Какое отношение было у священников к болящим раньше и какое теперь?

Наверное, разное. Случаи духовных заболеваний не были так распространены, как сейчас. Больные вызывали к себе сострадание и желание помочь им, и священник изыскивал средства облегчения страданий и исцеления их. В разных периодических церковных изданиях потом делились они опытом, описывая случаи столкновения своего с нечистой силой. Мы знаем подобное из жизнеописания о. Иоанна Кронштадтского, многих подвижников благочестия, но я говорю об обыкновенных приходских батюшках, которые, с Божией помощью, выходили на брань и побеждали. В различных Епархиальных ведомостях об этом часто читал и умилялся сердцем.

Эти сельские батюшки любили свою духовную семью и любовь подтверждали делами, своею жизнью. Когда меня рукоположили во иерея, то мой настоятель напомнил мне слова святителя Иоанна Златоуста о том, что мало кто из священников спасется, так как служение это — служение любящего сердца, а мало кто его имеет. Мы часто забываем, что христианство, прежде всего, по своему практическому осуществлению, есть служение ближним. Есть старая благочестивая легенда:

“В одном из монастырей жил когда-то игумен высокой подвижнической жизни, который непрестанно молился за братию и неотступно, с великим усердием и слезами просил Бога, чтобы все иноки его обители удостоились Царства Небесного.

Однажды вся братия была приглашена на праздник в соседний монастырь. Игумена задержали какие-то дела, и он обещал прийти позднее. Иноки отправились без него.

На дороге им попался путник, искусанный зверями. Бедный старик от сильной потери крови не мог уже двигаться и лежал около лесной тропинки. Братия подошли к нему, поговорили, расспросили, посочувствовали и... отправились далее, оставив его лежать в лесу.

До монастыря, куда они шли, было далеко, а им хотелось попасть туда к службе, и особенно к обеду. Быть в гостях, на праздничном обеде — это удовольствие так редко выпадало на их долю. Надо было спешить, и задерживаться на дороге, чтобы перевязать раненого и отнести его куда-нибудь в приют, у них не было времени. Часом позже этим же путем проходил игумен. Искусанный старик все еще лежал неподвижно возле дороги, и, казалось, жизнь почти оставила его. Лишь изредка он тихо стонал. Игумен подошел к нему, и сердце его сжалось состраданием. Он наклонился к несчастному, перевязал его раны, как умел, и приподнял его с земли, пытаясь поставить на ноги. Оставить умирающего в лесу было невозможно.

— Можешь ты идти как-нибудь? — спросил он. Старик только глухо стонал.

— Обопрись на меня, — продолжал игумен, — будем двигаться вместе, потихоньку... Тут недалеко я знаю жилье...

Он обнял старика дряхлою рукою и пытался заставить его идти. Все было напрасно: тот не держался на ногах и повис на его руке, как мешок с трухою. Тогда игумен стал на колени, положил израненного странника на свои старческие плечи, поднялся медленно и потащил свою ношу, кряхтя, спотыкаясь и едва переступая слабыми ногами; для его преклонных лет тяжесть была не под силу.

Он почти не надеялся донести. Но сердце его разрывалось о0,Ю жалости, и оставить бедняка без помощи он тоже не мог. И странное дело: по мере того, как он двигался вперед, тяжесть на его плечах становилось все легче и легче, и, наконец, ощущение ее прекратилось совершенно.

Игумен оглянулся и остолбенел. На плечах его не было никого! Старик исчез.

И только издали донесся тихий голос: “Невозможно исполнить молитву твою, ибо дела твоих братии иные, чем твои... Понудь их идти твоими стопами: иначе не войти им в Царствие Божие!..” [Свт. Василий еп. Кинешемский. Бес. на Ев. от Мр. стр.254-255. ]

Вот и сейчас наша общая беда: эгоизм, или себялюбие, отталкивает человека от служения другим. Любовь к другому человеку порою не может пробиться через асфальт этой бесовской гадости.

“Все жертвы и милостыни нищим, — пишет Иоанн Кронштадтский, — не заменят любви к ближнему, если нет ее в сердце; потому, при подаянии милостыни, всегда нужно заботиться о том, чтобы она подаваема была с любовию, от искреннего сердца, охотно, а не с досадою и огорчением на них. Самое слово милостыня показывает, что она должна быть делом и жертвою сердца, и подаваема с умилением или сожалением о бедственном состоянии нищего”. [Там же, стр. 243.]

Мы открываем различные фонды, восстанавливаем порушенные святыни, разглагольствуем о любви ко всему миру и..! отталкиваем от себя болящих: “Нет, нет! Я этим не занимаюсь, идите к о. Н.”

Эгоизм сковал сердца страхом. Еще лучше запретить отчитки, молебны по болящим, тогда беспокоящей совести можно сказать: “Неужели, запрещено, а я бы рад...”

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: