А. В. БРУШЛИНСКИИ Призыв к прочному союзу психологии и этики весьма актуален

На мой взгляд, обсуждаемый доклад Б. С. Братуся очень интересен и весьма существенен для уяс­нения перспектив дальнейшего развития психоло­гической науки именно теперь — на рубеже двух веков. Я целиком согласен — в принципе — с ос­новной идеей автора: о необходимости системати­чески и глубоко раскрыть и реализовать взаимо­связь между психологией и этикой. Уже некоторые основоположники и классики социологии и психо­логии справедливо усматривали эту взаимосвязь в самом фундаменте социальной психологии и вооб­ще психологии.

Например, французский ученый Э. Дюркгейм — один из основателей социологии, оказавший огром­ное влияние и на психологическую науку, — пола­гал, что предметом социологии (и, добавим, соци­альной психологии) является социальное. С его точ­ки зрения, оно состоит прежде всего из коллектив­ных представлений больших общностей людей. Кол­лективные представления — это целостная система идей, обычаев, символов и т.д., общих для всех чле­нов данного сообщества и потому обеспечивающих его единство. Такие представления существуют в форме символов, понятий, моральных предписаний, религиозных верований и т.д. Следовательно, для Дюркгейма социальное и моральное неразрывно вза­имосвязаны и даже тождественны друг другу, чем и определяется предмет социологии и социальной психо­логии в их единстве с этикой, изучающей мораль.

Приведу еще один пример. Основоположник субъектно-деятельностной теории в психологии С.Л. Рубинштейн (на которого справедливо ссылается и Б.С. Братусь)[12] уже в своих "Основах общей пси­хологии" (М., 1940 и 1946) следующим образом рас­крыл фундаментальную взаимосвязь психологичес­кой науки и этики. Человек (субъект, личность) и его психика формируются и развиваются в процес­се и в результате (изначально практической) дея­тельности — игровой, учебной, трудовой и т.д., т.е. социальной по своей сути. Тем самым человек вклю­чается во все более сложную систему отношений с другими людьми. Когда моральное содержание та­ких отношений приобретает ведущее значение, дея­тельность выступает в новом качестве — как пове­дение (т.е. в нравственном, а не бихевиористском смысле слова)... Тогда "единицей" поведения яв­ляется поступок (а действие есть "единица" дея­тельности). Таким образом, уже в исходных осно­ваниях психологической науки заложена ее орга­ническая связь с этикой.

Многие психологи внесли большой вклад в сис­тематическую разработку психолого-этических про­блем: Ж. Пиаже (Швейцария), Л. Колберг (США) и др. Очень интересные исследования в этой облас­ти ведут сейчас отечественные психологи К.А. Абуль-ханова-Славская, М.И. Воловикова, В.В. Знаков, О.П. Николаева, С.Г. Якобсон и многие др. (не говоря уже о прежних работах самого Б.С. Братуся).

Таким образом, глубоко и во многом по-новому обоснованный призыв Б.С. Братуся к прочному со­юзу психологии и этики мне представляется весьма актуальным. Многие из его конкретных аргумен­тов в пользу такого союза тоже, на мой взгляд, дол­жны быть поддержаны (например, очень существен­ные соображения о важности и трудности опреде­ления "психологической нормы" в развитии лично­сти, о специфике психологии в системе наук и др.).

Вместе с тем его некоторые другие аргументы нуждаются, по-моему, в дополнительном обоснова­нии. Это прежде всего идея о том, что личность для психолога "есть особый психологический инстру­мент, орудие, принадлежащее человеку, служащее ему, как и другие инструменты и орудия". Такое ору­дийное, инструментальное понимание личности яв­ляется, по-видимому, новым обобщением очень ши­роко и издавна у нас распространенного положе­ния о том, что именно средства (например, речевые знаки как средства, по Л.С. Выготскому), выступа­ющие в качестве инструментов, суть главные, "про­изводящие" причины психического развития людей. В свою очередь, данное положение возникло у нас как весьма неточный "перенос" в психологию и ги­перболизация известной идеи К. Маркса о принци­пиально важной роли орудий в трудовой, производ­ственной деятельности людей.

На мой взгляд, здесь требуется следующее уточ­нение. Любые средства, орудия, инструменты и т.д. в принципе не могут быть самодовлеющим факто­ром в жизни человека, потому что они возникают и используются только "внутри", в составе целостно­го взаимодействия субъекта (индивидуального, груп­пового и т.д.) с объектом (с природой, с обществом, с другими людьми и т.д.). И уж тем более таким орудием не является личность. Личность — это всегда субъект (хотя он не сводится к личности, поскольку им может быть и группа людей, и все человечество в целом). Человек объективно высту­пает в разных, но взаимосвязанных качествах: как субъект, как личность, как организм и т.д. (но ни­когда — как орудие! — далее для самого себя). Именно и только человек, субъект, личность созда­ет орудия, инструменты и другие средства своей де­ятельности и с их помощью поднимается на все более высокие ступени развития. А потому сама личность не может быть низведена до уровня орудия, инст­румента и т.д. в вышеуказанном смысле слова.

Я бы считал необходимым уточнить и другой вывод, сделанный в обсуждаемом докладе: "для все большего количества людей становится характер­ным именно этот диагноз — психически здоров, но личностно болен". Такое противопоставление пси­хики и личности может привести к отрыву первой от второй и, значит, к пониманию психики как субъек­та. (А если встать на точку зрения автора доклада, то нельзя не признать, что личность, лишенная пси­хики, т.е. оторванная от нее, не в состоянии быть даже орудием для человека.) Соответственно, я бы скорректировал и более об­щий, исходный тезис о человеке: "Человек — един­ственное существо, которое только по факту своего рождения не принадлежит еще к своему роду, роду человеческому". Когда процитированным тезисом выражается бесспорная мысль о том, что у людей нет инстинктов и они "обречены" быть свободны­ми, то я, конечно, целиком согласен с этим. Но все же, на мой взгляд, новорожденный человеческий младенец уже по факту своего рождения является не животным, а человеком, хотя еще только начина­ющим свой жизненный путь, т.е. он уже принадле­жит к роду.

Более того, с моей точки зрения, еще до рожде­ния такого младенца (в конце внутриутробного пе­риода) у него возникают самые первые, простей­шие психические явления — чувственные впечат­ления. Иначе говоря, уже изначально его психика представляет собой неразрывное единство природ­ного и социального[13].

Любое психическое явление у человека содер­жит в себе хотя бы элементарный "отношенческий" (и, стало быть, оценочный) аспект. Это отношение к людям, предметам, событиям и т.д., которое выра­жает оценку их значимости для данного индивида. Ясно, что в такой оценочной (оценивающей) функ­ции отношения субъекта к другим людям коренят­ся истоки морали и науки о ней (этики), изучающей межличностные взаимоотношения.

И теперь в заключение несколько слов непос­редственно о самой этике. Б.С. Братусь обсуждает, быть может, важнейший для данной науки вопрос о ее нормативности. По этому поводу издавна и до сих пор существуют, как известно, многие очень разные точки зрения. Я разделяю ту из них, соглас­но которой этика исходно не является норматив­ной: первично она изучает не то, что должно быть, а то, что есть в реальных подлинно человеческих от­ношениях. И лишь вторично она обращает раскры­ваемые таким образом закономерности в правила и нормы поведения людей, в нравственные требова­ния к человеку. Изначальная ненормативность этики еще более сближает эту науку с психологией.

В целом — повторяю — интересная статья Б.С. Братуся, резко заострившая проблему такого сбли­жения, очень нужна и полезна как своими убеди­тельно обоснованными положениями, так и дискус­сионными идеями.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: