Другие влияния в эпизодах контакта 2 страница

Определение основных ощущений – нелегкая задача. Если бы можно было преодолеть пропасть между основными ощущениями и более сложным поведением, несоразмерных или бессвязных действий было бы намного меньше. Человек может есть не только потому, что голоден, но и потому, что наступило обеденное время, или потому, что потом у него не будет времени поесть, или просто за компанию.

Связь между ощущениями и поведением человека не всегда ясно прослеживания. Не удивительно, что возникающая в результате путаница только усугубляет кризис идентичности. Как человек может знать, кто он, не имея минимальных представлений о том, что происходит у него внутри? И как можно знать, что происходит у него внутри, если его собственный опыт так часто не соответствует тому, что говорят окружающие? Когда он был маленьким, ему обещали, что прививка – это не больно. Но ему было больно! Чему же теперь верить – своей руке или всезнающим взрослым, которые раньше всегда были правы? И поэтому люди едят, когда им одиноко, занимаются любовью, когда злятся, выступают с трибуны, когда сексуально озабочены. Такое извращение связи между ощущениями и поведением – свидетельство отчуждения от самого себя.

Ощущения находятся в тандеме с действием или выражением чувств; они служат "трамплином" для действия, а также средством для осознавания действия.

Концепция синаптического опыта иллюстрирует такую взаимосвязь. Синаптический опыт – это опыт единства осознавания и выражения чувств. Термин "синапс" используется здесь в двух смыслах. Греческое слово "синапс" буквально означает "связь" или "единство". В физиологии синапс – это функциональное соединение нервных волокон с помощью биоэлектрической энергии, которое формирует нервную дугу. Нервная дуга соединяет отдельные нервные волокна и связывает сенсорно-двигательную систему в крепкий функциональный союз. Синаптический опыт – это метафора, которая фокусирует внимание на сенсорно-двигательных функциях, представленных в личностном опыте, где осознавание – это сенсорный опыт, а выражение – моторный опыт. Хотя в данном случае основное ударение падает на индивидуальное восприятие, выражение возникает из осознавания, и вместе они образуют единый опыт.

Человек может чувствовать это единство, когда осознает, например, свое дыхание во время беседы или гибкость своего тела в движении, или свое вдохновение во время рисования. Когда осознания и выражения едины, может возникнуть глубокое чувство настоящего, целостности личности, ясности восприятия и живости внутреннего опыта.

Люди искусства хорошо знают, что такое синаптический опыт. Театральный режиссер, музыкант, певец, танцор, драматический актер – все они действительно осознают свои ощущения и выразительные действия. Сила голоса, положение рук, точность жестов и походки – эти качества сопровождают каждую роль. Они зависят от чувственных изменений в собственных ощущениях. Затем они используют эту чувствительность как выразительное средство, чтобы передавать свои эмоции зрительному залу. Вот что пишет об этом Казальс[59]:

"Ошибается тот, кто не спрашивает себя или не слушает "голос" своей артистической натуры (конечно, если таковая у него есть). То, что мы чувствуем – важнее всего, и именно это мы и должны выразить....Исполнитель, хочет он того или нет, является интерпретатором и может пропустить произведение только через самого себя".

Творческие люди – артисты, художники, скульпторы, композиторы, драматурги, поэты – балансируют на самом краю своих ощущений. Их "творческая продукция" всегда является проекцией самих себя. Творческий человек глубоко осознает свои чувства и одновременно может сочетать выражение чувств и собственных проекций. Для того, кто не так одарен художественно, но может столь же сильно реагировать на свои внутренние ощущения, подобное соединение осознавания и выразительности кажется чудом. Такой союз становится основой для творчества. Более того, для всех жизненных ситуаций, в которых подобное случается, этот союз неизбежен.

Существуют различные терапевтические методы соединения осознавания и выражения чувств, но большинство из них совпадают как в отношении к внутренним процессам (иногда включающим ощущения), так и в системе их выражения. Многие терапевты сойдутся во мнении, что если пациент осознавал свои переживания, когда рассказывал о своей любви к матери, о том, как она пела ему колыбельную песню, его рассказ будет сильно воздействовать как на него, так и на слушателя. Его тело будет влажным, теплым, подвижным, трепещущим. Острота этих ощущений усиливает живительную силу его рассказа. В результате единства ощущений и слов рассказ станет неоспоримым подтверждением его прошлого опыта любви.

Исследование восприятия – не новая тема в психологии. Еще Вильгельм Вундт рассматривал чувственный опыт как корень, из которого развивается высшее сознание. Беда в том, что его исследования никогда не носили терапевтического характера. Тем не менее, и раньше существовали гуманистические взгляды, которые провозглашали новое понимание развивающей силы ощущений. Шехтель[60] был одним из тех, кто особенно подчеркивал общность ребенка и взрослого в том, что касается их первичных, основных и непосредственных ощущений. Он пишет:

"Если взрослый человек может отвлекаться от конкретного источника восприятия, он способен предаваться просто ощущению... Например, он может испытывать приятное чувство тепла и не воспринимать это как тепло воды или воздуха. В этом случае его ощущения приближаются к восприятию ребенка, которому важен не столько объект, сколько ощущения как таковые".

Многие люди уверены, что детские ощущения – это образец чистого чувственного опыта. Даже если это так, с течением времени ощущения утрачивают ясность, и нет необходимости оставлять ранние переживания в их первозданном виде. Восстановление ранних экзистенциальных возможностей бесценно при поиске решения. Невинность ранних чувств искажается социальными нормами, расщепляя человека на "ребенка" и "взрослого". Однако "взрослый" не просто вытесняет "ребенка", он появляется в результате накопления новых свойств и не нуждается в том, чтобы отвергать опыт детства. Детские чувства могут сориентировать и оживить даже человека со сложившимся опытом. Перлз, Хефферлайн и Гудман[61] дали следующую оценку восстановлению воспоминаний прошлого:

"...Контекст восстановленной сцены крайне важен. Детские чувства расцениваются не как нечто прошлое, которое надо зачеркнуть, а как самые прекрасные силы взрослой жизни человека, которые следует восстановить: спонтанность, воображение, непосредственность осознавания и действия".

Исследования, связанные с приемом ЛСД, также подчеркивают первейшее значение ощущений. Алан Уоттс[62] рассказывал, что после приема ЛСД он провел много времени, наблюдая за изменениями восприятия таких простых вещей, как солнечный луч на полу, древесный узор или шум улицы.

"Мои собственные чувства никогда не искажались под влиянием этих ощущений, как в кривом зеркале. Они скорее становились как бы более созвучными. Такое впечатление, что наркотик снабжает человека музыкальной шкатулкой... для всех чувств. И тогда слух, зрение, обоняние, вкус, осязание и воображение – все это начинает резонировать, как голос в водосточной трубе".

Такого рода динамическое осознавание возможно и в психотерапии, но оно требует особого внимания. Одна из основных терапевтических техник восстановления ощущений – концентрация. Каждый знает, что любое дело требует концентрации, но все рекомендации на этот счет обычно имеют расплывчатый и общий характер. И все-таки концентрацию можно определить как пристальное внимание к предмету особого интереса. Внимание должно быть конкретным и целеустремленным. Когда концентрация направлена на внутренние ощущения, происходит то, что можно сравнить с состояниями, возникающими под воздействием гипноза, наркотиков, сенсорной изоляции, вдохновения или с другими обстоятельствами, которые выходят за рамки обычной жизни.

Хотя концентрация не всегда так сильна, как при гипнозе, приеме наркотиков и некоторых других необычных обстоятельствах, у нее есть два очень важных преимущества в усилении чувств. Первое заключается в том, что человек может в любой момент вернуться к обычным занятиям или общению с людьми. Второе – это состояние, подвластное человеку, а не просто необычные ощущения, не поддающиеся контролю. Поэтому человек может уходить и возвращаться к привычному состоянию: говорить, играть роль, фантазировать, видеть сны. Он может использовать осознавание как хорошее дополнение к терапии, что больше подходит для обыденного сознания.

В терапевтической ситуации такое осознавание ощущений и действий служит трем следующим терапевтическим задачам:

1) акценту на удовлетворении;

2) облегчению процесса работы;

3) восстановлению переживаний из прошлого.

1) Разные люди, сориентированные в основном либо на действие, либо на осознавание, решают свои задачи различными способами. В обоих случаях люди живут полноценной жизнью, пока эти ориентации не исключают друг друга. Сориентированный на действие человек не возводит барьер для осознавания своих внутренних переживаний, он может оживлять самоощущения своими действиями. Пловец, например, может испытывать сильные внутренние переживания; деловой человек, которому доверили руководство новой компанией может осознавать сильные чувства. Если настроенный на осознавание человек, не исключает действие категорически, он может сознательно прийти к действию – психолог напишет книгу, непоседа уедет в другой город, сексуально озабоченный человек вступит в сексуальные отношения. Только нарушение ритма между осознаванием и действием может привести к психологическим проблемам.

В качестве иллюстрации приведем историю пациента Курта. Он ориентирован на действие, успешно работает в бизнесе, а к психотерапевту его привело ощущение, что он не получает удовлетворения от жизни. Необычайно живой и активный, Курт старался использовать каждую минуту и впадал в отчаяние, когда у него это не получалось. Он не мог терпеть накопившихся чувств, старался отстраняться от них в поведении и планировании жизни. В конце концов он уже не мог ответить на вопрос, "кто он такой".

В течение первых десяти сессий мне пришлось с ним помучиться. Я провел предварительные исследования внутренних переживаний Курта, включая осознавание и дыхательные упражнения. Однажды я попросил его закрыть глаза и сконцентрироваться на внутренних ощущениях, и Курт сказал, что почувствовал внутренний покой. Он испытал и другие ощущения, но не стал прерывать их течение разговорами (и, надо заметить, поступил весьма мудро). Я заметил, что при дыхании живот Курта остается неподвижным и попросил его активнее дышать животом. Он выполнил мою просьбу – и почувствовал незнакомую легкость дыхания и ощущение силы, которое разительно отличалось от его обычного состояния раздражения или отчаяния. Курт пояснил, что чувствует себя как хорошо отлаженный механизм – прекрасное сочетание действия и осознания. Перед уходом он сказал, что восстановил то, что было им утрачено: его покинуло чувство потери времени, он просто стал чувствовать время.

2) Вторая задача – облегчение процесса работы. Ее можно проиллюстрировать историей Лили, управляющей на игрушечной фабрике. Ее секретарша работала в этом отделе уже много лет, была очень несобранной и любила совать нос в чужие дела. Лили очень быстро обнаружила, что именно секретарша являлась источником многих неприятностей в ее отделе и даже сумела столкнуть лбами несколько других отделов. Для секретарши выводы Лили прозвучали, как гром среди ясного неба. По словам Лили, она стала "похожа на брошенную". В этом месте рассказа у Лили вдруг возникло ощущение, что она лицом к лицу столкнулась с частью самой себя. Дело в том, что они с братом росли в бедном квартале Нью Йорка и, конечно, были заброшенными детьми. Но поскольку она нянчила своего младшего брата, то заброшенным считала его, а не себя. Из ее рассказа стало ясно, что в жизни, она то поддерживала заброшенных, то сама была заброшенной.

Когда Лили осознала, что больше не хочет быть заброшенной, она поняла, что столкновение с бывшей секретаршей дало ей возможность избавиться от заброшенности в себе самой и стать полноценной женщиной. Пока она говорила об этом, выражение ее лица изменилось -в нем смешались сосредоточенность, тревожное самонаблюдение и смущение. Я спросил, что она чувствует, и Лили с удивлением отметила напряжение дыхания и ног. Погрузившись в эти ощущения, она замолчала, но спустя некоторое время удивленно посмотрела на меня и сказала, что чувствует напряжение во влагалище. Я попросил ее сконцентрироваться на этом ощущении. После недолгого молчания лицо Лили опять просветлело, и она сказала, что напряжение прошло. Потом она как будто чего-то испугалась, но не смогла описать своих сильных ощущений, а только разразилась рыданиями, выкрикивая имя человека, которого любила и с которым у нее впервые возникла сильная и взаимная привязанность. Когда она подняла ко мне лицо, оно было прекрасно.

Потом мы обсуждали с ней все происшедшее, и она сказала, что поняла всю важность конфликта со своей бывшей секретаршей и свое отношение к заброшенности. Она сделала самое важное для себя открытие – ощущения во влагалище. Пробуждение женского естества, заменившее чувство заброшенности, дало Лили возможность разрешить свои проблемы, о которых раньше она могла только говорить.

3) И наконец, третья задача – восстановление ощущений с помощью воспоминаний о событиях прошлого. Незаконченные ситуации естественным образом получают разрешение, когда человек поворачивает от сопротивления в сторону завершения неоконченных дел. Психоанализ, который существенно отличается от гештальт-терапии по многим концептуальным и техническим вопросам, также обращается к забытому прошлому. И все же, несмотря на обилие слов, сказанных о прошлом, обычно воспоминания в терапии редко сопровождаются глубокими переживаниями.

Как ощущения возвращают значимые события прошлого, лучше любых слов показывает следующий пример.

Муж Джоан умер около десяти лет назад. Когда она говорила о своих отношениях с ним, то ни разу не выразила глубоких чувств. На одной из сессий у нее появились ощущения покалывания в языке, жжения вокруг глаз, напряжения в спине, а затем и влажности вокруг глаз. Наконец она поняла, что эти ощущения похожи на плач. После очень долгой паузы она почувствовала зуд и на некоторое время сосредоточилась на нем. При появлении каждого нового ощущения она замолкала на несколько минут. Когда молчание сочетается с концентрацией, оно вызывает эффект усиления ощущений. Вскоре Джоан почувствовала зуд и в других частях тела. Ей было трудно удержаться от почесывания, но она терпела. Ей стало даже занятно, что зуд так распространился по всему телу. Потом она снова почувствовала себя плохо, ее охватила тоска и захотелось плакать. И тогда Джоан рассказала о том, как накануне вечером, сидя в гостях у своих родителей, она испытала болезненные ощущения и тоже не имела возможности показать это. Затем она почувствовала комок в горле и внутреннюю дрожь в области груди. Сердце стало биться чаще. Все это привело ее в состояние сильной тревоги. Она выразила это звуками: " Пам-пам-пам-пам ". Вдруг Джоан осознала сильную боль в верхней части спины. Она замолчала, сосредоточившись на этой боли, а потом взволнованно проговорила: "Теперь я вспомнила ту страшную ночь, когда у моего первого мужа случился инфаркт". Последовала еще одна долгая пауза. Казалось, Джоан находится в сильном напряжении и сосредоточенности.

Потом она уже спокойнее заговорила о том, что осознала свою боль и тревогу – это были переживания той ночи. И тут Джоан горько заплакала. Успокоившись, она подняла голову и промолвила: "Неужели я до сих пор скучаю по нему?" Теперь ситуация прояснилась, и она могла говорить о глубине и важности своих отношений с мужем. Переход от "поверхности" к "глубине" происходил с усилением ощущений. Осознавание и концентрация на собственных ощущениях помогли Джоан лучше, чем слова и объяснения.