Лекция 4. Правовое регулирование семейных отношений периода российской империи

Институт брака. Брачный договор.

Супружеские права и обязанности

Отношения родителей и детей

Усыновление по законодательству российской империи

Институт опеки и попечительства

Вопрос 1.

Законы, регулирующие семейные отношения конца XIX— начала XX в., объединенные кн. 1 т. Х Свода Законов Российской Империи (Свод Законов Гражданских), именуемой "О правах и обязанностях семейственных" (особенно, если ознакомиться с комментариями по поводу отдельных статей этого Свода известных юристов того времени: Г.Ф. Шершеневича, А.И. Загоровского и др.).

Часть 1 т. Х начинается сразу с раздела "О союзе брачном", но не вообще, а лишь с лицами православного исповедания. Все эти лица без различия их состояний могли вступать между собой в брак, "не испрашивая на сие ни особого от правительства дозволения, ни увольнения от сословий и обществ, к коим они принадлежат. На сем же основании допускается брак иностранца Православного исповедания с Российскою подданною того же исповедания". Однако на заключение брака лиц, состоящих "в службе" — как военной, так и гражданской,.— требуется дозволение их начальства. Объяснялось такое условие необходимостью оградить интересы службы. На вступление в брак требовалось также согласие родителей: "Запрещается вступать в брак без дозволения родителей, опекунов или попечителей". Однако брак, заключенный без дозволения родителей или опекунов, не порождал его недействительности; по жалобе родителей нарушившие закон подлежали только наказанию. Но если родители, зная о совершающемся браке, своевременно не заявили о своем несогласии, наказание "места не имело". К так называемым внутренним условиям брака относилась также его обязательная церковная форма. Другой — кроме церковной — формы брака российское законодательство того времени вообще не знало. При отсутствии церковного оформления брака он рассматривался как незаконное сожительство. Это правило распространялось на русских подданных даже тогда, когда они заключали брак в другом государстве, где признавался гражданский брак. Но русская подданная, вышедшая замуж за иностранца, "в отечестве которого имеет силу гражданский брак, и не обвенчанная", считалась в законном браке и с точки зрения русских законов, так как вступление в брак с иностранцем влекло за собой потерю подданства. К непременным условиям вступления в брак относилось согласие сочетающихся лиц на брак и достижение брачного возраста. Согласно ст. 12, "брак не может быть законно совершен без взаимного и непринужденного согласия сочетающихся лиц, посему запрещается родителям своих детей и опекунам лиц, вверенных их опеке, принуждать ко вступлению в брак против их желания". Считалось, что на брак действует разрушительно всякое принуждение одного из супругов, от кого бы оно ни исходило. Что же касается брачного возраста, то на этот счет действовало правило о запрещении вступать в брак лицам мужского пола ранее восемнадцати, а женского — шестнадцати лет от рождения. Но в Закавказье "природным жителям" дозволялось вступать в брак по достижении женихом пятнадцати, а невестой — тринадцати лет. В необходимых случаях епархиальным архиереям предоставлялось право разрешать браки по личному своему усмотрению, когда жениху или невесте недоставало не более полугода до узаконенного "на сей случай" совершеннолетия.

Запрещалось вступать:

в новый брак, во время существования прежнего, законом не расторгнутого;

в четвертый брак, даже если на вступающего в третий брак налагалась эпитимия. В счет трех браков включались не только признанные недействительными, но и прекращенные разводом; в брак лицу, имеющему более 80 лет отроду;

в брак монашествующим и посвященным в иерейский или диаконский сан "доколе они в сем сане пребывают";

в брак лицам, находящимся в степенях родства и свойства, "церковными законами возбраненных". Различалось родство трех видов: кровное (возникающее в силу рождения), духовное и гражданское, создаваемое усыновлением. При этом учитывалось и внебрачное родство.

При отсутствии запретов к браку желающий вступить в брак должен был письменно или "словесно" уведомить об этом священника своего прихода, после чего в церкви производилось "оглашение" в три ближайших воскресенья или в другие праздничные дни. Тем самым предоставлялась возможность всем, кто имел сведения о препятствиях к браку, сообщить о них священнику письменно или на словах. "Законный брак между частными лицами совершается в церкви, в личном при отсутствии сочетающихся, в дни и время, для сего положенные, при двух или трех свидетелях, совокупно с обручением и по всем сообразно правилам и обрядам Православной Церкви" У (ст. 31). Венчание православных вне церкви допускалось с благословения епархиального архиерея в случае, если сделать это в церкви невозможно. Каждый брак записывался в приходскую (метрическую) книгу. к Прекращался брак "сам собою через смерть одного из супругов". Что же касается расторжения брака, то оно осуществлялось "формальным духовным судом" по просьбе одного из супругов в трех случаях:

при доказанности прелюбодеяния другого супруга или неспособности его к брачному сожитию; когда один из супругов приговорен к наказанию, сопряженному с лишением всех прав состояния;

при безвестном отсутствии другого супруга.

Прелюбодеяние как нарушение святости брака довольно я широко интерпретировалось как в определениях Святого Синода, так и в курсах семейного права, учебниках русского гражданского права и различного рода литературных источниках и правового характера. Так, считалось, что прелюбодеяние, совершенное вследствие насилия или во сне, не могло быть вменено в вину супруга. А если вина супругов взаимна, то тем самым "уничтожается основание к расторжению брака", которое возможно лишь при прелюбодеянии одного из супругов. Если же нарушалась святость первого и второго по очередности брака, виновный подвергался церковной епитимье по усмотрению духовного суда согласно церковным правилам. Когда и в третьем браке супруг оказывается виновным в прелюбодеянии, его осуждали на "всегдашнее безбрачие" и опять-таки подвергали церковной епитимье.

Расторжение брака.

Иск о расторжении брака по неспособности к брачному сожитию одного из супругов мог быть предъявлен только лишь три года после совершения брака. Причем в качестве законного повода к разводу рассматривалась только так называемая природная неспособность к супружескому сожительству, связанная с патологическим развитием половых органов. Безвестное отсутствие одного из супругов как основание развода связывалось с пятилетним сроком его отсутствия. Так, согласно ст. 54, "когда один из супругов, отлучившись по какому-либо случаю из места своего жительства, будет в продолжение пяти лет или более находиться в совершенно безвестном отсутствии, то оставшемуся супругу дозволяется о расторжении брака и о дозволении вступить в новое супружество просить свое епархиальное начальство".

Брачный договор.

В начале XVIII в. обычно-правовые нормы в отношении брачного договора были ненадолго закреплены в гражданском законодательстве России. Указом Петра I от 3 апреля 1702 г. предписывалось совершать обручение за шесть недель до венчания и разрешалось после сговора жениху оставлять невесту, как и невесте жениха: «аще бы жених обручил себе невесту, не узревши ее прежде обруче-ния и в самом обручении... мняши яко красна есть и благообразна не скорбна и здрава, по обручении же аще бы уведал, яко есть безо­бразна, скорбна и нездрава, может от нея быть свободен».

Указ Петра I противоречил догмату об обручении как части брачного таинства. Поэтому в 1744 г, в царствование Елизаветы Петровны принят указ, который запрещал обрученным самовольно оставлять друг друга и предписывал Синоду представлять наиболее важные дела о расторжении обручения на царское усмотрение. Спустя несколько десятилетий, в 1775 г., Синод принял указ совершать церковное обручение одновременно с венчанием. Тем самым делалась по­пытка снять вопрос о гражданском содержании обручения как пред-брачного договора. Эта попытка не принесла успеха. В последней трети XIX в. значение предбрачного сговора по разному квалифици­ровалось в светских и церковных судах: если светский суд призна­вал необязательность выполнения обещания о вступлении в брак по­сле обряда обручения, то церковный суд стоял на противоположных позициях.

В крестьянском быту конца XIX в. значение предбрачного до­говора было размытым. По материалам Владимирской губернии можно судить о полярном отношении к нему в разных местностях. Так, при отказе одной из сторон от вступления в брак бесчестие не­весты «не облагалось налогом» (Меленковский уезд). По данным из Владимирского уезда, за отказ от вступления в брак неустойка не взыскивалась, столовые деньги жениху не возвращались. Жених в свою очередь не возвращал заклад, полученный от невесты. По по­воду бесчестья крестьяне не судились и штрафов не взыскивали. Иначе подходили к сговору в Шуйском уезде. За отказ от намерения вступить в брак платила сторона, нарушившая все обещания. При этом взыскивалось с избытком за бесчестие.

Содержание брачного договора касалось прежде всего имуще­ственных интересов вступающих в брак сторон. Разнородные имущественные интересы к следующим группам: 1) свадебные расходы; 2) кладка; 3) приданое; 4) подарки; 5) условия о количестве свадебных гостей; 6) неустойки, залоги, задатки.

Приданое - «платное» - копилось невестой и ее родителями, Состав приданого сильно различался даже в границах одной губернии В Шуйском уезде в приданое входила только одежда и постель. Пена его определялась в конце XIX в. в 100-150 рублей. Приданое передавалось стороне жениха «постельницей» (родственницей не­весты) накануне или в день венчания. Затем оно находилось в ведении жены. Муж имел право распоряжаться приданым и, если пропи­вал его, то с него никто не взыскивал. В Меленковском уезде в со­став приданого входила одежда, деньги (от 3 до 15 рублей) и «на­граждение» (домашний скот, хлеб, корм). Муж имел право распоря­жаться лишь частью приданого - «награждением». За проданную часть приданого муж должен был «вознаградить» жену. Во Влади­мирском уезде приданым назывались деньги, полученные за невес­той. Часть приданого, состоявшая из одежды, называлась «сряды». Сряда представляла неотъемлемую собственность молодой жены, в то время как денежной частью распоряжались в одинаковой мере муж и жена.

В перечне имущественных отношений, связанных с брачным договором, представляет интерес генезис и содержание обычая кладки. Кладка являлась денежным взносом со стороны жениха се­мье невесты и предназначалась на свадебные расходы. Некоторые исследователи сравнивают кладку с выводными памятями, которы­ми удостоверялась продажа невест помещиками. В выводной памяти обозначалось имя отпускаемой девушки, имя ее жениха, а иногда и количество уплаченных за нее денег. В Ярославской губернии плата за невесту и в конце XIX в. сохраняла название вывода, выводных денег. У государственных крестьян, а также у крепостных, если по­мещик не вмешивался в их дела, выводные деньги поступали роди­телям невесты.

Вопрос 2.

Личные права и обязанности.

О правах и обязанностях, возникающих из супружества, говорится достаточно подробно в гл. IV Свода Законов Гражданских. Эти права (и обязанности) делятся на личные, связанные с доставлением содержания и имущественные. В числе первых прежде всего права сословного характера, ибо "муж сообщает жене своей, если она по роду принадлежит к состоянию низшему, все права и преимущества, сопряженные с его состоянием, чином или званием" (ст. 100). По российскому законодательству сословное уравнивание супругов происходит только в случаях, когда жена принадлежит к "низшему состоянию", чем муж. А дворянка, вышедшая, например, замуж за мещанина, свое дворянство сохраняла. Жена не только именуется по званию мужа, но и не теряет этого права, если муж за совершенное им преступление будет лишен прав своего состояния. Личным правом жены является также право носить фамилию мужа, которую она сохраняет в случае прекращения брака и даже его расторжения по ее вине. Российское законодательство прошлого провозглашало: "Супруги обязаны жить вместе" (ст. 103). Отсюда следовало, что, во-первых, строго воспрещались всякие акты, склоняющие к самовольному разлучению супругов, а во-вторых, при переселении, при поступлении на службу или иной перемене постоянного места жительства мужа жена должна была следовать за ним. Однако подобного рода закон в начале XX в. трактовался не буквально, поскольку считалось, что нет обязанности к совместной жизни в прямом смысле, а существует лишь обязанность не оставлять другого супруга против его воли и без основательной причины. Поэтому подобного рода правовое предписание было скорее всего советом законодателя нравственного порядка, так как иск мужа о водворении к нему жены был немыслим. Такой совет предполагал объединение супругов не столько стенами дома, сколько согласованностью поведения, направленного к достижению общих жизненных целей, ко взаимной поддержке, совместному воспитанию детей и проч. Из того, что не существовало права мужа требовать, чтобы жена следовала за ним, а была лишь обязанность к тому жены, делался вывод, что в сравнительно позднем российском праве не существовало института "мужней власти". Жена юридически (а не фактически) в личном плане оставалась такой же самостоятельной, какой она была в имущественных отношениях.

Статье 103, содержащей общее правило о совместной жизни супругов, сопутствовала ст. 1031, где говорилось, что требование супруга о восстановлении совместной жизни может быть отклонено другим супругом, если совместная жизнь представляется для него невыносимой. Так могло быть в случае:

• жестокого с супругом или с детьми обращения со стороны другого супруга;
• нанесения тяжких оскорблений супругу и вообще "явного нарушения другим супругом основанных на браке обязанностей";
• явного злоупотребления принадлежащими другому супругу правами либо "бесчестного и порочного его поведения";
• наличия у одного из супругов тяжкой душевной болезни либо "прилипчивой и отравительной болезни", представляющей опасность для жизни или здоровья другого супруга или их потомства.

Продолжение совместной жизни супругов могло быть признано невыносимым для жены, если она "одержима" такой болезнью, при которой продолжение супружеского "сожития" представляется опасным для ее жизни или здоровья. Существовали и другие случаи разрешаемого законом уклонения от совместного жительства супругов. И наконец, последней в перечне личных обязанностей супругов фигурирует обязанность мужа "любить свою жену как собственное свое тело, жить с нею в согласии, уважать, защищать, извинять ее недостатки и облегчать ее немощи" (ст. 106). А жена обязана была "повиноваться мужу своему как главе семейства, пребывать к нему в любви, почтении и в неограниченном послушании, оказывать ему всякое угождение и привязанность как хозяйка дома" (ст. 107). Таким образом, права и обязанности супругов личного характера регламентировались семейным правом достаточно подробно. Заметное место в числе супружеских обязанностей материального свойства занимает обязанность мужа доставлять жене пропитание и содержание "по состоянию и возможности своей" (ст. 106). Столь лаконичному тексту этой статьи сопутствовало множество различного рода разъяснений неодинаковых по степени важности. С одной стороны, в них обращалось внимание на то, что живущая вне дома, отдельно от мужа жена, как правило, не вправе требовать себе содержания. Исключения составляли случаи, когда она вела раздельную жизнь не по своей вине или по независящим от нее обстоятельствам. Налицо существование своего рода системы косвенного принуждения совместного проживания супругов.

Имущественные права и обязанности

Во Владимирской губернии конца XIX в. наибольшим имущественным правом обладал в семье муж (большак). Женщина ничем не могла распорядиться самостоятельно. Скот, птица, яйца - явля­лись общесемейной собственностью. Даже лен для пряжи выдавал, большак. В больших семьях существовала традиция закреплять заженщиной «загон» (небольшой участок земли), который она должна обрабатывать сама и получала право распоряжаться полученным урожаем. Этот обычай известен под названием «собины». Для девушки-невесты копили приданое (коробье), кото­рое приобретали на общесемейные деньги. В то же время во Владимирском уезде каждая женщина и девушка в семье имела свою долю из урожая льна. Что касается кур яиц, молочных продуктов, то ими распоряжалась большуха. По обычаю, «в деревнях убоиной распоряжается мужик, а баба, без спросу, не смеет и подступаться к мясу».

В Новгородской губернии жена крестьянина сама зарабатыва­ла себе на хлеб. Она выполняла наряду с мужем все крестьянские работы, кроме пахоты. Кроме того, у нее было много своих специ­альных дел: напрясть и наткать, чтобы одеть семью. В разговоре по обязанностях отца к детям к слову «кормить» всегда прибавляло.. слово «одевать», а при перечислении обязанностей мужа к жене сло­во «одевать» отсутствовало. Сарафан и сапоги он еще ей покупав; шубу, бекешу, шаль и прочее она должна была принести с собой в приданом. На покупку платка, рубахи и фартука у нес своя доходная статья: яйцо, масло, перье, лен. Кроме того, она могла урвать денек-другой и сходить для заработка на поденщину.

Из большой семьи в малую перешел обычай, по которому приданое считалось неприкосновенной собственностью жены. В ми­лой семье жена не завещала своего приданого. Она полагалась цели­ком на обычай. Если у нее оставались дети, то приданое имущество передавалось им, и при этом она обладала свободой распределения кому что должно поступить. Но если она умирала бездетной, то приданое непременно передавалось назад ее отцу или вообще родст­венникам. И этот обычай никогда не нарушался.

У белорусов личным имуществом женщины является ее при­даное и прибыль с него, если такую удается получить. Личную соб­ственность женщины составляют также заработки на стороне. В случае смерти мужа, все имущество женщины вместе с прибылью беспрекословно выдаются ей семьей покойного. Участвуя в семейном труде, женщина получа­ет права на имущество, приобретенное общим с мужем трудом. Но она не имеет никакого права на имущество, которое взято мужем из его семьи, составляло его семейную собственность. Женщины имели право производить личные накопления, полученные от продажи из­готовленных ими изделий. Они обрабатывали и продавали лен, ко­ноплю, выделывали из них полотно, нитки и отделяли от них в поль­зу семьи столько, сколько нужно было для изготовления одежды, а из конопли - столько, сколько требовалось на выделку веревок и шнурков. Особенно было распространено выделывание конопли. Женщины получали также часть огородных овощей, которые они продавали, а также молочные продукты и шерсть, получаемые со скота, приведенного женой в дом в качестве приданого от своих ро­дителей. Немалый доход давали женской половине сбор грибов, орехов и меда. Так накапливалось имущество, находившееся в ис­ключительном владении женщин семьи, из которого выделяется до­черям приданое. Положение женщи­ны в белорусской семье в экономическом плане не было принижен­ным. При неимении прямых наследников она могла наследовать от­цовское имущество и землю, если остается на родительском хозяй­стве. Женщину признавали опекуншей своих детей до их совершен­нолетия и считали в то же время полной хозяйкой земли и другого имущества.

Обязанность мужа содержать жену предполагала отсутствие у нее источника средств существования. К тому же подобного рода обязанность мог выполнять только муж, имеющий средства, достаточные для содержания жены сообразно своему состоянию. Размер содержания должен был соответствовать средствам супруга и действительным потребностям супруги. Кстати, они имели право заключать договоры, устанавливающие "размер пропитания". Интересно, что закон обязывал к содержанию только мужа и умалчивал об обязанности жены приходить ему на помощь, если он находится в нужде. Правовой регламентации имущественных отношений супругов в то время уделялось несколько меньше внимания. Действовал принцип раздельности их имущества, основанный на ст. 109 следующего содержания: "Браком не составляется общего владения в имуществе супругов; каждый из них может иметь и вновь приобретать отдельную свою собственность". Отсюда следовало, что жена самостоятельно распоряжается своим имуществом, "не испрашивая разрешения и согласия мужа". Супругам дозволялось продавать, закладывать собственное свое имение и иначе распоряжаться им прямо от своего имени, независимо друг от друга и "не испрашивая на то взаимно ни дозволительных, ни верующих писем" (ст. 114). Отдельной собственностью жены признавалось ее приданое, а также имение, "приобретенное ею или на ее имя во время замужества чрез куплю, дар, наследство или иным законным способом" (ст. 110). Важная роль приданого заключалась в образовании фонда, из которого предстояло покрывать расходы в семейной жизни. Вместе с тем в некоторых случаях приданое становилось штрафом за развод по вине жены. В любом случае в то время приданое рассматривалось как самостоятельный "юридический институт", как имущество, которое жена или за нее другие лица назначают супругу в пользование для поддержания "тягостей брачной жизни". Тем более что приданое в результате совместной жизни супругов переходило во владение мужа. Раздельность имущества супругов предопределяла их ответственность за долги, при которой ни один из них не отвечал за другого. При этом неприкосновенной собственностью жены считались: женские платья и белье; половина мебели, находящейся в общем с ее мужем доме, а также половина всей "служащей в хозяйстве" посуды; половина столового серебра, хотя бы все оно было означено одним гербом или именем мужа; половина экипажей, лошадей и упряжки. Из смысла ст. 116 вытекает, что супруги могли как до брака, так и после его совершения "войти в соглашение" относительно определенного имущества, принадлежащего тому и другому. В любом случае подобного рода договор оформлялся посредством акта, совершенного нотариусом. Под страхом недействительности этого договора о нем должно было быть упомянуто в акте бракосочетания.

Вопрос 3.

Установление происхождения детей определялось правилами, которые назывались: "О союзе родителей и детей и союзе родственном". При этом имелись в виду дети законные, дети от браков недействительных, дети внебрачные, узаконенные и усыновленные.

Законными признавались все дети, рожденные в законном браке, хотя бы они родились: по естественному порядку слишком рано (прежде ста восьмидесяти дней) от совершения брака, если только отец не отрицал законности их рождения; по прекращении или расторжении брака, если только между днем рождения и днем смерти отца или расторжения брака прошло не более трехсот шести дней (ст. 119). Причем допускалось оспаривание происхождения ребенка от мужа матери. Лицу, "защищающему законность ребенка", надлежало доказать, что ребенок "прижит" от лица, вступившего в брак с матерью ребенка после его зачатия. В отношении детей, родившихся в браке, признанном недействительным, существовало правило: "Дети от брака, признанного недействительным, сохраняют права детей законных" (ст. 1311). Основная идея этих правил заключалась в том, чтобы снять по возможности всякую ответственность за грехи родителей с ни в чем неповинных детей. Но в любом случае речь шла о наследовании по закону внебрачных детей и законных их нисходящих только в благоприобретенном имуществе матери на основаниях, установленных для детей законных, с тем, однако, что наследуемое имущество матери, не имеющей законных сыновей, но имеющей лишь законных дочерей, делится между ними и внебрачными детьми по равным между всеми сонаследниками долям. На законное наследование в имуществе отца и его родственников, а также родственников матери, равно как на наследование в родовом ее имении, внебрачные дети прав не имели.

Согласно ст. 132 внебрачные дети суть:

• рожденные незамужнею;
• происшедшие от прелюбодеяния;
• рожденные после смерти мужа матери, или по расторжении брака разводом, или же после признания брака недействительным, когда со дня смерти мужа, матери, или расторжения брака, или же признания его недействительным до дня рождения ребенка прошло более трехсот шести дней.

Внебрачный ребенок, если ему не было присвоено отчество "по совершении метрической о его рождении записи", именовался по отчеству "сообразно имени своего восприемника" (крестного отца). Что касается фамилии такого ребенка, то он именовался фамилией одинаковой с отчеством. Но с согласия матери и его отца ребенку могла присваиваться фамилия матери, принадлежащая ей по рождению (ст. 1323). Таким образом, внебрачные дети ни в коем случае не пользовались фамилией их отца. Тем не менее "отец внебрачного ребенка обязан, сообразно своим имущественным средствам и общественному положению матери ребенка, нести издержки на его содержание, если он в. том нуждается, до его совершеннолетия" (ст. 1324). Эта обязанность рассматривалась как личная обязанность отца, "проистекающая из естественной связи между родителями и детьми". При этом не имело значения, что выполнение обязанности отца по содержанию своих внебрачных детей могло поколебать его общественное положение, внести раздор в его семью и "причинить ему вообще нравственные страдания". Выполнение подобного рода обязанности оправдывалось необходимостью оградить насущные интересы внебрачного ребенка, обеспечить его существование, но лишь в случаях, когда он нуждался в помощи со стороны своего отца. Следовательно, непременным условием содержания мужчиной своего ребенка, рожденного вне брака, было отсутствие средств у матери или недостаточность этих средств. Не являлось основанием для прекращения выплаты такого содержания, в частности, недостойное поведение детей, поступление отца в монашество, прекращение или ограничение его дееспособности. Но согласно ст. 1325, обязанность отца доставлять содержание своим внебрачным детям прекращалась до их совершеннолетия в случае замужества внебрачной дочери или тогда, когда ребенок в состоянии сам себя содержать. Кроме обязанности содержать своих внебрачных детей, на их отца ст. 1326 возлагала обязанность содержать нуждающуюся в его помощи мать детей, если уход за ними лишал ее возможности "снискивать себе средства к жизни". Причем эта обязанность могла возникать как в начале, так и позже, когда мать утрачивала средства к существованию или их становилось недостаточно. К тому же отец внебрачного ребенка в случае недостаточности средств у его матери обязан был оплатить необходимые расходы, вызванные "разрешением ее от бремени, и доставить ей насущное содержание впредь до ее выздоровления". Но такое требование могло быть заявлено лишь до истечения года со дня родов. Подобного рода обязанность прекращалась в случае приобретения матерью достаточных средств или если она выходила замуж за отца детей либо за кого-то другого. К детям узаконенным относились внебрачные дети, чьи родители вступили в брак. Узаконенный ребенок считался законным со дня вступления его родителей в брак и пользовался с этого времени всеми правами законных детей, рожденных от этого брака. Но для узаконения внебрачных детей требовалось, чтобы христианами были не только сами дети, но и их родители. В качестве основания "союза родителей и детей и союза родственного" фигурировало усыновление, которое дозволялось "лицам всех состояний без различия пола, кроме тех, кто по сану своему обречены на безбрачие" (ст. 145).

Власть родителей.

Оставалась непоколебленной родительская власть даже при добровольной передаче родителями своего ребенка на определенное время постороннему лицу на воспитание. Все законы, посвященные родительской власти, имели в виду совместную жизнь супругов. Их нельзя было применять к ситуациям, когда брак расторгался или супруги разлучались. При расторжении брака детей оставляли с тем из супругов, кто был в состоянии выполнять родительские обязанности. В случае спора надлежало заботиться прежде всего об интересах несовершеннолетних детей, тем более, что иногда "домогательства оставить детей у себя представляются по иным, ничего общего с благом детей не имеющим, побуждениям". При отсутствии соглашения с кем из родителей должен оставаться ребенок, решался судом. При этом в случае уклонения одного из супругов от обязанности совместной жизни в основу судебного решения должна была быть положена его виновность. Правда, подобного рода правило знало исключение: если это требовалось ради блага ребенка. Родительская власть над детьми принадлежала родителю, у которого он был оставлен. При признании брака родителей недействительным, от их соглашения зависело, у кого должны оставаться несовершеннолетние дети. Причем, если один из родителей при вступлении в брак был недобросовестным, другой родитель имел право требовать оставления у себя всех детей. При отсутствии соглашения по вопросу, с кем из родителей должны оставаться дети, спор разрешался с помощью "опекунского установления". То же можно сказать относительно внебрачных детей. Поскольку, согласно ст. 13210, отец внебрачного ребенка, доставляющий средства на его содержание, имеет право надзора за его содержанием и воспитанием, он может просить органы опеки о разрешении ими разногласий по поводу воспитания ребенка. Никаких ограничений для отца внебрачного ребенка закон здесь не устанавливал. Мало того, раз такой отец доставлял средства на содержание, он имел преимущественное перед другими лицами право быть опекуном своего внебрачного ребенка. При раздельном проживании родителей тот из них, с кем дети не оставались, имел право на свидание с ними (ст. 1314). Это объяснялось тем, что потребность в личном общении между родителями и детьми, проистекая из присущих им природных чувств, сохраняется и в разлуке, вызванной раздельным проживанием супругов. Но свидание могло быть запрещено судом, постановляющим решение по делу о том, у кого из родителей должны оставаться несовершеннолетние дети. Надо сказать, что право на свидание со своими детьми имел и родитель, чей ребенок был рожден в браке, признанном недействительным, а также отец внебрачного ребенка. Что же касается вопросов, связанных с определением способов и времени таких свиданий, то их решали либо местный мировой или городской суд, либо земский начальник (ст. 1314).

Говоря о других родительских правах, надо подчеркнуть, что, согласно ст. 165, "родители, для исправления детей строптивых и неповинующихся, имеют право употреблять домашние исправительные меры". В случае же безуспешности этих средств родители властны:

· несовершеннолетних детей в возрасте от десяти до семнадцати лет отдавать для исправления в воспитательно-исправительные заведения для несовершеннолетних по соглашению с учреждениями, заведующими такими заведениями;

· детей обоего пола, не состоящих в государственной службе, за упорное неповиновение родительской власти, развратную жизнь и другие явные пороки заключать в тюрьму.

В некоторых губерниях родителям, чьи дети, например, дерзнули, "забыв страх Божий", поднять на них руку или дочь "предалась распутной жизни", — предоставлялось право отречься от детей, что влекло за собой прекращение родительских обязанностей. Причем "в личных обидах или оскорблениях от детей на родителей не приемлется никакого иска, ни гражданским, ни уголовным порядком" (ст. 168). К тому же в законе не существовало специальных указаний на обязанность полиции оказывать содействие в осуществлении родительской власти, водворять детей в дома родителей. Вместе с тем, согласно ст. 169, "родители не могут принуждать своих детей к совершению деяний противозаконных или к соучастию в оных". В этом случае дети освобождались от обязанности повиноваться родителям против своей совести, особенно в том, что требует собственного их рассуждения и воли. Для времени, когда существовало крепостное право или оно было только что отменено, особый смысл имела ст. 170, где было сказано: "Родители не имеют права на жизнь детей и за убийство их судятся и наказываются по уголовным законам". Обязанности родителей, имеющие более конкретное содержание, делились на имущественные и личные. Их основу составляла ст. 172 следующего содержания: "Родители обязаны сдавать несовершеннолетним детям пропитание, одежду и воспитание, доброе и честное, по своему состоянию".

Обязанность родителей содержать своих детей не прекращалась с достижением ими совершеннолетия и могла сохраняться "коль скоро дети нуждаются еще в попечении родителей". Так комментировалась в то время ст. 172. Но при раздельном жительстве родителей эту обязанность выполнял тот, с кем оставались дети, за исключением случаев, когда раздельная жизнь объяснялась виной другого родителя. Вместе с тем представлялось справедливым, что и мать при отдельном от мужа проживании была обязана участвовать в содержании своих детей соответственно своим имущественным средствам, если отец не имеет собственных достаточных средств. В случае предъявления иска к отцу совершеннолетней дочерью истица должна была доказать отсутствие у нее средств к жизни согласно ее состоянию. Причем все эти правила распространялись также на незаконных детей, рожденных от прелюбодеяния.

Освобождались родители от обязанности содержать своих несовершеннолетних детей при вступлении последних в брак. В то же время лишение родительской власти не освобождало родителей от обязанности содержать своих детей. Из обязанности родителей давать своим несовершеннолетним детям пропитание не следовало, что родители были обязаны платить за детей их долги.

В отношении имущественных прав и обязанностей родителя действовали правила, сформулированные в ст. 180: "Во время.несовершеннолетия детей родители управляют имуществом, собственно детям принадлежащим, на праве опекунском...". Однако считалось, что родительская власть в отношении имущества несовершеннолетних детей не имеет самостоятельного значения. Это означало, что родители распоряжались и заведовали этим имуществом на праве опекунском, по правилам, предписанным для опекунов вообще, и действовали под надзором тех опекунских учреждений, которым подчинены опекуны, назначаемые правительством. Исключение составляли случаи, когда ради пользы малолетних от родителей требовались безотлагательные действия от имени своего ребенка. По прекращению опеки над своими детьми родители были обязаны сдать все находившееся в их управлении имущество и полученные от него доходы или самим детям, или лицу, в управление которого переходило это имущество. А по вступлении в совершеннолетний возраст дети распоряжались отдельным своим имуществом самостоятельно. Они могли продавать и закладывать его по собственному усмотрению, не будучи обязанными испрашивать на это согласие своих родителей. Что же касается более детальной регламентации имущественных отношений детей и родителей, то она зависела от того, принадлежат ли дети к отделенным или неотделенным от своих родителей.

К личным обязанностям родителей относились обязанности, связанные с воспитанием детей. На этот счет закон предписывал: "Родители должны обращать все свое внимание на нравственное образование своих детей и стараться домашним воспитанием приготовить нравы их и содействовать видам правительства" (ст. 173). Так своеобразно в то время звучала мысль об обязанностях родителя формировать нравственные, полезные обществу качества своих детей. Впрочем, закон давал родителям возможность выбора: воспитывать своих детей дома или отдавать их в общественные заведения, учрежденные правительством или частными лицами. Могли родители отдавать своих детей без их согласия и в обучение. Но воспитатели заменяли родителей только в вопросах воспитания, а родительская власть по всем остальным вопросам сохранялась. В случае личной обиды, нанесенной несовершеннолетним детям, родители имели право за них вступиться.

По достижении детьми надлежащего возраста родители должны были заботиться об определении сыновей на службу или в промысел соответственно их состоянию и об отдаче дочерей в замужество (ст. 174). Личная родительская власть могла быть прекращена либо смертью родителей, либо лишением их всех прав состояния, "когда в последнем случае дети не последуют в ссылку за своими родителями" (ст. 178). Отречение от мира и вступление в монашество родительской власти не прекращало.

Кроме прекращения родительской власти существовало его ограничение в случаях:

• поступления детей в общественное училище, начальство которого заменяет родителей по вопросам воспитания;
• определения детей на службу, отчего дети, вступая в новые отношения, приобретая новые обязанности, "уже не могут оставаться в прежней непосредственной от родителей зависимости";
• вступления дочерей в замужество, поскольку "дочь оставившая дом свой и прилепившаяся к мужу, не может быть подвержена повиновению родителей в такой же мере, как другие, находящиеся при них дети". Там, где требование родителей являлось бы прямым нарушением прав мужа, родители должны были поступиться властью над дочерью.

Свод Законов Гражданских не содержал специального раздела, посвященного правам и обязанностям детей. Тем не менее эти права и обязанности находили свое выражение в главе, посвященной родительской власти. Состояли они:

• в оказании родителям чистосердечного почтения, послушания, покорности и любви;
• в служении им "на самом деле";
• в необходимости отзываться о них с почтением;
• в необходимости сносить родительские увещевания и "исправления" терпеливо и без ропота.

Мало того, почтение детей к памяти родителей должно было продолжаться и после кончины родителей (ст. 177). Подобного рода обязанности закон возлагал на всех детей — как несовершеннолетних, так и совершеннолетних.

Об имущественных правах детей в Своде Законов Гражданских специально не говорилось. Тем не менее российское законодательство запрещало родителям пользоваться даже незначительной частью доходов "с имущества" своих детей. Неприкосновенным считалось и то имущество детей, которое было заработано "под руководством родителей". Подобно тому как брак не оказывал влияния на имущественные отношения супругов, так и родительская власть не давала родителям никаких прав на имущество детей, а дети в свою очередь не имели никаких прав на имущество родителей при их жизни. По вступлении в совершеннолетний возраст дети распоряжались и управляли отдельным своим имуществом независимо; они могли продавать и закладывать его по собственному усмотрению, "не обязываясь испрашивать на сие согласия или дозволения родителей" (ст. 191).

К обязанностям детей материального характера относилась необходимость доставлять своим родителям пропитание и содержание, если они "находятся в бедности, дряхлости или немощах". Эта обязанность существовала "по самую их смерть" (ст. 194). Однако в те времена подобного рода обязанность считалась чисто личной, основанной на нравственном чувстве долга, благодарности и почтительности. Будучи взаимной (родители—дети), она ни при каких условиях не распространялась на родственников. Так, бабка не могла требовать содержания от внука. Размер содержания, которое дети обязаны были доставлять своим родителям, определялся состоянием детей и их возможностями. Дети могли договориться с родителями о сумме выдаваемого им содержания. Но в случае "наступившего вздорожания жизненных продуктов" суд мог эту сумму увеличить. Если у родителей было несколько детей, они могли получать помощь только от тех, кто имел достаточные для их материальной поддержки средства. Причем одни могли выплачивать больше, другие меньше в зависимости от своего состояния. Мало того, обязанность детей по содержанию лежала не только на совершеннолетних, но и на несовершеннолетних, а также на недееспособных детях, имеющих свои "достаточные средства".

Вопрос 4.

Разрешалось усыновлять чужих незаконнорожденных детей, в том числе детей, "прижитых" сыном усыновителя, своих незаконнорожденных детей, ребенка собственного брата, детей иностранного подданного, отчимом — пасынка и т.д. Но усыновление чужих детей не допускалось, если у усыновляющего были собственные законные или узаконенные дети (ст. 1451). Воспрещалось усыновление лиц христианского вероисповедания нехристианами и, наоборот, нехристиан лицами христианского вероисповедания. Иностранные подданные не могли усыновлять подкидышей и непомнящих родства. В качестве условий усыновления, по общему правилу, закон предусматривал:

• согласие родителей усыновляемого или его опекунов (попечителей);
• согласие самого усыновленного, если ему исполнилось четырнадцать лет. Поскольку усыновленный, достигший этого возраста, рассматривался как участник дела об усыновлении, его следовало известить о дне слушания судом вопроса об усыновлении;
• при усыновлении одним из супругов согласие другого супруга;
• разницу в возрасте между усыновителем и усыновленным не менее 18 лет, а также достижение усыновителем 30 лет.

Однако при усыновлении собственных внебрачных детей допускались следующие исключения:

• усыновлять может совершеннолетний и ранее достижения им тридцатилетнего возраста и не будучи восемнадцатью годами старше усыновляемого;
• усыновлять может лицо, имеющее собственных законных и узаконенных детей по достижении ими совершеннолетия с их согласия, выраженного в письменной форме.

При усыновлении внебрачных детей их отцом требовалось согласие матери ребенка только в том случае, если она значилась в метрической записи о его рождении или если происхождение от нее ребенка было удостоверено судом.

Поскольку усыновление рассматривалось как договор, действительный "в силу судебного утверждения", его непременным атрибутом было свободное и сознательное выражение воли всех сторон, отсутствие всякого насилия, принуждения, обмана или даже ошибки. Но закон не предусматривал усыновления на срок или под условием. Усыновленный однажды оставался таковым навсегда. Однако лица, права которых нарушались усыновлением, могли оспорить судебное определение об усыновлении в течение двух лет со дня вступления этого определения в законную силу. В результате усыновления усыновитель мог передать усыновленному свою фамилию, если последний не пользовался большими правами состояния по сравнению с усыновителем. Что касается отчества усыновляемого, то считалось возможным присвоение усыновляемому отчества усыновителя только в тех случаях, когда усыновляемый не имел его вовсе, если он был незаконнорожденным или подкидышем либо ему было дано при рождении отчество крестного отца. После усыновления усыновленный, как правило, сохранял права, принадлежавшие ему до рождения. Но усыновленные дворянами и потомственными почетными гражданами, имеющие меньшие права состояния, приобретали личное почетное гражданство. Кроме того, у усыновленного правовая связь с родителями не прекращалась, если усыновитель был не в состоянии "нести обязанности", вытекающие из усыновления. Считалось, что в противном случае усыновление не улучшало, а ухудшало бы положение усыновленного, что противоречило цели усыновления — служить на пользу усыновленных. Сохранение правовой связи усыновленного со своими кровными родителями означало, что "усыновленный сохраняет право наследования по закону после своих родителей и их родственников" (ст. 1567). Одновременно усыновленный вступал по отношению к усыновителю во все права и обязанности законных детей, приобретал право наследования в благоприобретенном имуществе усыновителя с тем, однако, что наследуемое имение усыновителя, не имеющего родных сыновей, а имеющего лишь дочерей, делится между ними и усыновленными поровну (ст. 1561).

Во всякое время усыновление могло быть прекращено по взаимному согласию на основании правил, предусмотренных договором усыновления. Усыновление можно было отменить и постановлением судьи по просьбе: усыновленного, если он представит к тому серьезные основания, или усыновителя, если он имеет законное основание для лишения усыновленного наследства. "О власти родительской" — так именовалась в то время глава, посвященная родительским правам и обязанностям. Она начиналась с положения: "Власть родительская простирается на детей обоего пола и всякого возраста с различием и в пределах, законами для сего постановленных" (ст. 164). Судя по тексту этой статьи, речь шла о родительской власти как матери, так и отца. Между тем в разных официальных документах, научной литературе подчеркивалось, что при жизни обоих родителей власть принадлежит лишь отцу, ибо закон обязывает жену повиноваться воле мужа. Правда, существовала и другая интерпретация ст. 164 Свода Законов Гражданских, согласно которой в случае споров между родителями мнение отца имело решающее значение. Что касается права родителя представлять интересы своих детей (а также управлять их имуществом), то оно принадлежало только отцу. Наделенные родительской властью мать и отец имели право требовать возврата детей от всякого лица, удерживающего у себя ребенка вопреки воле родителей. Самовольное удержание посторонним лицом чужого ребенка и "те неудобства, которые могут возникнуть для сего последнего от усвоенной им за это время привычки к лучшей житейской обстановке, не могут составить основания к лишению или ограничению родительских прав неповинных в том родителей". Ни доброе расположение к чужому ребенку, ни забота о его воспитании и образовании, ни "принимаемые меры к обеспечению его будущности" не дают права постороннему лицу нарушать родительские права и обязанности.

Вопрос 5.

С давних времен сохранению родственных связей, имущества, принадлежащего роду, служили опека и попечительство. В России существовало довольно много их видов. Но "в порядке семейственном" Свод Законов Гражданских устанавливал лишь опеку (попечительство) над несовершеннолетними, а также над безумными, сумасшедшими, глухонемыми и немыми.

• В то время опека понималась как служение, заключающееся в надзоре за лицами, нуждающимися в защите и их представительстве. В любом случае она представляла собой суррогат отцовской власти. Вот почему опекунами становились лица, от которых можно было ожидать отеческого к малолетнему попечения. Поэтому запрещалось определять опекунами: расточивших собственное и родительское имение;
• имеющих явные и гласные пороки или же лишенных по суду всех прав состояния или всех особенных прав и преимуществ;
• известных суровыми своими поступками;
• имевших ссору с родителями малолетнего;
• несостоятельных.

Несмотря на то, что правовых предписаний, призванных охранять имущественные права подопечного, было гораздо больше тех, которые охраняли права личности, попечение о личности подопечного составляло главную обязанность опекуна. Поэтому ему разрешалось расходовать на воспитание больше того, что приходилось на долю подопечного из общего имущества. Требовалось только, чтобы "опека над имуществом, дошедшим в собственность малолетним детям при жизни их родителей, принадлежала отцу". Родители, для того чтобы обеспечить интересы малолетнего "после них", могли назначить опекуна в своем духовном завещании. Если в завещании такой опекун "обозначен" не был, то опека принадлежала оставшемуся в живых отцу или матери, если не было причин, препятствующих выполнению ими опекунских функций. Когда же остававшийся в живых родитель не принимал на себя опекунства, опекуны избирались и определялись правительством.

Могла быть назначена опека и по Высочайшему повелению. При этом ст. 254 позволяла назначать опекуна из числа как родственников или свойственников опекаемого, так и посторонних лиц. Но в любом случае подбор опекуна подчинялся требованиям ст. 256, где говорилось, что "выбор в опекуны доложен быть обращаем на таких людей, кои нравственными качествами дают надежду к призрению малолетнего в здравии, добронравном воспитании и достаточном по его состоянию содержании и от которых ожидать можно отеческого к малолетнему попечения". На опеку передавались не только малолетние дети, но и дети более старшие, не достигшие совершеннолетия. Согласно ст. 213, "в несовершеннолетии полагаются три возраста: первый от рождения до четырнадцати лет, второй от четырнадцати до семнадцати лет, третий от семнадцати до двадцати лет с годом". Лица обоего пола первых двух возрастов именовались малолетними, остальные просто несовершеннолетними. Применительно к каждой возрастной категории действовали различные правила, детально регламентирующие, например, права малолетнего непосредственно управлять своим именем, совершать различного рода акты и сделки. Но в любом случае опекун должен был всячески заботиться об обеспечении имущественных интересов своего подопечного: "Недвижимое имение малолетнего опекун содержит или приводит в такое состояние, чтобы надлежащие с оного доходы получались сполна, а государственные сборы были выплачиваемы в свое время безнедоимочно" (ст. 269).

Опекун прилагает попечение:

"I) чтобы хлебопашество, скотоводство и другие невоспрещенные законами статьи доходов распространяемы были по мере местной удобности;

2) чтобы нужные и полезные строения не были допущены до разорения...;

3) чтобы неупустительно исправляемы были все по имению общественные повинности;

4) чтобы торги, промыслы и прочие дела и заведения малолетнего приведены были по возможности в лучшее положение" (ст. 270).

Опекун должен был также стараться, чтобы доходы малолетнего собирались в надлежащее время, а расходы производились без излишеств. "Для сего он отрешает все излишние и роскошные прихоти в издержках, употребляемых на содержание малолетнего и определенных к нему для воспитания и услужения людей, и ведет доходам и расходам верные погодные книги" (ст. 273). Цель опеки и попечительства заключалась не только в охране имущественных благ несовершеннолетних детей, но и в защите их личности. Достижению и той, и другой цели служили самые разнообразные по содержанию предписания. В их числе находились и те, которые позволяли устанавливать опеку и попечительство и при жизни родителей. В любом случае опекуны (попечители), обязанные заботиться о личности подопечного, находились в таком же положении, что и родители. Однако за свои труды они ежегодно имели из всех доходов 5% получаемой подопечными прибыли.

Опекуны и попечители в случае нерадения или умысла в упущении прав подопечного отвечали собственным своим имением "по мере происшедшей через то или могущей произойти для малолетнего потери" (ст. 290). Но возможность для подопечного требовать от опекуна возмещения убытков наступала лишь после выхода из-под опеки.

Все законы относительно опеки и попечительства над несовершеннолетними находились в прямой зависимости от принципа сословности, который заключался в установлении опеки над детьми дворян — Дворянской опекой, над детьми купцов, мещан и др. — Сиротским судом, над детьми лиц, принадлежавших к православному духовному сословию, — Духовной консисторией. Опекуна для ребенка-сироты из крестьянского сословия избирал сельский сход. Но опекуны (попечители) находились в непосредственной подчиненности тех мест, от которых каждый из них был определен (ст. 259). Однако опекунские учреждения сами не вступали в управление сиротскими делами. Этим ведали назначенные опекуны, а опекунское учреждение только надзирало за их действиями.

Детальная регламентация отношений по опеке и попечительству не означала, что эти отношения на практике не знали изъянов. Особенно страдающей частью населения были дети-сироты из крестьян. Сама процедура установления над ними опеки не отличалась надежностью. Сельский сход собирал сведения, не окажется ли в том же сельском обществе благонадежного лица, которое пожелало бы добровольно позаботиться об.осиротевшем ребенке. И сплошь и рядом такое лицо не находилось, а сироте ничего не оставалось делать, как существовать мирским подаянием. Поэтому постоянно предпринимались попытки убрать сословный барьер при установлении опеки, превратив ее в предмет заботы только земских учреждений.

Таким образом, российское семейное законодательство конца XIX — начала XX в. впитало в себя огромный, накопленный столетиями опыт государственно-правового регулирования семейных отношений. Естественно, что каждый исторический этап развития выдвигал и здесь свои задачи, которые решались с помощью новых или обновленных законов. Что-то оставалось неизменным, переходило из закона в закон. Например, запреты к браку, с помощью которых государство пыталось противодействовать рождению неполноценного потомства. Во все времена предметом особой семейно-правовой охраны были осиротевшие дети, а также несовершеннолетние, не имеющие одного из родителей. И на этот счет существовало немало истинно гуманных способов более последовательной защиты интересов ребенка, содержать которого должен был и отец, не состоящий в браке с его матерью. С другой стороны, несовершеннолетние дети находились тогда всецело под родительской властью, что считалось само собой разумеющимся. Если же говорить о каких-то общих, характерных чертах, свойственных семейному законодательству Российской Империи, то оно отличалось, во-первых, органической связью с церковными правилами и канонами, во-вторых, своим сословным характером, когда каждое из существующих сословий имело свои привилегии или, наоборот, ими не располагало.

Задание:

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: