Глава 3, которая час назад

Самолет приземлился в аэропорту Низы, столицы Рас-эль-Шафрана. Ко мне сразу подошла стюардесса и попросила задержаться в салоне, пока его не покинут остальные пассажиры.

— В целях вашей безопасности, мадам. Всегда ведь найдутся охотники пощелкать мобильными.

Она адресовала мне заботливую улыбку и через какое-то время пригласила к трапу. А едва ступив на него, я увидела на летном поле прямо рядом с самолетом длиннющий белый лимузин с зеркальными стеклами и государственным флажком Рас-эль-Шафрана на капоте. Возле лимузина стоял высокий мужчина атлетического сложения, в прекрасном костюме и приветливо улыбался мне снизу вверх. Очень смуглый, с черной холеной круглой бородкой. В руках — изрядный букет белых роз.

Когда я сошла с трапа, бородач шагнул ко мне и торжественно провозгласил:

— Его королевское высочество эмир Гамид Абдулла бен Ахмад Нияз эль-Кхалифа наделил меня, ничтожного своего слугу, честью первым приветствовать нашу дорогую гостью, госпожу Эльзу-Маргариту-Марию-Елену ван Вельден, на священной земле Рас-эль-Шафрана!

Розы как-то сами собой оказались в моих руках, а моя дорожная сумка — в его.

— Смею надеяться, полет прошел нормально и моя госпожа пребывает в добром здравии? — уже с вполне обыденной и даже, мне показалось, дружеской интонацией поинтересовался он, и я только сейчас осознала, что он говорит на идеальном английском языке.

— Благодарю вас, мистер… э-э-э… — Вдруг он титулованная особа? — Сэр?..

— Нурали. — Бородач чуть склонил голову.

— Благодарю вас, сэр Нурали.

— Просто Нурали, — скромно поправил он и отрапортовал: — Слуга его королевского высочества и отныне также ваш верный слуга, моя госпожа!

Я почувствовала улыбку в его интонации, но вот понять, дружеская она или ироничная, сейчас не смогла.

— У вас великолепный английский, Нурали. Мой же способен только вызвать улыбку. Где вы учились?

— Имел честь сопровождать его королевское высочество в Англию, моя госпожа. Пожалуйста, прошу вас, садитесь в машину. — Он распахнул дверцу. — Приношу извинения, но вынужден поторопить мою госпожу. Его королевское высочество изволили пригласить вас на аудиенцию. Через час.

— На аудиенцию? Меня? Через час?..

— Пожалуйста, моя госпожа, садитесь в машину. — Нурали слегка согнулся в поклоне.

— Но простите… Мой багаж! И я только что с самолета! Как я буду выглядеть на аудиенции?

— Не волнуйтесь, ваш багаж будет доставлен куда следует. Извольте садиться в машину. Не хотелось бы заставлять ждать его королевское высочество. — В интонации Нурали теперь уже звучал металл, на лице — ни намека на улыбку.

Я покорно полезла в лимузин.

— В отношении протокола аудиенции волноваться тоже не следует, моя госпожа. — Нурали протянул мне мою дорожную сумку; его глаза повеселели, а от металла в голосе не осталось и следа. — Понимая, что внезапное приглашение на аудиенцию застанет вас врасплох, его королевское высочество проявил мудрость и заботу. Извольте открыть вон ту шкатулку.

На одном из диванов действительно лежал небольшой инкрустированный ларчик.

— Не стесняйтесь, моя госпожа. Открывайте.

Пришлось это сделать. На белом шелке обивки светился сверток изумрудно-зеленой тончайшей ткани с дивной золотой вышивкой. Покрывало или палантин. Из шкатулки нежно и пряно пахло чем-то очень изысканно восточным.

— Протокол аудиенции требует от вас всего лишь головного убора, — безмятежно продолжал Нурали и вдруг, засовываясь в машину по пояс, заговорщицки прищурился и прошептал: — Ну как на скачках в Аскоте!

— Я там никогда не была, — зачем-то сказала я.

— Не много потеряли. Наши скачки на верблюдах гораздо увлекательнее. Да, кстати, если вам нужно сообщить родственникам, что вы добрались, вон телефон. Можете болтать хоть всю дорогу. Ехать примерно с полчаса. А аудиенция займет минут десять, не больше. Здесь, в баре, вы найдете холодные напитки, посуда вон в том шкафчике.

Нурали хорошо улыбнулся, убрал себя из машины, по-восточному сложив руки на груди, отвесил поклон, захлопнул дверцу и сел рядом с водителем в кабине, отделенной от салона полупрозрачной толстой стенкой. Лимузин тронулся с места. За окнами поплыли всякие типично аэропортовские сооружения и бесконечные взлетные полосы до горизонта.

С некоторым трепетом я открыла холодильник, рассчитывая обнаружить нечто вроде этой шкатулки — какой-нибудь удивительный графин с неведомым восточным «компотом» дивного вкуса и красоты, — но там оказался лишь банальный ассортимент стандартных безалкогольных напитков от пепси до перье, с газом и без. Аэродромные пейзажи за окнами тем временем перетекли в какую-то совершенно пустынную местность, если не считать асфальтовой ленты собственно шоссе и редких кустиков колючек по обочине.

Я попила минералки. Привычный вкус перье. Если пить с закрытыми глазами, то можно представить, что меня везет не дорогущий лимузин и не по пустыне, а, например, автобус нашей съемочной группы где-нибудь по долине Луары. Или вообще я никуда не еду, а сижу у Марты на кухне. В Мартином холодильнике всегда полно перье — она заставляет Жюля его пить, чтобы тот не курил. Ее личное изобретение вместо никотинового пластыря.

Я позвонила ей по дармовому телефону. Без подробностей насчет шкатулки и рассуждений о скачках. Насчет чести высокой аудиенции — все понятно, но какая вообще необходимость эмиру со мной общаться? Вполне хватило бы чиновников из министерства культуры. Она весело посоветовала:

— Отнесись к этому, как к приключению, детка. Держись официально. Не забудь про платок. Расскажешь потом. Целую.

Я посмотрела на шкатулку и, не удержавшись, снова раскрыла ее и достала чудо-ткань. Шелк заструился и засверкал в моих руках, игриво чуть пощекотывая пальцы золотыми ниточками вышивки. Палантин был огромен, наверное, метр на два. Концы украшала бахрома с золотыми бисерными бусинками. Такая красота была бы очень хороша, скажем, в качестве занавески на окне спальни или слегка наброшенная на плечи при декольтированном туалете — особенно с тем темно-зеленым платьем, в котором я получала премию Жюля Верна.

Выходит, эмир видел меня по телевизору в момент вручения премии? Или видел мои программы, где я тоже всегда в зеленом? Да ну… Делать ему больше нечего, кроме как смотреть детские познавательные программы французского телевидения! И не он выбирал для меня этот шарф, а какая-нибудь служба протокола. Просто зеленый — самый почитаемый у мусульман цвет, и тем подчеркивается особая ко мне благосклонность.

Я стала складывать палантин, чтобы убрать его обратно в шкатулку. Ткань отчаянно скользила в моих руках, словно нарочно не желая подчиняться. А вдруг эмир не поверил своим чиновникам и сам просмотрел мои программы, увидел меня, и я ему вдруг страшно понравилась, и он тоже ждет не дождется нашей встречи… Я как попало запихала палантин в шкатулку, налила в стакан воды.

Перед глазами стояло его лицо и его фигура. Это видение преследовало меня с того самого момента, когда перед поездкой, блуждая по Интернету в поисках информации о Рас-эль-Шафране, я впервые увидела его фотографии: настоящий восточный владыка, словно материализовавшийся из иллюстрации дорогого издания «Тысячи и одной ночи». Не из фильма, когда знаешь, что это загримированный актер, и даже знаешь его фамилию и подробности личной жизни, а именно с картинки из книги — сказочное существо, прекрасное своей нереальной идеальностью. От изобилия эмоций я тогда позвонила тетке.

— Ха! Понимаю! — развеселилась она. — Недаром же этот самый эль-шафранский принц Гамид еще лет десять назад занимал первые места в рейтинге мировых донжуанов, и немало папарацци поживились на съемке его экзерсисов. Странно, что ты его не помнишь. Тогда все девочки твоего возраста собирали его фотки и клеили на зеркала.

— Тетя! Десять лет назад мне было девятнадцать! Но даже в тринадцать я не собирала ничьих фоток и уж тем более не наклеивала на зеркало.

— Не обижайся. А что, правда в Интернете ничего нет о его былых амурных похождениях?

— Ну такого я как-то не искала. В основном все снимки и ролики если не посвящены международным встречам, то показывают его обычно на открытии какой-нибудь больницы, среди стариков при входе в мечеть, со студентами или в окружении сирот какого-нибудь приюта. И он всегда в национальной одежде.

— В дурацком халате и рубахе до пят, с тряпочкой на голове? Как думаешь, под рубахой у него есть штаны или нет?

Я промолчала.

— Детка, — игриво продолжила Марта, — его массмедиа наверняка стараются создать образ правителя мудрого и сердечного. А имиджмейкеры рекомендуют носить национальный костюм, дабы слыть патриотом и приверженцем традиций. Бедолага, раньше-то его обшивал один очень известный английский кутюрье, ох, забыла, как же его имя?.. Ну о-очень известный! Ты должна его знать! Кстати, этот портной за счет скандальной славы принца Гамида в гору-то и попер!..

— Тетя, какой бы славой ни награждала его желтая пресса, тем не менее, он все равно взошел на престол!

— Взошел. А что было делать, если из всей династии уцелел он один? Вот и рядится в национальный халат, чтобы не шарахнули экстремисты, как его старшего брата со всей семьей.

— Боже мой, правда?

— А ты вообще умеешь пользоваться Интернетом? Ну, детка! Ты меня просто поражаешь. Как будто с Луны. Это же было совсем недавно. Год, ну, может, два назад. Все массмедиа трубили только об этом! Как террористка-смертница в оперном театре пробралась в ложу, где на премьере была вся монаршая фамилия, и как всех их разнесло в клочья! Вот принц Гамид, которого в оперу-то медом не заманишь, и сделался эмиром, а так эдакого плейбоя в жизни бы к трону не подпустили!

— Марта, я не понимаю, что ты так на него взъелась? Что плохого он сделал лично тебе? Тебя послушать, так выходит, что лучше бы он тогда оказался в этой ложе и чтобы его тоже разнесло в клочья!

— Детка, нисколько я на него не взъелась. И не хуже тебя понимаю, что, пойди он тогда оперу, вокруг этого самого Рас-эль-Шафрана заварилась бы каша, может, и похлеще, чем с Ираком. А этот парень абсолютный европеец! Думаю, он вполне отдает себе отчет, что фанатики не собираются ему этого прощать и постараются прихлопнуть рано или поздно, сколько бы он ни рядился в национальный халат. Может, оттого и ходит в холостяках да по бабам — боится.

— Грустно, тетя.

— Детка, рассуждать о политике всегда грустно и скучно, потому я не стала журналисткой, а пишу любовные романы. Слушай! Хочешь, я напишу лавстори про европейскую тележурналистку и арабского принца? Чтобы все закончилось у алтаря под свадебные колокола? Хочешь?

Я хмыкнула.

— Марта, вообще-то у принцев принято жениться на принцессах, а не на журналистках.

— Ну, дорогая! На то и роман. Есть же масса вариантов — тайна рождения, например. Скажем, она и знать не знала, что на самом деле — настоящая принцесса. Или такой принц-конформист, которому плевать на монархические устои. Или даже совсем просто — в этой стране принц, прямо по закону, может жениться на ком угодно!

— А может, он лучше будет президентом?

— Нет! Про президента страшно скучно, потому что тогда надо обязательно много политики. А когда принц, то можно писать только про любовь. Когда принц — всегда сказка…

Наблюдая проплывающий мимо монотонный пустынный ландшафт, я допила воду и, машинально поискав глазами, куда бы пристроить пустой стакан, вдруг обнаружила, что пустыня проплывает только слева — туда я смотрела все это время, а справа от дороги — сплошная каменная высоченная стена.

Потом в стене показались очень красивые золоченые ворота. Машина свернула к ним. Они раздвинулись, машина въехала в арку, в конце которой разошлись еще одни ворота, лимузин миновал их, и среди удивительного по красоте парка вдалеке вырос сияющий белый дворец с куполами и башенками, уже знакомый мне по снимкам в Интернете.

Лимузин проехал по парку и остановился перед еще одной стеной и воротами с симпатичными павильончиками по бокам.

Нурали распахнул дверцу машины и заглянул внутрь.

— Приношу извинения, моя госпожа, но вы меня очень обяжете, если мы с вами пройдем детекторный контроль. Несложная процедура, как в аэропорту.

— Хорошо. Я так и предполагала. Но что делать с розами и дорожной сумкой? Там видеокамера, ноутбук…

— Оставьте все в машине. А сейчас, пожалуйста, воспользуйтесь шкатулкой его королевского высочества.

Я встретилась с ним взглядом. Очень смуглое лицо, наполовину скрытое черной бородой, и темные глаза, которые сейчас не выражали абсолютно ничего. Я извлекла из шкатулки и набросила себе на голову тонкую надушенную ткань.

— Так лучше?

Нурали сложил руки на груди и выразительно наклонил голову. Я выбралась из машины. Он показал на левый павильон.

— Пожалуйста, следуйте за мной.

У магнитного детектора дежурили два шикарных гвардейских офицера. Руками в белоснежных перчатках они взяли мои документы, чинно проинспектировали их и занесли что-то в компьютер. Затем мы с Нурали вышли с другой стороны ворот и оказались в самой что ни на есть восточной сказке, среди розовых кустов и фонтанов. Вдалеке бродили павлины. По дорожке, вымощенной розоватым камнем, мы направились к дворцу. Меня ужасно раздражало покрывало на голове и особенно — его дурманящий аромат.

Нурали взглянул на часы.

— Опаздываем? — спросила я.

— Напротив, моя госпожа! — Он вдруг посмотрел на меня так, как если бы мы были друзьями детства и затевали какую-то авантюру. — Можно даже немного погулять в саду, чтобы моей госпоже лишнее время не томиться в приемной.

— Погулять в саду, безусловно, очень хорошо. Но сейчас мне бы очень хотелось вымыть руки и хотя бы умыться с дороги.

— О, простите, моя госпожа… Конечно, конечно… — Нурали смутился, словно я уличила его в чем-то совершенно непристойном. — Конечно! В приемных покоях есть гостевая комната, там вы найдете все необходимое.

Нурали прибавил ходу и свернул на другую такую же розоватую дорожку, которая быстро привела нас к торцу здания, опоясанному причудливой террасой. Под ее сенью перед довольно прозаичными дверями дежурили снова два офицера, но уже в камуфляже и без белых перчаток. Они приосанились, отдали честь и синхронно распахнули дверные створки.

— Прошу вас, — сказал Нурали, и мы очутились в просторном и приятно прохладном холле. Тоже довольно банальном и напоминавшем холл солидной фирмы: охрана, цветы в кадках, банкетки, кресла, лифты, лестницы.

По одной из них мы поднялись и попали в коридор со множеством дверей и не меньшим количеством охранников в камуфляже почти у каждой. Все они вытягивались перед Нурали и отдавали ему честь. Меня же словно не существовало! Наконец Нурали остановился перед какой-то дверью. Последовало действо с синхронным распахиванием створок.

Мы вошли. Двери за нами беззвучно закрылись.

Просторная, залитая солнцем зала. Яркие краски, неожиданные после казарменного лаконизма коридора. Изумительный расписной потолок. Стены в удивительных изразцах. На полу — роскошные шелковые ковры. Много мягких низких диванов и кресел вдоль стен и просто так, в компании с резными многоугольными маленькими столиками. Огромная терраса с видом на внутренний дворик.

— Нурали, какая красота! Но у меня ощущение, что вы привели меня с черного хода.

— Его королевское высочество примут вас в назначенный час, — громко объявил он и тихо добавил: — Это бизнес-вход, чтобы сэкономить время. — И очень смущенно показал на драпировку слева от дверей: — Гостевая комната. У вас… — он посмотрел на часы, — ровно двенадцать минут. Затем я приду за вами и провожу на аудиенцию. — Он поклонился и торопливо выскользнул из приемной.

Я же не менее торопливо юркнула за драпировку. Там оказался совсем короткий коридорчик, который привел к небольшой двери, а за ней — большое помещение, походившее на дамскую комнату в дорогом ресторане или бизнес-центре: беломраморная столешница с блестящими кранами перед зеркальной стеной, длинный диван по другой стене, ну и ряд кабинок с голубоватыми дверцами. По сравнению с предыдущим интерьером — очень незатейливо, но исключительно приятно и элегантно. Кроме моего собственного отражения в зеркальной стене. Под глазами — черные тени. Серая кожа, унылые волосы. Мой черный костюм в каком-то пуху, и — кошмар! — у щиколотки сбоку «стрелка» на колготках…

И именно в этот момент позвонил мой дядюшка!

— Жюль, я как раз стою перед зеркалом, и видок такой, что меня не спасет сейчас даже шляпка самой английской королевы, разве что настоящая паранджа!

— Дурочка! — фыркнул дядя мне в ухо. — Думаешь, эмира волнует, как ты выглядишь? Кто ты для него? Некая иностранка, готовая снять цикл программ о его стране. Оказалось «окошко» между приемами каких-нибудь послов, вот и дернул тебя из аэропорта прямо на аудиенцию. Надо же, чтобы всей мировой общественности стало известно, насколько он прогрессивен и современен: позвал женщину снимать кино, да еще и осчастливил — на аудиенцию во дворец пригласил, на лимузине прокатил!..

— Спасибо, дядюшка! Я сейчас сфотографирую тебе здешний интерьер и пришлю сувенирчик!

Стремительно воспользовавшись всеми сантехническими благами, с телефоном в одной руке и с сумкой в другой я вернулась в приемную. Здесь было по-прежнему безлюдно. Я бросила сумку на ближайшее кресло и сделала пару снимков. Фоткну-ка я еще и внутренний дворик! Секундное дело.

Я вышла на террасу и замерла от восторга.

Во внутреннем дворике, образованном беломраморными стенами дворца с резными галереями, подпираемыми разноцветными керамическими колоннами, стояли пальмы в огромных вазонах; в центре находился мраморный бассейн с фонтаном в виде симпатичного трехголового чудища, из поднятых морд которого била вода и переливалась нежным, мягким светом. А в углу дворика, возле кадки с цветущим ярко-розовым кактусом, роскошный белоснежный павлин вдруг веером развернул хвост, словно бы вытканный из золота и драгоценных каменьев.

— Павлин, миленький, — пробормотала я, настраивая аппаратик, — пожалуйста, не закрывай хвост, пока я тебя не щелкну! Пожалуйста, подожди, ты такой роскошный!

— Нет, мисс ван Вельден, никаких снимков! — прозвучал вдруг мужской голос за моей спиной.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: