Стихия – наводнение

Затем я разрываю тишину своим вопросом и возвращаю стариков к нашему разговору:

– Хорошо, а что нам природа показывает наводнением?

– А на что похоже наводнение?

Рисунок 16. Надуманный страх, обида, обвинения как наводнение

– На войну, обиду, страх, обвинения самого себя и других, на чуму…

– А чем они схожи?

– Ну, война… она идет пластом. Обида тоже идет пластом, больше и больше набирая силу.

– Так, а наводнение набирает силы? – спрашивает меня деда.

– По началу, да, а потом – его сила снижается.

– А война, она набирает силу, когда идет пластом?

– Нет. Обычно она стягивает на себя силу жизни у живого, которое попадает в зону действия войны.

– Так. Война тоже идет пластом, но силы свои теряет, как и наводнение. А обида? – продолжает спрашивать меня деда Коля.

– Обида тоже идет пластом, только накрывая то, что попадается у нее на пути. Так, что когда она идет, мы уже ничего не видим кроме нее самой.

– Да, обида тоже, как наводнение. В какой-то промежуток времени она всплывает пластом, набирая силы с каждым разом больше и больше, а потом силу теряет, – добавляет деда Коля и спрашивает меня дальше: А страх?

– Он тоже идет пластом и, как обида, набирает силы.

– Ну, что ж, давай рассмотрим его на примере. Что с тобой произошло, когда ты пришел к бабе Василисе и увидел там много народу и то, что они занимаются разбором какой-то проблемы, а при твоем появлении перестали вести разбор?

Я вспоминаю, как я пришел к бабе Василисе и что со мной тогда произошло:

– У меня появился страх, что они за моей спиной обсуждают меня.

– И что с тобой сделал этот страх?

– Он собой закрыл ту проблему, которую они разбирали на самом деле, и ее подменил собой.

– Так. Причем, заметь, собирая силы у каждого, кто участвовал в обсуждении проблемы до твоего появления там, да создавая условия, чтобы присутствующие еще сами себя завиноватили. Таким образом страх поглощает каждого, кто попадает под зону действия. Это тоже похоже на наводнение. А обвинения? – продолжает забрасывать меня вопросами деда Коля.

– Обвинение, как наводнение, набирает силу с самого появления и обрушивает ее на то, что попадается на его пути, не оставляя и следа жизни.

– Да, это так. И не зависимо от того, когда ты обвиняешь себя или других. Самое интересное: в этот момент ты не видишь ни самого себя, ни свою жизнь, ничего живого рядом. У тебя только одно на уме: виноват или я, или они. И больше ничего. А за счет чего набирается сила у виноватости?

– За счет того, что идет огромный поток мыслей, и этим перекрывается все живое.

– Да. Мы эти мысли начинаем развивать, накручивать себе, и этим в себе пробуждаем силу противодействия к себе или другим, собирая ее на себя, даже тогда, когда мы делаем это тишком. В народе это называется поглощатель силы, или, как сейчас называют в обществе, вампиризм. Это так, – проговаривает дедуля и, немного поразмыслив, задает очередной вопрос: А что еще делает наводнение?

– Сметает все на своем пути.

– А как это происходит в мире людей?

– Человек, воюя, обижаясь, находясь в страхе и обвиняя, убивает все живое на своем пути.

– Да, обида все сметает на своем пути, закрывая мир, тоже самое делает страх да обвинение. А как у тебя обида, страх и обвинения закрывают собой мир?

– Когда у меня появляется обида на какого-то человека, то я от него отгораживаюсь, то есть осознанно закрываю доступ человека и его мира в свой мир. Но человека ведь из своего мира не выкинешь – он там живет. С ним все равно приходится встречаться, общаться.

Так, не убрав старую обиду, я продолжаю с ним дальше общаться. Он дает повод появиться другой обиде, и я отвечаю ему тем же. Так обида получает подпитку и расширяет свое поле деятельности. Таким образом, обида растет во мне, как снежный ком, и набирает силу.

– Так. А страх?

– Страх воздействует также, как и обида. Например: я боюсь вас, стариков. И сколько раз я уже ни говорил сам себе, что больше к вам не пойду, все равно меня тянет к вам. И я снова у вас. Страх толкает меня на то, чтобы я пошел у него на поводу и создал для него условие для набора сил. И с каждым разом его возникновения, страх растет да создает мне ситуации с большей и большей разрушительной силой. С каждым разом страх поглощает меня больше и больше. Он толкает меня на то, чтобы я совсем огородился от окружающего мира, создавая одиночество там, где его и быть не может.

– А как твой страх заставляет тебя снова и снова идти к нам?

– Не знаю, дедуля, – проговариваю я с какой-то тяжестью в груди.

– Сынок, идти к нам тебя толкает злость. И ты приходишь к нам – на войну, чтобы протестовать, перечить, отрицать. Тебя тянет сюда то, что ты можешь здесь воевать безопасно для своей жизни. Что в этой войне мы тебя не раздавим, как муху, что бы ты получил в обществе, а дадим тебе шанс одуматься и осознать, что ты на самом деле делаешь с собой. Это так?

– Да, – с сожалением признаюсь я, что меня раскусили.

– Теперь давай посмотрим, что создал в тебе страх?

– Одиночество, страдания и мучения, – не задумываясь, отвечаю я.

– Страх в тебе вызывает войну и этой войной создает уничтожение тебя самого. А ты в отместку страху сметаешь то, что попадается на твоем пути, обвиняя и выгораживая себя или других.

– Да… Это точно так, – удивленно подтверждаю я.

– Так. Но страх страху – рознь. Теперь давай посмотрим, какой страх: явный или вымышленный, вызывает войну?

Я теряюсь от этого вопроса деда и, пожав плечами, говорю:

– Страх есть страх. Как его еще можно разделить или обозначить?… Никак.

– Явный страх останавливает действие. Создает ситуацию для бездействия, а надуманный страх – вызывает войну.

Тут я так возмущаюсь и кричу деду:

– Это как может быть: страх явный и вымышленный!? Страх есть страх!!! И он только такой, какой он есть!! Чего ты такое говоришь, дедуля?

– Явный страх появляется только после действия, после того, когда мы сделали, какую-то ошибку в жизни. И нам не хочется еще раз это пережить. Так?

– Так.

– И что в этот момент делает с нами страх?

– Он не пускает нас на это же действие.

– И этот страх человек потом прикрывает, называя его опытом, создавая условия для своего дальнейшего бездействия. Да оправдывает себя этим, говоря, мол, я уже это делал, у меня неудачно получилось, че второй раз туда лезть. Это ясно?

– Да. Но разве может быть страх надуманным?

– Давай посмотрим: отчего у тебя появился страх к нам? Ведь страх явный появляется только от угрозы. А ты знаешь, что тебе у нас ничего не угрожает. Разве что только твоим штанам… и то не каждый раз, а только в твой очередной протест, когда ничего не можешь возразить. Так?

– Так. Я у вас чувствую себя как в своей тарелке.

– Дак где же здесь явный страх?

– Не знаю… Но я же боюсь!? – возмущаюсь я.

– А чего боишься?

– Что вы снова разобьете привычные для меня установки, на которых я основываюсь в построении своей жизни.

– По-другому говоря, в тебе боится что-то такое, чему придется в тебе потесниться? Так?

– Получается, так, – и мне становится легче от такого поворота разговора, да меня что-то отпускает.

– А ты, сливаясь воедино с этим нечто, принимаешь его страх за свой да начинаешь войну с нами, зная, что тебе самому, как человеку у нас нет никакой угрозы. Ты можешь хоть осуждать нас и считать сумасшедшими, хоть протестовать, судить, стонать, вызывать жалость к себе, создавать ситуацию так, чтобы за тебя сделали другие, чтобы другие взяли на себя ответственность за твою жизнь. Так?

– Да, – говорю я, и мне становится уже смешно над собой. В этой ситуации я вижу себя Властелином в одежде клоуна.

А дедуля спрашивает меня дальше:

– Дак кому идет угроза от того, что ты придешь к нам?

– Тварям, которые сидят во мне. Они чувствуют, что их уклад во мне рушится и что им придется из меня выходить, – радостно отвечаю я.

– Дак какой страх тебя тянет к нам?

– Никакой. Я прихожу к вам, потому что мне у вас хорошо. Я у вас, как у себя дома. Мой дом – здесь.

– Интересно. А у себя дома ведь не воюют, а устраивают свою жизнь в ладу. А ты только и знаешь, что протестуешь, да от того, что мы тебе говорим, отказываешься. Дак какой страх тебя толкает идти на войну с нами?

– Вот пристал! Ведь сам уже знает, че еще спрашивает? – ворчу я сам про себя. – Надуманный, какой же еще?

– Так. Теперь давай посмотрим, как надуманный страх толкает тебя на войну с нами.

– Хорошо. Мне и самому это интересно, – успокаиваюсь я.

– Когда мы разбираем жизненный уклад, который на данный момент не совпадает с твоим, то, что с тобой происходит?

– Я обижаюсь на вас из-за того, что вы рушите мою основу. И на себя, что я раньше не знал то, о чем вы говорите. Я отстаиваю свой старый образ жития, потому что мне так привычно думать, строить свою жизнь. И потом – не ожидаешь ни от кого удара из-за спины. Я живу так, как принято другими, и о другом не думаю. А сейчас мне приходится строить свою жизнь так, как говорите вы. И еще видеть то, что люди делают не так, как необходимо им, приходится наблюдать эти расхождения с вашими словами.

– И ты обижаешься на то, что то, что мы говорим, противоречит общепринятому, и эта обида толкает тебя на войну с нами. Так?

– Так.

– А еще что делает обида с тобой?

Я задумываюсь, но ничего не вижу и отвечаю:

– Не знаю.

– Когда обида не может нас одолеть войной, то она тебя толкает, чтобы ты обвинял нас и самого себя. Так?

– Так, – тупо отвечаю я, как попка-дурак, ничего не соображая, о чем говорит деда.

А он, не обращая внимания на мое состояние, продолжает меня спрашивать:

– Дак что нам показывает природа наводнением?

Тут я очухиваюсь, чувствую, что тема моего прихода к старикам постепенно заканчивается, и говорю как ни в чем ни бывало:

– Наш надуманный страх. Он, как наводнение, набирает силу обидой, обида толкает на войну и обвинения.

– Именно так. Надуманный страх запускает в нас бесконечное число мыслей, и мы этими мыслями, как лавиной, накрываем сами себя да тот мир, в котором мы находимся. Этим мы ослепляем себя да входим в состояние глухоты.

При взаимодействии с миром мы обижаемся и этим создаем условия для набора сил нашему надуманному страху. Да после этого выходим на войну, усиливая лавину обиды и разрушительную скорость надуманного страха. А когда у нас не хватает сил, то обратной волной схода наводнения мы сметаем на своем пути те следы, которые сделали, идя войной на мир, обижаясь на него, да надуманно боясь его. Мы начинаем обвинять себя и других, выгораживая свои действия и мысли, на которые мы опирались в этой войне.

Деда Коля немного размышляет про себя и продолжает:

– Очень часто у нас бывает еще и такое, когда надуманный страх вызывает обиду, а она переходит в месть. И тогда мы мстим не только тому, на кого обиделись, но и его окружению и даже тем, кто на него похож. Наша злость придает силы для мести. Таким образом, наводнение, закрывая собой мир, топит человека в его злости и мщении. Теперь ясно, как природа показывает наводнением человеку, что с ним происходит?

– Да, ясно.

Я замолкаю и осмысливаю сказанное дедом. А деда Коля между тем останавливает лошадь да идет в кусты.

Стихия – война

Тут баба Соня подсаживается ко мне поближе, обнимает меня по-матерински и на ушко меня спрашивает:

– Сынок, у тебя к нам вопросы закончились?

Я испуганно вскакиваю, что все, больше они мне ничего не станут объяснять, и в панике зову деда Колю:

– Деда, где ты там спрятался? Возвращайся, а то баба Соня больше не хочет мне помочь в стихиях разобраться.

Немного погодя дедуля возвращается с охапкой каких-то трав и кладет их в телегу возле себя. Мы трогаемся, и он говорит довольным голосом:

– Валяй свой вопрос.

– Деда, а что нам показывает война в природе?

– А на что она похожа?

– На внутреннюю войну.

– Это между кем и кем?

– Между моей душой и теми тварями, которые гложут меня изнутри.

– А как в нас эта война происходит?

– Не знаю, что сказать, – произношу я спокойно, хотя во мне идет бурное возмущение на то, что я не могу найти в себе ответ.

Рисунок 17. Внутренняя война родного и чужеродного

– Перед живым в каждый миг своей жизни встает бесчислимое количество выборов: как посмотреть, как пошевелить пальцем, как вздохнуть, что услышать, что принять… В том числе выбор по какому пути идти: по пути творения своей жизни или по пути самоуничтожения. И когда мы делаем выбор под управлением чужеродного: идти по пути самоуничтожения, то тут и возникает борьба в нас между Светом и Тьмой. Решение идти по пути творения своей жизни, принятое тобой раньше, и решение идти по пути самоуничтожения начинают каждый тянуть в свою сторону, создавая в нас войну. Мы начинаем войну сами с собой. Войну в себе между родным и чужеродным. Это ясно?

– Не совсем.

– Тогда, давай разберем это на примере, когда у тебя идет протест на то, что мы тебе говорим.

– Давай, – соглашаюсь я, хотя на душе кошки скребут, что мне сейчас снова деда перемалывать кости станет. Но любопытство, что мне скажет деда по моим поступкам, толкает меня на этот разбор.

– Итак, что в тебе вызывает протест, когда мы разбираем темы жизни?

– Что вы эти темы толкуете совершенно по-другому, а не так, как принято в обществе.

– Но заметь, что против одного у тебя идет протест, а против другого нет, хотя то и другое, рассказанное нами, непринято в обществе.

И тут я вспоминаю, что в разговорах со стариками я на что-то реагирую так, словно они мне ничего сверхестественного не сказали, или при этом про себя говорю: «Это он или она заливает». И меня их слова не задевают.

А есть слова, из-за которых мне аж вцепиться им в глотку хочется и перегрызть ее.

Вспоминаю это, да деду важно говорю:

– Бывает.

– А из-за чего возникает протест?

Я немного думаю и отвечаю:

– Дедуля… Не знаю… Ничего в голову не идет… Ничего не вижу. Идет полный туман.

– А кто в тебе этот туман запускает?

– Твари, которые мной сейчас управляют.

– А для чего бы им наводить сейчас на тебя туман?

– Они чего-то от меня скрывают.

– А что конкретно?

– Что они меня уводят не туда, куда необходимо мне.

– Именно так. Тем, что мы разбираем изначальные пути творения своей жизни, мы в тебе пробуждаем твои же ране принятые решения пойти по пути творения, от которых ты когда-то отказался. А управленцы, которые уводят тебя в сторону, заставляя принять разрушительное для тебя решение, возмущаются. Вдруг ты при этих разборах опомнишься, изгонишь их из себя да пойдешь по пути творения своей жизни. Вот в тебе и идет война между твоими решениями, да между родным тебе и чужеродным. Да мало того в себе, но ты еще эту войну выливаешь и на мир, в котором сам и находишься. Это так?

– Так, – соглашаюсь я. Очень странно, но сейчас на слова деда у меня даже нет возражений. Наоборот, происходит какое-то облегчение, и меня что-то отпускает.

– Вот так, сынок, война в природе показывает нам в зеркальном отражении, что творится в нас самих. То, что мы приняли разрушительные решения, сбились со своего жизненного пути, что, обещая, мы проклинаем сами себя, что, давая клятвы, мы заклинаем себя на гибель. Теперь ясно, что показывает нам война в природе?

– Да, – отвечаю я, еле слышно, да оглядываясь на свою прожитую жизнь и видя, что я сам сделал со своей жизнью.

Деда Коля, видя что со мной происходит, говорит мне:

– Сынок, не отчаивайся. Это только твои ошибки, а их можно исправить.

– А как можно убрать в себе протест? – спрашиваю я от безысходности.

– Увидеть, что это не ты сам протестуешь, а в тебе протестуют управленцы, видя в происходящем угрозу для себя, для их жизни в тебе. Отдели их от себя, да изгони их из себя. Так ты и остановишь в себе войну, протест. А, изгоняя из себя потоки разрушительных мыслей да тех, кто в тебе их запускает, да отменяя свои разрушительные решения, ты уберешь свой надуманный страх, и этим остановишь в себе наводнение. Что еще может быть проще?

А по поводу того, что разрушительных мыслей у нас – непочатый край, управленцев – несчитанное количество, да разрушительных решений принято – немыслимо сколько, убирай! Создавай условия на разворот души, чтобы душа запела. И эти ужасы пугать не станут, а, наоборот, в тебе пробудится родной дух, и на управленцев разгорится твой огонь Небесный, что потом ТЫ станешь на них в себе охотиться. Вот так, сынок.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: