Сюзанна Энок Не устоять! 12 страница

Склонив голову ему на плечо, она с упоением вдыхала исходивший от его сюртука дух эля вперемешку с дымным запахом костра.

– Хорошо танцуешь, – похвалила его Фелисити.

– Это семейное. Все Бэнкрофты хорошо танцуют, – шепнул он в ответ ей в самое ушко, и от его теплого дыхания у Фелисити мурашки побежали по коже. – Знаешь, – продолжил он ставшим вдруг сонным голосом, – я вальсировал с женщинами в семи странах!..

Фелисити подняла голову от его плеча. Глаза у Рейфа были полузакрыты, по лицу, которое приняло мечтательное выражение, пробегали неверные отблески догоравшего костра.

– В какой же стране ты сейчас? – едва слышно прошептала Фелисити, вдруг почувствовав, как на нее наваливается неимоверная усталость. Он сейчас просто отсутствовал, затерявшись в каких-то неведомых ей местах. В тот день, когда Фортон-Холл будет продан, Рейф исчезнет из их жизни. И ей самой, и Мэй стоило подумать об этом.

– Мне кажется, в этой стране мне еще бывать не доводилось, – наконец отозвался он.

– Рейф, давай займемся делами. Пошли. Так мы и до утра не управимся.

Он открыл глаза и посмотрел на Фелисити:

– Мне очень нравится с тобой танцевать.

– Мне тоже нравится, Рейф. Но уже очень поздно.

– Вот как?

Он прижал ее к себе и наклонился, чтобы поцеловать за ухом. От неожиданности Фелисити тихонько ахнула и непроизвольно выгнула шею. Рейф не замедлил этим воспользоваться, легонько прихватив зубами мочку уха. Не в силах справиться с собой, Фелисити простонала и порывисто обняла его за шею.

– Нравится? – шепотом спросил он.

– Да… да…

Он принялся водить кончиком языка по ее уху. Такого чувственного прикосновения Фелисити никогда еще не переживала. Она изо всех прижалась к обнимавшему ее Рейфу. Как-то незаметно для них обоих они вдруг оказались за обрушенной конюшней, там, где луг довольно круто спускался к журчавшей внизу речке.

– Рейф, – мечтательно проговорила Фелисити, – посмотри, какая красивая эта…

Вскрикнув от неожиданности, он вдруг оступился в пустоту. Фелисити безотчетно схватила его за руку, чтобы удержать от падения, но оступилась сама, и оба покатились вниз по склону.

Когда падение прекратилось, Фелисити обнаружила, что каким-то образом оказалась на Рейфе. Его лицо было всего в паре дюймов от нее. Освободиться она не могла, даже если бы очень этого захотела – Рейф лежал на подоле ее юбки. Более того, рука ее оказалась зажатой под его спиной, и вытащить ее не было никакой возможности. Мужчина улыбнулся. В глазах его плясали веселые огоньки, и тогда Фелисити потянулась к его губам.

Когда она наконец отпрянула, чтобы не задохнуться, он рукой удержал ее за затылок, притянул обратно и жадно приник к ее рту. Язык его тронул ее губы, и Фелисити с колотящимся сердцем их приоткрыла. А потом закрыла глаза и изо всех сил вжалась в его сильное и жаркое тело. Бедром она почувствовала его тугую плоть и робко подвигала из стороны в сторону ногой. Рейф напрягся, глухо простонал прямо ей в губы, потом запустил пальцы в ее волосы, чуть отстранил ее лицо от себя и принялся покрывать быстрыми поцелуями открытую шею.

Волосы упали Фелисити на лицо, что вовсе не остановило мучительно-сладкое путешествие губ Рейфа вдоль ее шеи.

– Рейф… – задохнулась Фелисити и отвела его руку в сторону, чтобы снова приникнуть к его губам.

Руки Рейфа легли ей на спину, и она почувствовала, как он расстегивает на ней платье, умело, справляясь с непростыми застежками. Отстраниться она не могла и не хотела, остановить его – тоже. Руки ее сами собой без устали гладили и ласкали его лицо, волосы, плечи, руки. Ей страстно хотелось слиться воедино с Рейфом, стать с ним одним телом.

– Тихо, Лис, тихо, – с нежностью прошептал Рейф, осторожно спуская ей платье сначала с одного плеча, потом с другого и приникая губами к обнажившейся шелковистой коже. – Не торопись. Я никуда не убегаю. Я здесь.

– Прости, – выдохнула она, распахивая его расстегнутый жилет.

– Извиняться-то не за что, – улыбнулся он и, взяв за руку, поднес ее пальцы ко рту и принялся с нежностью целовать и легонько покусывать один за другим.

– Я хочу… – неверным голосом произнесла было Фелисити, но замолчала, не в силах договорить.

– И я тоже. Приподнимись чуть-чуть.

– Не надо, Рейф, просто обними меня крепче.

Он беззвучно рассмеялся и блеснул потемневшими от желания глазами.

– Хорошо, упрямая девчонка. Пусть будет по-твоему. Она снова всем телом прижалась к нему, чтобы почувствовать, какой новой силой успела налиться его плоть.

– Боже мой! – разве что не прохныкала она, выгибаясь в его объятиях.

Рейф стянул ей платье до пояса. Горячие уверенные пальцы ласково погладили ее обнажившиеся соски, и Фелисити вновь застонала. Не выдержав, она села, и Рейф, взяв в руки ее груди, страстно, но бережно принялся ласкать тугие полушария. Фелисити нетерпеливо пошевелилась, чтобы вытащить из-под него юбку, потом совсем от нее освободиться и со стоном вновь приникнуть к возлюбленному.

– Лис, милая… Тебе придется еще кое-что с себя снять, – выдохнул Рейф и приподнялся на локте, чтобы зажать губами напрягшийся сосок и самозабвенно втянуть его в рот, не забывая при этом ласкать свободной рукой ее другую грудь. – Не откладывай.

В голосе его была настойчивость, которая удивительным образом совпадала с тем желанием, от которого она вся дрожала. Освободиться от нижнего белья было несложно, потому что, едва она подняла сорочку, Рейф запустил руку за корсаж и просто разорвал тонкую ткань. С его брюками пришлось труднее, и она никак не могла справиться с незнакомыми ей застежками на пуговицах.

– Сядь, – хрипло выговорил Рейф и отвел ее руки. Задыхаясь, она подчинилась, и тогда он быстро освободился от одежды, одним движением стянув с себя брюки и отбрасывая их в сторону. – Вот так-то лучше.

Нежно погладив ладонями ее нагие бедра, он потянул Фелисити к себе.

– Рейф, – сказала она, – я даже не знаю…

Он еще раз поцеловал ее, с трудом сдерживая улыбку.

– Ты хочешь?..

– Наверное, да.

Он медленно привлек девушку к себе, возложил на себя, и Фелисити почувствовала его горячую твердую плоть. Да… именно так… по-другому и быть не должно… принять… такая радость…

– Рейф, я больше не могу, – простонала она.

– Я стараюсь не сделать тебе больно, – прошептал он ей на ухо прерывающимся от снедавшего его вожделения голосом.

– Мне не будет больно.

– Но ведь до меня ты…

С каким-то сладострастным стоном, поразившим ее саму, Фелисити раздвинула бедра и с силой опустилась на мужское достоинство Рейфа, принимая его глубоко и целиком в свое девственное лоно. От внезапной острой боли Фелисити вскрикнула, но, когда непроизвольно попыталась приподняться, Рейф ласково удержал ее и с нежностью прижал к себе.

– Я старался… объяснить тебе, милая. Подожди чуть-чуть, полежи спокойно. Она уткнулась лицом ему в грудь, и боль между ног начала уходить, уступая место такому восхитительному чувству слияния, которого она и вообразить себе не могла.

– Боже, Боже мой, – только и смогла выговорить Фелисити, пораженная своим восторгом от того, что чувствует в себе Рейфа.

– Теперь можно, Лис, не бойся, – сказал он и слегка подвигал из стороны в сторону бедрами.

Фелисити последовала его примеру, раскачиваясь взад и вперед, из стороны в сторону и любуясь выражением предвкушения радости и наслаждения на его лице. Она задвигалась быстрее, наклонилась и провела языком вдоль его шрама на щеке. Рейф громко застонал. Что-то глубоко внутри Фелисити все стягивалось и стягивалось в болезненно-сладостный комок, там, внизу живота, там, где их тела смыкались. Она раскачивалась все быстрее и быстрее, все сильнее и сильнее и почти задохнулась от волны немыслимо острого наслаждения. А потом без сил упала на Рейфа.

– Рейф… – еле слышно прошептала она.

Он со стоном прижал ее к себе, перевернул на спину. Теперь она оказалась под ним и снизу вверх смотрела на его лицо. Он поцеловал ее, легонько укусил за нижнюю губу и вдруг резким движением глубоко вошел в нее, и Фелисити снова назвала его по имени, и снова, снова – столько раз, сколько он погружался в ее разверстую жаркую плоть.

Наконец он издал стон, содрогнулся и обессилено уронил голову ей на плечо.

Фелисити ласково провела рукой по растрепанным белокурым волосам, слушая его прерывистое дыхание и стараясь успокоить свое. Рейф оказался тяжелым. Но ей нравилось лежать под ним. Возникало непередаваемое чувство защищенности, надежности, которого ей не хватало столько лет.

Рейф приподнял голову и снова поцеловал ее, на этот раз с большей нежностью. Он просунул ладони ей под спину и снова положил на себя. Фелисити приклонила голову ему на грудь и услышала, как бьется его сердце.

– Наверное, мне все-таки нужно тебе рассказать, о чем я размышлял в конце вечера, – заговорил Рейф немного смущенным голосом.

– Я что-то не так сделала? – воскликнула Фелисити, шутливо постучав кулачком по его широкой груди.

– Нет, нет, что ты… вовсе нет. Просто мне было интересно, желаешь ли ты меня так же сильно, как желаю тебя я. Теперь ответ мне известен.

Фелисити хотелось сейчас только одного – остаться здесь навсегда, не двигаться с места, лежать в этих уютных объятиях и не думать о том, что Рейф скоро уедет, и не гадать, как скоро наступит это «скоро», когда она навеки распростится с поместьем Фортон-Холл… если только не прислушается к совету Джеймса Барлоу. Но молчанием от проблем не отделаешься…

– А еще о чем ты тогда раздумывал?

– О том, что Дирхерст был прав. Конюшня существенно увеличила бы цену поместья.

– Только не эта.

Он ласково провел рукой по ее волосам, пропуская между пальцами длинные вьющиеся пряди. Фелисити закрыла глаза, просунула руку ему под рубашку и положила ладонь на твердый и плоский, как доска, живот.

– Согласен, – продолжил Рейф. – А вот новая конюшня была бы очень даже к месту. Я собираюсь написать брату и попросить его о ссуде.

Фелисити удивленно подняла голову:

– О ссуде? Ты ведь говорил, что никогда не будешь просить…

– Речь идет о совсем небольшой сумме – для того, чтобы добавить Фортон-Холлу тот пустячок, который поднимет цену поместья. Ну как?

Ее единственной мыслью было – Рейф задержится здесь дольше, чем собирался, а необходимость решения ее проблем откладывается. Очень медленно Фелисити снова приникла к нему, думая, что бы он сделал, если бы она призналась ему в своих чувствах, сказала, как сильно его любит.

– Пожалуй, в этом что-то есть, – вместо этого проговорила она.

– Я рад, что ты согласна. Честно говоря, я поначалу сомневался – слишком похоже на желание потешить собственную дурь, – рассмеялся он.

– А теперь? – поинтересовалась Фелисити, заранее улыбаясь ответу.

– Ты замечательная! – крепко ее, обняв, воскликнул Рейф. «Ты тоже, милый», – подумала она.

Глава 10

Рейф начинал писать письмо Куинлану трижды. Первая попытка закончилась полным провалом, потому что он так и не смог решить, что может рассказать своему здравомыслящему старшему брату про Фортон-Холл, Фелисити и Мэй. Второе послание он начал вроде бы неплохо, пока до него не дошло – он настолько замечтался, что машинально всю страницу исписал именем Фелисити.

– Да ты свихнулся, парень! – пробормотал он и, торопливо скомкав лист, швырнул его в зажженный камин.

При третьей попытке он постарался быть кратким и держаться сути дела. Мимоходом упомянув, что поместье Фортон-Холл нуждается в небольшом ремонте перед продажей, он назвал вполне скромную сумму, которая, по его расчетам, не должна была вызвать у брата нездоровое любопытство.

На втором этаже раздались шаги, и Рейф откинулся на спинку кресла. За эту ночь он по меньшей мере десяток раз порывался подняться в спальню Фелисити. Он стал первым в ее жизни любовником, но отчего эта девушка, такая порядочная, практичная и рассудительная, выбрала именно его, оставалось загадкой. Кроме того, Лис желала его, именно его, а не обаятельного богатого сынка герцога Хайброу или украшенного наградами армейского капитана.

Еще одна проблема – он не привык думать о женщине, над которой одержал очередную любовную победу. Более того, Фелисити пробралась ему в душу гораздо глубже, чем ему поначалу казалось. Когда она выговаривала eго имя голосом, исполненным желания, Рейф готов был сделать все – в буквальном смысле все, – чтобы доставить ей радость. А частью этого было то, что она желала – и он отлично об этом знал – поместье Фортон-Холл.

– Так тебя перетак!

Снос конюшни и ремонт дома – это не имело ничего общего с тем, что было нужно ему самому. Фелисити и путешествие на Восток были самыми что ни на есть взаимоисключающими желаниями. Беда в том, что Лис была рядом и он мог видеть ее, слышать и прикасаться к ней. Остальной мир был далеко, и чтобы туда попасть, нужно было много денег.

Рейф вытащил еще один лист. Необходимо было отвлечься и перестать думать с утра до вечера только о Лис и ее шелковистой коже. Он с усмешкой принялся небрежно набрасывать письмо. Старина Роберт Филдс сумеет помочь ему прийти в себя. Необходима лишь малая толика лондонского цинизма, чтобы вернуть себе ясность ума и духа. Уж чего-чего, а цинизма у Роберта было в избытке. Рейф еще подумал о письме Френсису Хеннингу, но этот недоумок скорее всего счел бы его письмо приглашением на отдых в Фортон-Холл и не замедлил примчаться на все лето. Нет, пара писем от Роберта, одно от Куина – и хватит. Не следует забывать о свободе, что ждет его в недалеком будущем.

Рейф прикрыл глаза, не в силах справиться с навалившейся усталостью. Он умел соблазнять женщин, хотя по вчерашнему вечеру в этом можно было усомниться. Вообще-то, когда он занимался любовью, всегда предполагалось наличие кровати, ну, на крайний случай хотя бы чуток романтических отношений. Здесь же все наспех, почти в одежде, а он еще сильнее желал ее видеть, прикасаться к ней, обнимать…

– Лис? – В приоткрытую дверь просунулось любопытное личико Мэй. Увидев, что за письменным столом сидит он, девочка надулась и скорчила недовольную гримасу. – Ах, это вы…

Головка исчезла из дверного проема, и Рейф вздохнул, не в силах больше выносить немилость восьмилетней девчушки.

– Мэй?

Тишина. Затем вопрос:

– Что?

– Прости меня.

Личико снова показалось в дверях.

– Правда?

Он утвердительно кивнул:

– Правда. Ну так что – мы снова друзья?

Она задумалась, потом тряхнула головой:

– Ладно. Только тебе надо извиниться перед Лис.

– За что? Она же хотела, чтобы ты танцевал с ней, а ты не танцевал!

– Понял. – Рейф дописал письмо, сложил лист и надписал адрес. – Ну что ж, зато мы потанцевали с ней потом, когда ты уже видела десятый сон. – Он поднялся со стула и потянулся. Даже после всех обессиливающих вчерашних событий он так и не смог сомкнуть глаз. Осознание того, что чем дальше, тем больше он проникается нежной заботой о Фелисити Харрингтон, начинало его страшить.

– Кому ты писал?

Он запечатал письма и протянул их Мэй.

– Моему брату и другу в Лондон.

– Роберт Ф… Фолдс, – запинаясь, прочитала она.

– Не Фолдс, а Филдс, крошка, – поправил он девочку, затыкая пробкой бутылочку с чернилами. – Не хочешь съездить со мной в Пелфорд и отправить письма?

– Сначала Мэй придется разобраться с таблицей умножения.

Рейф обернулся на голос вошедшей в комнату Лис, и от охватившего его ликования сердце забилось заметно сильнее. Этим утром она была на удивление хороша в зеленом муслиновом платье, которого он на ней еще ни разу не видел. Держала она себя в руках замечательно – правда, до тех пор, пока их глаза не встретились. Рейф желал любви Лис, желал здесь, желал прямо сейчас…

– Лис, я хочу поехать с Рейфом, ну пожалуйста! – захныкала Мэй.

– Доброе утро, – поздоровался он.

– Доброе утро, – коротко ответила она и снова все свое внимание обратила на сестру: – Про арифметику мы сразу забыли? И сделай любезность, сходи посмотри, есть ли у нас сегодня яйца на завтрак.

– Чтоб они лопнули… – пробурчала Мэй, с явной неохотой направившись к двери.

Годы, проведенные за картежным столом и в армии, научили Рейфа проницательности, и, как правило, ему не составляло труда понять по выражению глаз Лис, какие чувства обуревают молодую женщину. Но сегодня утром проницательность ему изменила.

– Как спалось? – осторожно поинтересовался Рейф. Фелисити молча кивнула, рассеянно перебирая валявшиеся на столе безделушки. Когда дверь за Мэй громко захлопнулась, она оставила это занятие, пересекла кухню, подошла вплотную к Рейфу и обняла за талию. Когда она прижалась щекой к его плечу, он осторожно обнял ее и легонько привлек к себе.

– Доброе утро, – еще раз поздоровалась она и призывно склонила головку.

Рейф поцеловал ее в губы, мгновенно почувствовав кипение ответной страсти.

– Вот теперь утро действительно доброе, – негромко заметил он.

– Ты, похоже, всю ночь не спал? – Она провела пальцами по пробившейся щетине на его подбородке.

– Да. Когда я начинаю размышлять, на это уходит какое-то время.

– Понятно. Дай Бог, – рассмеялась Фелисити.

Рейф всерьез начал подумывать, а не забаррикадировать ли им дверь гостиной от Мэй. Он снова поцеловал Фелисити, и когда та ответила не менее горячим, исполненным желания поцелуем, тяжесть вины, лежавшая с прошлой ночи у него на сердце, ушла.

– Не жалеешь, милая Лис?

Она вгляделась ему в лицо, помолчала и внешне спокойно произнесла:

– Пока нет.

Теперь настала его очередь рассмеяться:

– Вот и хорошо. Я бы не возражал, если бы вчерашняя ночь повторилась, только без камней под боками. – Рейф опустил руки ей на бедра, накрыл ладонями ягодицы и с силой привлек молодую женщину к себе. – А если прямо сейчас?

Она тихонько простонала и судорожно сжала его плечи. Потом неохотно отстранилась:

– Нет. В любой момент может вернуться Мэй.

– Это единственное, что тебя сдерживает? – осведомился Рейф.

– Господи, конечно, нет. Просто эта причина самая очевидная. – Фелисити повернулась и указала рукой на письма, которые Мэй положила на письменный стол. – Брату?

– Да, когда я уезжал из Лондона, мы малость повздорили, но вот теперь напомнил ему, какой я очаровательный и любящий брат. Даст Бог, он пришлет мне то, о чем я прошу/

Исполненный веселой страсти взгляд Фелисити посерьезнел; она отвела глаза и, повернувшись к окну, с наигранным безразличием поинтересовалась:

– Могу я узнать, сколько ты у него просишь?

– Разумеется. Ты же у меня ведешь всю бухгалтерию. Две тысячи соверенов. Надеюсь, не такие уж это и деньги, чтобы он из-за них стал хорохориться. Фортон-Холл же получит скромную новенькую конюшню и, по крайней мере, подновит фасад порушенного крыла.

– Ты прикидывал, сколько времени все это может занять?

Рейф залюбовался ее стройной фигуркой; лучи утреннего солнца просвечивали сквозь края ее платья, и от этого Фелисити казалась ему ангелом, сошедшим с небес. Хотя девушка спокойно стояла на месте, ему вдруг почудилось, что она неожиданно отдалилась на многие сотни миль. Почему? Как? Она должна вернуться!

– Месяц или два. Если он вышлет деньги сразу. А ведь может и не выслать. – Рейф подошел к ней, с нежностью обнял за талию и осторожно прижался к ее спине. – В чем я провинился с утра?

Она приняла объятие, не пытаясь высвободиться, даже немного расслабилась.

– Ни в чем. Просто этим утром я… я была сбита с толку.

– Прекрасно.

– Прекрасно? – Она обернулась и удивленно заглянула ему в лицо.

– Мне в голову приходят несколько слов, которые я не надеялся услышать из твоих уст. «Сбита с толку» более чем приемлемо. Я себя чувствую точно так же.

– Прекрасно, – рассмеялась в ответ Фелисити.

Рейф мог понять ее смятение. Он, черт возьми, понятия не имел, что ему делать дальше, но хотя бы переживать по этому поводу ему приходилось только за себя.

– Знаешь, – прошептал он в копну ее волос, – если тебе предложат хорошее место, ты вовсе не обязана оставаться здесь и присматривать за усадьбой.

– Если ты подыщешь себе покупателя, то вовсе не обязан ждать до тех пор, пока я не найду себе хорошее место!

Рейф прикрыл глаза, потому что в душе снова поднялась волна неясных надежд и желаний при одной лишь мысли о том, что, в конце концов, она уедет.

– Лис, я…

Она мягко высвободилась из его рук и посмотрела прямо в глаза:

– Пойми, Рейф, я ни о чем не жалею. Я хочу остаться с тобой. Но при всем при этом я не дурочка.

Он смотрел, как она скрылась в дверях, чтобы отыскать куда-то запропастившуюся Мэй.

– Да, ты не дурочка, – негромко проговорил он. – Только вот отчего-то я с каждым днем выгляжу все большим дураком.

– Господи, какая же я дура!

Фелисити машинальными движениями взбивала масло, стараясь при этом разглядеть через открытую кухонную дверь, что делается во дворе.

– Теперь уже поздно, – заметила сидевшая за столом позади нее Мэй. – Рейф уехал в Пелфорд без меня.

– Ты слишком к нему привязалась, Мэй. Ведь прекрасно знаешь, что он не будет жить здесь вечно!

Этими словами ей впору было урезонивать и саму себя, но было уже поздно. Рейфу она сказала неправду, потому что тоже провела бессонную ночь в сумасшедшей надежде, что либо он решится подняться к ней, либо она наберется смелости спуститься. Не случилось ни того, ни другого. Она еще ни в кого ни разу не влюблялась хотя и не переставала себе твердить, что если и полюбит, то человека надежного и заслуживающего доверия, на которого без всяких сомнений сможет во всем положиться. Хотя Рейфел Бэнкрофт и обладал гораздо большим, здравым смыслом, чем ее отец или брат, и был очень обаятелен, но надежность и доверие не были бы первыми словами, которые она произнесла бы, попроси ее кто-нибудь описать этого человека.

– Когда я вырасту, то отправлюсь путешествовать, – угрюмо сообщила Мэй, разрисовывая карандашом лист бумаги. – Рейф говорит, в лондонском зоопарке нет и четверти зверей, которых он видел в Африке, а я и в зоопарке ни разу не была! Фелисити посмотрела на младшую сестру:

– Если в лондонском зоопарке восемьдесят два зверя и они составляют четверть всех зверей, которых Рейф видел в Африке, сколько зверей видел Рейф?

Мэй в притворном отчаянии уронила голову на стол:

– Фелисити! Это нечестно!

– Так сколько? – рассмеялась Фелисити.

– Простите, мисс Харрингтон. Фелисити вздрогнула от неожиданности.

Лакей графа Дирхерста – во всяком случае, на нем была ливрея знакомых ей с детства цветов – стоял прямо на пороге кухни, и как он тут оказался, было совершенно непонятно, потому что Фелисити не слышала никаких шагов. Высокий мужчина, крепко сбитый, с торжественным выражением на лице – кажется, она раньше не встречала его у графа.

– Да? Да? – только и смогла она выдавить, ставя миску на стол и во все глаза разглядывая громадный букет из алых и белых роз, которые держал в руках слуга.

– Граф Дирхерст попросил меня доставить эти цветы вам, сударыня, – вежливо проговорил он низким голосом. – Вместе с наилучшими пожеланиями.

С этими словами он протянул букет Фелисити, и та не слишком уверенно приняла роскошное подношение.

– Пожалуйста, поблагодарите графа от моего имени, – попросила она слугу, машинально поднося цветы к лицу и вдыхая их аромат. – Они замечательные.

Слуга церемонно поклонился:

– Всего доброго, мисс Харрингтон… Мисс Мэй.

– Всего доброго.

Мэй встала из-за стола и подошла к сестре, чтобы рассмотреть букет поближе.

– Граф Резвунчик прислал тебе цветы? С чего бы это?

– Мэй, помолчи! Называть так графа Дирхерста недостойно.

– Его так Рейф называет, – надулась Мэй, сердито складывая на груди руки.

– Рейф может позволить себе дерзить, а мы этого себе позволить не можем!

– Ну ладно. Почему он прислал тебе цветы?

– Сейчас узнаем. – Фелисити вытащила из букета вложенную туда записку. – «Милейшая Фелисити, вы подобны розе среди шипов. С чувством искренней и величайшей любви, Дирхерст».

– Это он о чем? – сморщила носик Мэй. Фелисити взяла одну из их немногих уцелевших ваз.

– Он хочет на мне жениться.

Сколько бы Мэй ни фыркала, как бы Фелисити ни влекло к Рейфу, в любом случае благосклонность графа Дирхерста напрочь отметать не стоило. Джеймс Барлоу, несомненно, был умным и красивым, и даже если и бывал скучен, тем не менее являл собой прекрасный пример постоянства и надежности. И самое главное – кроме свадебного подарка в виде поместья Фортон-Холл, он мог обеспечить им с Мэй безопасное и уверенное будущее.

– Что она сказала? – Рейф выпрямился так стремительно, что с размаху стукнулся затылком о низко нависавшую балку перекрытия крыши конюшни. – Чертова задн… Проклятие! – поправился он.

Мэй рассмеялась.

– Я знала, что вам это не понравится. А потом она поставила букет в вазу прямо посредине стола в гостиной!

– А еще что она сказала? – Рейф проверил, крепко ли затянут узел на веревке, которой он обвязал опорную стойку, и, взяв Мэй за руку, повел ее прочь от горы мусора, что совсем недавно была конюшней. Когда они отошли на безопасное расстояние, Рейф коротко и пронзительно свистнул. Деннис Грэм стегнул своих тягловых лошадей, те тронулись с места и начали растаскивать груду из досок и бревен.

– Она сказала, что я не должна над ним смеяться, а потом добавила, что букет цветов – это подарок со значением.

Чем дальше, тем меньше все это нравилось Рейфу, но не мог же он признаться Мэй, что готов собственными руками удавить Дирхерста за одно то, что он осмелился посылать жалкие букетики его Фелисити! Впрочем, прав на нее у него не было никаких, за исключением того, что они один раз были близки и что он в состоянии был не думать о ней не более пары секунд за день. Тем не менее Бэнкрофт по-прежнему не намеревался позволить Дирхерсту переиграть его в чем бы то ни было, особенно в том, что касалось завоевания любви Фелисити.

– Да, цветы всегда были хорошим подарком, – согласился Рейф, шагая к телеге, чтобы помочь загрузить доски и бревна. – Нам нужно сделать ей что-нибудь очень приятное, как ты считаешь?

– Само собой! Чтоб было лучше цветов!

– Например?

Пока Мэй решала эту задачу, Рейф со своими помощниками продолжали закидывать доски в телегу. Остатки конюшни пойдут в дело: этими досками Билл Дженкинз должен был починить изгородь вокруг своего участка.

– Есть! Придумала!

– Просвети меня скорее, радость моя.

– Ее любимый цвет – голубой, и ей нужно новое шелковое платье. Все шелковые платья, которые у нее были, от дождя так испортились, что их пришлось выкинуть.

– Мэй, я не могу покупать Фелисити платья. Все сразу уверятся, что мы с ней… – Рейф замялся, не зная, как лучше объяснить все маленькой девочке.

– Что вы любовники, да? – договорила Мэй. Вот это да! Рейф присел перед ней на корточки.

– И от кого же ты услыхала это слово?

– От миссис Денуорт. Я слышала, как она рассказывала миссис Вордсворт про то, что вы с Фелисити какие-то распутанные любовники!

– Гм… – Рейф аж закашлялся, но потом собрался с духом: – Э-э-э… Может, быть, распутные?

– Точно! Распутные!

Ну что ж, если миссис Денуорт позволила себе посплетничать в присутствии малолетней сестры одной из ее жертв, то его отношения с лавочницей пора перевести в состояние открытой войны.

– Вот как… А что это слово означает, ты знаешь?

– Ну… – пожала плечами Мэй, – вы любите друг друга и целуетесь. Впрочем, я про это и так знала!

Его мать умерла бы со смеху, если бы узнала, что он пытается с кем-то говорить о благопристойном поведении, тем более с маленькой девочкой. Но Рейф решил попробовать, выхода-то не было.

– Мы с твоей сестрой иногда и правда целуем друг друга, и она мне очень нравится. Я надеюсь, что и ко мне Фелисити испытывает такие же чувства. Но это очень… странная ситуация, понимаешь? Мы все вместе живем здесь, в Фортон-Холле, и самым приличным и правильным будет не говорить про это.

Мэй скорчила гримаску:

– Да знаю я про все это. Я не совсем уж дубина стоеросовая, Рейф.

Ну что ж, по заслугам, мистер Бэнкрофт. Из дальнейшей беседы Рейф узнал, что день рождения у Фелисити через три недели, и они решили, что платье будет покупать Мэй, а уж дарить они его собирались вместе.

Тем временем обещания и посулы, которые он беспечно швырял направо и налево ради получения помощи в восстановлении усадьбы, как-то сразу все оказались востребованы, и несколько дней подряд Рейф был так занят с утра до ночи, что едва обменялся с Фелисити парой слов, не говоря уж о том, чтобы уговорить ее снова провести с ним ночь. Дирхерст каждый день оказывал ей знаки внимания – присылал то букеты роз, то роскошные коробки конфет, и с этим Рейф ничего не мог поделать, разве что снова и снова воображать, какой из семидесяти трех способов отправки на тот свет лучше всего подошел бы проклятому графу.

Фелисити знала, что Рейф места себе не находит, и было нетрудно догадаться, в чем тут дело. Прошло больше недели с того дня, как он отправил письмо в Лондон, а ответ маркиза до сих пор так и не пришел. Он намеревался освободиться от Фортон-Холла к осени – сезон заканчивался, приближался август, время уходило.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: