Пастырское служение святого Киприана

По своем вступлении на кафедру св. Киприан сразу же занялся укреплением дисциплины и реформой нравов. Какие именно меры принял Архипастырь нам не известно, но об их направлении можно судить по его письмам. В них можно отметить, что Святитель встретился с различными беспорядками и злоупотреблении в церкви. Этому виной было, по большей части, продолжительное спокойствие в языческом мире, когда христиане отступили уже от первоначального напряжения жизни по вере. Некоторые, отступив от чистоты веры, осуетились в своих помышлениях, приняли постепенно языческие взгляды и порядки. Святой Киприан в трактате «О падших» писал: «С гордою надменностью презирают предстоятелей церкви, ядовитыми устами клевещут друг на друга, упорною ненавистью производят взаимные раздоры»[38]. Ко времени пастырского служения Святителя заметно упала нравственность и размножились пороки. Не только миряне и низшие члены церковного клира, но и многие епископы занимались крайне постыдными делами: «…оставили кафедру, покинули народ, они скитаются по чужим областям, и, когда братья в церкви алчут, они, увлекаемые любостяжанием, коварно завладевают братскими доходами и, давая чаще в займы, увеличивают свои барыши»[39]. Такое содержание письма указывает нам на печальное состояние в африканской Церкви. Нет уважения к сану, утрачено понимание иерархичности, процветает алчность, ссоры, соперничество. Церковь остро нуждалась в обновлении. Святой Киприан, видя это, ревностно взялся за это обновление посредством писем, трактатов, личных примеров и наставлений. Но в виду мягкости своего характера св. Киприан опасался причинить вред чрезмерной слабостью. «Он был строг, но снисходителен, побеждал больше кротостью, чем силой, предпочитал мерам суровой строгости меры терпеливого убеждения»[40].Он не спешил судить тех епископов, которые вели себя недостойно, но с этого времени стал принимать в клир достойных пастырей после строгого испытания. Замечателен тот факт, что со своими врагами и недоброжелателями он обходился искренне, по-дружески, Однако, он не потакал ничьим порокам[41].

Видимо, простых человеческих мер, как бы они ни были мудры, оказалось недостаточно для искоренения тех зол, тех злоупотреблений, что разрослись в христианском мире и внесли в него свои мерзости. Видимо нужно было очистить Церковь от языческих плевел более радикальными мерами, которыми и явились гонения. Как сам говорил свт. Киприан, во время гонения императора Декия: «Чего же претерпеть не заслуживали мы за такие грехи. Когда еще прежде, в предостережение наше, высказано следующие предупреждение: «Аще оставят… закон Мой…посещу жезлом беззакония их, и ранами неправды их»/Пс. 88, 31-33/? Все это предвозвещено и заранее нам предсказано. Но мы, не заботясь о данном нам законе и об исполнении его, презрев веления Господни, сделали нашими грехами то, что для исправления преступления и для Божественного испытания потребовались более жестокие средства»[42]. Открывшееся гонение лишь яснее показало, как далеко ушли многие христиане от своей веры. Преследование, воздвигнутое императором Декием, было страшным и неожиданным испытанием. Как уже говорилось выше, он был замечательным государем своего времени, хорошо понимал нужды народа, стремился к укреплению римского царства.

В последних числах декабря 249-го года, он издал указ, повелевающий всем жителям империи принять участие во всенародном молебствии о здравии и благополучии императора[43]. Оно состояло из обычных молитв богам и в принесении жертв. Но христиане жертву богам не принесли, чем только прогневали императора. Тогда он издал указ, чтобы в определенный день все исповедующие себя христианами явились в суд. Назначены были даже специальные лица, отыскивающие христиан и приводившие их к жертвеннику[44]. Этот указ сразу расколол христианскую общину на две численно неравные части: принесших жертву (большинство) и группу отказавшихся поклониться языческим богам. В большинстве своем вероотступники были среди богатых и материально обеспеченных граждан. Они не дожидались даже того, чтобы их хватали и допрашивали власти, они сами приходили и отрекались от веры. «Сколь многим правителям там делали отсрочку, по причине наступающего вечера, – сожалел св. Киприан, – и сколь многие просили даже, чтобы не отсрочивали их пагубы»[45]. Ослушников указа заключали в темницы до решения их участи. Тюремный режим был довольно мягок; приходили беспрепятственно посетители, а пресвитеры приносили Святые Дары[46]. Гонение значительно усилилось в апреле 250-го года, когда в Карфаген прибыл новый проконсул. Применены были как изгнания, так и многочисленные казни. Одни достойно уходили из жизни мучениками во время пыток, другие в публичных казнях, некоторые, перенесшие наказания, приобрели почетное звание исповедников. Были и те, кто отрекались от Христа добровольно, или во время пыток. Одни приносили жертвы, другие удостоверения в их принесении. Но на всех падших были наложены соответствующие степени церковного наказания[47].

Опасность мученической кончины ожидала и епископа карфагенского. Как только указ имп. Декия стал известен в Карфагене, язычники потребовали бросить св. Киприана на съедение львам[48]. Но он удалился из города в сокровенное место, где его не могли найти гонители. Такой поступок не остался не замеченным, он дал врагам повод обвинить предстоятеля в трусости и неверности: когда предъявляя к пастве высокие требования, он сам постыдно ее оставляет. В соответствующем изложении эту новость донесли до Рима, где к этому поступку Святителя отнеслись недоброжелательно. Поэтому святителю приходилось отстаивать свою правоту, как перед карфагенским клиром, так и перед клиром римской церкви. В своем послании в Рим он писал: «Я, следуя повелению Господа и помышляя не столько о своей безопасности, сколько об общем спокойствии братьев, удалился на время, чтобы неблаговременным отсутствием своим не увеличить еще более начавшегося смятения. Впрочем, отсутствуя телом, я не отсутствовал ни духом, ни делом, ни моими увещаниями»[49].

В это время возникают нестроения в церковной среде, по причине самочинных действий некоторых пресвитеров, противопоставивших свой авторитет власти епископа. Дело в том, что некоторые падшие настойчиво требовали принятия их в церковное общение без надлежащей покаянной церковной дисциплины. Обходя все требования, некоторые священники принимали их без раскаяния и возложения рук. Св. Киприан писал что они, забыв о Евангелии и о своем значении «…присваивают себе все, с поруганием и презрением к предстоятелю»[50]. Но, стремясь подорвать авторитет епископа, они не только не одумались, но начали этому всячески способствовать.

По существующей традиции падший мог быть помилован епископом и принят в церковное общение, если о нем ходатайствовал кто-либо из исповедников. Этот обычай был признан на многих соборах[51]. Но и здесь возникли злоупотребления. Ходатайственные записки стали даваться без разбора, продаваться за деньги или вымениваться за подарки. Те же священники убеждали исповедников, что их заслуги так высоки перед Богом, что они могут давать прощение даже без покаяния и воли епископа. Такое недопонимание огорчало св. Киприана. Он писал исповедникам: «С величайшею болезнью сердца узнаю, что (в церкви – Ш. Е.) не только не внушают вам Божественных заповедей, но еще и противодействуют им… дерзают возносить за падших и преподавать им Евхаристию»[52]. Но смятение в Карфагене не прекратилось. Исповедники прощали падших и в заносчивой форме извещали об этом предстоятеля. Святой Киприан знал, чем это грозит. Ведь признание за мирянами право прощать грехи, в конечном итоге, подрывало необходимость Самой Церкви в деле спасения. Он обратился к клиру с горячим призывом к покаянию, укорил его в лени и бездеятельности, вменил в обязанность наставлять и обуздывать исповедников. Мирян письменно просил сплачиваться для защиты церковного единства. Всех призывал заняться судьбой падших, говоря, что это дело всех христиан, а не только епископа: «Итак по крайней мере вы руководите каждого и, своим советом и наставлением, настройте души падших сообразоваться с Божественными заповедями»[53].

Такое ревностное служение, такая тактика доказывали, что еп. Киприан способен управлять вверенной ему паствой даже из удаленного места; должным образом вести переписку и поддерживать хорошие отношения с римской церковью. Благодаря его умелой деятельности, ранее недовольный им римский клир, не только отложил всякое недоверие к нему, но и выразил самое искреннее и глубокое уважение к его мудрой деятельности[54].

Враги св. Киприана, тем временем, продолжали строить ему козни. Случай выпал на конец 250-го года, когда епископы Калдоний и Геркулан, по поручению еп. Киприана, ездили по епархиям. Они должны были оказать материальную помощь бедным и нуждающимся, и пополнить клир достойными мужами. Против этого поднял громкий протест Фелициссим, которого собственной властью возвел в диаконы пресв. Новат. После этого они попытались добиться признания этого рукоположения в Риме, но тщетно. Как после выразился сам еп. Киприан: «…кроме прежних неправд и грабительств, о которых давно уже многое мне известно, (Фелициссим – Ш. Е.) теперь покусился еще отделить от епископа часть народа… стал противодействовать…он угрожал даже братьям нашим, которые первые пришли за вспоможением, и стращал их тем, что и в случае смерти не будут приняты им в общение, кто захотел бы нам повиноваться»[55]. Как выяснилось после, Фелициссим был только сподручником свящ. Новата, который с четырьмя другими недовольными пресвитерами, возбуждал этот раскол. Святой пишет в письме: «Теперь стало явно, откуда получило начало злоумышления Фелициссима, и при каких пособиях укоренялось. Эти то пресвитеры давно соблазняли и побуждали некоторых исповедников не быть в согласии со своим епископом»[56]. Они, таким образом, практически не только заявили покушение на отделение от карфагенской церкви, но себя именно и считали карфагенской церковью и исключили из нее епископа и тех, кто действовал с ним заодно.

Вскоре после Пасхи 251-го года, свт. Киприан возвратился на церковную кафедру и созвал долгожданный собор, чтобы покончить с вопросом о падших и устранить раскол Фелициссима. Этот собор постановил, что те, кто различными уловками получил свидетельства в принесении жертв – принимаются в Церковь после искреннего раскаяния, а те, кто принимали участие в жертвоприношениях – только в случае смертной опасности, или после епитимии. Падшие клирики лишались сана[57]. Такая разумная мера возвратила в Церковь не малое число людей, чем уменьшила число недовольных и расколола лагерь отступников. Однако в некоторых церковных кругах такое решение вызвало недоумение. Так нумидийский еп. Антониан спрашивал св. Киприана о таком икономичном снисхождении к падшим, на что получил следующий ответ: «Мы не должны быть очень жестоки, упорны и бесчеловечны по отношению к тем братьям, которые требуют помощи, но должны скорбеть со скорбящими, плакать с плачущими и восстановлять их, сколько можем, пособиями и утешением любви и не быть ни столько суровыми и неумолимыми, чтоб отвергнуть их покаяние, ни столько податливыми и слабыми, чтоб безрассудно облегчать им общение»[58].

На соборе также были отлучены Фелициссим со своими сторонниками. Таким образом, было восстановлено спокойствие в церкви, но не заканчивались испытания для самого св. Киприана.

После мученической кончины еп. Фабиана на римской кафедре не было епископа, а ставить ему приемника было нецелесообразно. Церковью управляли пресвитеры, и сами вели переписку с другими церквями. После ослабления гонения, на кафедру возвели пресв. Корнелия. Этим выбором оказалась недовольна одна партия, ратующая за строгое отношение к падшим. В то время, когда еп. Корнелий отличался большей снисходительностью. Они считали, что Церковь оскверняется от общения с грешниками, а она должна быть чистой. Во главе этой партии встал пресв. Новациан, который лично недолюбливал еп. Корнелия, и распространял на него различную клевету[59]. На его сторону перебежал известный уже нам пресв. Новат, поддерживающий теперь противоположные взгляды на счет падших. Они вместе сумели переманить на свою сторону некоторых исповедников, хитростью привлекли в Рим трех епископов и обманом заставили их рукоположить Новациана в епископа. Таким образом, на римской кафедре появилось сразу два предстоятеля. Согласно обычаю они стали уведомлять о своем епископстве других архипастырей. Антиепископ Новациан писал в Карфаген о мнимом недостоинстве еп. Корнелия. От него вслед за письмами прибыли четыре посла, но св. Киприан, обличив их во лжи, выставил за порог. Отвергнутые, они же пошли странствовать по Африке в поисках своих сторонников. В это время свт. Киприан написал трактат «о единстве Церкви» и, приложив к нему письма к еп. Корнелию и исповедникам, отправил его в Рим. Он писал еп. Корнелию о пресв. Новате: «Это человек, всегда увлекающийся новизною, со скупостью ненасытной, неистовым хищничеством, надутый спесью и глупостью надменной гордости; он всегда был здесь на дурном счету у епископов... он всегда любопытствует, чтобы совершить предательство, употребляет ласкательства, чтобы обмануть, никогда не бывает верен в любви; это поджог и пламя для возбуждения пожаров раздора, вихрь и буря для кораблекрушений веры, враг покоя, противник тишины, неприятель мира…Здесь он…поставил диакона, там епископа…»[60]. Своим своевременным и мудрым посланием святитель оказал сильное влияние на некоторых исповедников, так, что четверо из них публично исповедали свою вину.

Когда благодаря такому содействию партия антиепископа Новациана была подорвана, то еп. Корнелий, летом 251-го года созвал в Риме собор из шестидесяти епископов. На нем были извержен и отлучены еп. Новациан со своими споспешниками[61].

Внутренний мир самой Карфагенской церкви утверждался теперь на возросшем авторитете еп. Киприана, который, к удивлению его самого, после смогли поставить под сомнение. Началось все с того, что в Карфагене бывший епископ Приват, которого осудили девяносто епископов, за многие и важные преступления, сказал, что хочет защищать перед собором свое дело. «А мы,– писал после св. Киприан,– его не допустили, тогда он сделал того Фортуната лжеепископом, достойным своего товарищества»[62]. Отвергнутые собором Приват посвятил в епископа своего человека. После этого они известили свт. Корнелия о законном рукоположении в епископы Фортуната, присовокупив к этому обвинения на св. Киприана, чем поколебали доверие римского епископа к карфагенскому. Св. Киприан не предал большое значение этому расколу и поэтому удивился, когда из Рима пришло письмо, в котором чувствовалось слабое недоверие. Своим приходом оно не столько удивило, сколько огорчило Святителя. Святитель не мог поверить, что св. Корнелий, которого он так недавно и с такой преданностью и твердостью защищал, вдруг засомневался в нем. Святой Киприан писал в Рим: «Если, возлюбленнейший брат, нужно бояться дерзости негодяев, если злодеи буйством и насилием могут достигать того, чего не могут достигнуть по закону и справедливости; то погибло уже значение епископства… мы не можем уже более оставаться и быть христианами, когда дошло до того, что боимся угроз и нападения потерянных людей…мы должны противостоять напору и стремлению идущих на нас волн, так, чтобы они разбивались о нас, как о неподвижную каменную скалу»[63].

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: