Возникновение ее на социальном и индивидуальном уровнях было вызвано определенными причинами.

Во-первых, это – поднятие на соответствующий уровень исторического теоретического мышления, который сделал возможным переход к сложным абстрактным мыслительным операциям.

Во-вторых, это – накопление такой критической массы исторических знаний, которая могла бы развиваться не только при введении в оборот новых источников, но и за счет получения т. н. «внеисточниковой» информации, т. е. знаний, полученных не от непосредственной обработки источников, а от применения методологического инструментария.

В-третьих, это – потребность в получении достаточного научного знания, адекватно отражающего действительность, для учета исторических уроков или навязывания стереотипов прошлого у современников.

В-четвертых, это – сложный процесс дифференциации и интеграции знания. Для осознания этого процесса требуется углубление в область технологии получения новой информации.

В-пятых, это – дифференциация потребностей в истории среди различных социальных групп и отдельных личностей. К тому же эти потребности сталкиваются, приводя к ожесточенной борьбе разных исторических представлений, как на социальной, так и на личной почве. А это тоже требует учета и использования методологических знаний.

Как и всякий процесс, развитие методологии истории нуждается в наличии благоприятных условий. К ним относятся такие, например, как

– начало смены исторических представлений, в основе чего лежит смена активных социальных интересов;

– сравнительно высокая степень либерализации в конкретном обществе или освобождение индивидуального и группового сознания от внешнего воздействия со стороны государства или иного общественного института;

– степень терпимости среди социальных групп и на межличностном уровне к «чужим» методологическим представлениям;

– накопление такой «критической массы» историко-фактического и историографического материала, который требует теоретического осмысления.

В качестве неблагоприятных условий для развития методологии можно принять противоположные эти факторам. Например, искусственная (командная, административная) стабилизация круга исторических источников, фактов, представлений в сфере истории и т. д., в основе чего может лежать нежелание господствующего класса или его слоя сменить свои социальные интересы. Таким фактором может выступать процесс централизации в обществе, нетерпимость в нем инакомыслия, к незнакомым методологическим представлениям. Неблагоприятным фактором для развития методологии может стать и дефицит историографических представлений.

И, наконец, для возникновения методологии истории необходимы не только достаточные причины и необходимые условия, но и определенные предпосылки. К ним можно отнести:

– универсальность исторического знания, его присутствие в каждом развитом виде знания. Из этого положения следует, с одной стороны, объективная возможность «перелива» методологических наработок из одних областей сознания в другие, в том числе и в область истории. С другой стороны, это открывает простор для всевозможного синтеза методологий или их отдельных элементов. Невозможность этого, скорее всего, может быть связана с неподготовленностью к восприятию конкретной области науки, недостаточной теоретической разработанностью инструмента познания, а также с подготовкой конкретного исследователя;

– возникновение и развитие исторического образования. Постепенно важной составной его частью становится теория самой исторической науки, куда относится и методология;

– появление донаучных представлений о построении исторических знаний. На разных этапах исторического развития они действовали по-своему.

Особенности советской методологии:

(1) не монолитна. Различаются три этапа в ее развитии –

формирование – от ленинского этапа развития марксизма (1890-е гг.) до утверждения сталинского варианта в середине 1930-х гг. (сложен и сравнительно многообразен по философской основе);

классический (сталинский) вариант (середине 1930-х – начало 1950-х гг.) (более прост, схематичен по построению, но диалектичен);

брежневский, «застойный» – более сложный по построению, чем прежний, начинающий вписываться в западный стандарт изложения, но недиалектичен, представляющий собой советско-номенклатурную интерпретацию марксизма-ленинизма;

поздний, «перестроечный», «горбачевский», конвергентный по свое сущности, потерявший прежнюю классовую ориентацию;

(2) монопольно (а с середины 1930-х гг. государственно) проводилась через центр политической системы – коммунистическую партию (РСДРП – РСДРП(б) – РКП(б) – ВКП(б) – КПСС);

(3) сравнительно поздно стала оформляться в отрасль самостоятельного научного исторического знания – примерно с конца 1950-х гг., а не в середине – конце XIX века как соответствующая область западного исторического знания или рубеже XIX – XX века как российское историческое знание.

В этом плане советская историография сделала «шаг назад» по сравнению со своими западным и российским аналогами.

Процесс становления этой области знания в советской традиции практически не завершился к началу 1990-х гг., поэтому он имел весьма ограниченную базу, развивался на предельно узкой персонифицированной базе своих носителей;

(4) с силу определенных причин советская методология оказалась свободной от дискуссионного развития внутри и вне страны, а потому в значительной степени изолированной от мировой практики;

(5) развивалась на узкой источниковой базе, поэтому ограничена в проверке своей концепции и постановке задач исследования.

Что же было общего у советской методологии с классическим (ортодоксальным) марксизмом?