Тема 2. Государство как субъект формирования этнической политики

«Этническая политика» – понятие, предлагаемое к использованию вместо традиционного с советских времен словосочетания «национальная политика», являющегося одним из самых двусмысленных в российском политическом лексиконе. Причина – в двойном толковании эпитета «нациолнальный». В ряде случаев только контекст способен прояснить значение, в котором он употреблен. Достаточно сравнить сочетания: «национальная валюта» и «национальный костюм», «национальная идея» и «национальное равноправие», чтоб оценить его смысловую неоднозначность.

Дополнительную путаницу слову «национальный» придает этнофедеративное государственное устройство России, где россияне в целом – нация, и татарстанцы, тувинцы, карелы – тоже нации, поскольку Конституция объявляет республики в составе РФ «национальными государствами». В таком случае, когда говорится о национальных интересах, то об интересах каких именно сообществ идет речь? А русские, не имеющие собственного государственного образования в составе РФ, являются нацией? Вопросы такого рода, подчас взрывоопасные, показывают, что термин «нация» не просто многозначен, ему явно не хватает определенности. Это побуждает к поддержке вышеупомянутого радикального предложения В.А.Тишкова, если б не значительные трудности с его реализацией. Поэтому в практике научного дискурса исследователь, как правило, обозначает свою позицию в дискуссии по поводу понятия «нация», употребляя компромиссный термин «этнонация», если речь идет об этнической группе.

В том, что касается «национальной политики», то в сфере международных отношений и доктринальном языке международных организаций она понимается как комплекс мер, предпринимаемых правительством страны на международной арене в целях защиты ее национальных интересов. Поэтому для маркировки наличного способа организации жизни полиэтничного сообщества предпочтителен термин «этническая политика». По аналогии с оборотами «национальная финансовая политика», «национальная демографическая политика» уместно говорить о «национальной этнической политике». Этим термином не только снимается двусмысленность, присущая сочетанию «национальная политика», но и точно маркируется сфера государственного управления. При этом «этническая политика государства» – понятие значительно более узкое по объему, чем просто «этническая политика», так как государство, даже самое централизованное и тоталитаристское, – не единственный субъект ее формирования (см. тема 3 текущего раздела).

К настоящему времени в практике полиэтничных государств мира сложились три модели интеграционной политики: политической ассимиляции, мультикультурной и функциональной интеграции.

Ассимиляционная модель предполагает, что идентичность граждан определяется национальным политическим порядком, а не этнокультурными или религиозными корнями. Государство формально не признает особых потребностей этнических меньшинств и не учитывает их в практической политике; этнические, религиозные, культурные вопросы относятся к сугубо частной сфере жизни граждан. Однако оно обеспечивает благоприятные условия для быстрого получения иммигрантами нового гражданства.

Наиболее яркой иллюстрацией ассимиляционизма является американская доктрина melting pot («плавильный котел, тигель»)[9]. Согласно этой концепции все иммигрантские группы, смешиваясь, образуют американскую нацию с единой культурой, которая в корне отличается от тех культур, из которых вышли иммигранты. Она предполагает межэтническую интеграцию на основе контактов и последующую ассимиляцию иммигрантов общностью, ядро которой составляют англосаксы. Процесс взаимный, смешение предполагается как культурное, так и биологическое. Результат «плавильного котла» – 100% американец, WASP (White Anglo-Saxon Protestant). Вновь прибывающие иммигранты должны были приспосабливаться к способу жизни «васпов» и пытаться приблизиться к этой модели – общепринятой культуры на англосаксонской основе.

Политика ассимиляционизма, долгие годы характерная для Франции, оказалась неэффективной, как показали события осени 2005г. Игнорирование французскими властями расовых, этнических и религиозных идентичностей не привело к их исчезновению, а наоборот, радикализировало проблемы социального исключения, отчуждения, фрагментации.

В мультикультурной (коммунитарной) модели, основывающейся на признании наличия в обществе различных этнических/расовых групп и необходимости управления их взаимоотношениями, главный акцент делается на обеспечение равенства пришлых и местных жителей во всех сферах при сохранении первыми родной культуры. Эта модель базируется на антидискриминационных правовых нормах и политике равных возможностей и отличается быстрым предоставлением иммигрантам политических и гражданских прав в полном объеме. Это расценивается как один из способов, которым государство может дать понять иммигрантам, что они желанны здесь, поскольку получение гражданства снимает институциональные барьеры интеграции и возможно блокирует попытки создания «параллельных обществ». Базовые положения мультикультурной интеграционной модели таковы:

1. интеграция – долгий процесс, длящийся иногда поколениями, надо в переходный период социальные условия для мигрантов (помощь в переводе, например);

2. необходимость определенных изменений институтов принимающего общества для обеспечения такого же отношения к этническим мигрантам и признания их идентичностей, социальных и культурных практик, как и в случае доминирующего большинства.

Ключевое требование мультикультурализма - систематическое изучение социальных институтов принимающего общества с целью определения, не попадают ли иноэтничные группы в невыгодное положениевследствие структуры институтов, их правил или символов. Переход правоохранительных органов на принцип «общественно-ориентированной деятельности» предполагает поддержку правопорядка при учете культурного многообразия

В целом, мультикультурализм – это идеология примата «культурного разнообразия». Означающий компромисс между требованиями единой идентичности и права на отличие, мультикультурализм создает дополнительную структуризацию общества по горизонтали. «Горизонтальность» мультикультурализма имеет компенсаторный характер и содержит антиконфликтогенный ресурс, уравнивая группы в правах. Главная задача мультикультурализма – снятие институциональных и других барьеров полному и равному участию всех граждан в жизни общества.

Спорными положениями его являются: признание в обществе культурно отличных групп, наделение их особыми правами, защита этих прав государством. Критики мультикультурализма предупреждают: последовательное проведение его принципов, во-первых, способствует закреплению «мозаичности» общества, что мешает формированию единой государственной идентификации, во-вторых, чревато установлением примата прав группы над правами индивида, что может привести к насильственному причислению индивида к группе ради сохранения групповой отличительности и мер государственной поддержки группы. В наибольшей степени мультикультурализм проявился в странах, созданных на иммигрантской основе – Канаде, США, Австралии. Канада первая официально приняла его в качестве государственной политики в 1988 г.

В ряде государств ЕС, в первую очередь Германии, Италии, Греции, в основу формирования согражданства положен принцип общности происхождения населения и стимулируется полноценная интеграция этнических переселенцев. В отношении иммигрантов, не имеющих местных «корней» или хотя бы европейского происхождения, осуществляется политика функциональной интеграции, или социального гражданства. Она предполагает инкорпорацию иммигрантов только в сферу занятости и систему социального обеспечения. Возможности их политического участия и получения нового гражданства ограничиваются.

При создании политических механизмов общенационального согласия должен быть учтен опыт США, изначально провозгласивших однозначный приоритет общегражданской идентичности над этнической и расовой. В начале ХХ в. в противовес политике ассимиляции в США появилась теория культурного плюрализма. Автор термина и соответствующей теории – Горес Коллен (1882-1974). В книге «Демократия против плавильного тигля» он писал, что американское общество нуждается не в «сплавлении» отдельных групп в единое целое под «температурным» режимом американизации, а в защите и поощрении специфических этнических культур, от разнообразия оно только выиграет, оно составляет один из источников жизнеспособности и обогащения.

Резкое изменение курса федерального правительства США в отношении этнических и расовых меньшинств произошло в 1960-е годы и явилось реакцией на опасность раскола страны в результате внезапного подъема национального самосознания меньшинств, особенно афроамериканцев. Этот этап в истории США получил название «революции гражданских прав». Изменение государственной идеологии по отношению к меньшинствам в США проанализировано американским автором Артуром Шлезингером. Меры, предпринятые правительством президента Джона Кеннеди, помимо окончательной десегрегации и фактического уравнивания в избирательных правах, предполагали новый подход к образованию. В частности, в программы средних школ были включены курсы по истории этнических и расовых групп, подчеркивающие их вклад в общенациональную культуру.

Изменения в идеологии и законодательстве сопровождались мерами, направленными на постепенное изменение материального статуса представителей этнических анклавов. В 1990 г. Верховный суд США постановил, что суды на местах имеют право отдавать распоряжения местным правительствам о сборе особых налогов, призванных исправить неравноправное экономическое положение этнических групп.

Êàê ñâèäåòåëüñòâóåò íîâåéøàÿ èñòîðèÿ Øòàòîâ, ïîëèòèêà Äæîíà Êåííåäè îêàçàëàñü èñòîðè÷åñêè îïðàâäàííîé è ïîñòåïåííî ñìîãëà ïðåîäîëåòü îáùåñòâåííóþ èíåðöèþ â îòíîøåíèè àôðîàìåðèêàíöåâ, íåñìîòðÿ íà êðàéíå íåáëàãîïðèÿòíûå óñëîâèÿ íà þãå ñòðàíû, ãäå ñèñòåìà áåëîãî ïðåâîñõîäñòâà áûëà ôàêòè÷åñêè èíêîðïîðèðîâàíà âî âñå óðîâíè âëàñòè. Åùå â 1953 ã. ãóáåðíàòîð øòàòà Àëàáàìà Äæ.Óîëëåñ ìîã ëè÷íî âñòàòü â äâåðÿõ óíèâåðñèòåòà, ôèçè÷åñêè ïðåïÿòñòâóÿ ïîÿâëåíèþ â åãî ñòåíàõ ÷åðíîêîæèõ ñòóäåíòîâ.

Однако новый подход к этноменьшинствам породил и некоторые издержки. Среди них А.Шлезингер, например, называет рост популярности идей биодетерминизма и даже превосходства черной расы, вытеснение курсов по мировой и европейской культуре афроцентристскими программами в некоторых учебных заведениях[10], появление разобщенности среди учащихся университетов, расселявших студентов в кампусах по этническому/расовому признаку, или введение односторонней цензуры в учебных заведениях (в пользу меньшинств).

Ряд специалистов оценивает переход к «антидискриминационной» политике в США как принятие доктрины мультикультурализма, предполагающей признание культурно отличных групп в обществе, наделение их особыми правами, защиту этих прав государством[11]. Фактически это означает отказ от доминировавшей ранее ассимиляционной модели «плавильного котла», в соответствии с которой образование ведется на английском языке, законодательная система выстраивается по английской модели, английский язык является официальным языком государственного и частного делопроизводства, и даже при вхождении в состав государства учитывается количество англоговорящего населения в них (франкоговорящая Луизиана была принята, когда перешла на английский язык).

 äîêòðèíû ìóëüòèêóëüòóðàëèçìà, âîñïðîèçâîäÿùåå «àìåðèêàíñêèé ïîäõîä ê ïðèçíàíèþ ãðóïï ìåíüøèíñòâà âî èìÿ îáåñïå÷åíèÿ êóëüòóðíîãî ðàçíîîáðàçèÿ», ñòàëî áû ïàãóáíîé îøèáêîé. «Êàê òîëüêî ïîëèòèêà ïðèçíàíèÿ ãðóïïîâûõ èíòåðåñîâ âîçüìåò âåðõ íàä ïîëèòèêîé ñîöèàëüíîé ñîëèäàðíîñòè, áóäåò çàëîæåí ôóíäàìåíò äëÿ óìíîæåíèÿ íåñïðàâåäëèâîñòè â îòíîøåíèè êàæäîãî ÷åëîâåêà. Ñòàíåò íåâîçìîæíûì ÷åòêî ñôîðìóëèðîâàòü ñìûñë îáùåñòâåííîãî äîãîâîðà èëè îáùåé öåëè, ïîñêîëüêó ïðàâà ãðóïïû ïîäàâëÿþò ëþáóþ âåðó â êîëëåêòèâíûå óñèëèÿ è êîëëåêòèâíóþ îòâåòñòâåííîñòü. Ðåçóëüòàòîì áóäåò ìàñøòàáíîå íåðàâåíñòâî è óìåíüøåíèå ñîöèàëüíîé ìîáèëüíîñòè». Ó.Õàòòîí ïðåäóïðåæäàåò: «…ìîùíûå ãðóïïû ìåíüøèíñòâ àìåðèêàíñêîãî îáùåñòâà ïðè ïîääåðæêå ñóäîâ áóäóò ïðîäîëæàòü ïîëüçîâàòüñÿ ïðåäîñòàâëÿåìûìè èì êîíñòèòóöèåé ñðåäñòâàìè çàùèòû ñâîèõ ëè÷íûõ ïðàâ è íàñòàèâàòü íà ïðåôåðåíöèàëüíîì îòíîøåíèè ê ñåáå. Ñ ýòèì áûëè ñâÿçàíû «êóëüòóðíûå âîéíû», äîñàæäàâøèå ÑØÀ â ïîñëåäíèå 20-30 ëåò. Íàïðèìåð, àôðîàìåðèêàíöû òðåáóþò âûïëàòû ðåïàðàöèé â êà÷åñòâå êîìïåíñàöèè çà ðàáñòâî, à íåêîòîðûå ðåëèãèîçíûå ãðóïïû ñ÷èòàþò çàïðåùåíèå àáîðòîâ ñâîèì âàæíåéøèì ïðèîðèòåòîì». «Òàêèì îáðàçîì Ñîåäèíåííûå Øòàòû ïîïàäàþò â êàêîôîíèþ êîíêóðèðóþùèõ ãðóïïîâûõ íåäîâîëüñòâ».

Действительно, сейчас признается, что политическая корректность, родившаяся как средство решения проблем, сама стала их источником. Например, последовательная практика предоставления особых прав разного рода меньшинствам приводит к тому, что первым кандидатом на любую должность в США оказывается чернокожая лесбиянка-инвалид, проходящая по четырем категориям дискриминируемых групп. Это сразу ставит вопрос о защите прав белокожих здоровых мужчин традиционной сексуальной ориентации.

Главную угрозу, по мнению противников мультикультурализма, он несет общенациональной солидарности и единству, раскалывая общество на группы, идентификация с которыми становится важней общегражданской идентичности. У.Хаттон пишет: «Афроамериканцы правы, утверждая, что они систематически подвергались дискриминации в США. Ответ, который мог бы сплотить американское общество, состоит в том, чтобы со временем загладить эти обиды через инфраструктуру справедливости, нейтральную в отношении всех групп меньшинств и озабоченную только нивелированием нанесенного им ущерба. Если же вместо этого будут удовлетворены чьи-то претензии на многомиллионные репарации, расовые отношения в США, и без того напряженные, будут отравлены еще на многие десятилетия. Окажется, что важнее быть чернокожим, нежели просто американским гражданином».

В современной России задача выработки собственной интеграционной стратегии – одна из приоритетных. Известно, что на состав и качество политических ориентаций и установок населения большое влияние оказывает идеология, транслируемая с общегосударственного уровня. Практика сравнительно благополучных федераций показывает, что регулирование межэтнических отношений в этнически неоднородных государствах более успешно, если оно является прерогативой центральной власти. Дело в том, что общественная реакция на разного рода межэтнические коллизии в значительной степени зависит от общего состояния межэтнических отношений в государстве. Создание средствами государственной пропаганды позитивных стереотипов толерантности и общей гражданственности Ю.Г.Григорьева называет «превентивным интернационализмом». Такого рода идеология необходима для территориально больших, этнически неоднородных федераций. По сути именно эту роль играла доктрина «дружбы народов» в СССР. Показателем ее адекватности как механизма национального согласия является то, что после трансформации СССР в СНГ минимум треть населения большинства экс-советских республик испытывала длительную ностальгию по общему социалистическому прошлому.

Однако при наличии явных успехов в области межэтнических отношений (одним из показателей чего являлся высокий процент экзогамии) в Советском Союзе не велось регулярного научного мониторинга негативных тенденций. При анализе некоторых современных открытых межэтнических конфликтов в Российской Федерации выясняется, что напряженность в отношениях и столкновения отмечались и в «благополучные» советские годы (большей частью они были связаны с неоднозначно оцениваемой ныне хрущевской реабилитацией народов, депортированных в сталинские времена).

В целом, советская интеграционная модель являлась не вполне последовательным вариантом ассимиляционизма, поскольку ее лозунг «единой семьи народов во главе со старшим братом – русским народом» одновременно провозглашал равенство народов и устанавливал их иерархию. Для адекватной оценки советской политики в области межэтнических отношений необходимо помнить, что она предполагала интеграцию на основе следующих принципов. Первый, девиз которого можно выразить как «Против кого дружить будем?», по сути означал реализацию на макроуровне известной социально-психологической технологии снятия межэтнической напряженности в коллективах путем введения надгрупповых целей. Советская интеграционная модель, важным элементом которой был перенос акцента с межэтнических отношений на межклассовые, предполагает наличие могущественного и опасного внешнего врага, в борьбе с которым консолидируется все общество. По справедливому замечанию В.Тишкова, «внешняя угроза» может временно объединить общество, но не может служить основой долгосрочной национальной стратегии.

Вторым базовым принципом советской «национальной политики», особенно на ранних ее этапах, был старый имперский прием «разделяй и властвуй». Ранжирование народов по статусу в федеральной иерархии в период осуществления программы «коренизации» (нативизации), предоставление титульным народам различных форм предпочтительного участия обеспечивало лояльность советской власти большей части нерусского населения. Притом, несмотря на провозглашавшиеся ценности «пролетарского интернационализма», следствием советской системы «этнического федерализма» явилось усиление, а иногда создание этнического самосознания народов страны. По мнению Р.Брубейкера, отличительной особенностью советского режима в отношении национальности являлось беспрецедентное устранение национальной общности и национальности как организующего принципа социально-политического порядка с общегосударственного уровня и передача его на подгосударственный уровень. «Больше ни одно государство не зашло так далеко в спонсировании, кодификации, институализации и даже в ряде случаев изобретении национальных общностей и национальностей на подгосударственном уровне и в то же время ничего не сделало в их институализации на уровне государства в целом». Советский Союз не понимался в теории и не был организован на практике как нация-государство; государство или гражданство не было в нем определено как целостность.

Сейчас перед российским руководством стоит задача поднять уровень этнической политики так, чтобы она работала «за», а не «против» процесса укрепления федерации. Между тем, на фоне богатого исторического опыта федераций, в том числе и советской, отмечается отсутствие последовательной государственной программы управления этническими процессами в России после распада СССР. Наглядным примером негативных последствий деградации этнической политики в РФ является восприятие «чеченской эпопеи» россиянами, показывающее насколько упрощенным может быть восприятие межэтнического конфликта в обществе, не имеющем «механизмов сдерживания» межэтнической неприязни. Постепенно чеченский этнос в сознании россиян стал «народом-бандитом», навлекающим тень недоверия на всех представителей «кавказской национальности». Даже не затрагивая конкретных причин межэтнических конфликтов, можно сказать, что само по себе негативное восприятие или отторжение этноса в целом несет в себе серьезный деструктивный потенциал для федеративного государства. Прецеденты распада федераций (например, Югославии) показывают, что укоренение такого рода восприятия среди представителей властных структур и правоохранительных органов может служить «началом конца» федерации, способствуя необратимости событий. В этом смысле публичные заявления представителей административных органов, сотрудников МВД или участников войны в Чечне, содержащие признания в неприязни к чеченцам (или просто «кавказцам»), опасения перед заселением какого-либо региона «инородцами» и т. п., являются синдромом, по своей опасности сопоставимым с ситуацией накануне распада СССР. Согласно опыту полиэтничных федераций с большой территорией (США, Канада) национализм никогда не нуждается в рекламе, а «превентивный интернационализм» является одной из главных задач федеральной власти.

В качестве конкретных шагов в области этнической политики Ю.Г.Григорьева предлагает применение технологии улучшения межэтнических отношений, которую она условно определяет как «двойную индоктринацию», или культивирование «разделяемых ценностей». Эта технология предполагает параллельное идеологическое воздействие на «меньшинство» и «большинство». Согласно этому принципу, с одной стороны, этническому большинству прививается осознание равных конституционных прав меньшинств и их гражданской полноценности, с другой – создаются условия для заинтересованности меньшинств в соблюдении правовых и культурных норм в государстве, «где все-таки выбирает большинство». В формировании нового восприятия этноменьшинств большую роль играют СМИ (включая кинематограф) и сфера образования.

Особый интерес вызывает проблема билингвизма и полилингвизма. Она служит амортизатором межэтнических трений во многих федерациях, где языки имеют равноправный статус (это уже упоминавшиеся Канада, Швейцария, Бельгия и др.). По оценкам экспертов, в такой этнически пестрой федерации, как США, отказ от монополии английского языка приведет скорее к центробежным тенденциям. А.Шлезингер дает следующее описание: «Билингвизм не принес таких результатов, как ожидалось, скорее, наоборот. Существуют разные мнения, но можно наблюдать признаки того, что билингвизм в школах скорее замедляет, чем способствует интеграции испаноязычных детей в англоговорящий мир, и скорее усугубляет барьеры, чем стирает их. Билингвизм… способствует психологической самоизоляции, что, в свою очередь, питает расовый антагонизм».

Что касается постсоветского пространства, специалисты в области информатизации отмечают огромную интегрирующую роль, которую играл русский язык в создании общенационального информационного ресурса СССР, и обращают внимание на разрушительные последствия «языкового суверенитета». Переход к национальным языкам в странах – бывших республиках СССР и в этнических республиках РФ (при одновременной смене графической основы представления данных в ряде республик), по их мнению, приведет:

- к резкому снижению информационного обмена между странами и республиками;

- минимум к 16-ти кратному увеличению расходов на обработку информации, связанную с переводом;

- к снижению качества научных публикаций за счет увеличения терминологической неопределенности (во многих национальных языках отсутствует значительное количество слов современной научной лексики и многоязычные словари ее);

- к резкому снижению общей грамотности в странах и республиках, сменивших алфавиты, и, что более существенно, фактическому обесцениванию ранее накопленных документальных ресурсов, их активному выбыванию из употребления как изложенных на запрещенной ныне графической основе.

При этом отмечается, что наиболее «гордые» республики все равно будут вынуждены использовать какой-либо «чужеземный» язык для выхода на международный уровень: английский, арабский, китайский или другой.

В силу всего сказанного, следует иметь в виду, что практика признания культурной специфики может привести к консервации межкультурных различий и границ, стагнации культурно фундированной стратификации общества. Это препятствует интеграции общества, способствуя конфронтационным отношениям там, где достижимо согласие. При всей противоречивости опыт США, Канады и других крупных федераций показывает, что нельзя консервировать ситуацию, когда изменение этнического состава воспринимается субъектом федерации как угроза своим интересам. Свободное передвижение граждан в пределах федерации и свободный выбор ими места жительства и трудоустройства являются одним из незыблемых «столпов» федеративного устройства.

Очевидно, что эскалация межэтнической розни умаляет смысл существования в пределах одного государства в глазах представителей компактно проживающих этнических групп. Это особенно опасно при отсутствии достаточного экономического стимула.

В результате длительной эволюции выжившие федерации пришли к пониманию того, что этническое большинство не меньше заинтересовано в «интеграции на равных», чем меньшинство. Это особенно важно в условиях России, поскольку совпадение межэтнической напряженности и социально-экономического кризиса является одним из самых серьезных испытаний для целостности федерации.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: