Зависят ли деформации науки от идеологии?

Анализируя проблему включения теоретических представлений в культуру в контексте отечественной философии науки, невозможно обойти период деформации института науки в связи с тоталитарным режимом и системой репрессивно-террористического контроля в истории нашей страны, установленного над всеми сферами общества, когда угроза давления ненаучных, идеолого-политических принципов и ориентировок нависала над судьбой не только отдельных ученых, но и целых научных направлений. Широко известный в марксизме тезис о классовой борьбе в науке обернулся многообразными акциями разоблачения «вредительства». Классический тип кабинетного ученого был назван чучелом и пугалом и подвергался всяческой критике. Лозунги типа: «Догнать и перегнать природу!», «Борьба с природой!», «За революцию в природе!» — выдавали чудовищно агрессивный настрой лженауки. В контексте лженауки — евгеники — планировалась и борьба за перестройку собственно человеческой природы.

В качестве критерия «истины» выступали идеи и замечания «корифея всех наук» и «отца всех народов» — товарища Сталина. Бесконечный страх, переходящий в ужас перед государственной репрессивной машиной, делал науку угоднической лженаукой. «Отец всех народов» волюнтаристски определял правильность или ошибочность направлений многообразных научных исследований.

Кроме жесткого механизма насилия, советская тоталитарная система использовала еще один специфический механизм— необходимость противодействия «вражеским проискам и элементам». Ситуация, сложившаяся в отечественной философии науки, отличалась ярым идеологическим неприятием открытий квантовой физики и всех следующих из нее мировоззренческих переориентаций, откровенным шельмованием ее сторонников. Причем работы по созданию атомной бомбы, основанные на превращении вещества и энергии и вытекающие из новых теорий, всячески стимулировались, но в то же время готовилась крупномасштабная кампания по обличению новой физики как псевдонауки. То, что она не вылилась в массовые репрессии, объяснилось так: «Физики отбились от своей лысенковщины атомной бомбой».

Однако, идеологическая кампания была развернута. Она имела своей целью освободиться от самостоятельно мыслящих теоретиков, чьи выводы и исследования были малопригодны для подтверждения ортодоксальных норм сталинизма и примитивно сформулированных положений диалектического материализма. Основная часть отечественных физиков разделяла представления копенгагенской школы Бора и Гейзенберга. А философская реакция не скупилась на ярлыки и обвинения в космополитизме, реставрации махизма, отступлении к идеализму и агностицизму. Все открытия квантовой физики огульно именовались чертовщиной, провозглашавшей выводы о «свободе воли» у электрона. Усиление идеологического контроля приводило к отказу от достижений мировой научной мысли, довлела атмосфера резкого неприятия идей новой физики.

Ликвидация урона началась лишь в 60-е гг. XX в., когда в изменившейся социально-политической ситуации, названной «оттепелью», обнаружил себя подлинный интерес к проблемам философии науки в их новой, свободной от диктата идеологии форме. Одновременно возникают и условия взаимодействия с трудами западных мыслителей. Рефлексия над реальными историческими коллизиями включения теоретических представлений в культуру привела к выводам о социокультурной детерминации процесса научного познания и его теоретических компонентов. Для современного уровня развития отечественной философии науки становится ведущей тенденция сопротивления идеологизаторскому подходу, стремление предоставлять решение конкретных вопросов специалистам в области конкретных наук.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: