Ангалия, 2750 год по Центральному календарю: Блэйз 6 страница

— Ты имеешь в виду заговор с целью убийства? Или особо крупную государственную измену — попытку свергнуть правительство Центральных?

— О боже, нет, ничего такого! — Как мог Симеон так спокойно обсуждать столь ужасные вещи? — По крайней мере, мне не кажется… я хочу сказать, предположим, они не собираются причинять никому вред, однако то, что они замышляют, неправильно с точки зрения морали? Даже незаконно. — Планы Альфы получать прибыль от препарата, который следовало представить на рассмотрение в Медицинский Центр, идея Полиона создать черный рынок метачипов — нет, заверила себя Нансия, ее пассажиры отвратительны и аморальны, но они, по крайней мере, не склонны к жестокости.

— Хм-м. И каким же образом «мозговой» корабль узнал о планах своих пассажиров?

— Я… они думали, что это просто беспилотник, — ответила Нансия, — и обсуждали свои планы совершенно свободно. Корабль сделал записи всех этих разговоров.

— Понятно. — Тон Симеона был неодобрительным, и на какой-то момент Нансия решила, что он разделяет ее отношение к планам пассажиров. — А ты не думала, юная Икс-Эн-935, что выдавать себя за беспилотник ради того, чтобы подслушивать разговоры пассажиров из Высших Семей, — это разновидность провокации? Фактически, поскольку упомянутые пассажиры действительно происходят из Высших Семей — и очень близких к Ценкому, то само ведение тайных записей может расцениваться как измена. А если бы они обсуждали важные военные тайны?

— Но они не… я не… Послушай, ВС-895, это они преступники, а не я! — воскликнула Нансия.

— Ох… — Ответ Симеона был электронным эквивалентом шепота. — Приглуши свои импульсы, хорошо? Меня едва из капсулы не вышибло.

— Извини. — Нансия взяла себя под контроль и направила к Симеону четкий, сфокусированный луч. — Но я не понимаю, в чем ты меня обвиняешь.

— Я? Ни в чем, Икс-Эн, уверяю тебя. Я просто пытаюсь тебя предупредить, что суд может смотреть на вещи совершенно по-иному. Я не знаю, что собираются сделать твои юные пассажиры, и не особо желаю знать. Ты еще почти незнакома с окружающим миром, иначе ты бы понимала, что большинство мягкотелых тем или иным образом стараются извлечь выгоду из любой ситуации, в которой оказываются. Нансия обдумала эти слова.

— Ты хочешь сказать — они все такие испорченные?

Симеон хмыкнул.

— Не совсем так, Нансия, но в достаточной степени, чтобы это было интересно. Ты должна понять этих бедолаг. Короткий срок жизни, пять чувств, да и те ограниченные, одноканальная система коммуникации. Я полагаю, что они чувствуют себя обманутыми, когда сравнивают свои возможности с нашими. И некоторые из них компенсируют это ощущение, стараясь получить от жизни как можно больше хорошего.

Нансии пришлось согласиться, что в сентенциях Симеона было много здравого смысла. И, доставляя своих пассажиров по местам их назначения в системе Ньота йа Джаха, Нансия старалась подражать Симеону, сохраняя высокомерную отчужденность по отношению к людям. Поскольку четверо из них все еще считали ее беспилотником, а пятый знал, что она с ним не разговаривает, эта надменность давалась ей довольно легко.

Каждую посадку на планету Нансия превратила в упражнение по расчету времени с точностью до доли секунды и идеальному совмещению орбиты. Это была хорошая практика, она заставляла Нансию сосредоточиться на собственных делах, а не на делах пассажиров, и если из-за необходимости быстро маневрировать их немножко потрясет — что ж, тем хуже для них. Нансия гордилась тем, что само приземление у нее выходило мягким, словно прикосновение падающего перышка к почве. По крайней мере, на Бахати и Шемали все прошло именно так. Но, достигнув Ангалии, Нансия не сумела воспротивиться внутреннему побуждению задать Блэйзу хорошую встряску на спуске. К тому времени, как корабль буквально брякнулся на гору с плоской вершиной, выполнявшую роль посадочной площадки на Ангалии, Блэйз был бледен и весь в поту.

— В этом, — сказал он, собирая свой багаж, — не было никакой необходимости.

Нансия сохраняла ледяное — в полном смысле слова — молчание. На каждый момент задержки Блэйза на борту она понижала температуру во внутренних помещениях на несколько градусов.

— Ты могла бы, по крайней мере, прислать робота помочь мне со всем этим барахлом, — пожаловался Блэйз, хватая синими от холода пальцами коробку с книгокристаллами. — Знаешь ли, ты мне не мать, — заявил он, нажимая кнопку лифта. — Никто тебя не просил выносить суждения по поводу моих моральных воззрений. Точно так же, как никто не спрашивал меня, хочу ли я жить в этой проклятой дыре.

Нансия накренила пол шлюза так, что аккуратно составленные Блэйзом коробки с припасами вывалились наружу, как только сам молодой человек ступил на почву Ангалии.

— Я знаю, что ты думаешь! — кричал он, окутанный облаком красной пыли. — Но ты во мне ошибаешься! Вы все ошибаетесь! Я вам докажу!

Нансия была рада, что в ее задачу не входило забирать отсюда предыдущего чиновника ПТП, того, на смену которому прислали Блэйза. Очевидно, не будучи представителем Высших Семей, этот чиновник намеревался подождать рейсового транспорта ПТП, а не воспользоваться услугами корабля Курьерской Службы. Нансия подумала, что для него это, наверное, тяжело, но ее лично вполне устраивает. Она намерена проследовать прямиком на Вегу-3.3, забрать застрявшего там пилота и вернуться на Центральный за настоящим заданием — и «телом» по ее собственному выбору. Слава богу, она больше не будет заменять беспилотник только ради того, чтобы богатые и сильные могли чувствовать себя в безопасности!

Свою ошибку она обнаружила только на полдороге от Ньота йа Джаха до Веги-3.

— Что ты имеешь в виду под «еще одним небольшим поручением»? — заорала она на беднягу Симеона.

— Потише, — пришел негромкий ответ-напоминание. — Это не моя идея, и вовсе незачем так кричать. И вообще какая разница, ты же все равно летишь на Вегу-3.

— Я направляюсь на Вегу-3.3, а не 4.2, — указала Нансия, и это напомнило ей еще об одном поводе для огорчения. — И почему эти люди не могут дать своим солнцам и планетам нормальные названия? Эта нумерация в системе Веги заставляет меня чувствовать себя машиной.

— Они крепко верят в эффективность, — сообщил Симеон. — И в логику. Ты поймешь, что я имею в виду, когда будешь работать в паре с Калебом.

— Хм-м. Ты хочешь сказать, когда я буду перевозить этого человека — это все, на что я согласилась. Эффективность! — проворчала Нансия. — Это новое слово в неправильном использовании Курьерской Службы. Лететь в совершенно другую планетную систему и делать дополнительную остановку, чтобы подобрать этого губернатора Трикстоппла и его семью, не говоря уже о том, чтобы кормить их всю дорогу до Центрального. Тратится время, топливо и корабельные запасы. Мое топливо принадлежит Курьерской Службе, равно как и мое время!

— А как насчет твоей души? — поинтересовался Симеон, включив луч на нормальную интенсивность. — А, неважно. Я все время забываю, что ты новичок, Икс-Эн. Подожди, пока попрыгаешь по подпространствам несколько сотен лет. Тогда начнешь понимать, что правила могут варьироваться в соответствии с людскими потребностями.

— Ты хочешь сказать — с потребностями мягкотелых, — гордо поправила его Нансия. — Я никогда в жизни не просила сделать для меня исключение или оказать милость, и не собираюсь начинать сейчас.

Ответный импульс Симеона — диссонирующие волны и сталкивающиеся цвета — был электронным эквивалентом чрезвычайно грубого слова.

— Я понимаю, почему психологи сочли, что из тебя и Калеба получится превосходный тандем, — произнес Симеон. К сожалению, на этой реплике он отключил передачу, оставив Нансию недоумевать на протяжении всего времени полета до Веги-3-3. Так почему же психологи сочли уместным дать ей в пару «тело», чьим основным достижением до сих пор была потеря его первого напарника? Неужели что-то было не так в ее деле, какая-то нестабильность, из-за которой ей и назначили такого некомпетентного пилота? Наверняка в ином случае этот мягкотелый Калеб остатки своих дней на Курьерской Службе провел бы, выполняя межпланетные прыжки и мелкие задания — вроде этого приказа забрать губернатора Трикстоппла. А Психологический Центр хочет повесить его на нее — вместе с его запятнанным досье! Это было нечестно. Нансия обижалась на это всю дорогу до Веги-3.3.

Первый взгляд на Калеба отнюдь не развеял ее сомнения в уместности этого назначения. В записях Курьерской Службы говорилось, что ему всего двадцать восемь лет — молод для мягкотелого, — однако шел он медленно и осторожно, словно усталый старик. Форма Службы смотрелась на нем так, словно была сшита для человека более крупного телосложения. Китель неопрятно висел на широких, но при этом костлявых плечах, брюки собирались в складки на голенях. «Тощий коротышка с кислой рожей, — мысленно вынесла резюме Нансия, пока Калеб поднимался по лестнице. — И почему бы ему не воспользоваться лифтом, если он настолько потерял форму, что не может одолеть один-единственный лестничный пролет?»

Обращенное к ней приветствие было вполне вежливым, но при этом безэмоциональным. Нансия ответила в том же тоне. Они равнодушно производили все положенные по уставу Службы формальности, пока Нансия не вывела на экран приказ, пришедший с базы Вега. И тут Калеб вышел из себя.

— Делать крюк, чтобы взять на борт этого толстозадого чинушу и его семейство? Это работа не для Курьерской Службы! Почему бы Трикстопплу не подождать вместе со всеми следующего рейсового пассажирского корабля?

Нансия пустила грязно-коричневую рябь поперек экрана, на который был выведен пресловутый приказ.

— Никто мне ничего не объясняет, — ответила она вслух для удобства Калеба. — Остановись здесь, лети туда, доставь этих ребят в систему Ньота, забери застрявшего пилота с Веги-3.3, подбери губернатора на 4.2 и отвези его обратно на Центральный. Я не знаю, почему он затребовал специальный рейс, — он ведь даже не принадлежит к Высшим Семьям.

— Нет, но он работал на это подпространство в течение долгого времени, — ответил ей Калеб. — И, возможно, сделал больше, чем полдюжины пустоголовых аристократишек с двуствольными именами.

— Мы не все пустоголовые, — возразила Нансия. — Ты, наверное, не потрудился внимательно прочесть свои бумаги? — Она высветила на экране прямо перед ним свое полное имя.

— Ну что ж, ты ничего не могла поделать с фактом своего рождения, — равнодушно произнес Калеб, — и я полагаю, что обучение в Лабораторной школе способно многое исправить. Ты готова к отбытию? Мы не можем тратить время на болтовню, если хотим уложить эту дополнительную остановку в рамки расписания.

«После того как мы доберемся до Центрального, я дам ему десять минут на то, чтобы убраться вместе с багажом и освободить место для „тела“ с нормальными манерами», — поклялась себе Нансия, включая двигатели и выполняя куда более резкий и быстрый старт, чем когда бы то ни было ранее позволила бы себе с мягкотелым пассажиром на борту. «Нет, это слишком щедро. Пять минут».

Она ощутила некоторое сожаление, когда взглянула через сенсоры в каюту Калеба после старта и увидела, как тот пытается сесть прямо. Вид у него был бледный и измотанный. Однако ей было не настолько жалко его, чтобы изменить свое изначальное отношение к такому вот «назначению» ей пилота.

— Еще до отбытия нам следует обговорить одну вещь, — без предисловий сообщила Нансия.

— Да? — Калеб даже не потрудился повернуть голову и взглянуть на динамик. Конечно, он был опытным — пусть даже некомпетентным — пилотом и знал, что она может услышать его слова, в какую бы сторону они ни были сказаны. И все же Нансия ощутила смутное раздражение — как будто он не обращал на нее внимания, даже если и отвечал на ее слова.

— Транспортировка тебя обратно на Центральные Миры — мое официальное задание, и я не могу от него отказаться. Но я не хочу, чтобы ты расценивал это как формальное согласие принять тебя в качестве моего «тела». Я не имею ни малейших намерений отказаться от своего права на свободный выбор напарника только потому, что такой тандем показался подходящим кому-то в Центре.

А что теперь происходит с этим человеком? На его лицо только-только начали возвращаться краски после потрясения от старта с высокой перегрузкой; теперь же он снова побледнел, черты застыли, словно у маски — или у трупа. Нансия начала задумываться, доживет ли это «тело» до посадки на Центральном. «Если у него не хватит здоровья, чтобы пережить этот полет, кто-нибудь должен был меня предупредить».

— Конечно, — произнес Калеб, и голос его был столь ровным и лишенным интонаций, что мог бы принадлежать роботу-уборщику, — никто и не ждет, что ты откажешься от этого права. В особенности ради меня. — Он повернул голову и впервые посмотрел прямо на сенсор. — Икс-Эн, отключи, пожалуйста, сенсоры в этой каюте. Я хочу отдохнуть. В уединении, — подчеркнул он. А потом лег навзничь, закрыв лицо согнутой в локте рукой. Полежал несколько секунд, потом перекатился и уткнулся лицом в подушку, как будто не верил, что Нансия за ним не подсматривает.

— Симеон! Трещину тебе в капсулу, Симеон, я знаю, что ты принимаешь мой луч. ПОГОВОРИ СО МНОЙ!

— Ты чрезвычайно назойливое юное создание, Икс-Эн-935, и ты снова кричишь.

— Извини. — Нансия была так рада, что дождалась хоть какого-то ответа от базы Вега, что немедленно уменьшила интенсивность своего луча до такого же, как у Симеона, едва слышного импульса. — Симеон, мне нужно знать, что за «тело» мне навязывают.

— Так просканируй файлы новостных лучей.

— Я так и сделала. В них нет ничего. По крайней мере, ничего из того, что мне нужно.

На свой лад эти файлы были весьма информативны: с жуткими историями о корабле и человеке, едва не уничтоженных неожиданной вспышкой радиации, медленное, длившееся несколько месяцев путешествие пилота на опаленном, оставшемся без мозга корабле и то, как встречали героя на Веге-3.3, куда он добрался с данными разведки, за которыми его, собственно, и посылали. История о том, через что пришлось пройти Калебу — месяцы одиночества, голода и последствий радиационного воздействия, — во многом изменили отношение Нансии к изможденному пилоту, взошедшему на ее борт на Веге-3.3. Она ощутила мрачноватое уважение к человеку, который проводил долгие часы в ее физкультурном отсеке, работая с гироусилителями и пружинными тренажерами, чтобы восстановить усохшие мышцы.

Человек, который воспринял ее изначальную враждебность как нечто должное, который выбросил ее из мыслей почти сразу и с тех пор не сказал ей ни слова. Так в молчании они летели все три дня пути от Веги-3 до Веги-4, и Нансия с нетерпением ждала, пока Симеон вновь восстановит каналы связи, чтобы она могла спросить все, что ей нужно. Наконец она принялась взывать на частотах мозга станции Вега все усиливающимися импульсами, которые, должно быть, вызывали у Симеона то, что у мягкотелых именуется «головной болью».

Нансия свела воедино все прочитанные ею новостные записи и тремя короткими импульсами отослала их Симеону — просто чтобы он убедился, что она справилась с «домашней работой» и сама.

— Так что еще ты хочешь знать?

— Как. Он. Потерял. Свой. Корабль? — после каждого слова Нансия ставила своеобразную «точку» — импульс трескучей статики.

— Ты же читала новостные файлы.

— МЫ ЗАЩИЩЕНЫ ОТ… извини. — Она начала сначала, с нормальной интенсивностью: — Мы защищены от радиации. И он не должен был пострадать, если только не проявил беспечность — например, вышел с корабля и не проверил заранее уровень радиации. А кораблю вообще ничто не могло угрожать. Как радиация могла проникнуть в рубку, да еще и в ее пилон?

— В данном случае — в его пилон, — поправил Симеон, как будто это имело какое-то значение.

«Разве что Калеб использовал код доступа, чтобы вскрыть капсулу мозга своего корабля». Это было настоящим кошмаром, и именно на этот счет Нансия хотела подстраховаться. Предполагалось, что ни одно «тело» не знает оба словесно-музыкальных сочетания, которые и составляют код доступа к «мозгу» корабля. Одна последовательность выдавалась пилоту при назначении, вторая была тщательно запечатана кодами Ценкома. Однако то, с какой легкостью Полион мухлевал в Сети, заронило в душу Нансии глубокие подозрения относительно компьютерных систем безопасности. Любой придуманный кем-либо код можно взломать… и как еще такая мелочь, как радиационная вспышка, могла погубить КЛ-740?

— Ничто и не прошло сквозь пилон, — сказал Симеон. — Однако КЛ-740 был одним из первых кораблей Курьерской Службы. Триста лет назад о том, как нужно защищать синаптические связи, было известно куда меньше, чем теперь. Радиационная вспышка, воздействию которой подвергся корабль, была не настолько сильной, чтобы повредить основные системы, однако она сожгла ведущие к капсуле связи, оставив КЛ-740 в полной изоляции — без возможности передавать или принимать сигналы, совершенно отрезанного от управления кораблем. Калеб привел корабль обратно на ручном управлении, однако к тому времени, как они добрались до Веги, КЛ-740 сошел с ума от сенсорного голодания.

— Но Системы Хельвы… — возразила Нансия. Прошло очень, очень много времени с тех пор, как какой-либо из «мозговых» кораблей испытывал сенсорное голодание. Встроенные в капсулу метачипы, названные в честь легендарного «мозгового» корабля, прошедшего через такое испытание и предложившего эту модификацию, должны были быть неуязвимы для любого внешнего воздействия.

— Модификации Хельвы не универсальны, хотя, видит бог, должны бы быть таковыми. — Голос у Симеона был усталый. — Это болезненная процедура для тех из нас, кому не повезло быть снабженными этой системой изначально, девочка. Некоторые из более старых кораблей, те, кто сумел расплатиться и работал на Курьерскую Службу уже в качестве свободных агентов, имели право отказаться от модификации. КЛ… воспользовался этим правом.

— Ох! — Это был худший кошмар для любого «мозга»: оказаться отрезанным от мира, причем до такой степени, какую не мог вообразить себе ни один мягкотелый. На миг Нансия отключила все свои сенсоры, представляя эту абсолютную черноту. Сколько времени она смогла бы выдержать такое? Неудивительно, что ее наставник в Лабораторной школе отключил новостной луч, когда там рассказывалось о КЛ-740. Неудивительно, что доступные ей файлы с записями были тщательно отредактированы. Никто не хотел, чтобы «мозговой» корабль терзался мыслями о самом худшем, что только может случиться. Нансия и сама больше не хотела об этом думать. Внутренне содрогаясь, она включила одновременно все сенсоры и коммуникационный канал.

Мелкие шумы повседневной жизни омыли ее теплым, успокаивающим приливом, даря общность с остальным человечеством, с остальной разумной жизнью вселенной. Нансия с изумлением и признательностью отмечала все детали. «Как странно и чудесно все это… видеть, слышать, ощущать, чувствовать, знать… и я все это воспринимала как должное!» В эту секунду любой, самый мельчайший входящий импульс был драгоценен для нее, словно дар самой жизни. Калеб занимался на тренажере, на экранах в центральной рубке танцевали элегантные геометрические узоры заставки, а снаружи пылали, словно далекие маяки, яркие звезды. Вега-4 прямо по курсу виднелась как красноватый сияющий шар, а в пространстве между Вегой-4.3 и 4.2 туда-сюда летали импульсы: кто-то болтал о моде на синтешелк, царящей сейчас на Центральных Мирах. А кто-то кричал на спутниковом канале связи…

Симеон продолжал говорить:

— Левин. — Несущие сигналы прозвучали как скорбный шепот. — Его звали не КЛ-740. Его звали Левин, и он был моим другом.

На Веге-4.2 на борт Нансии погрузились губернатор Трикстоппл и его семейство. Они вели себя словно пассажиры на круизном лайнере, разбрасывали повсюду свои вещи, предоставляя подбирать их терпеливым слугам, идущим следом. А еще оценивали вслух все детали интерьера Нансии, которые попадались им на глаза.

— Эй! Посмотрите на эти экраны! — Младший Трикстоппл, подросток лет двенадцати с хищной, как у ласки, мордочкой, с предвкушением пялился на три огромных, во всю стену, экрана в центральной рубке. — Сестренка, где мой кристалл с «Разбросанными»? Я могу играть всю дорогу до дома…

— Я не обязана следить, где ты бросаешь свое барахло, — фыркнула его старшая сестра. — Мама, в моей каюте только один шкафчик для вещей. Мои антаресские кружева все помнутся.

— А кому какое дело? Все равно твоей уродливой роже ничего не поможет! — Трикстоппл-младший показал сестре язык. Она швырнула в него флакон с чем-то розовым и тягучим, брат уклонился, а флакон аккуратно поймал в воздухе Калеб.

— Дети, дети, — пробормотал Трикстоппл-старший, — не нужно беспокоить мать и слуг. — Он протянул костлявую руку, чтобы взять у пилота брошенный дочкой флакон. Судя по взгляду и жесту, губернатор явно зачислил Калеба в число слуг. Нансия разозлилась. Может быть, Калеб и не является ее официальным «телом», она может отвергать методы, которыми Психологический Отдел пытался заставить их сотрудничать для вящего спокойствия Ценкома, однако тем не менее он был заслуженным пилотом и достоин куда большего уважения!

— Губернатор Трикстоппл, боюсь, мне придется попросить вас разойтись по отведенным вам каютам и пристегнуться перед стартом, — без малейших интонаций произнес Калеб.

— Уже? Но эти неуклюжие слуги еще даже не начали распаковывать мои вещи! Я пока не могу их отослать! — возмутилась Триксия Трикстоппл, без единого слова признательности или прощания в адрес слуг, которые, судя по всему, работали у нее все те двадцать лет, что губернатор Трикстоппл занимал свой пост. Было ясно, от кого ее дочь научилась так противно фыркать.

— Приношу извинения, мэм, — сказал Калеб, по-прежнему ровным тоном, к которому невозможно было придраться, — но я связан уставом. Раздел 4, подраздел 4.5, параграфы со второго по четвертый. Кораблю Курьерской Службы не позволено задерживать вылет без какой бы то ни было причины. Продление стоянки здесь может лишить возможности попасть туда, где срочно нужен курьерский корабль.

Он лично проводил все семейство Трикстопплов до их коек и заверил, что они надежно защищены от стартовых перегрузок. Нансия держала сенсоры в каютах включенными, чтобы все перепроверить, однако Калеб не сделал ни малейшей ошибки.

Как только пассажиры были пристегнуты, а их багаж закреплен, Калеб вернулся в рубку и махнул рукой в сторону двери.

— Икс-Эн, ты не могла бы закрыть? — И вздохнул с подчеркнутым облегчением. — Если бы мы только могли не пускать их сюда в течение всего полета! Такие люди — позор для Веги. Им даже не хватило хороших манер, чтобы поздороваться с тобой!

— Точно так же, как и пассажирам, которых я везла сюда, — добавила Нансия. — Я начинаю чувствовать себя невидимкой.

— Не для меня, — заверил ее Калеб. Его глаза изучали рубку, и в них была такая тоска, что Нансия даже озадачилась. — Только не для меня… Если я не получу новое назначение, это будет мое последнее путешествие на корабле. А нам придется лететь вместе с этими, этими… — Он помахал рукой, как будто не мог подобрать слов.

— Это грустно, — согласилась Нансия, — но это не причина, по которой мы не должны относиться к своей работе профессионально, не так ли? — Разговаривая с Калебом, она одновременно быстро просматривала тома устава Курьерской Службы, загруженные в ее банк данных перед назначением. Что-то там было на третьем мегакристалле… А, вот оно. Именно такая ситуация. Но сейчас Нансия не будет об этом упоминать. Калеб явно желал покинуть поверхность Веги-4.2 прежде, чем Трикстопплы начнут жаловаться на ограничение своей свободы, и Нансия не могла его в этом винить.

Из уважения ко все еще слабому здоровью Калеба Нансия выполнила этот старт так медленно и мягко, как только могла. В конце концов, это не вина пилота, что Психологический Центр практически насильно упихал их личные коды в один поток данных. И она не хотела убивать этого человека по пути домой.

Когда они снова оказались за пределами гравитационного колодца, Калеб отстегнулся от противоперегрузочного кресла и прошелся по рубке, сейчас в его движениях не наблюдалось ни малейшего признака слабости, проявлявшейся после первого старта.

— Бережешь гражданских? — поинтересовался он. — Помнится мне, что ты можешь стартовать куда быстрее, когда хочешь, Икс-Эн.

— Я… ну… не вижу необходимости спешить, — пробормотала Нансия. Будь он проклят, этот упрямец! Не хочет даже признать, что ему же лучше, если старт не настолько резкий!

Калеб, кажется, слегка развеселился.

— Верно. Если учесть, что теперь нет причин оставлять пассажиров привязанными к койкам и что нам придется нянчиться с этими типами до самой точки сингулярности… я бы тоже не стал спешить.

Словно в ответ на эти слова, через диафрагму двери протиснулся Трикстоппл-младший. Нансия вздрогнула, ощутив повреждения, нанесенные ее гибким мембранам. Она широко открыла дверь, так чтобы губернатор Трикстоппл, шествующий по коридору следом за сыном, не причинил ей еще большего вреда.

— Ладно, теперь мы в космосе, и я хочу поиграть на компе! — заявил мальчишка.

Нансия задвинула и закрыла все ящички шкафа и намеренно отключила экраны.

— Извините, юный сэр. Устав Курьерской Службы, том XVIII, раздел 1522, подраздел 6.2, параграф тысяча шестьсот пятьдесят второй, строго запрещает предоставлять допуск к корабельному компьютеру не облеченным соответствующими полномочиями лицам, равно как и разрешать им свободное передвижение по рубке. Этот запрет выдвинут в качестве защитной меры против незаконного вторжения в собственность Курьерской Службы.

— Слушай, ты… ты, говорящая капсула, это не касается таких людей, как мы! — рявкнул губернатор Трикстоппл, входя в рубку.

— В официальных приказах, переданных мне Ценкомом в начале данного рейса, ничего не говорилось о вас и вашей семье, губернатор Трикстоппл, — ответила Нансия. Она делала между словами небольшие паузы и придала голосу металлическое звучание, чтобы Трикстопплы ощутили, что говорят с машиной, которую нельзя запугать или подкупить. — Мне не позволено вносить в эти приказы изменения, за исключением тех, что переданы прямым лучом с Центрального.

— Но база Вега приказала тебе отвезти нас на Центральный!

— И я всегда рада оказать услугу моим добрым друзьям на базе Вега, — отозвалась Нансия. — И тем не менее не в моей власти изменять устав. Если Командный Центр даст вам доступ к моим компьютерам, то я разрешу вам пребывать здесь. А пока что прошу вас вернуться в отведенные вам каюты и прилегающие к ним помещения. Мне не хочется подкреплять приказы силой, но вы должны знать, что у меня есть право в случае неповиновения заполнить все жилые отсеки усыпляющим газом.

Губернатор Трикстоппл схватил сына за воротник и выволок из рубки. Лепестки дверной диафрагмы закрылись за ними.

— Это, — с уважением произнес Калеб, — было великолепно, Икс-Эн. Просто великолепно. Э-э… я полагаю, такой параграф в уставе действительно есть?

— Конечно, есть! Ты что, думаешь, я лгу?

— Мои глубочайшие извинения, мэм. Я просто не мог сам вспомнить данный параграф…

— Я сознаю, что мозг мягкотелых сильно ограничен в своих возможностях хранения и поиска информации, — насмешливо хмыкнула Нансия, а потом созналась: — На самом деле мне потребовалось несколько минут, чтобы отыскать что-либо применимое к данному случаю. И я бы никогда об этом не подумала, если бы ты не процитировал устав, чтобы заставить их убраться отсюда перед стартом.

— Если бы не нужно было их кормить, — мечтательно промолвил Калеб, — то нам бы не пришлось снова заговаривать с ними на протяжении всего пути до Центрального…

— У меня есть возможность сервировать трапезу в любой из жилых кают, — уведомила его Нансия. «В отличие от старых моделей…» Она оборвала себя прежде, чем высказала это вслух. Было бы жестоко напоминать Калебу о его потере.

— Ладно, Икс-Эн, попробуй вот это. — Калеб подвигал джойстиком и вывел на дисплей двойной тор, заключающий в себе два двойных сомкнутых изгиба. Участки тора были вписаны в диски, обозначенные как А1, В и А2. — Ты в А1, пространство твоего назначения — А2. Найди точку сингулярности и рассчитай необходимое расщепление.

— Это нечестно, — запротестовала Нансия. — Ведь так и не было доказано, что вообще существует последовательность расщепления по навигации в данной структуре. Гипотеза Сатьяджохи, — процитировала она из базы памяти. — «Если h — гомеоморфизм ЕЗ на само себя, зафиксированный на ЕЗ — Е, требуется одно из h(J1), h(J2), содержащее дугу с четырьмя точками от А+В, такими, чтобы никакие две из этих точек не были смежны с дугой, принадлежащей к той же самой дуге между А и В». Если так, то пространство расщепления h не согласуется с ЕЗ. А в данном приложении, — напомнила она Калебу, — ЕЗ эквивалентно нормальному пространству.

Калеб дважды моргнул.

— На самом деле я не ожидал, что ты знакома с гипотезой Сатьяджохи. И все же, Икс-Эн. Позволь мне указать, что это всего лишь гипотеза, а не теорема.

— За сто двадцать пять лет своего существования в космической математике она так и не была опровергнута, — проворчала Нансия.

— Ну и что? Возможно, ты будешь первой, кто найдет контрпример.

Нансия не думала, что есть особый смысл даже в том, чтобы пытаться этот контрпример найти, однако запустила программу автоматического развития «струн» на экран, так, что та высвечивала различные вероятные пути через сингулярность, превращая их в линии искристого голубого цвета, а затем постепенно позволяя им угаснуть, когда в отношении их — одна за другой — было доказано отсутствие вероятности. Было еще кое-что, в чем Нансии нужен был совет Калеба, и теперь — когда семейство Трикстопплов было вынуждено сидеть в своих каютах, а Калеб был в лучшем настроении, чем когда-либо за все время их знакомства, так ему понравилась игра с гипотезой Сатьяджохи, — так вот, теперь было самое подходящее время, чтобы об этом заговорить.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: