта истина не всегда одна и та же, единая и полная? Быть может,— но мы не обретаем ее однозначно в общезначимом образе. Бытие открывается нам только во времени, истинное - во временном явлении. Во времени же совершенная истина объективно недоступна. Ни отдельный человек, ни история не могут постигнуть ее иначе, чем во всегда исчезающем явлении. В качестве единичного каждый из нас достигает конца своей жизни, не ведая, что он, собственно, есть. Он остается на своем неоконченном пути, который только обрывается и не завершается в абсолютной цели. Труд философа может служить подобием всей нашей деятельности. Мы должны, говорит Кант, именно тогда, когда можем начать подлинное философствование, вновь предоставить это дело тем, кто только приступает к нему. Это — опыт состарившегося философа, не закостеневшего в обладании истиной. Это – форма молодости духовного бытия в боли прощания.

Но является ли существенным смыслом нашего труда жизнь ради будущего? Думаю, что нет. Ибо и будущему мы служим лишь в той мере, в какой мы достигаем осуществления в настоящем. Не следует ждать подлинного лишь от будущего… Так наша жизнь в истории одновременно то и другое: жизнь, которая, служа, обосновывает жизнь тех, кто придет после нас,— и пересекающая историю жизнь в настоящем, направленная к трансценденции, которая нас освобождает.

…Сегодня мы можем попытаться перед лицом прошлого осознать своеобразие, в условиях которого живем мы и находится будущее. …Всем нам известно: изменение, которое наша эпоха внесла в мировую историю, глубже и серьезнее по своим последствиям, чем любое другое в известной нам истории. Его, пожалуй, можно сравнить с малоизвестным нам временем открытия огня, изобретения орудий, самых ранних государств. Новые факты таковы: современная техника с ее последствиями для характера труда человека и для общества, единство сообщения на земном шаре, размеры которого стали благодаря этому меньше, чем, например, orbis terrarum Римской империи; абсолютная граница из-за того, что планета стала тесной; антиномии свободы и предприятия, личности и массы, миропорядка и империи; решающее значение превратившихся из народов в массы и увеличившихся в числе людей, которые, по всей видимости, становятся участниками в осведомленности и действиях, а в действительности не более чем пригодными для использования рабами; уничтожение всех прошлых идеалов порядка и необходимость найти в растущем хаосе новый человечески одушевленный порядок; сомнительность всех традиционных ценностей, … - и к этому конкретная политическая ситуация, определяемая мировыми державами, Америкой и Россией; все уменьшающаяся внутренне разорванная Европа, которая до сих пор еще не обрела себя; пробуждение огромных человеческих масс Азии, которые идут к тому, чтобы стать в будущем решающими политическими факторами власти.

Логика развития привела к тому, что эпоха буржуазного умиротворения, прогресса, образования, исторического воспоминания в качестве опоры собственной мнимой безопасности сменилась эпохой опустошающих войн, гибели и убийств массы людей (при неисчерпаемом росте новых масс), ужасающей угрозы уничтожения цивилизации в круговерти, в которой распад явит себя как господин вещей.

…Будущее более неопределенно, менее ясно, но, быть может, богаче шансами и одновременно безнадежнее, чем оно когда-либо было. Если я в этих условиях осознаю задачу человеческого бытия не с точки зрения непосредственных требований существования, а с точки зрения вечной истины, то я задаю вопрос о философии: какова в настоящем положении мира роль философии?

Сегодня существует множество образов фактического нигилизма. Появились люди, как будто отказавшиеся от всякого самобытия, для которых ничего как будто не имеет ценности, которые по воле случая переходят от одного мгновения к другому, равнодушно умирают и равнодушно убивают,— как будто живут в одурманивающих представлениях количественного, в слепых сменяющих друг друга типах фанатизма; они живут, подгоняемые элементарными, чуждыми всякому смыслу, могущественными и все-таки быстро проносящимися аффектами и, в конечном итоге, инстинктивной волей к мгновенному наслаждению…

…Философию упрекают в том, что она также несет интеллектуальную ответственность за бедствие современной души… К тому же общественное мнение считает философию в лучшем, случае излишней, ибо полагает, что философия слепа по отношению к настоящему, к ее силам, и движениям. Спрашивают: для чего нужна философия? Философия не помогает. Платон не мог помочь грекам, он не предотвратил их гибель, более того, косвенным образом содействовал этой гибели.

Все отрицания философии исходят из того, что ей чуждо: либо из твердой веры, которой философия может быть опасной, либо из целей существования, для которых философия бесполезна, либо из нигилизма, отвергающего как не имеющее ценности все, в том числе и философию.

Но в философствовании происходит то, чего не замечают все ее противники: с философствованием человек обретает свои истоки. В этом смысле философия безусловна и не имеет цели. Ее нельзя ни обосновать, исходя из другого, ни оправдать как полезную для чего-либо. Она — не бревно и не соломинка,- за которые можно держаться. Философией нельзя распоряжаться, ее нельзя использовать…

Мы осмеливаемся утверждать: философии не может не быть, пока живут люди. Философия содержит притязание: обрести смысл жизни поверх всех целей в мире; явить смысл, охватывающий эти цели; осуществить, как бы пересекая жизнь, этот смысл в настоящем; служить посредством настоящего одновременно и будущему; никогда не низводить какого-либо человека или человека вообще до средства. Постоянная задача философствования такова: стать человеку подлинным человеком посредством понимания бытия или, что то же самое, стать самим собой, благодаря тому, что мы достигаем уверенности в Боге. Выполнение этой задачи определяется неизменными чертами…

Всегда (и сегодня) необходимо совершать работу философского ремесла: развертывать категории и методы, структурировать наше основное знание; ориентироваться в космосе наук, усваивать философию истории; упражняться в спекулятивном мышлении метафизики, в просветляющем мышлении экзистенциальной философии…

Целью всегда остается обретение независимости единичного человека. Он обретает ее посредством отношения к подлинному бытию. Он обретает независимость от всего происходящего в мире посредством глубины его связи с трансценденцией. Что Лао-цзы постигал в дао, Сократ в божественном велении и знании, Иеремия в Яхве, который изъявлял ему свою волю, что ведали Боэций, Бруно, Спиноза, и было тем, что делало их независимыми. Эту философскую независимость не следует смешивать ни с либертинизмом суверенного произвола, ни с жизненной силой, упорствующей перед лицом смерти…

Задача состоит в напряжении: обрести независимость в стороне от мира, в отказе от него и в одиночестве - или в самом мире, действуя в нем, но не подчиняясь ему. Тогда философ, который хочет свободы лишь вместе со свободой других, видит свою жизнь лишь в коммуникации с другими, стремится к тому состоянию, которое невзначай выразил глупец, прокричав вслед Конфуцию: «Вот человек, который знает, что ему ничего не удается, и все-таки продолжает действовать». Это истина для конечного знания, абсолютизирующего свою видимость, но истина, которая не потрясает более глубокую истину философской веры.

Философия обращается к отдельному человеку. В каждом мире, в каждом положении в философствовании происходит отбрасывание человека к самому себе. Ибо только тот, кто есть он сам — и способен подтвердить это в одиночестве,— может истинно вступить в коммуникацию. …

Можно ли, формулируя таким образом неизменные задачи философии, сказать что-либо о ее современной задаче?

Мы слышали, что вере в разум пришел конец. Важным шагом XX века было отпадение от логоса, от идеи мирового порядка. Одни ликуют в сознании освобожденной жизни, другие — обвиняют дух в этой величайшей измене, в этом несчастье, которое неизбежно приведет-де к гибели человечества. …

Когда все дерево срублено, обнажаются корни. Корни – это истоки, из которых мы вышли и которые мы забыли в переплетении мнений, привычек, схем достижения. Сегодня перед нами стоит задача вновь обосновать подлинный разум самой экзистенции. Это самое непреложное требование в определенной Кьеркегором и Ницше, Паскалем и Достоевским духовной ситуации.

Выполнение этой задачи не может быть восстановлением прошлого. Сегодня в ней должны содержаться следующие моменты:

1) мы ищем покоя посредством постоянного пробуждения нашего беспокойства;

2) проходя через нигилизм, мы усваиваем нашу традицию;

3) мы ищем чистоту науки в качестве предпосылки истины нашего философствования;

4) разум становится безграничной волей к коммуникации.

1. Мы ищем покоя посредством постоянного пробуждения нашего беспокойства. Покой — цель философствования… В невероятнейшем разрушении мы хотим быть уверены в том, что остается, поскольку оно всегда есть. В беде мы вспоминаем о наших истоках. При угрозе смерти мы думаем о том, что делает нас стойкими… Философия может и сегодня дать нам то, что было известно уже Пармениду, когда он построил Богу храм в благодарность за дарованный ему философией покой. Но сегодня много фальшивого покоя.

…Невзирая на все потрясения и разрушения, мы сегодня все время находимся под угрозой жить и мыслить так, будто ничего существенного не произошло. Да, большое несчастье, подобное пожару, нарушило нашу прекрасную жизнь, но теперь, претерпев его, можно жить по-прежнему. Как будто ничего не было. Испытав на мгновение страх, беспомощность или бешенство, обвиняют других. Тот, кто чувствует так, еще не освободился от пут, которые допускают лишь видимость покоя. Этот покой надлежит превратить в беспокойство. Ибо в. таком покое скрыта большая опасность…

…3. Мы ищем чистоту науки в качестве предпосылки истины нашего философствования.

Предпосылкой, преобразующей наше существование техникой, служит современная наука. Однако эта наука уходит гораздо глубже. Духовно она — глубокий срез в истории человечества, который, в отличие от техники, осознается лишь немногими людьми, лишь немногими действительно совершается, тогда как масса людей продолжает жить в донаучных формах мышления и пользуется научными результатами так, как раньше примитивные народы пользовались европейскими цилиндрами, фраками и бисером. …Наука идет методически впереди, она общезначима и, поскольку она такова, обретает действительно общее признание; она критически осознает свои действия, систематически удовлетворяется в полученных ею в целом результатах, никогда не бывает законченной, но живет в продвижении, которое ведет в непредвиденность. Все, что появляется в мире, она превращает в свой предмет. Она открывает то, что до того никто даже не предвидел. Она обостряет и уясняет наше сознание сущего и создает подступы к практическим действиям и созиданиям в мире, исходя из целей, которые она не сама ставит, но которые сразу же превращает в предмет своего исследования.

Наука — обязательное условие философствования. Но созданная наукой духовная ситуация поставила сегодня перед философией требования, которые в такой ясности и сложности не были известны в прежние времена.

1. Науку следует принимать в ее полной чистоте, ибо в действительном применении и среднем мышлении она пронизана, ненаучными утверждениями и позициями. Чистая и строгая наука по отношению к области всего сущего в мире столь же величественно достигнута в лице отдельных исследователей, сколь далека еще от нашего духовного существования в целом.

2. Научное суеверие следует просветить и преодолеть. В нашу эпоху безудержного неверия обратились к науке как к предполагаемой твердой опоре, поверили в так называемые научные результаты, слепо подчинились мнимо сведущим людям, уверовали в то, что посредством науки и планирования можно внести порядок в мир в целом, ждали от науки целей жизни, которые наука никогда дать не может, ждали познания бытия в целом, что для науки недостижимо.

3. В саму философию необходимо ввести новое методическое пояснение. Философия есть наука в древнем и неизменном смысле методического мышления, а не наука в чисто современном смысле как исследование вещей, которое ведет к совершенно общезначимому, идентичному, для каждого необходимому познанию.

Неверное отождествление Декартом философии и науки, его… заблуждение привело к мнимому тотальному знанию и испортило философию.

Сегодня вместе, с чистотой науки необходимо обрести чистоту философии. Обе они неотделимы друг от друга, но они не одно и то же, философия — не специальная науки наряду с другими, не венчающая наука в качестве результата всех остальных и не основополагающая наука, вносящая уверенность в остальные науки.

Философия связывается с наукой и мыслит в атмосфере всех наук. Без чистоты научной истины истина ей вообще недоступна. Каждая наука находится в космосе наук под началом идей, которые в качестве философии уже возникают во всех науках, хотя сами и не могут быть научно обоснованы.

Новое явление сознания истины стало возможным лишь на основе наук последнего века, но оно еще не достигнуто. Работа по его осуществлению относится к самым необходимым задачам исторического момента. Против распада науки на не связанные друг с другом специальности, против научного суеверия масс, против несерьезности в философии, которое вызывается смещением науки и философии, должны выступить, объединившись в союз, исследование и философия и вывести нас на путь, который ведет к действительной истине.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: