Nobody ought to be alone on Christmas // G

Darlene Love – All Alone On Christmas

На Трафальгарской площади возвышается огромная рождественская ёлка, сверху донизу увешанная маленькими разноцветными лампочками, задорно мигающими под музыку, звучащую из динамиков на улице. Праздничная ель высокая, кажется, что она словно подпирает ночное небо своей макушкой с горящей на ней золотой звездой.

Снег мягкими хлопьями опускается на землю, параллельно оседая на лица прохожих маленькими капельками влаги. Кто-то улыбается, стирая их со щёк, а кто-то даже не замечает, потому что спешит, спешит, спешит. Предновогодняя суета поглощает каждого, редко кто может себе позволить застыть на мгновение в потоке людей, где-нибудь возле колонны Нельсона, и вслушаться в красивые песни, каждая из которых обязательно наполнена звоном бубенцов.

The cold wind is blowing and the streets are getting dark
I'm writing you a letter and I don't know where to start
The bells will be ringing Saint John the Divine
I get a little lonely everyday around this time

Они сталкиваются совершенно случайно. На первый взгляд это похоже на сцену из очередной романтической мелодрамы, которые из года в год снимают под Рождество, но каждый про себя думает, что это больше похоже на нелепое совпадение и может совсем чуть-чуть на судьбу.

Кёнсу напевает себе под нос одну из песен Дарлин Лав, самую известную, ту, в которой о том, что в рождественскую ночь никто не должен быть одинок, и рассматривает носки своих ботинок. Сехуна он замечает лишь тогда, когда чувствует, как тот слегка бьёт его букетом по голове. Это совсем не романтично, но другого от О Сехуна ожидать и не стоит.

Скрыть удивление обоим удаётся с трудом. Сехун поджимает губы, резко выдыхая носом и опуская плечи, а Кёнсу пару раз открывает рот, в попытке что-то сказать. А сказать очень хочется, вот только слова все куда-то разбежались с кончика языка. Так и молчат, разглядывая друг друга с ног до головы, внимательно всматриваясь, либо в попытке углядеть какие-то изменения, либо в желании запомнить, потому что кто знает, когда они столкнутся вновь. Кёнсу напоминает нахохлившегося воробья, в своём тёмно-сером пальто и шарфе в черно-белую клетку, в который он закутался по самый нос. Сехун дёргает правым уголком губ, хмыкая, потому что таким он До Кёнсу помнит прекрасно.

– Ты здесь… – кажется, мысли в голове Сехуна, складываются во что-то осмысленное, раньше, чем у До.

– В командировке, – отвечает Кёнсу, чуть приподнимая подбородок, чтобы выпутаться из шарфа. – А ты?

– На свидании, – Сехун смотрит на свой букет и ему почему-то становится неловко. Он чуть задирает рукав, чтобы глянуть на часы и добавляет: – Пройдёмся?

Кёнсу лишь согласно кивает. Он не видит смысла в отказе, ведь уже столько воды утекло, с тех пор, когда присутствие Сехуна рядом вызывало глупую дрожь в коленках.

Они сворачивают на Стрэнд и идут не спеша в сторону Сомерсет-хауса, который выглядит невероятно величественным в свете прожекторов.

Молчание между ними затягивается, но оно не кажется каким-то неловким или вынужденным, они молчат, просто потому что наслаждаются присутствием друг друга, ведь сейчас большего и не нужно. Но ещё каждый пытается подобраться слова, чтобы на этот раз действительно начать разговор. Очень сложно сказать беззаботное «хэй, как дела?», если раньше для тебя были всем, и ты тоже был, если не всем, то весомой частью вселенной для двоих.

Расставание это всегда болезненно. Расставание Сехуна и Кёнсу, возможно, было в тысячу раз болезненнее.

– И надолго твоя командировка? – Сехун поднимает воротник своего пальто – оно глухого синего цвета в едва заметную чёрную клетку, но с бросающимися в глаза светлыми полосками – потому что на улице ветер, а Сехун никогда не любил носить шарфы.

– Всего лишь на несколько дней. В любом случае, один из них выпадает на Рождество, – Кёнсу смотрит под ноги, вперёд, в сторону, куда угодно, лишь бы не на Сехуна, который наоборот, чуть склонив голову, внимательно слушает Кёнсу и следит за каждым его движением.

– Значит, будешь встречать здесь. Мечты сбываются, забавно так.

– Ты о чём?

– Просто я тоже… на праздники здесь. А ведь помнишь, мы хотели в декабре…

–…в Лондон. – Кёнсу усмехается как-то горько. – Помню. Может мечты и сбываются, но видимо Санта в тот раз не так понял наше желание.

– Все имеют право на ошибку, Кёнсу, даже Санта.

Они разворачиваются и идут обратно к площади, но на этот раз уже молча, потому что теперь говорить не о чем, да и все слова будут лишними, ненужными, глупым оправданием.

Если их встреча и была сценой из мелодрамы, то, скорее всего, из самой дурацкой и малобюджетной, потому что судьбой здесь всё-таки не пахнет.

На площади также уйма народу, яркие огни и весёленькие песни из динамиков. Они возвращаются к тому месту, где встретились, но явно не к той точке, откуда всё началось

– Ты счастлив… с ней? – последнее слово Кёнсу произносит осторожно.

– С ним, – поправляет Сехун. – Не счастливее, чем был с тобой. А ты?

– А у меня работа, – Кёнсу прячет руки в карманы пальто и выдыхает. – Прости, но время. Счастливого Рождества?

– Счастливого Рождества, – мягко улыбается Сехун.

Кёнсу отходит на пару шагов и оборачивается, когда слышит, что его кто-то зовёт. Сехун же быстро взмахивает рукой, прощаясь, и уходит в другую сторону. Мельком Кёнсу замечает, как Сехун протягивает запорошенный снегом букет какому-то высокому парню и целует его в щёку.

До Кёнсу закутывается в шарф сильнее и в пол уха слушает своего, только что подошедшего, коллегу по работе. Трафальгарская площадь с огромной ёлкой и разноцветными огнями остаётся за его спиной, а в след звучит песня Дарлин Лав, та самая:

Dear Santa, I've been good this year
Can't you stay a little while, with me right here?
(tell me) I've got to know
Nobody ought to be alone on Christmas

So close // G

- Ну, и ради кого ты бросаешь меня на этот раз? - Кёнсу поправляет лацканы пиджака Сехуна и улыбается. Улыбка, между прочим, настоящая, потому что ему не грустно совсем. В этот раз точно.

Сехун медлит с ответом и смотрит куда-то в сторону. Через час он будет на модном показе, в окружении фотокамер, пытающихся быстрыми щелчками и вспышками запечатлеть его с новой пассией. Она новая, скорее даже очередная, для него лично. Для прессы же это будет что-то вроде "О Сехун объявил о своих отношениях с популярной корейской моделью".

- А разве ты ещё не в курсе? Вон, все новостные шоу-бизнес порталы трещат об этом без умолку, - ладонь Сехуна накрывает руку Кёнсу, которой тот так тщательно разглаживает ткань пиджака, чтобы ни одной складочки не было.

- Прости, я не успеваю запомнить всех твоих... - Кёнсу пытается подобрать слово, - всех твоих партнёров по сексу. Я и себя-то не сразу запомнил.

- Хён, но ты же знаешь, то, что между нами это нечто большее, - Сехун отходит на шаг и поправляет галстук.

- Было. Было, Сехунни, - на распев тянет Кёнсу и смотрит прямо в чужие глаза. Там штиль.

У Кёнсу на сердце тоже полный штиль, ведь бури так или иначе заканчиваются. Теперь у Сехуна очередная - "нет, новая", одёргивает себя Кёнсу - подружка.

- Так что, расскажешь о ней?

Сехун устало выдыхает и поворачивается к зеркалу, чтобы поправить причёску.

- Она модель. Красивая, весёлая, умная.

- С каких пор ты стал вестись на умных? - с подозрением хмыкает Кёнсу.

- Остряк. А ты думаешь меня красотой привлёк, что ли? - парирует Сехун, глядя на Кёнсу через отражение в зеркале.

Тот сидит на стуле, поджав под себя одну ногу; короткие шорты открывают соблазнительные бёдра и Сехун не замечает, как облизывается.

- Приятно видеть, что я всё ещё привлекаю тебя в сексуальном плане, - Кёнсу смеётся, а потом становится серьёзным. - Тебе хорошо с ней?

- Вполне, - Сехун пожимает плечами.

- Ты же понимаешь, что это не ответ? Если боишься обидеть меня, то не переживай. Я бы хотел услышать правду.

Сехун молчит, чуть хмурит брови, покусывает нижнюю губу.

- Очень, - поворачивается к Кёнсу. - Мне с ней очень хорошо. У нас много общего: любим одни и те же фильмы, мечтаем больше путешествовать, добиться определённых высот в жизни, оба понимаем, что шоу-бизнес — это не навсегда. А ещё с ней легко. Казалось бы, девушка должна быть с кучей заморочек, но она не такая.

Кёнсу смотрит, как в только что спокойных глазах Сехуна начинают подниматься волны, медленно раскачиваясь туда-сюда, а его губы расплываются в счастливой улыбке, что он сам этого не замечает.

Когда-то он с таким же восторгом, наверное, думал и о Кёнсу. Думал, не рассказывал. Они вообще старались никому не рассказывать о своих отношениях. Не прятались, нет, просто не афишировали, не выставляли на показ, да и никто как-то не думал, что эти двое, так часто ужинающие вместе, проводят ночи в одной постели.

- Ты говоришь о ней и прямо светишься, - Кёнсу подпирает щёку кулаком и сдувает чёлку с глаз. - Я рад за тебя.

Они вновь молчат.

- Хён, ты прости, что...

- Боже, Сехунни, мы взрослые люди и должны понимать, что... молодо-зелено, попробовать надо в этой жизни, если не всё, то почти всё. Мы попробовали и нам понравилось. Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается.

Кёнсу наконец встаёт со стула и подходит к Сехуну. Он снова, ещё раз, проводит ладонями по воротнику пиджака, стряхивает какие-то невидимые пылинки, а потом привстаёт на носочки и целует Сехуна в тонкие прохладные губы. Поцелуй не углубляет, но целует долго, пока хватает дыхания. Наконец оторвавшись, Кёнсу смотрит Сехуну в глаза и ещё какое-то время молчит.

- У нас с тобой было самое прекрасное время. Я не жалею, надеюсь и ты не жалеешь. И я правда, безумно рад за тебя.

- Кёнсу...

- Что Кёнсу? Иди давай, а то опоздаешь. А я буду мониторить социальные сети на предмет ваших совместных фотографий.

И Кёнсу не врёт. Он потом даже ловит стрим с прямой трансляцией с показа - операторы не сводят камер с улыбающегося О Сехуна и милой девушки, скромно прячущейся за его спиной. До финала прямого эфира Кёнсу не дотягивает, потому что глаза слипаются, а наваливающаяся на плечи тишина ещё сильнее клонит в сон.

Когда он уже почти-почти засыпает, то получает смс. Оно короткое, но в нём, по мнению Кёнсу, только самое важное: "Спасибо, Кёнсу. И знай, я всегда буду рядом".

Кёнсу в который раз за сегодня улыбается. Он правда-правда рад за Сехуна и это, пожалуй, наивысшее счастье.

Малина // PG-13

Мы с тобою губами малину в лесу обрывали,
Ветер в листьях зелёных счастливую песню нам пел.
А когда на вечерней поляне мы танцевали,
К твоим губам прикоснуться я хотел...*

Бойкая компания малознакомых людей, среди которых лишь парочка тех, с кем Кёнсу пришёл в бар, обещала, что самое веселье начнётся после полуночи в тридцати километрах от города. Верилось в это утверждение слабо, так как сводки вечерних новостей то и дело пестрили рассказами об ужасных убийствах, но когда в твоей крови плещется алкоголь, разгоняясь по венам, как гонщик Формулы-1 по трассе, думать о возможных последствиях хочется меньше всего.

Кёнсу лишь проверяет, как много у него осталось зарядки на телефоне, а в кошельке денег (вряд ли, кто повезёт его обратно) и, набросив на плечи куртку ультрамодного малинового цвета, быстро опрокидывает в себя последний шот. Кажется, что когда шумная компания покидает стены бара, все остальные посетители спокойно вздыхают.

В машине оказывается мало места, приходится вплотную прижиматься друг к другу и сажать к себе на колени девушек, но это не мешает им под громкую музыку, почти со скоростью света долететь до места назначения. Они тормозят на подъезде к какому-то лесу, из которого доносятся приглушённые звуки басов «бум! бум! бум!» – как если бы это были удары ритуального барабана.

Среди деревьев темно, а над головой только мелкая россыпь искрящихся звёзд, в которых угадываются смутно знакомые созвездия. Кёнсу даже зависает на несколько секунд, задрав голову вверх и водя пальцем по воздуху в попытке соединить звёзды невидимыми линиями.

– Хэй, Кён, ты чего там застрял?! – кричит ему кто-то и Кёнсу мотает головой из стороны в сторону, сбрасывая с себя лёгкое наваждение. Он догоняет ребят, запрыгивает кому-то на спину и с криками «Вперёд!» они несутся вглубь леса.

Вскоре их встречает огромная поляна, утопающая в ярком разноцветном свете прожекторов, что пульсируют в такт музыке. Народу, как на каком-нибудь танцполе популярного ночного клуба – не протолкнуться. Из огромных колонок по краям поляны грохочет музыка, а ди-джей в чёрной кепке с козырьком кислотного цвета, миксует мелодии и в микрофон призывает всех быть ещё веселее, хотя, казалось бы, веселее некуда.

Сердце Кёнсу чуть ли не мгновенно начинается биться в одном ритме с музыкой, он прикрывает глаза и двигается. Плавные движения сменяются хаотичными, когда мелодия становится быстрой, и кто-то хватает Кёнсу за руки и увлекает его за собой глубже в толпу. Кёнсу чувствует, как свет от прожекторов скользит по его вспотевшей шее, как пытается пробиться под тонкую кожу закрытых век, мягко касается его пухлых губ. Треки кажутся бесконечными и Кёнсу тоже кажется себе бесконечным и незыблемым во всём этом вихре веселья.

А потом он открывает глаза, чтобы впитать в себя ещё больше адреналина, что тонкими нитями вьётся вокруг каждого. Он оглядывается, не замечая рядом никого из своих новых знакомым, только скачущие рядом чужие люди; сделав шаг назад Кёнсу врезается в чью-то спину. Какой-то парень, которого он не успевает толком разглядеть, разворачивает его к себе, хватает за руку и тянет следом за собой, прочь из толпы.

– Ты первый раз на этом опен-эйре? – голос у незнакомца низкий, слова слетают с губ с придыханием из-за танца, закончившегося пару мгновений назад.

– Да, - как-то очень весело отвечает Кёнсу, а потом неожиданно начинает смеяться, запрокинув голову назад. У него у самого ужасная отдышка, какой не было со времён школьных занятий по физкультуре. Парень сначала смотрит на Кёнсу с лёгким удивлением, а потом и тоже начинает смеяться.

– Малины хочешь? – наконец спрашивает он, ярко улыбаясь.

Кёнсу всё ещё помнит про ужасные истории из новостей, но улыбка этого парня оказывается такой обезоруживающей, что отказываться было бы глупо.

– Кстати, модная куртка. А меня можешь звать Сехун, – говорит он и манит за собой в лес.

Кёнсу, глядя ему в след, невольно проводит параллели с Белым Кроликом из «Алисы в Стране чудес», хотя этот парень совсем на Кролика не похож, ведь тот не одевался в дурацкие широкие шорты цвета хаки, красную клетчатую рубашку без рукавов и кепку, из-под которой виднеется выцветшая радуга волос.

Пока они идут вперёд, стараясь не запнуться о валяющиеся под ногами ветки, Кёнсу мысленно смеётся над собой и своей внезапной смелостью. Это надо же как ему малины захотелось?

С каждым шагом музыка за их спинами становится всё тише и теперь кажется, что она звучит где-то далеко, словно не в этом мире, а на самой кромке сознания, где реальность граничит с иллюзией.

– Пришли, – Сехун, наконец, останавливается. – Можешь считать себя адским счастливчиком, потому что ты первый, кому я показал это место.

Кёнсу чувствует, как к нему подкатывает подобие истерики. Всю дорогу он думал, что Сехун, если не убьёт его, то хотя бы предложит косяк или «марку». Кёнсу честно до последнего момента считал, что «малина» — это название какого-нибудь наркотика.

– Ты шутишь? – сквозь смех спрашивает Кёнсу, опираясь спиной на ствол дерева. – Малина? Настоящая дикая малина?

– Заткнись, а?

И Кёнсу в прямом смысле затыкают, запихивая в рот сначала одну сладкую ягоду, затем вторую, третью, а на пятой он языком касается пальцев Сехуна, слизывая с них ягодный сок. Теперь ему совсем не до смеха, потому что он целует каждый палец сехуновой руки, касается сладкими губами раскрытой ладони, нежной кожи на худом запястье. Подаётся чуть вперёд, хватая Сехуна за шею и притягивая к себе.

Кёнсу находит губы Сехуна, проводит по ним кончиком языка, словно спрашивая разрешения, но когда чувствует на своей талии чужие руки, то дальше уже не медлит. Он целует Сехуна мучительно медленно, с лёгкими покусываниями, касаясь языком нёба. Кёнсу нравится ощущать прохладу чужих губ и привкус малины, когда их языки дотрагиваются друг друга, раздавливая между собой сладкую красную ягоду.

Сехун оказывается невероятно податливым: он шире открывает рот, чтобы целоваться ещё глубже, подставляет шею для обжигающего дыхания, прижимается бёдрами, чувствуя, как чужие ладони скользят по его спине.

В какой-то момент они оба понимают, что стоит притормозить, пока ещё не переступили те границы, которые, возможно, переступать ещё рано.

– С детства не ел такой вкусной малины, – в самое ухо, наклонившись, шепчет Сехун, а в ответ получает прикосновение пухлых раскрасневшихся губ к своей шее, туда, где маленькая тёмная родинка.

Они возвращаются на танцпол крепко переплетая пальцы рук и Сехун думает, что это его первый опен-эйр без допинга в виде экстази. Впрочем, его новый знакомый в малиновой куртке оказался куда лучше, чем доза «голубого демона»** на языке.

Кёнсу и Сехун продолжают танцевать всю ночь, лишь иногда останавливаясь, чтобы поцеловаться.

Когда до рассвета остаётся всего лишь час, Кёнсу вызывает такси, сидя на обочине пыльной дороги и пытаясь объяснить диспетчеру на каком по счёту километре от города он находится. В голове уже нет той лёгкости, что ощущалась на протяжении всей ночи, вместо этого по черепной коробке волнами прокатывается головная боль, которую Кёнсу терпит стискивая зубы и молясь всем известным богам, чтобы такси до него доехало как можно быстрее, потому что истории из новостей, всё-таки кажутся ему слишком пугающими, чтобы ловить попутку.

– Эй, – чужая рука ложится на плечо Кёнсу, а в ухе звучит голос с очень тёплыми интонациями, – мы можем подбросить тебя до города… если хочешь?

Кёнсу отмахивается от предложения Сехуна, глядя, как рядом в чёрный пикап пытаются утрамбоваться незнакомцы, с которыми Кёнсу провёл ночь на танцполе (если, конечно, поляну в лесу можно назвать «танцполом»).

Сехун кивает в ответ, потому что всё понимает. Лишь перед тем как уйти к своим друзьям, он на несколько секунд сжимает ладонь Кёнсу в своей.

В жизни Кёнсу было не мало трипов, и он знает, насколько паршивыми могут быть последствия, но почему-то последствия от этого «прихода» кажутся ему самыми ужасными.

***

Кёнсу возвращается домой, через маленький парк, дорожки которого усеяны опавшими листьями. Перед глазами так и рябит от оттенков красного и жёлтого цветов, а до ушей доносится убаюкивающий шорох, как только подошва кроссовок наступает на новый ворох листьев.

Лето осталось позади.

Дома также тоскливо: из колонок ноутбука негромко играет одна и та же песня на повторе, то и дело раздаётся свист постоянно закипающего чайника и призрачный шум дождя за окном. Стоит Кёнсу закрыть глаза, как окружающая обстановка тот час пропадает, и он снова оказывается в лесу, на ярко освещённой поляне, слышит динамичный бит и чувствует, как пот каплями стекает по его шее. А ещё ему мерещатся чужие губы, выцветшая радуга чужих волос и улыбка, которой сложно отказать

В дверь раздаётся звонок, заставляя Кёнсу вздрогнуть и вынырнуть из своих мыслей во внешний мир. Он медленно поднимается с дивана, плетётся в коридор и открывает дверь.

– Малины не хочешь? – на пороге стоит Сехун, держа в руках прозрачный контейнер до краёв наполненный ароматной красной ягодой.

Кёнсу плевать, как Сехун нашёл его спустя два месяца, совершенно ничего о нём не зная.

Кёнсу лишь счастливо улыбается.

Примечание к части

*Иванушки International – Малина
**Blue demon – один из видов экстази

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: