Йенна.И так уже мало что осталось. 4 страница

Франк, направляется к Йенне.

Как ты?

Йенна, после долгой паузы.

Может, и неплохо. Я нахожу, что вы ужасны.

Пауза.

Оба.

Франк, с сожалением.

Я тоже так считаю.

Йенна встает. Пауза. Она идет в прихожую.

Ты куда? Вниз? Ты же не совсем уходишь? Не уходи. Не то, чтобы умоляет.

Не уходи.

Йенна. Хочу посмотреть, чем он там занимается.

Франк, подходит к ней. Не уходи.

Йенна уходит. Катарина появляется в дверях туалета.

Пауза.

СЦЕНА У

Франк, не то, чтобы умоляет.

Не уходи.

Йенна. Хочу посмотреть, чем он там занимается.

Франк, подходит к ней. Не уходи.

Йенна уходит. Катарина появляется в дверях туалета.

Катарина. Что происходит?

Франк. Они решили спуститься – взглянуть на ребенка. Вольфганг, ведь так его зовут?

Катарина направляется к стулу.

Катарина. Провальная была затея с их приглашением. Всё ты…Они вернутся, ты не думаешь?

Франк, включает на кухне магнитофон. Звучит классическая итальянская музыка.

Пусть!

Катарина. Его очки остались здесь.

Франк. Думаю, ты права…Когда хотят вернуться в какое-то место, бессознательно оставляют там какую-нибудь вещь, просто забывают взять.

Франк молча улыбается. Садится рядом с Катариной.

Катарина. Ты пьян?

Франк. Нет, трезв. Абсолютно трезв.

Катарина. Чем ты пахнешь? Равнодушно.

Хороший запах.

Франк. Нино Черутти.

Катарина, как если бы ей это было абсолютно безразлично. Определенно всё сегодня Made in Italy. Обувь Гуччи, Лосьон после бритья. Твои сигареты. Кресло…

Катарина садится. Надевает очки Томаса.

Так что,… ты с ней встречаешься?

Франк. Нет, лучше не иметь, но сохранить мечту, чем поиметь, и тем самым мечту разрушить. Нино Черутти к Италии отношения не имеет.

Катарина, тоном эксперта. Разумеется, имеет. Это одна из самых известных итальянских марок.

Франк, пожимает плечами.

Даром что из Франции.

Катарина. Вовсе не из Франции. Типично итальянская продукция. Пойди, принеси флакон, если ты в состоянии.

Франк. Что я и собирался сделать. Берет со стола флакон.

Катарина. Впервые я оказалась в Риме совершенно одна, когда мне исполнилось четырнадцать лет, так что свой итальянский невроз я преодолела уже давно…

Франк, возвращается. Берет у нее очки Томаса.

Посмотри-ка…Нино Черутти – Для мужчин -85%, объем 100 мл. Париж. Видишь, Париж? Для мужчин. Париж ведь по-прежнему во Франции…ОК? ОК? ОК?

Катарина. А сколько стоит?

Франк. Не лезь не в свое дело. Так это итальянское или французское?

Катарина. Заметно, что они ушли. Теперь ты снова стал самим собой.

Франк. Стало быть, не итальянское. Отлично.

Катарина. Может, и итальянское.

Франк. Ты о чем?

Катарина. Большинство фирм зарегистрировано не в стране производителя. Могу привести тебе сотни примеров.

Франк. Плевать мне на твои примеры. С внезапной яростью. Эти духи – не итальянские. Я знаю точно! Они не итальянские.

Катарина. Но другие – итальянские. Лиена Уомо. Домус. Себе самой. Музыка, которую ты поставил, - итальянская.

Франк. И что из того?

Катарина. Какая…тоска.

Пауза. С глубоким чувством.

Неужели нельзя это прекратить?

Франк. Нельзя.

Катарина, специально, чтобы ранить. Пора прекратить, хватит. С меня достаточно. Одно и то же, беспрерывно. Нельзя обидеть меня больше, чем ты уже обидел, Франк.

Пауза. Франк идет в кухню. Выключает приемник. С очками Томаса в руках стоит у двери.

Что они там делают? Еще одного ребеночка?.. Ты хоть раз к ним заходил?.. Там ужасно.

Франк. Нужно перед сном сказать мамочке «Спокойной ночи»…Положу ее там, где обычно спишь ты.

Катарина. Она там всегда и лежала. Улыбается. Смотри, не наступи на нее.

Франк, в очках на носу разглядывает Катарину. Снимает очки. Бездумно перебирает в уме мысли, не пытаясь сделать того, что он не может сделать. Снова надевает очки. Почти нежно.

У тебя какой-то постаревший вид, Катарина…Ужасно постаревший.

Просто кошмарно выглядишь. Смотри, какая глубокая складка у рта. Считаешь, ее не следует как-то скрывать? Но выглядит неприятно.

Катарина. Нет, во мне так много другого – привлекательного и…глубокого.

Как бы пытаясь сгладить конфликт.

Зачем ты продолжаешь в таком тоне?

Франк. А ты не знаешь?

Снимает очки, кладет их в карман своей куртки. Направляется к Катарине.

Ах, ах, она не знает…Всякий, я настаиваю, – всякий алкоголизм проистекает из женской ненависти.

Катарина. А женщин это тоже касается?

Франк, с вымученной, застывшей улыбкой.

Само собой.

Улыбка ширится.

Да перестань ты сражаться. Всегда хочешь выиграть.

Катарина. Я?

Франк. Ты.

Катарина. Что мне выигрывать? Хорошие отношения?

Франк. «С меня достаточно». Так ведь ты сказала?

Катарина. Именно так.

Франк. Достаточно чего? Тебе всегда мало!

Катарина. Достаточно тебя.

Франк. Я понимаю, но зачем посвящать в наши отношения соседей?

Катарина, не вставая с места.

Я не в силах всё это выносить. Никто бы не выдержал… Женщинам нужно…

Франк. А как тебе Йенна? Как она тебе? Что ты начала говорить?

Катарина, пытаясь сохранить невозмутимость.

Женщинам нужно, чтобы мужчины, которые…

Франк. Что же им нужно?

Катарина. Женщины хотят от мужчин, чтобы они…

Франк, горячо.

Женщины теперь пошли бесполые.

Катарина. Чтобы они искали у них поддержки…говорили бы им: «Ты мне нужна…обними меня…успокой меня».

Франк, так же горячо. Ты слышала? Женщины пошли бесполые. Успокаивать меня?... Какого черта?

Катарина, очень серьезно.

Вот этого ты никогда не сможешь понять, а я не смогу тебе объяснить.

Франк, идет к столу. Прости меня…Прости.

Катарина, выходит в монолог.

Но ты…ты на это не способен…ты не такой…всегда возводишь стену вокруг себя и сам мучаешься со своими проблемами…

Франк кашляет.

Катарина не прерывает монолога.

Можешь не говорить, что ты в отчаянии, я и сама это постоянно вижу.

Он снова кашляет, пьет из стакана, стоящего на столе, садится на софу.

Когда ты слишком нервничаешь, твое состояние выдает манера держать голову или кашель, да вообще всё, и теперь это зашло слишком далеко.

Горько.

Теперь ты никогда не скажешь: «Катарина, обними меня, помоги мне, мне хочется плакать, ты мне нужна…я чувствуя себя таким одиноким и заброшенным…», даже если так будет на самом деле. Скажешь?

Молчание.

Видишь. Не можешь сказать…Даже сейчас, когда умерла твоя мать, ты не хочешь подойти ко мне. Мне нужен мужчина, который не контролировал бы себя так строго…

Я хочу такого, чтобы он мог сломаться…

Хочу… нормального человека.

Франк. Прямо сегодня ночью?

Катарина, в комнате внезапно становится холодно. О кей.

Франк, ложится на софу. О кей? Кофе хочется.

Пауза.

Катарина. Я больше не хочу с тобой сражаться…Ты победил…Вот. Ты хороший, я плохая. Ты гораздо умнее меня. Лучше умеешь обращаться с деньгами. Ты сексуальнее меня. И прочая, и прочая, и прочая. Мне все равно. Безразлично.

Франк. Хочешь кофе? Экспрессо?

Катарина. Нет.

Франк, встает с софы.

А я хочу кофе. Думаю, что больше всего подойдет caffe latte с натертым черным шоколадом. Такое чувство, что я в отпуске. И вот мой последний день на пляже, последняя послеобеденная рюмочка. На тебя навалилась лень и усталость, на сердце тяжело.

Франк идет на кухню.

Катарина, в ярости, оттого что он ускользает от ее власти, его догоняет и дает ему пинка под зад.

Ты душевнобольной. Настоящий садист.

Франк, абсолютно спокоен.

Что ты такое сделала?

Катарина. Дала тебе пинка под зад.

Франк, закрывает дверь в кухню. Они смотрят друг на друга через застекленную дверь.

Да, я почувствовал. Больше не надо.

Катарина. А ты не почувствовал, Франк, что с тобой не всё в порядке…Франк, прошу тебя, Франк…Я хочу до тебя добраться! Ты очень болен! Ты только и делаешь, что смеешься. Что мне делать?

Франк отпускает ручку двери. Катарина входит в кухню, закрывает за собой дверь.

Франк, берет хрустальную вазу с водой из-под цветов и выливает ей на голову. Она никак не реагирует. Не надо сцен сегодня вечером…Знаешь, что я думаю? Не надо театра. Даже и эротического. Сегодня вечером ты не станешь скитаться и изображать собаку, брошенную хозяином.

Отряхиваясь, Катарина нечаянно рвет платье и падает на пол, разметав мокрые волосы.

Слышала, что я сказал?

Катарина. Благодарю.

Франк, с неуверенностью. Ты слышала, что я сказал?

Катарина, очень спокойно.

Ты очень мил, Франк, сп ас ибо!

Франк. Теперь приди в себя.

Катарина. Хорошо.

Франк. Вот и отлично.

Катарина. Можешь на меня рассчитывать.

Довольно долго Катарина поднимается с пола, натыкаясь на кухонную дверь. Повсюду разбросаны осколки. В течение нижеследующего диалога оба кровоточат, но не обращают на это внимания, как будто истекают не кровью, но временем.

Франк, он все еще держит в руках хрустальную вазу.

Что такое?... Ты, что, взбесилась?

Катарина, стоит на коленях в прихожей.

Плевать я на тебя хотела…Что бы ты ни делал, для меня это не имеет никакого значения…Ты не мужчина…По тебе клиника плачет…

Франк. Хорошо, хорошо, но тебе следует переодеться.

Катарина, уже не опасаясь побоев.

Я страшно благодарна тебе за нашу встречу. По крайней мере, мне было о ком думать иногда целых пять лет после моего расставания с Давидом, главной любовью моей жизни. Я так и не смогла забыть его….Я хочу, чтобы ты знал: ты часто мне помогал, отвлекал меня – вот, пожалуй, самое точное слово -, иначе я могла бы обезуметь от горя…Когда мы встретились, я, в сущности, уже пребывала в безумии, но позднее подумала, что могла бы на какое-то время отвлечься от него с тобой. Подумала…

Франк, прерывает ее.

О кей, О кей. Говорить можешь, что хочешь. Уйти можешь хоть сию минуту, хоть завтра. Но вот этих фокусов не надо.

Катарина, берет свое разорванное платье, она очень спокойна.

Платье стоило четыреста крон… Я хочу их получить.

Франк. Да, да, получишь, если будешь делать, что я скажу.

Катарина, поднимается на ноги. С глубоким отвращением.

Хотелось бы знать, что ощущаешь, когда…как в случае с тобой, например,…когда между ног у тебя голова.

Без агрессии.

Черт, как я хотела бы тебя расколоть.

Франк. Сначала переоденься.

Катарина. Я сумею тебя расколоть. Констатирует. Обычно я добиваюсь, чего хочу.

Франк. Видишь ли, в конце концов, я обнаружил, что можно трахаться по любви, а можно и вовсе без любви…Я хочу сказать, что с тобой на протяжении последних недель я как раз и практиковал второй вариант…

Безжалостно, чтобы навсегда покончить с жестокостью.

Это наводящий ужас опыт…Как будто в сумерках оказываешься там, где только что прокатилась разрушительная война, оставив после себя кучу трупов…Это все равно, что спать с трупом.

Катарина, идет к стулу.

Что ты и делал.

Франк. В одном я могу тебе поклясться: если бы ты действительно существовала, я бы тебя убил.

Катарина. Труп. Но теперь-то я снова начну жить. Оживу, когда буду заниматься любовью. Я не стану переодеваться. Садится на софу. И останусь здесь, на софе, чтобы все видели, как ты со мной обращаешься.

Франк. Делай, как знаешь… С угрожающим видом направляется к ней. Ставит на стол хрустальную вазу. Только не начинай все сначала. Не сегодня, прошу тебя.

Томас, появляясь в дверях квартиры.

Я не оставил здесь свои очки?

СЦЕНА VI

Франк. Принес мармелад?

Томас. Мои очки здесь?

Франк. Ну, вот и ты. Привет!

Т омас ищет свои очки сначала на софе, потом на столе, в туалетной комнате и снова в гостиной.

Франк. Как, по-твоему, выглядит наша квартира? Кто здесь побывал ночью? Проститутка?

Томас, держится позади Франка. Ты о чем?

Франк. О проститутке. Людвиг в порядке?

Томас, Л юдвиг, это кто?

Франк. Неужели надо объяснить, что это твой сын?

Томас. Ты хотел сказать Вольфганг. Он икает.

Франк. Не стой там, мне от тебя дует в затылок.

Томас. Проститутка?

Франк. Возможно…Что ты ищешь?

Томас. Очки.

Франк. Очки?

Томас. Перед уходом я как будто сюда их положил?

Франк. Нет, неужели ты так поступил?

Томас. Где-то здесь.

Франк. Кто же это знает, если не ты?

Томас, Катарине, идущей в кухню. Ты не видела?

Франк. Катарина?

Томас. Я не тебя спрашиваю.

Франк, садится на софу. Да я ничего и не говорю. Только позвал Катарину.

Томас. Она вернется?

Франк. Это вопрос. Я их видел.

Томас. Где?

Франк, улыбается. Раньше, когда они были на тебе. Потом они совершенно вылетели у меня из головы. Всё уходит. Забудь.

Слегка приподнимается.

Может, я на них сижу.

Томас, заглядывает в кресло. Нет, их здесь нет…Сюда я их не клал.

Франк. Нет? Тогда возьми Катарину и поищите с ней вместе в спальной.

Входит Катарина со сковородкой. Бьет Франка по голове.

Томас, поворачивается к ним.

Что такое?

Катарина выходит из комнаты. Идет в туалет.

Франк, Томасу. Что ты сказал?

Томас, идет к двери. Ничего.

Франк. Ей кое-что очень нужно от меня, понимаешь? Чертовски нужно, понимаешь? А я не дам… У кого воняет от ног? У тебя или у меня?

Франк встает, идет к столу. У него болит голова.

У нас рубашки одинаковые.

Пауза.

У нас рубашки одинаковые.

Томас. Одинаковые?

Франк. Разве не так? Только ты носишь ее с галстуком…У тебя есть второй такой же? Я надену свою, когда ты уйдешь.

Томас. Я не уйду.

Франк. Вот как? Очень мило. Вы поссорились?

Пауза.

Печально. Когда это случается…Ты…

Томас. Что?

Франк. Да ничего. Просто спрашиваю себя, что ты здесь ищешь?

Томас шарит на пластиковом столике, где лежат журналы.

Журнал, который ты держишь в руках, очень интересный. Называется “Abitare”. Там в серединке есть большая…об английском жилище, журнал сам на ней открывается, надо просто его положить, он сам и откроется… Можешь его полистать…А другие не трогай…Не трогай журналы.

Пауза.

Ты слышал, что я сказал? Я не велел трогать! Да не трогай же!

Томас. Что тебе? Ты о чем?

Франк. Оставь журналы в покое, черт тебя возьми! Положи!

Томас. Я только приподнял.

Франк. Тебе кажется, что ты только приподнял, а я вижу совершенно другое.

Пауза.

Ты что, идиот?

Томас. Только приподнял и сразу положил на место.

Франк. К чему это всё? Пауза. Лучше сядь и возьми стакан. Томас качает головой.

Хочешь поссориться?

Пауза.

Ты преподаешь, нет?

Томас. Преподаю?

Франк. Ты параноик и не ищешь легких путей? Нет, я всё понимаю… Пораскинул умом. Когда мы с тобой были маленькими, люди чаще всего задавали нам вопрос: кем ты хочешь стать, когда вырастешь? Помнишь?

Пауза.

Разумеется, помнишь…

Пауза.

Не станешь же ты утверждать, что никто никогда не спрашивал тебя, кем ты хочешь стать, когда вырастешь…Странно…Так вот, что я хочу сказать. Больше это не работает. Детям уже невозможно задать этот вопрос…Ужасно, да?...Если подумать…Садись, садись…

Франк дает Томасу стакан. Томас садится в кресло.

…взять хотя бы мою двоюродную сестру Марию. Ты не против, если я расскажу про свою двоюродную сестру Марию? Знаешь, она кто? Знаешь, что она значит для меня?...Когда мне было семь лет, она соблазнила меня на чердаке.

Садится на стол.

Да…Когда она потянула за крайнюю плоть моего пениса, я подумал, что головка сейчас оторвется. Я был в панике. Помчался во двор, вскочил на велосипед и раз пять-шесть объехал весь квартал… Ей тоже было семь лет. С тех пор каждое лето мы были вместе…Жила она в городе, но на лето приезжала к нам в деревню. Мы были неразлучны, забирались наверх…и трахались…Было дико интересно. Никогда не забуду, как она вскрикивала, а я так этим гордился…Но когда ей исполнилось четырнадцать, и она снова, как обычно, приехала на лето… тогда у нее уже выросли грудки…и когда взрослые пошли спать, я постучал ей в дверь, она меня впустила, не помню уже, о чем мы говорили…но когда я встал сзади и попытался ласкать ей грудь, на которую весь день мне глядеть не возбранялось, она пришла в ярость, повернулась и ударила меня, и потребовала, чтобы я прямо приступал к делу…Не думаю, что я доподлинно понял то, что она говорила, я продолжал трогать ее, но это был уже другой человек, испорченный, и я отомстил ей за это, продав своим приятелям, которые впятером трахали ее в яме рядом с заводом «Сталь и машины»…Знаешь, чем пахнет этот стул, когда идет дождь?

Он пахнет человеческим существом. Человеком. Существом человеческим.

Томас. Ну да, ведь эти существа на нем сидят.

Франк, встает. Я – никогда. Ты никогда не увидишь, чтобы я сидел в этом кресле. Я боюсь соскользнуть. Наверное, это кожа…Хотя…Это зависит от пола человека, о котором ты думаешь…думаешь ли о мужчине или о женщине… коренных жителей я не имею в виду, да и других каких-то исключительных персонажей.

Томас. О чем же тогда ты думаешь?

Франк. О Йенне.

Томас. О Йенне?

Франк. Да, и тебе это известно. Катарина во вторник улетает в Милан. Там салон.

Томас. Вот как!

Франк. Да. Итальянская мебель начинает вызывать интерес, свежо, ново…Диваны и покрывала.

Томас. Ты едешь с ней?

Франк. А ты бы хотел? Порнографию любишь?

Томас. Порнографию?

Франк. Да. Любишь ли ты порнографию?

Томас. Нет.

Франк. А я люблю.

Томас. Почему ты спрашиваешь?

Франк. Не знаю…Никакой порнографии не любишь?

Томас. Нет…а почему я должен любить?

Франк. А любишь ты грубую сексуальность? Пауза. Он садится в кресло.

Мне нравится любая сексуальность…если она грубая.

Пауза.

Любая грубость, если она сексуальная…

Что бы ты сказал, если бы я нагнулся, так далековато, но я могу и встать…подошел бы к тебе, протянул бы руку, вот так и коснулся бы твоего члена …вот так…и вперед-назад, а? Могу ли я достать его и подержать в руках?...Нет?...Могу ли я ввести мой член в твой анус? Могу ли я повторить это движение? Дважды. Могу ли я ввести мой член в твой анус? И снова вывести?...Тебя-то что именно интересует?...Случались у тебя подобные желания?

Пауза.

А я люблю, это приятно. Люблю, это так красиво.

Ты не любишь никакой порнографии?

Томас затрудняется что-либо ответить.

А я люблю, это так красиво.

Томас. В самом деле.

Франк. Люблю смотреть, как мужчины целуются в губы. Это красиво

Пауза.

Люблю, потому что это чудесно.

Томас. Но мы почти не знаем друг друга.

Франк. Ты и я?...Нет, нет¸ боже сохрани…Я и не думал обо мне и о тебе, я рассуждал глобально, я имел в виду целующихся мужчин вообще.

Пауза.

Но мы почти не знаем друг друга. У меня нет привычки вот так разглагольствовать. Ты можешь себе представить, чтобы я вот так же беседовал с коллегами во время обеда…Бог мой, разумеется, нет. Они еще дети. Взрослые, но дети…Им нужен папочка. Большой папочка с огромным членом, перед которым становятся на колени, чтобы отсосать…Так оно есть, ты что, еще не понял? …только они не смеют в этом признаться, и у них столько проблем, столько страданий…Об этом-то – о страданиях – и идет речь. Они так страдают, так страдают…Не хотят признаться…Поэтому берут себе женщину, потому другую и беспрерывно делают ей детей, которыми не могут заниматься, и пьют горькую, и горланят, и кладут на всё. Но думаешь, об этом хотят они разговаривать, когда сидят в темноте? Нет, об этом они не могут разговаривать. Им всё мало: надо еще и молоденьких девушек подкадрить…

Берет хрустальную вазу со стола.

Посмотри, каким потусторонним светом она сияет, вон с той стороны…Очки не нашел?

Томас. Нет.

Франк, небрежным жестом бросает вазу Томасу.

Пожалуйста… Осторожно. Не знаю, могу ли поговорить с тобой об этом…Могу?

Томас, он поймал вазу и столь же небрежно кидает ее обратно Франку.

О чем?

Франк, ловит вазу.

Об этом…о чем пытаюсь с тобой разговаривать…Я могу?

Томас. Да… Попробуй…

Становится темно, как бывает на сцене, хотя на улице светло. Быстро, но без спешки, они небрежно, но яростно перебрасываются тяжелой хрустальной вазой, как если бы тот, кто принимает пас, обязан был немедленно его вернуть.

Франк. Попытаюсь все-таки… Пауза. Ты ничего не замечаешь?

Томас. Возможно, и замечаю.

Франк. Что же?

Томас. Я сказал «возможно».

Франк. Возможно?

Томас. Да. Почему бы и нет?

Франк. Нет…Что ты сказал?

Томас. Только что?

Франк. Да.

Томас. Ничего. Я ничего не сказал…Просто смотрю на тебя. А что такое?

Франк. Ничего…Ничего такого. Извини.

Томас. Уверен?

Франк. Ровным счетом ничего.

Томас. Ну ладно.

Франк. Так что-то…

Томас. Что же?

Франк. Сердце.

Томас. Твое сердце?

Франк. Мое сердце.

Томас. И что с ним?

Франк. Оно бьется.

Томас. Вот оно что…

Франк. Ты не слышишь?

Томас. Нет…Это твое сердце бьется так громко?

Франк. Да, ты услышал… Услышал?

Томас. Нет.

Франк. Я начинаю нервничать.

Томас. Почему?

Франк. Не знаю.

Томас. В самом деле, у тебя страшно нервный вид.

Франк. Я легко впадаю в подобное состояние. Так уж сложилось.

Томас. Начинаешь уставать?

Франк. Почему ты спрашиваешь?

Томас. А вдруг я ее уроню?

Франк, спокойно. Не делай этого. Это ценная вещь.

Томас. Серьезно?

Франк. Она принадлежала моей матери.

Томас. И какова же ее цена?

Франк. Как у обычной вазы.

Томас. Я не собираюсь ее ронять.

Франк. Не сомневаюсь. Я не об этом хотел сказать.

Томас. О чем же ты хотел сказать?

Франк. Просто сказал и всё.

Томас. Не думаю, что она разобьется, если ее уронить.

Франк. Конечно же, нет.

Томас. Нет.

Франк, встает. Обходит Томаса кругом.

Сменим руку?

Томас. Пожалуйста.

Франк. Ты когда-нибудь целовался с мужчиной?

Томас. С мужчиной?

Франк. Ну да, эротическим поцелуем?

Томас. В рот?

Франк. В губы.

Томас. Прямо в рот?

Франк. С языком?

Томас. С языком?

Франк. Вводя его глубоко?

Томас. То есть?

Франк. Когда язык оказывается глубоко…во рту.

Томас. Почему ты об этом спрашиваешь?

Франк. А ты разве не понимаешь?

Томас. Нет.

Франк. Натощак, я хочу сказать.

Томас. Ты имеешь в виду кого-то конкретно?

Франк. С чего ты взял?

Томас. А с чего бы я стал это делать?

Франк. Тебе никогда не хотелось?

Томас. А тебе?

Франк. Натощак, ты хочешь сказать?...Вообще-то обычно я так не напиваюсь. Я становлюсь чокнутым. Но никогда не пьянею. А ты сейчас пьян?

Томас. Прости, что ты сказал?

Франк. Скажи…

Томас. Да.

Франк. Тебе не хочется меня поцеловать?

Томас. Поцеловать тебя?

Франк. Да…Не можешь ли меня поцеловать? Быстро.

Томас, встает. Но тогда я должен поставить вазу.

Франк. Конечно, конечно. Я тоже.

Томас. Ты можешь также перестать ее бросать.

Франк. А ты – перестать ее ловить.

Томас. Это хуже.

Франк. Да, понимаю.

Томас. Мы можем прекратить немедленно.

Франк, после паузы. Одновременно?

Томас. Да. Так будет лучше. Если вместе.

Франк, после паузы. То есть?

Томас. Если ты прекращаешь бросать, я прекращаю ловить.

Франк. Я бы все же предпочел перестать ловить.

Томас. Считаешь, она потяжелела?

Франк. Нет, полегчала.

Томас. Надеюсь, это не урна?

Франк. Нет, это ваза.

Томас. Мы делаем это всё медленнее.

Франк. Я не могу остановиться.

Томас. Представь, что ты бросил неудачно.

Франк. Как это?

Томас, заставляет Франка отступить к входной двери.

Представь, что я бросаю ее тебе в лицо.

Франк. Это было бы чудовищно.

Томас. Боишься?

Франк. Да. Постоянно.

Томас. Чего?

Франк. Тебе это важно?

Томас. Нет, абсолютно.

Франк, вежливо. Возможно, все-таки важно.

Томас. Меня это совершенно не интересует.

Франк. Да, ты прав… Женщины особенно – всё бы им ходить вместе, обниматься, находиться в одной постели, вместе есть, чтобы ты спускал за ней воду в туалете, держал за руку, я этого всего не выношу... А тебе нравится? Когда я оказываюсь вдвоем с женщиной, и она засыпает…(У них фантастическая способность засыпать, как будто с ними ничего не может случиться) … я бодрствую рядом с ней, смотрю на нее и думаю: вот же, вот же он, идеальный момент, чтобы совершить убийство, планеты сошлись и предвещают смерть, сейчас я ее раздавлю… У меня такое сильное желание ее убить, уничтожить, чтобы ее не было больше…бедняжки…бедная малышка, у нее ведь никого нет, кроме меня …

Он бросает хрустальную вазу в открытую дверь туалета. Ваза разбивается.

Женщины всегда считают нас хуже, чем им хотелось бы нас видеть, и им удается сделать нас хуже, чем мы есть. Ты никогда не испытывал желания убить? Никогда?...Точно? Они только и хотят, что владеть и обладать.

В отчаянии, очень серьезно.

Томас…Ты не понимаешь? Неужели ты не понимаешь? Мне кажется, я сейчас утоплюсь…Пожалуйста, подойди, Томас…Поцелуй меня…Пожалуйста…Мы здесь…одни?

Томас. Чего?

Франк. Мы здесь одни. Давай, поцелуй меня.

Томас. Ты спятил?

Франк. Я совсем один. Один на свете.

Томас. Заткнись.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: