О том, как Фатьма освободила Нестан-Дареджан от ее похитителей
Автандил, купцом одетый, Жил под кровлею Усена. Между тем с Фатьмой внезапно Приключилась перемена: Стала мрачною хозяйка И, как раньше, за столом Не беседовала больше С рассудительным купцом.
Так летели дни за днями. Как-то раз, в часы досуга, «Госпожа моя, – воскликнул Автандил, – ты ждешь супруга! Почему же ты тоскуешь И зачем не весела? Отчего печаль немая На чело твое легла?»
«Ах, купец, – Фатьма сказала, – Все мне в тягость, жизнь постыла. Как мои ни льются слезы, Не вернуть того, что было. Деву, лучшую на свете И подругу из подруг, Предал участи печальной Ненавистный мой супруг.
Ах, купец, к тебе я ныне Преисполнена доверья! Не могу молчать я больше, Все скажу тебе теперь я. Может быть, Фатьме несчастной Ты полезный дашь совет, Как ей пленницу избавить От ее великих бед.
Слушай, путник. Существует Здесь обычай новогодний: Закрываем мы торговлю, И купцы поблагородней Во дворец идут обедать И несут царю дары – Кто каменья дорогие, Кто роскошные ковры.
Царь гостей обедом кормит И дарами наделяет. Десять дней гремят кимвалы, Арфы звонкие бряцают, На арене мечут копья, На лугу играют в мяч, На ристалищах огромных Лошадей пускают вскачь.
Раз, обычай соблюдая, Позвала меня царица Вместе с женами торговцев Во дворец повеселиться. Поздно вечером вернулись Мы веселые домой, И подруг своих любимых Привела я в дом с собой.
В сад мы весело спустились И певцов с собою взяли. Забавляясь, я меняла И прически и вуали. Наконец пришли мы в домик, Что висит над самым морем, И затихла я внезапно, Вся охваченная горем.
Что тогда со мной случилось, Рассказать я не умею. Увидав, что я печальна, Все ушли гулять в аллею. В доме я одна осталась, И окно приотворила, И смотреть на море стала Безнадежно и уныло.
Море тихо волновалось, Гасло солнце золотое. Вдруг мелькнуло в отдаленье То ль животное какое, То ли маленькая птица… Но приблизилось виденье, И признала в нем я лодку, Что скользила по теченью.
Лодка к берегу пристала. Озираясь боязливо, Два раба чернее сажи Вышли на берег залива. Все вокруг спокойно было, Не следил никто за ними; Только я вверху сидела, Не замеченная ими.
Осмотрев пустынный берег, Вновь они спустились в лодку, И ковчег внесли на берег И открыли в нем решетку. Из ковчега вышла дева В черной редкостной вуали. Солнце, полное сиянья, С ней сравнялось бы едва ли.
Дева грустно оглянулась, И лучи очей прелестных, Озарив ночные скалы, До высот дошли небесных. Опустила я ресницы И окно скорей закрыла. И смотреть была не в силах На чудесное светило.
Четырех рабов отважных Позвала к себе тогда я И сказала им: «Смотрите, Гибнет дева молодая! Подойдите незаметно, Чернокожих окружите. Что запросят, то и дайте, Только пленницу купите.
Если ж эти два злодея Не уступят вам девицу, Вы убейте их без страха Или бросьте их в темницу». Вот рабы подкрались к лодке, Окружили незнакомцев, И к торговле приступили, Развязав мешок червонцев.
У окошка я стояла. Вижу – те не уступают, Гонят прочь моих посланцев И клинками угрожают. «Смерть злодеям!» – я вскричала. Тут рабы их повалили, Обезглавили и в море Вражьи трупы потопили.
Я пошла навстречу к деве И склонилась перед нею. Как была она прекрасна – Рассказать я не умею. Перед нею меркло солнце, И лучи ее ланит Ослепляли бедных смертных Так, как солнце не слепит».
И Фатьма, рыдая горько, В грудь ударила рукою. Автандил заплакал тоже И поникнул головою. «Продолжай, – Фатьме сказал он, Не томи слезами глаз». И Фатьма, сдержав рыданья, Продолжала свой рассказ:
«Эту деву молодую Всем я сердцем полюбила. Привела ее к себе я, На подушки посадила И сказала ей: «О солнце! Ты дитя какой земли? Где тебя злодеи эти, Милый друг, подстерегли?»
И в ответ на эти речи Дева вся затрепетала, Истомленная неволей, Безутешно зарыдала. Затуманились нарциссы Ослепительных очей, Сквозь агатовые стрелы Слез низринулся ручей.
Наконец она сказала: «Ты мне матери дороже, Но мое существованье Лишь на вымысел похоже. Кто я? Странница простая С несчастливою судьбой. Не хочу хулить я Бога, Не откроюсь пред тобой».
И решила про себя я: «Понуждать ее не время, Пусть рассеется сначала Молодых печалей бремя. Успокоится девица И расскажет все сама, – Кто торопится без толку, Сам лишается ума».
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|